Роковая ошибка

(основано на реальных событиях)

Старые часы на стене пробили час ночи. Пётр Николаевич Карцкий проснулся в своей кровати в бараке, который служил ему кровом уже на протяжении последних восьми с половиной лет. Он проснулся от видения и уже полчаса не мог боле сомкнуть глаз. Да, видение было странным. А померещилась ему жена его - Маришка, умершая весной, и ранее никогда не приходившая к нему во сне. Она взяла его за руку и стала тянуть за собой. Сколько не сопротивлялся во сне Пётр Николаевич, а ноги его сами заскользили, да так легко, будто под ним разлили машинное масло. А тянула его жена не куда-нибудь, а в тоннель метро, где Пётр Николаевич Карцкий работал инженером семьдесят девятой бригады, которая прокладывала тоннель под Москвой-рекой.
Уже два года. Целых два года...
Пётр Николаевич очнулся от видения и вздохнул: везде это метро! И во сне метро, и наяву... Тяжкое бремя дневной работы не давало покоя и ночью.
Карцкий перевернулся на другой бок: теперь ему была видна почти вся его комната. Обветшалый потолок барака, массивная дверь, стол с чертежами, старая, пожелтевшая фотография жены... Где-то внизу, в подполе, скребли мыши. Всё как всегда. Пётр Николаевич задумался: завтра предстоит трудный день. Долгие месяцы работы завтра дадут о себе знать. Ведь по расчётам завтра их семьдесят девятая глубоко под землёй должна соединить тоннель с девятнадцатой бригадой, копавшей навстречу. Если всё пройдёт хорошо, план пятилетки наверняка выполнят досрочно. Цветы, рукопожатия. А может даже вывесят на доску почёта.
Жалко, не все из их семьдесят девятой дожили до этого дня. Строительство тоннеля под рекой сопряжено со значительными трудностями — нагнетаемый компрессором воздух создавал давление в несколько атмосфер. Это позволяло исключить протекание воды в тоннель, однако являло собой риск для жизни и здоровья. Спуск осуществлялся в несколько этапов с длительными остановками. И все же Пётр Николаевич хорошо помнил, как у одного рабочего, из "новеньких", разом полопались все кровеносные сосуды. Бедолагу даже не успели вытащить из тоннеля, когда он отдал богу душу.
Многих из их бригады средь бела дня уводили люди в мундирах и увозили в «воронках» в неизвестном направлении. Этих людей никто никогда больше не видел. Грешили на Гаврилу Иваныча — бригадира — якобы он в органы стучит. Поговаривали даже, что он не один раз бывал на допросах, и каждый раз ему удавалось вернуться.
Так ли это на самом деле — никто не знал.
Да и говорить об этом в рабочее время было небезопасно.
Карцкий снова подумал о жене - и его сердце сжало от ноющей тоски. Мария - так звали её на самом деле - была женщиной весёлой, привлекательной и несмотря на своё коренное пролетарское происхождение, хорошо образованной. Проведя молодость в Москве, Маришка возвращаться в родной посёлок не захотела. И благо, в этот момент она вышла замуж за молодого Петра Николаевича, то необходимость возвращаться вовсе отпала. Нельзя сказать, что брак заключался по любви, скорее это был плод обстоятельств. Но годы, проведённые рядом с женой, были далеко не самыми плохими в жизни молодого инженера. И теперь, когда её не стало - ему как никогда требовалась её поддержка.
Пётр Николаевич снова перевернулся.
Сон не шёл.
Непонятное чувство, охватившее Карцкого ещё вечером, теперь усиливалось. Внутри будто скребли кошки.
Волнение перед завтрашним днём смешивалось с этим чувством и не давало заснуть. В окно светила яркая и большая жёлтая луна.
Сегодня полнолуние.
Промучавшись ещё с полчаса, Карцкий встал, выпил воды и стал смотреть на луну. Часы гулко пробили два раза. Звон прокатился по комнате и замер где-то в потолке. Пётр Николаевич прошёлся по скрипучим половицам, зажёг керосиновую лампу (электрической лампочки в их бараке отродясь не было), и подошёл к чертёжному столу. Следующие двадцать минут он внимательно разглядывал свои чертежи. При этом мысли в его голове быстро сменяли друг друга: что-то перепроверяли, умножали, сверяли... Что же так беспокоило Петра Николаевича? Опыт работы и на других — более сложных объектах — практически исключали возможность ошибки. И всё же...
Взгляд Карцкого застыл, глядя в одну точку. Дыхание из ровного в одну секунду превратилось в какой-то невнятный хрип, будто кто-то вдруг стал душить его подушкой. Казалось, в одно мгновение этот человек постарел на двадцать лет сразу - лицо стало неузнаваемым. Перед глазами всё поплыло, а пальцы цепко сжали спинку стула. Вырвалось хриплое:
- Не может быть!
Ещё минута - и Карцкий медленно миновал расстояние до своей смятой постели и опустился на неё...

