Денис
По шоссе, что петляет вместе с Пянджем между Памиром и Лалем, резво бежал уазик: ехали советские пограничники из Хорога в Ишкашим. Денис Руднев вел машину, Сергей Николаев, злоупотребив спиртным, спал на заднем сидении.
Напился лейтенант, потому что в очередной раз разозлился на жизнь. А кто бы на его месте не разозлился? Родись Сергей в приличной Московской семье, разве не смог бы поступить в военное училище? Разумеется, смог бы. И начал бы он боевой путь, не рядовым, а лейтенантом. Ровесники они с Денисом, боевых заслуг у Сергея больше, но получил он в тот день на погоны вторую звезду, а Денис третью. Сыну генерала Руднева куда проще в жизни, чем сыну трактористки из глухого казахского села.
Денис обиду друга понимал, сочувствовал. Не перебивая, внимал праведному гневу в начале пути, и пьяному бреду в середине, обрадовался сонному мычанию и возможности сосредоточиться на последнем, самом неприятном участке. Здесь дорога петляет в вечной тени мрачного каньона. Левой обочиной жмется к неприступной каменной громадине, правой граничит с прифронтовой рекой и ничего хорошего не сулит. Советский и афганский берега-скалы уходят отвесно вверх и, кажется, что они смыкаются в поднебесье и оттуда грозят уничтожить. Камнепаду с родной горы и пуле снайпера с чужой, из-за реки Денис бы не удивился. Но хрупкую женскую фигурку в таджикском разноцветном рубашечного покроя платье принял за виденье. Сначала остановил машину, а потом обрадовался и, улыбаясь как можно очаровательнее, спросил:
- Красавица, куда подвезти?
- Мне недалеко…
- Все равно садись.
Денис полгода не видел нормальных женщин, лишь изредка в бинокль случалось разглядеть афганок в бесформенных балахонах. Они не вызвали никаких чувств, проходили перед глазами, словно кадры пусть и не черно-белого, но все-таки очень неяркого фильма о чужой жизни. И вдруг такая родная и интересная попутчица. Большие карие глаза, густые темные ресницы и брови, легкий румянец на белых щечках. Длинные волосы заплетены во множество косичек, но светлые. Она понравилась всем: лицом, голосом, гибкой грацией. Пусть не русским, но очень знакомым именем - Гюльчетай.
- Ты наполовину таджичка? - попытался ухаживать Денис.
- Нет, я абсолютная ишкашимка.
- Но почему беленькая?
- Ишкашимцы – предки истинных арийцев, родоначальники белой расы.
- Полный восторг... Гульчетай, сколько у тебя косичек?
- Сегодня тридцать восемь.
Она тряхнула головой и белые косички зашелестели, словно сухая осенняя трава в Подмосковье.
То ли разговор, то ли толчок на очередном ухабе разбудили Сергея. Он поднялся, уселся почти прямо, пробормотал почти внятно:
- Остановись, мне надо догнаться, башка трещит.
Но, заметив попутчицу, встрепенулся:
- О! У нас пассажирка! Давай знакомиться. Как тебя зовут?
- Гульчетай.
- Обалдеть! Гульчетай, покажи личико, - Сергей бесцеремонно положил руку на плечо девушки. Она растерялась и испугалась, но не повернулась, а наоборот закрыла лицо руками. Николаев обиделся:
- Не хочешь и не надо! Плевать я на тебя хотел.
А вскоре едва сдерживал злобу, оказавшись на привычном втором месте. Не удивлялся, что опять повезло Денису. Не вслух, но возмущался: что она в нем нашла? Можно подумать, он очень уж рожей вышел или ростом удался. Весь из себя средний, ничего интересного. На опаленном горным солнцем лице зубастая улыбка, белки обычных карих глаз и далеко не правильной формы носяра. Волосы, брови, ресницы выгорели, до не поймешь какого цвета. Ишь, щебечет соловушка:
- Неужели вот так уйдешь и не скажешь, где тебя искать? - Денис уже понял, что произвел хорошее впечатление на попутчицу, осталось чуть-чуть поуговаривать и она согласится прийти на свидание. Он давно усвоил, что уважающие себя девушки по первому зову мужчинам на шею не бросаются, и с удовольствием принимал правила увлекательной игры, всегда был рад поухаживать, блеснуть эрудицией и кой-каким красноречием, на фоне вовсе косноязычного Сергея.
- Это нечестно. Как мимолетное виденье… Все красавицы жестоки и коварны
- Нет. Это мужчины жестоки, - тихо и как-то слишком серьезно ответила Гюльчетай.
Денис даже растерялся, ему показалось, что она готова рассказать ему о неудачах в своей личной жизни. Но девушка больше не проронила ни слова, и чтобы молчание не затянулось до неловкости, Денис продолжил:
- Я добрый и нежный. Но если ты меня больше не увидишь, то никогда об этом не узнаешь. Гюльчетай, я завтра свободен с утра до вечера. Где мы встретимся?
- У Чаши перемен. За час до заката. Хорошо? – Румянец на нежных щечках полыхнул и обдал жаром. От нахлынувших чувств Денис перешел на шепот:
- Очень хорошо.
- Не испугаешься Плачущей горы?
- Я похож на труса?
Плачущая гора – каменный исполин, нависший над Пянджем. Чаша перемен – озеро с фарфоровыми берегами, что сияют на южном склоне перламутровой радугой. Наполняют гигантский сосуд воды подземные и поднебесные. Горячие минеральные ключи и ручьи, текущие с ледяной шапки смешиваются в колдовской, постоянно меняющийся в цвете коктейль, переливаются через край горной рекой Дугарм , падая на скалы, разбиваются разноцветными брызгами и застывают полупрозрачными, разноцветными сосульками, высотой с десятиэтажный дом.
Ключей на дне озера много, какой когда забьет, мало кто знает. С ледником, что на вершине горы понятнее, он живет по солнышку. Ночью спит, ранним утром родит ручеек, а вскоре уже речку. Ледяная вода собирается внутри скалы, в Чаше прошлого, а, наполнив ее, переливается через края и разбегается множеством мелких ручейков, промывших в каменной тверди лабиринты ходов и пещер, течет вниз по склонам словно слезы. Через час после восхода солнца на дне Чаши прошлого тает ледяная пробка. Гора вздыхает:…у-у-у-ухххх и отпускает накопившуюся за утро воду вниз, в Чашу Перемен. Водопад какое-то время хлещет, потом успокаивается, а под вечер блестит небольшой струйкой.
