Моей лучшей подруге

Она принадлежала этому Городу. И никогда не задумывалась о том, что можно себе выбирать место жительства. С первых своих подслеповатых воспоминаний она была частью стального неба, пыльных фасадов, имперских прямых улиц и бесчисленных каналов. Серые громады домов были ее спутниками по дороге в школу, по дороге на так и не закончившиеся ничем свидания, сопровождали ее на аборт и в роддом, были молчаливыми свидетелями ее редких счастливых мгновений и частых неудач. Изыски архитекторов не оставляли ее ни на минуту, следуя за ней, вмешиваясь в любое событие и происшествие жизни. Породистый горбоносый профиль ее тоже стал частью городского ансамбля. Тонкая кожа, с голубоватыми прожилками не контрастировала, а дополняла скромные краски улиц. Она была типичная Горожанка, заранее простуженная осенними наводнениями и неуспевающая выздороветь до резких весенних ветров.
Ей было 30 лет. Невозможность счастья еще не определилась в серый ком, сметающий и сжевывающий женщину. Любовь, главная любовь всей ее жизни еще была впереди. Она говорила это всем и себе. Она не обманывала никого, не обманывала себя. Так верила она, так думали ее близкие.
Парня она встретила по дороге на любимую работу. Он был пьян, весело и отчаянно пьян, как может быть пьяным только очень беззаботный человек. Схватил ее в охапку, обжег ноздри запахом мятной жевачки и водки.
-Я всегда любил тебя. Искал. И как дурак нашел именно тогда, когда пьян и некрасив.
Она терпеть всего такого не могла. Даже не улыбнувшись, встав в свою позу (руки на бедро, длинная нога чуть отставлена+) - она ударила наотмашь взглядом. Пошла. Пошла мимо на свою любимую работу. Не обернулась. Чеканила шаг. Даже ее спина выразительно напоминала всему проспекту, что она не собирается подхватывать игры этого безумца.
На работе всем все рассказала, поделилась, возмутилась. Потом посмеялась. Встала у окна, обвела глазами впереди стоящий дом - серого камня, с большими проемами окон, парадным бельэтажем, атлантами по обе стороны парадной. Как красиво. Спокойно. Тротуар, небо, фонари, прохожие - все соответствовало чинному возвышению дома, его неколебимости. Город держался одной гаммы, холодной, блеклой, прекрасной. Здесь не было места кричащему мазку - такому вот знакомству. Она не могла впустить в себя сочную зелень и наглый оранжевый в такой ноябрьский день. Город был частью ее. А главная любовь - еще впереди.