***

Миновал час... Может два... Пётр Николаевич не смотрел на часы. Он даже не слышал как они бьют (и бьют ли вообще?) — он совсем ничего не слышал.
Набравшись сил для следующего шага, он встал, оделся, свернул аккуратно чертежи и вышел за дверь. Помедлив минуту, он решил всё-таки не запирать дверь. Таким, похожим на чёрное привидение с белым чертежом под мышкой, он миновал коридор и стал спускаться по лестнице. Старая гнилая деревянная лестница сразу же известила об уходе Петра Николаевича едким противным скрипом. На первом этаже открылась дверь, и из неё выглянула баба Маня — старуха, зарабатывающая себе на жизнь стиркой чужих вещей. Такой, как сейчас — в белой ночнушке и чепчике, Карцкий ещё не видел её никогда. И сейчас он почему — то подумал, что баба Маня, наверное, гораздо старее, чем он всегда предполагал — до того уродливо она выглядела в своём накрахмаленном белоснежном чепчике.
— Куда это вы среди ночи, Пётр Николаевич? – прогнусавила старуха беззубым ртом.
В ответ Карцкий только махнул рукой в непонятном направлении, что всегда означало у него уход на работу. Бабка больше ничего не спросила.
Только тихо прикрыла за собой массивную дверь.
А Пётр Николаевич вышел на улицу. Несмотря на то, что стояло лето, ночью было довольно прохладно – особенно это теперь ощущал Карцкий, выйдя из стен своего барака. Жёлтая, абсолютно круглая луна всё ещё стояла в небе и освещала предрассветный город магическим сиянием.
Карцкий не помнил как он шёл по улице, как миновал таким образом целых три квартала, чуть не наступил на хвост чёрной кошке, как какой-то мужик, вероятно дворник, окликнул его чтобы спросить сколько времени и громко нецензурно выругался не получив ответа...
Наконец, впереди показался знакомый строительный объект – будущий тоннель метро, а пока только огромная чёрная дыра, уходящая куда-то вниз, в преисподнюю. Внутри у Карцкого, где –то в области живота, что-то перевернулось... Мелькнула маленькая и тщетная надежда, что он ошибся, что завтра будет всё как обычно.
Мелькнула и тут же исчезла.
Уже слишком поздно...
 
Спуск дался Карцкому без особых трудностей. Потом, уже стоя там, внизу, глубоко под землёй, он не мог вспомнить как проделал он этот физически сложный путь. Очнулся от мыслей он только в тот момент, когда попытавшись зажечь фонарь, он нечаянно выронил его прямо в большую грязную лужу.
Пришлось доставать его оттуда, погрузив руки до запястья в ледяную грязную жижу, в которую к тому же беспрестанно что-то капало с потолка.
Но он достал.
И даже смог его зажечь.
В тусклом свете фонаря выступили из темноты знакомые до боли очертания мрачного подземелья. Будущего признака прогресса, достояния советского народа, первой московской станции метро... А пока просто огромного полого пространства, вырытого под рекой, и заполненного разным строительным мусором.
Карцкий подошел к столу и разложил на нем свои чертежи. Он смотрел на них, но думать уже не получалось. Мозг отказывался ему подчиняться, как и все остальные части тела.
Карцкий уже понял, что игра проиграна.
Долгие дни и ночи упорной работы... И, в общем-то, работы неплохой. Очень тяжёлой и вместе с тем продуктивной. Карцкий подошёл к вопросу со знанием дела и с задачей справился прекрасно.
Если не считать одного «но». Маленькой и незначительной ошибки в расчётах. Маленькой.
Но приведшей теперь Петра Николаевича сюда среди ночи – небритого и невыспавшегося, к тому же в душевном состоянии, присущем разве что психопату... Да, маленькая ошибочка, сделанная вероятнее всего в самом начале по недосмотру или невнимательности дорого далась ему теперь.
Слишком дорого в условиях его времени. Людей ссылали ни за что, ни за что расстреливали. Что же будет в таком случае с ним?!
А дело в том, что тоннель, над которым уже два года работал Карцкий и его семьдесят девятая, и который должен завтра соединиться с тоннелем девятнадцатой бригады, просто пройдёт стороной...
Да, завтра не будет никакого соединения. Петр Николаевич сомневался что оно вообще хоть когда-нибудь будет... Именно эта паршивая мысль медленно перетекала сейчас в его пульсирующем мозгу.