Старики рассказывают, что когда-то басмачи прятались в чреве Плачущей Горы. Днем отсыпались и готовились, шашки кривые точили… упадет волос на лезвие и пополам. По ночам же, обвязав копыта лошадей обрывками мягких одеял, совершали кровавые рейды. Нападали на мирных жителей, на пограничников… Закончат черное дело и ищи ветра среди скал.
На другой день, идя на свидание, Денис спешил и волновался. Задавался вопросами, не находил ответов, отвлекался от дум на опасных каменистых осыпях. Возвращался к началу размышлений, когда тропинка вела вдоль пологого гребня. Вроде бы странное место для встречи выбрала Гюльчетай. Может быть, испытание назначила? Нет, кажется, предание есть такое, что парень и девушка, искупавшись в Чаше перемен должны воспылать вечной любовью. Неужели она согласна любить меня вечно? А я? … Какой чудесный день, почти летний. Справа от тропинки голубые как небо цветы. Как они называются? Кажется, незабудки. Надо нарвать букет.
Гюльчетай пришла к месту встречи на минуту позже Дениса. Она очаровала его гибкой грацией, умилила доверчивым взглядом, обнадежила застенчивой робкой улыбкой.
- Искупаемся? – предложил Денис.
- Хорошо, - согласилась Гуля, - только ты первый. Не боишься?
- Почему я должен бояться? Еще раз так скажешь, обижусь.
Как он мог на нее обидеться? Как вообще можно обижаться на красивых женщин? Им положено быть капризными и взбалмошными. Все-таки пугаться было чего, в любой момент со дна волшебного озера мог вырваться столб кипятка, но Денис, решив, что девушка не случайно выбрала время свидания, разделся до плавок и с разбегу рыбкой нырнул в озеро. Вынырнув, сделал несколько гребков кролем, остановившись, нащупал ногами каменистое дно. Позвал:
- Иди ко мне. Вода теплая-претеплая.
Гуля скинула разноцветное платье, осталась в купальнике и абсолютно, до боли разочаровала. Синюшная гусиная кожа, дряблые мышцы и кости: ключицы торчат, тазобедренные выпирают словно уши, коленные и локтевые суставы огромные. Никакой грации, никакого очарования. Я не хочу любить тебя вечно, но сегодня почему бы и нет…
Она прыгнула в воду, погрузилась с головой, а когда вынырнула,… Денис едва признал новую знакомую. Белесые брови и ресницы, синие жилки на висках, губы почти бесцветные.… В полный шок впал, увидев следы уколов у нее на руках:
- Ты… это… героин?
- Нет,… это инсулин… диабет.
Денис плохо, но знал: что такое диабет. Жалость накрыла с головой, не выбраться, остудила огонь в крови пониманием: она больна, с ней так нельзя… Прости… но я же тебя почти не знаю… ты же мне не нравишься совсем… что ж с тобой делать, как объяснить? Не смотри на меня с мольбой и надеждой… почему я должен разделить с тобой беду? Ты чужая, не моя…прости. В чем я виноват? В нелюбви? Слова не сказались. Это было за гранью жестокости… Он решил проводить девушку до дома и исчезнуть из ее жизни, без объяснений… Пусть думает: ушел на войну и не вернулся, пусть оплачет как погибшего… и забудет. Расставаясь, о следующем свидании промолчал. Дома на вопросы Сергея отвечать отказался. На другой день напросился на учебу в Душанбе. Подальше от Гулиной беды, поближе к беспроблемным, согласным на любовь за деньги женщинам.
Вернувшись через неделю, Денис нашел друга возбужденным и счастливым. Спросил не из любопытства, а из понимания, что друг вопроса ждет, хочет рассказать о чем-то, но не решается.
- Серег, тебе очередное звание присвоили?
- Можешь на меня обижаться… Но…
- За что я должен обижаться?
- У меня сегодня Гульчетай ночевала - Сергей откинул одеяло, демонстрируя кровавое пятно на простыне, - Я вроде как… у тебя девушку увел…
- Силой?
- Нет, конечно.
Странно, но капелька грусти упала на сердце. Денис с трудом сохранил лицо спокойным и сказал, не выдавая эмоций:
- Тогда… совет да любовь.
- Ты не претендуешь?
- Теперь уж точно нет. Но тебе придется жениться или, что почти невозможно, поменять место службы. Ты это понимаешь?
- Я женюсь…, - Сергей улыбнулся, прищурился, - У нее даже имя красивое… Гуль – значит цветок. Глаза на ромашки похожи… Желтые, а ресницы почти белые… Знаешь у нее…грудь… и ноги. Она для меня танцевала... Представляешь? Я почти всегда мечтал об азиаточке…, чтоб мое слово закон… чтоб никаких упреков…
Некогда было ходить в женихах, наслаждаться медовым месяцем. Война подгоняет время. Свадьбу сыграли через неделю, а через три дня после свадьбы Денис и Сергей перешли Пяндж. По горной тропе поднялись на небольшое плато, разбили лагерь. Начали нести службу.
Чужая земля, тяжелая. Без лома окоп не выроешь. Чужое небо сыплет на голову колючий холод. Чужие люди живут недалеко, но пока лишь проходят мимо по тропе, что чуть ниже заставы, не обращают внимания на пограничников. Или делают вид, что им не интересно? Лишь двое мальчишек иногда приходят, поесть просят. Миски с кашей хватают словно голодные зверьки.
Ветер поднимал вверх песок и снег, смешивал их и бросал - в лицо, за воротник, в рукава. Стоять на небольшой площадке, что прилепилась к скале, было нестерпимо холодно. Денис опустился на землю, лег. Притаился. Немного погодя заметил путников. По-началу пара подозрений не вызывала: бородатый дехканин непонятного возраста верхом на ишаке, чуть позади босая женщина, закутанная в ветхую ткань и шкуру. Даже смотреть на нее холодно… брр…
Неожиданно женщина споткнулась, упала, уронила поклажу с головы. Узел покатился по склону горы вниз. Мужчина соскочил с ишака, подбежал к жене и принялся избивать ее палкой, которой недавно погонял животное. Бедолага опустилась на колени, пригнулась к земле, пряча от ударов лицо и голые кисти рук. Когда экзекуция закончилась, несчастная поднялась и почти не разгибая спины, отправилась вниз по склону, чтобы поднять то, что уронила.
Что же она все-таки уронила? Возвращается медленно, правда по камням и снегу босиком не побежишь. Но ноша у женщины не легкая, явно не узелок с крупой. Проверить? Даже если она тащит станковый пулемет, здесь это не преступление. Лучше не пугать, а завтра наведаться в кишлак и посмотреть, что там происходит. Больше тянуть нельзя, они явно к чему-то готовятся.
Денис дождался, пока супруги уйдут, поднялся и пошел на заставу. Издалека заметил, что Николаев занимается физподготовкой недавно прибывшего пополнения и заодно, красуется, демонстрируя новобранцам свой голый живот. Смотрите, завидуйте. Квадратики мышц словно на пособии в школьном кабинете анатомии.
Испытание солдатской мускулатуры на силу и выносливость прервал шум вертолетных винтов: с родной земли доставили продовольствие и почту. Сергей, получив письмо, забыл про салажат. Со счастливой улыбкой принял в руки бесценный дар, отошел в сторону, уселся на камень, осторожно распечатал конверт, достал аккуратный листок из тетрадки в клеточку и три фотографии. Много раз, снова и снова письмо перечитывал, а снимки пересматривал. Счастливые прошлое и будущее. Надо только пережить настоящее и все будет хорошо: он вернется домой, она встретит его на пороге дома.
Денис тоже письмо получил, от мамы. Радовался, конечно, но все равно завидовал другу, успевшему при распределении главных ценностей, получить большую долю. Никого не винил, лишь тосковал тайком, уверял себя, что обязательно выживет и встретит…, такую встретит, что Николаев сто раз позавидует. И Ромашка пожалеет, что променяла…
На другой день с утра солдатики во главе с командиром и замполитом вышли из лагеря. Через час пути достигли цели. На улицах кишлака ни души, только пыль и камни. Война… Худой мир лучше доброй ссоры, может быть, удастся договориться?
Автоматные выстрелы раздались неожиданно.
Животные ужас и ярость мгновенно разодрали до бесконечности амплитуду колебаний человеческой сущности. Но так же мгновенно в подсознании Дениса выкристаллизовалась программа борьбы за выживание, превратила его в бесстрашного и безжалостного командира бойцов. Вынудила приказать:
- Серов слева, Князев справа… обходите дом и гранатами. Остальным, приготовиться…
Для того, чтобы выполнить приказ, рядовые должны, не обращая внимания на боль в окровавленных ладонях и коленях, проползли под прикрытием дувалов не меньше пятидесяти метров по холодной каменистой земле. Потом оба поднимутся в полный рост, один выбьет ногой дверь, а другой метнет в провонявшее пылью и кизячным дымом чрево гранату. Только бы смогли, остальное неважно, иначе придется посылать на свидание со смертью еще двоих.
После долгих минут ожидания, обозначая первый успех, прогремел взрыв. Накатил жар боевого азарта.
- Первый взвод за мной, второй за Николаевым… вперед!
Денис вскочил и кинулся в лабиринт узких кишлачных улочек, вдогонку за петляющими в попытке скрыться духами. Долго бежал вперед, жадно глотая разреженный горный воздух, поливая чужую землю раскаленным свинцом. Остановился на краю кишлака, поменять магазин автомата. Оглох от тишины, понял: победа. Вот и Николаев со своим взводом… Все хорошо, все живы…
С Родины, из-за зазубрин Ишкашимского хребта выкатилось в зенит солнце. Слегка припекло спины присевших отдохнуть солдат. Рассыпалось лучами по камням и снегу, нечаянной красотой остудило горячку боя, утихомирило ярость. Напомнило, что весна уже у подножия гор, там, где по дну ущелья плещется вода Пянджа. Скоро и здесь, в горах природа сменит гнев на милость.
- Командир, в кишлаке местных жителей нет. Допросить некого.
Ушли? Значит, как-то узнали о приходе шурави. Или здесь давно никто не живет? Потом разберемся, сначала надо успокоиться и структурировать мир. Надо попытаться сосредоточиться на деталях, разглядеть убогий чужой мир. Глиняные заборы, за ними ветхие жилища, покалеченные недавним боем. Денис не сразу понял, почему из черной дыры, сквозь разбитую стену одного из домов вышла женщина в темном одеянии, скрывающем лицо и фигуру. Низкорослая, щуплая, почти бесплотная афганка двигалось ни быстро, ни медленно, не пытаясь спрятаться. Она приковала к себе солдатские взгляды, словно заворожила. Никто не посмел встать у нее на пути, никто не помешал пройти туда, где в заледеневшей крови лежали три трупа. Женщина склонилась над одним из убитых. Тонкие пальчики опустили веки на безжизненные глаза, коснулись изрытой морщинами щеки. Странно белой казалась маленькая ручка на темном мужском лице.
Женщина неожиданно резко поднялась с колен, выпрямилась и выстрелила сквозь ткань черного балахона. Денис услышал стук пуль о свой бронежилет. Перед тем, как почувствовать боль, успел увидеть, как, обмякнув, опустилась на землю закутанная в черное женщина. Как Николаев подскочил к ней уже лежащей, но еще незастреленной до смерти, несколько раз ударил ее сапогом по лицу, а потом добил выстрелом в голову.
Сергей прибежал к Денису, когда медбрат Димка уже вколол ему обезболивающее. Вместе они оторвали окровавленные руки командира от раны, прилепили вырванный пулей кусок мяса к животу и прибинтовали его.
- Ничего страшного, командир, поверхностное. Кишки не задеты, а мясо прирастет. Шрам будет как после аппендицита.
- Значит, так мамке и скажу, если спросит. Вырезали мол… Серега, зачем ты ее добил, допросить бы надо, - обезболивающее начинало действовать и Денис обретал способность мыслить.