Карцкий вдруг вновь неожиданно вспомнил о жене. Как бы она сейчас отреагировала на ужасную новость? Что бы сказала, как утешила? Глупый вопрос. Подумать только, Пётр Николаевич не так уж часто вспоминал о жене в последнее время, но сегодня вспомнил о ней уже в третий раз. Жена преследовала его, находясь даже в другом мире.
А что если...
Спасительная мысль пришла в голову Карцкого мгновенно, и по мере того как проходили минуты, она всё более укреплялась и обретала видимые очертания. Пётр Николаевич снова уткнулся в чертежи. Но теперь он уже ничего в них не видел. Он смотрел сквозь них...
Ему вспомнилась его прежняя жизнь. Ещё мальчиком он пережил революцию. Тогда он ещё не понимал что происходит, но ощущал общую напряжённость, буквально висящую в воздухе. Жизнь его семьи изменилась не в лучшую сторону. Они переехали из загородного дома, где у них был небольшой участок земли с плодородными яблонями, в маленькую московскую квартирку. Маленький Петя никак не мог понять куда подевались его любимые качели в саду, спелые яблоки и мягкая зелёная трава. Впрочем, привыкнуть к пыльной городской квартире ему было легче, чем его родителям. Это выяснилось несколькими годами позже, когда от астмы умерла его мать. Отец тоже протянул недолго и скончался от инсульта, не выдержав на работе непомерных нагрузок, и оставив Петра Николаевича, уже к тому времени студента, самого вставать на ноги и утверждаться в жизни.
Впрочем, Петя не подвёл.
Он с отличием окончил университет, несмотря на то, что по ночам ему приходилось работать, чтобы не умереть с голоду. Но даже после всего того, что пережил Петя в детстве, он слепо и безоговорочно любил свой город, свою Родину и свой народ.
Вот только получается, что эта любовь не взаимна...
И именно этот факт так терзал сейчас душу инженера, который за последние пару часов постарел сразу на целую жизнь. Как же так получается, что примерный гражданин, посвятивший жизнь процветанию родной страны, простив ей даже смерть своих родителей, теперь оказывается в прямом смысле слова в безвыходной ситуации? Теперь он для всех - “враг народа”. Он знал, что на этом обычно ставится жирная точка.
Карцкий ещё долгое время размышлял на эту тему. На лбу его пролегла долгая старческая складка...
Наконец, он аккуратно свернул чертежи и перевязав их лентой, сложил на столе. Туда же он положил и свою рабочую каску, и фонарь.
Пройдя вдоль по тоннелю он нашёл толстый многожильный провод и деревянную стремянку... Даже привязывая провод к каркасу на потолке, Карцкий не чувствовал ни страха, ни сожаления.
Просто не чувствовал ничего.
Ведь, в сущности, ему нечего было терять.
...Удивительно, до чего странные и глупые мысли приходят человеку в голову в последние минуты жизни. И Пётр Николаевич Карцкий подумал о том, что завтра ранним утром снова как обычно начнётся рабочая смена. Все с нетерпением будут ждать открытия нового тоннеля. Ведь это входит в план пятилетки, а значит это необходимо для народа, для страны.
Но оно не состоится!!
Впервые при мысли об этом на лице инженера Пётра Николаевича мелькнула улыбка...

***

Тем временем сверху, над землёй, занималось утро. Красное зарево уже чуть тронуло небо на горизонте и окрасило розовым цветом верхушки домов. Миллионы людей вставали, и спешили по своим делам.
Миллионы людей, миллионы судеб...
Начинался новый день.


2000-2001