- Ты думаешь, она бы что-нибудь сказала? Ты бы разрешил допросить ее по полной программе? Сдалась тебе эта тварь. Я имел все основания стрелять, защищал командира. Денис, все равно тебя в союз отправлять, так может, лучше вертушку сюда вызвать?
- Вызывай.
- Не бывает худа без добра. Я б сейчас с удовольствием домой к жене.
Гульчетай…, как давно это было. Мрачное ущелье, опасная дорога и счастливая встреча.
Вскоре вертолет, гремя винтами, уносил Дениса с неприветливой афганской земли в Хорог, столицу советского Памира. Там в мирном городе до легкоранено старлея у врачей руки дошли не сразу. А на другой день необработанная рана воспалилась.
Денис, ненадолго вырываясь из забытья, с трудом воспринимал происходящее. Слышал почти знакомое слово – сепсис. Но не понимал, что оно означает, и не хотел понимать. Откуда-то из-за пелены жара и боли являлась девушка в голубом. Кто она? Врачи и сестры должны быть в белом.
- Терпи миленький, терпи…
Она истязательница… Она за грехи…
На вопрос: сколько терпеть нет ответа, да и времени почему-то нет. Оно перестало идти вперед, запуталось, запетляло. Знание, что до собственной смерти рукой подать, не пугало, а успокаивало: все пройдет. Почему изверг в голубом садится на край его кровати, ласкает прохладным прикосновением влажной салфетки лицо и шею? Почему гладит ладошкой по чуть отросшим волосам? Почему она обещает:
- Все будет хорошо, я тебе сейчас укольчик сделаю, потерпишь?
- Потерплю.
- Полегче?
- Да.
- Все заживет… до свадьбы. Постарайся уснуть.
Сон поначалу навалился тяжестью, а потом унес в невесомость. Туда, где уже бегут ручьи по асфальту и отрытые форточки гоняют солнечных зайчиков. В Москву, домой.
- Мама… – Денис закрыл глаза, желая досмотреть сон, но через мгновение осознал, что видит явь.
- Мам…
- Сергей написал. Скажи ему спасибо. Если бы я не приехала, не привезла лекарства …, подумать страшно, - Нина Сергеевна кончиками пальцев коснулась коротких волос сына.
Он попытался приподняться, но разбудил задремавшую боль, уже не запредельную, как недавно, но еще вполне чувствительную. Сумел не застонать, гримасу страдания выдал за улыбку, попросил:
- Мам, поесть бы… Щей хочу. Умираю с голоду, - Просьбой и улыбкой Денис пытался убедить мать в том, что с ним ничего страшно, по крайней мере, сейчас.
- Не умирай, сейчас накормлю.
Денис с удовольствием слизывал с ложки куриный бульон, когда в палату вошла девушка в голубом халате, и несмело попросила:
- Нина Сергеевна, я все-таки должна осмотреть больного.
- Галина Ильинична, я зайду к вам в ординаторскую и продиктую все, что надо записать в карту.
- Я лечащий врач…
-Нет.
- Я же говорила, что в тот день у нас было очень много тяжелых…
- Если бы вы на другой день позвонили мне…
- Я не знала, что он сын генерала Руднева.
- А если не на страх, а на совесть? … Бесполезный разговор, ступайте, милочка, я скоро приду.
Врач ушла, а раненый, наевшись, не нашел в себе сил на думы и борьбу со сном. Растворился в мягком и безопасном пространстве.
Денис открыл глаза, но впотьмах ничего не смог разглядеть. Что же было вчера, когда засыпал. Что-то очень хорошее… В ворохе запутанных мыслей и воспоминаний отыскал ниточку, потянул за нее.
- Мама…
- Да, сынок.
- Мам, сколько я спал? Сейчас утро или вечер?
- Ночь.
- Тогда почему ты не спишь?
- Не могу.
- Со мной уже все хорошо. - сказал Денис, думая о том, что совсем недавно все было очень плохо, облегченно вздыхая и радуясь, тому что жив, тому что родителей миновало безутешное горе.
- Давно я в госпитале?
- Вторую неделю, … еще бы день, … если бы не Николаев…
- Отец как?
- Нормально. К Митрохиным ночевать пошел.
- Ступай и ты.
- Не пойду. Все равно не усну. А ты поспи.
- Не хочу больше.
- Тогда расскажи, что-нибудь. Невестой не обзавелся?
Денис ответил односложно:
- Не обзавелся.
А мыслями погрустил: я за полгода двух женщин видел. И себе пообещал: живот заживет, приеду в отпуск на целых два месяца и найду свою половинку.
Мать промолчала, лишь улыбнулась грустно, а сын вздохнул и виновато посочувствовал:
- Не повезло тебе в жизни. Сначала за отца переживала, теперь вот за меня.
- Я ни разу не пожалела, что вышла замуж за твоего отца.
Проснувшись утром, Денис понял, что боль съежилась и ослабла. Она уже не мешала шевелиться, даже позволила сесть на кровати и самому поесть. Не отвлекла, от созерцания красоты, когда в палату вошла девушка в голубом. Это ты говорила мне, терпи? Ладно, прощаю, работа у тебя такая…
Денис с удовольствием разглядывал ладное, налитое молодым здоровьем тело, облаченное в короткий, до середины бедер халатик. Улыбнулся, озадачившись: почему шапочка держится на коротких черных волосах. Проникся сочувствием, увидев страх в ярко-синих глазах и заискивающую улыбку на нежно-розовых губах.
- Нина Сергеевна, простите…- начала, но не смогла закончить фразу красавица.
- Не прощу. По вашей вине…
Денис не мог не заступиться.
- Мам, на радостях, … все же хорошо.
Ведь действительно все замечательно кончается. Впереди два месяца отпуска. Поездка в Москву. И еще очень может быть, что случится кое-что приятное, войдет в его жизнь красавица Галина… Жаль, конечно, что мама на нее сердится, но это не главное. Главное то, что, когда Галочка смотрит на Дениса, кажется, будто бы она хочет сказать что-то очень важное для них двоих.
Яблони везде цветут одинаково. И в саду Хорогской больницы и на подмосковной даче. Днем легко представить, что находишься дома в Серебряном бору. Но почти не знает сумерек горная страна. Здесь, стоит солнцу скрыться за высокоподнятым горизонтом, разом опускается темная яркозвездная ночь. Не разглядеть в саду деревьев, тропинок, пока не засветятся больничные окна. И звуков в ночи немного. Лишь теплый ветерок, шелестит, ласково прикасается к листве и цветам. В Москве же долго вечереет. Тени на земле постепенно, вытягиваются, бледнеют. Закат догорает не сразу, и тьма по небу с востока на запад ползет медленно.
Где лучше? Везде хорошо. Рана почти зажила. Родители успокоились и уехали. Утром придет красавица в голубом, она не может не прийти, потому что завтра дежурит. Отец с матерью редко оставляли Дениса одного, а при них Галочка тушевалась, да и Денис почему-то стеснялся осуществлять коварные планы обольщения. Завтра они впервые смогут поговорить без свидетелей. Воображение легко нарисовало картину, как распахнется дверь, войдет она, присядет рядом на стул, спросит:
- На что жалуетесь?
- На одиночество - ответит он и попытается заглянуть ей в глаза.
Скорее всего, она промолчит, потупив взгляд, не захочет отвечать. В самом деле, не скажет же она, я согласна, твое одиночество разделить. Еще меньше верилось, что она не поймет намека, или, поняв, отвергнет симпатичного героя.
Со стороны тропинки послышался стук каблучков. Наверное, сестра ищет, потому что на вечернюю перевязку опоздал, успел подумать Денис, перед тем как услышал прекрасный голос:
- Больной Руднев, почему вы не в палате?
- Галина Ильинична… Галочка…
Он шагнул ей навстречу, в темноте легко нашел ее руки, поднес их к губам. Восторженный и счастливый целовал пальцы, ладони, запястья. Шептал, словно бредил:
- Галочка, как хорошо, что ты пришла, … Галочка…
- Я знала, что ты меня ждешь.
- Давно-давно жду, - Денис обхватил девушку, прижал ее к себе, поцеловал покорные, теплые губы.
Галя не сопротивлялась, напротив льнула и отвечала. Дрожью в теле, жаром в ладонях, неровным дыханием, сдавленным стоном…
Желание любить заполнило Дениса целиком, прогнало остатки мыслей и благоразумия, разнесло в щепки мосты, по которым можно было отступить назад. Он хотел взять девушку на руки и задохнулся от боли в искромсанной ее руками плоти, но не вскрикнул, лишь застонал. Однако Галя все поняла, шепнула:
- Не торопись, вся ночь наша. Пошли со мной.
Она повела его не по дорожке, в конце которой светились больничные окна, а сквозь сад, к беседке. Там, за решетчатыми, увитыми виноградной лозой стенами, на деревянном полу отняла остатки сознания и отдалась. Заслонила собой все прожитые в ожидании любви дни и ночи, унесла в мир колдовских женских чар. Осчастливила.
А когда до рассвета осталось совсем чуть-чуть, поднялась, поправила одежду и сказала:
- Денис, я очень тебя прошу, о наших отношениях никто не должен знать. Ты скоро выпишешься, а мне здесь работать.
Денис не посмел обидеться, но не согласился:
- Я не трепло. Только… с моей стороны это не легкий флирт.
- Это очень тяжелый флирт, - Галя негромко и невесело засмеялась, - Поцелуй меня на прощанье и ступай в палату.
- А ты?
- А я выберусь в город, через дыру в заборе и пойду домой. До дежурства успею поспать пару часиков.
Денису не понравилось, что Галя ушла от ответа, что она спряталась за шуткой, за игрой слов. Для него было важно, как она относится к нему, к его планам на будущее. Он хотел полной, конкретной ясности. Но решил прямой вопрос отложить на потом. Спросил, приглаживая неожиданную шершавость в отношениях:
- Когда мы встретимся?
- Завтра я свободна. Значит, если нигде ничего не случится и не будет наплыва раненых, то я буду тебя ждать здесь. Как стемнеет, приходи. Ты, кажется, не хочешь меня поцеловать?
- Хочу поцеловать, но не хочу прощаться.
- До завтра, ступай.
Остаток ночи и утро Денис провел среди сновидений. Яркие словно весенние цветы образы наплывали из нереальности, неведомые силы поднимали над землей, уносили в страну исполнившихся желаний. В бытие вернул приятный женский голос и тепло жесткой ладошки на плече:
- Больной, просыпайтесь, осмотр.
Денис открыл глаза и увидел, что на стуле возле его кровати сидит Галочка. Как всегда в голубом наряде, как всегда красивая. Как держится! По ней драматический театр плачет! Будто совсем чужая, будто не она вчера в беседке принадлежала мне до мизинчиков.
- Поднимайте одеяло и рубашку, показывайте рану.
Денис послушно обнажил живот. Обиделся, когда врач, едва глянув на шрамы, поднялась. Могла бы и потрогать…
Никак не ожидал приговора:
- Почти здоров. Через три дня выпишу.
Денис, притворившись, что снова уснул, из-под опущенных век наблюдал, как Галина переходит от одного раненого к другому, как присаживается возле каждой кровати. Что-то записывает.
Когда Галя вышла из палаты, Денис едва не кинулся за ней. Нет, он бы ни в коем случае не сделал их отношения достоянием общественности, он бы посмотрел ей вслед и все. Однако, сдержался не позволил себе ничего. Отвернулся к стене, демонстрируя равнодушие. Не откликнулся на призыв пожилого капитана, лежащего в палате дольше всех, принять участие в разговоре. Да и что он мог добавить к мужскому трепу.
- Хорошая Галина баба, жаль ее.
- Чем одна чекистка лучше другой?
- А я знаю, что тебе она не дала, даже за чеки.
- Да, я не больно-то и просил.
- Но ведь обломала?
Видимо обломала Галя кого-то публично и не очень тактично, потому что палата сотряслась от дружно хохота.
- Даже если она и ляжет с кем за чеки, я не смогу осудить. Ей деньги не на наряды нужны, а потому что ребенок больной. Муж у нее за рекой второй год, оттого, что по-другому на операцию заработать не мог. И она здесь, на две ставки, а не дома возле дочки, не от хорошей жизни.
На другую ночь, встретившись с Галиной в их беседке, Денис ни в чем не упрекнул ее и ни о чем не спросил. Прощаясь, она сказала, что это последнее свидание, что должна выписать его завтра утром. Денис молча протянул ей сто чеков – всем известную таксу за две ночи, она молча взяла деньги и ушла из его жизни.
Выписавшись из отпуска, Денис получил еще одну звездочку на погоны и назначение на тринадцатую заставу, начальником. Удивился и обрадовался, узнав, что замполитом у него будет Сергей Николаев. Друзья поселились на маленькой терраске, что прилепилась к отвесной скале на высоте двухсот метров над рекой Пяндж, и четырех тысяч метров над уровнем моря. Стали жить в одном доме, разделенном, словно зеркалом, тонкой дощатой перегородкой. Сергей привел на свою половину Гульчетай и Денис страдал. От чего? Не мог равнодушно смотреть, как утром друга провожает на службу жена. Она почти всегда выходила на крылечко, словно дразнила… Только что покинувшая теплую супружескую постель, еще не прибранная, в халатике, накинутом на голое тело. Чтобы успокоить дыхание Денис приказывал себе смотреть на блеклое без косметики лицо, но редко удавалось не заметить высокой груди в вырезе халатика, а напоследок обязательно цеплялся взглядом, за кисти нежных рук на шее друга.
Иногда супруги за стеной ссорились. Сергей, не боясь быть услышанным, орал на жену. Она почти всегда молчала, даже не пыталась оправдаться. Иногда плакала. Однажды Денис не выдержал, попенял другу: соперник не равный, зачем? Но услышал в ответ:
- Заведи себе бабу и делай с ней, что хочешь. И я со своей буду делать все, что хочу. Тут ты мне не командир. Заметь, я ее пальцем не тронул.
Промелькнуло лето, прошуршала осень, медленно прошла зима и, наконец, наступила весна. Сначала ранняя, потом настоящая – время очередного отпуска. В Москву Денис ехал с желанием встретить девушку, достойную стать его любимой. С первых дней жизни в родительском доме занялся личной жизнью. Встречался со старыми знакомыми, находил новых. Но душа упорно топорщилась, не хотела ложиться ни к одной особе женского пола. До тех пор, пока…
Денис приехал на родительскую дачу в Серебряный бор. Вечер конца июня баловал солнышком, но не теплом. Ветер безжалостно драл за косу березу, что росла возле калитки, срывал едва завязавшиеся яблочки в саду, грозился сломать куст дельфиниума. Однако в дом Дениса загнала не непогода: свадьба на соседнем участке беспокоила округу и наводила на грустные размышления. Словно еще раз упрекала судьба: нелепый ты и ищешь то, чего в природе просто нет.
Вдруг скрипнула калитка, Денис повернул голову и увидел, что по тропинке его сада идет девушка. Ее простые наряд и прическа, предназначенные скрыть, лишь подчеркивали благородную кровь. Длинное, рубашечного покроя платье, подчиняясь ветру, плотно прилегло к стройной фигурке, повторяя все ее изгибы и выпуклости. Толстая коса на спине своей тяжестью вынуждала девушку держать голову прямо.
Гостья, не спеша, прошла по саду дачи генерала Руднева, подошла к вольеру, где жил пес Барс: ветеран пограничной службы. Когда она открыла решетчатую дверь, Денис закричал:
- Не подходи, сожрет! Сумасшедшая, ты куда лезешь?!
Но девушка не расслышала слов сквозь стены дома и грохот свадебной музыки. Спокойно шагнула в вольер и протянула собаке косточки. Денис кинулся вниз, споткнулся на ступеньках и скатился кубарем. Вскочил на ноги и в окно уже первого этажа увидел, как злобный, натасканный на охрану пес аккуратно берет подачку, как лижет длинные тонкие пальчики. Потом с готовностью дает лапу и позволяет себя гладить. Барс, ты помешался? Ты, почему позволяешь ей чесать пузо?
На несколько секунд смолкла музыка у соседей и Денис услышал, как кто-то обращается к его гостье:
- Полинка, ты в своем уме? Выбирайся потихоньку.
За калиткой, не решаясь войти, стоял молоденький белобрысый паренек.
- Мы с ним еще утром подружились, - ответила девушка, провела рукой по собачьей морде, и направилась к выходу.
Ой, какая… черноглазая. Она словно из мечты воплотилась, из детской сказки пришла прекрасная принцесса. Нежные, мягкие черты лица. Словно бархатная, темно-коричневая от загара кожа. Красавица… моя? Не моя. Белобрысый по-хозяйски обнял девушку и они вместе вернулись туда, откуда пришли, даже не заметив Дениса.
Солнце сходило за горизонт на несколько часов и вернулось с другой стороны. Свет мешал спать. Не свет, конечно, вечернее видение. Красивое лицо, небольшая, как раз в ладонь, грудь, и латинская буковка V между впалым девичьим животиком и чуть полноватыми бедрами… уголок этой буковки… Почему не моя, зачем тебе этот сопляк!
Денис поднялся с кровати, вышел на улицу, бродил по саду пока не замерз. Вернувшись, быстро уснул и проснулся, от веселых криков со стороны соседнего участка. Не удержался, глянул в окно. Увидел натянутую волейбольную сетку и по пять игроков по обе ее стороны. Среди игроков она – Полина, и его счастливый соперник. Пошел ты… ты ей муж? У тебя еще мамкино молоко на губах не обсохло.
Денис натянул брюки, сунул ноги в старые удобные кроссовки и выбежал на улицу. Да, его не пригласили на свадьбу, но он не обязан ждать приглашения поиграть в мяч.
Место на площадке нашлось быстро. Жаль, что не рядом с ней, а напротив. И белобрысый напротив. Ты загасить хотел? Денис с быстротой горного животного метнулся к мячу и отбил его у самой земли, поднял на руку товарищу. Переходя на подачу повыпендривался:
- Давненько я не брал в руки шашек…
- Как надел я портупею, все тупею и тупею? – непонятно к чему съязвил, брат жениха Леха, сумевший за шесть лет учебы в институте окончить три курса.
В другой раз Денис не обратил бы на придурка внимания, но снести оскорбление в присутствии девушки своей мечты не пожелал. Ответил:
- Вот вырастешь, наконец, пойдешь служить, тогда будешь иметь право судить. А пока лови!
Денис выплеснул вместе с подачей злость и обиду.
Леха от удара увернулся, а Полина подбежала, и не сумела справиться с закрученным, летящим с бешеной скоростью, мячом. Он отскочил от рук в лицо.
- Прости, пожалуйста… я не тебе кидал! Полиночка, прости! – Денис, ужасаясь содеянному, подбежал к девушке, попытался оторвать ее ладони от разбитых губ и носа. Но Полина, едва сдерживая слезы, тихо попросила:
- Отстань, отойди, пожалуйста.
- Пошли ко мне, у меня мама врач…
- Слушай ты, отойди от моей сестры, - четко и внятно произнес белобрысый, - ты понимаешь, что тебе говорят?
- Но я же не хотел, я не думал…
- В вашем возрасте дядя, надо иногда думать, - мальчишка ударил Дениса по лицу злым, колючим взглядом, лишая надежды на мир и счастье. Убедил, что жизнь не удалась, исправить ничего нельзя. Остается уйти.
Промелькнуло лето, не погрело. Последний день отпуска, первое сентября, уносил ветром последнее тепло. Денис завел отцовскую «Волгу», поехал за прощальными приключениями.
Издалека заметил компанию: трое парней и девушка ловили такси. Не может быть! Что ей здесь делать, да еще в таком сообществе? Накатила волна радости и страха, взметнула в небеса и опустила в темные глубины. Я не могу ее потерять, я сойду с ума, если не поговорю с ней сейчас, не дотронусь до нее.
Остановив машину, Денис с трудом нашел в себе силы, чтобы опустить боковое стекло. Чуть отлегло, когда Полина спросила:
- Вы нас подвезете?
- Куда? – Денис понял, что она не узнает его, и порадовался, что судьба дает еще один шанс.
- Ребята на «Автозаводской» выйдут, а меня почти в Чертаново.
Чуть зубами не заскрипел: такую… только такую хочу.
- Падайте. Ты давай вперед садись.
Нельзя на нее смотреть, на дорогу смотреть надо… Вот сейчас мужиков высажу, кажется, нет среди них твоего…, скоро останемся одни и поговорим, девушка моей мечты… С чего же начать, чем тебя удивить? Ребята называли тебя Полиной, значит можно не притворяться, что не знаю твоего имени.
- Я могу достать билеты в Большой театр, может быть, сходим?
- Сходите без меня.
- Почему. Вы не любите оперу? Можно на балет пойти.
- Я не люблю, когда посторонние люди, делают мне нелепые предложения.
Как же быстро приехали. Ничего не успел сказать. Полина протянула пятирублевую купюру, но Денис не обращая внимания на деньги, сомкнул пальцы на запястье девушки.
- У тебя с головой как? Держи пятерку… руку отпусти… отпусти, придурок… урод!
Денис не послушался, поймал вторую руку девушки и заглянул ей в лицо. Удивился брезгливости и раздражению в красивых, но злых глазах, растерялся и обиделся. Разжал пальцы, предоставив птичке свободу, и она поспешно выпорхнула и кинулась прочь. Но после того как за ней хлопнула дверь подъезда, Денис вдруг отчетливо осознал, что здесь, в Москве, хватать незнакомых девушек за руки – очень плохой тон. Что по-другому Полина поступить просто не могла и, что именно такой врединой-колючкой, полной противоположностью бледной покорной Ромашке, должна быть его жена. Он выскочил из машины, добежал до двери с кодовым замком и понял, что потерял еще раз и навсегда. Потому что на поиски времени нет, завтра в семь утра он должен быть в Домодедово.
Поля
Еще один учебный год остался позади. И теперь на поезде в три вагончика, от полустанка к полустанку – мимо леса, мимо крошечной деревушки, мимо поля, мимо маленького городка в последнее деревенское лето. Миновали мост через речку Пядицу, Поля Малышева вышла в тамбур. Распахнула дверь, подняла подножку… еще чуть-чуть… зашипели тормоза, поезд резко сбавил ход и остановился. Девушка спрыгнула на песчаную платформу под теплый летний дождь. Огляделась. Попутчиков нет. Значит, топать в одиночестве. Поправила лямки тяжелого рюкзака и вперед, по тропинке.
Если бы неделю назад в деревню не поехала мать, Поля обязательно сообщила бы родным точную дату своего прибытия. Рюкзак нести не пришлось бы. Для младшего брата на велосипеде пять верст не крюк. Но мать Антошку баловала, и, скорее всего, послала бы на станцию отца. Его Поля пожалела.
На лугу – цветы, в перелеске – подберезовики. Морошкино болото – половина пути.
Конец июня – время этой ягоды. Позже появятся брусника и клюква, а сейчас от тропинки десяток шагов в сторону между холмиков, сплошь устланных зеленым мхом – на низеньких кустиках желтые морошинки, спелые, в меру кислые. Рви, сколько душа пожелает.
- Привет, Поль!
От неожиданности девушка почти испугалась. Но, узнав окликнувшего, обрадовалась: Илья Осинцев – друг ее младшего брата. Рубашка и брюки у Ильи промокли до нитки и прилипли к телу. В руках корзина полная морошки.
Жил Илюшка в Ленинграде, в Василево приезжал к бабушке на каникулы. За год, что не виделись, вытянулся здорово: смотреть на него пришлось, задрав голову. Повзрослел. Но, как и прежде, нос в веснушках, брови, ресницы и коротко стриженые волосы выгорели до светло-соломенного цвета. Глаза… красивые, светло-серые, большущие.
- Что ж ты без плаща? – спросила Поля вместо приветствия.
- Толку от него мало, только мешает. Дождь теплый.… А ты надолго приехала?
- До конца лета.
- Пошли домой.
- Пошли.
Добрались до тропинки. Илюшка достал из кустов свой велосипед. На руль повесил корзину с ягодами, к багажнику привязал Полин рюкзак. Мог бы уехать, но не захотел. Пока тропинка была узкой, шли друг за другом. Стала тропинка дорожкой, пошли рядом. Поговорили:
- Поль, как сессию сдала?
- Как всегда, отличница. А ты?
- Четверки.
- Как там мои?
- Все живы-здоровы. Сенокос не начинали, дождь вторую неделю.
- Чем занимаетесь? На танцы в Подберезье не ходили?
Подберезье – большое село, за пять километров от Василева, центральная колхозная усадьба и торгово-культурный центр.
- Ходили пару раз. Не впечатлило.
Дождь не то чтобы лил, моросил лениво. Но Поля, не смотря на экипировку, от сырости спрятаться не сумела. С плаща вода лилась на джинсы и по ним в резиновые сапоги. Дождинки касались лица и волос, со щек стекали на подбородок, с подбородка на шею и дальше за пазуху.
Дошли до дома Поли. Пока отвязывали ее рюкзак, на улицу вышли все Малышевы: мать – Вера Алексеевна – яркая властная красавица, отец - Владимир Петрович, мужчина чуть выше средней упитанности, когда-то темноволосый, а теперь лысый; бабушка Нюра – маленькая, улыбчивая старушка и младший брат Антон – акселерат во всей красе.
- Антон, не мокни, иди в дом. Володь, неси рюкзак на кухню, - распорядилась Вера Алексеевна, - Полина, соломенную шляпу ты мне, конечно, не привезла?
- Мам, куда б я ее положила? В рюкзак?
- Захотела бы, нашла место.
- Верунь, побойся Бога, сдалась тебе эта шляпа! – бабушка, целовала дорогую гостью, убирала мокрые прядки с ее лица, - Поленька, пойдем, переоденешься. Замерзла, небось? Насквозь промокла? Рюкзак-то отец еле поднял, как же ты такую тяжесть тащила?
- Ба, я ж не всю дорогу его тащила, от Морошкина болота Илья помог. Илюш, спасибо! Приходи в гости.
О парнишке забыли все кроме Антона. Он же, не обращая внимания на приказ матери, подошел к другу и обсуждал с ним свои мальчишечьи планы на вечер.
- Антон! Я сказала, иди домой! И ты, Илья, ступай, переоденься, простудишься!
- Не простужусь, я привычный.
Илья, хоть и возразил, но послушался. Сел на велосипед и уехал.
На другой день дождь не моросил, а хлестал изо всех сил. Малышевы встали поздно, делать все равно нечего. На улицу носа не высунешь… В городе жизнь от погоды мало зависит, а в деревне целиком. Один-два дождливых дня частенько в радость – нечаянный отдых, неделю подряд – тяжесть несделанных во время дел и грустные мысли.
Позавтракали и сели играть в карты. Впятером в подкидного дурака. Пришел Илья. Вшестером – в козла. Вечером бабушка Нюра вышла встречать корову, вернулась, обрадовала:
- Завтра вёдро! Солнышко не в тучу село… и туман над рекой.
Солнце встало очень рано, но подниматься высоко не торопилось. Выглянуло чуть-чуть из-за дальнего леса – птичек разбудило, полностью выкатилось – туман разогнало, с рябью на Пядице поиграло. На терраску к Поле, солнечные лучики нашли дорогу в густом вьюне часам к восьми. Сначала погладили кошку, что спала в ногах, а чуть позже добрались до лица девушки и попытались разбудить ее. Не тут то было. Поля перевернулась на живот, спрятала лицо в подушку: раз не зовут, можно еще подремать.
Сквозь сон услышала звон затачиваемой косы. Видимо отец с бабушкой косят…надо бы помочь, но просыпаться лень…
- Пелагея, вставай! - наконец позвала бабушка.
Девушка встала, сунула ноги в тапочки, натянула сарафан и вышла на крылечко. Проснулась окончательно. Взяла грабли и отправилась раскидывать свежескошенную траву. Работа легкая, но не быстрая… кровососы всех видов кусаются… жарко… закончила, притомилась.
Перед завтраком решила ополоснуться. Разделась-разулась и зашла в летний душ. Постояла минутку под прохладной еще водой, вышла нагишом и… почти столкнулась с Илюшкой.
Оба крикнули «Ой!», и разбежались: она назад в душ, он – прочь.
Василево – деревушка небольшая – тридцать домиков. Все стоят к лесу задом к Пядице передом. Зимуют здесь четыре старушки да один старичок. Летом народу много.
Однако в этом году Полины ровесницы и ровесники на лето в деревню не приехали. Лучшая подружка замуж вышла, собиралась рожать. Кто-то работал, кто-то отправился отдыхать к южному морю. Если б бабушка согласилась расстаться с коровой, Поля могла бы поехать и в Крым и на Кавказ, а так… Пришла девушка в полдень на речку и поняла, что выбор у нее не богат: либо купаться в одиночестве, либо в компании тех, кого еще недавно считала малышней.
Уплыла на другой берег, улеглась на горячий песок погрустить. Услышала, как рядом причалила лодка. Подняла голову – Илюха.
- Поль, поплыли за лилиями?
- А ты знаешь, где они растут?
- Конечно.
Поля встала, стряхнула прилипший к телу песок, подошла к лодке, оттолкнула ее от берега, забралась на корму и скомандовала:
- Поплыли.
Пядица - речка широкая и ленивая-ленивая, не поймешь, течет ли она вообще. Ялик – суденышко послушное и на ходу легкое. Илюшка легко вырулил и направился вверх по реке. Минут пять плыли, не больше, свернули в залив... Берега рядышком, ивы над водой пологом... Куст осоки впереди. Заплыли за него и замерли оба, очарованные... Словно и не река, а зеленая поляна, по ней цветы: розетки белых заостренных лепестков с желтыми тычинками посередине.
- Илюш, я не могу их рвать... ведь завянут через час.
- Зачем мы тогда сюда приплыли?
- Полюбоваться. Жаль в палисаднике нельзя лилии вырастить...
- А если их в пруду за вашим домом посадить?
- Вряд ли приживутся...
- Давай попробуем. Здесь воды по пояс... правда, дно противное - вязкое. Сплаваем за лопатой. Я буду копать, а ты тянуть куст. Можешь из лодки не вылезать.
План удался, но не так быстро. Вернулись домой. Переворошили сено. Пообедали. Илья вспомнил, что обещал бабушке калитку в огороде поправить, когда он вернулся - Малышевы сено сгребали.
За лилиями поплыли на закате. Провозились, выкапывая растения долго. Перепачкались, пришлось купаться.
Ночь июньская шелковая, мягкая и прозрачная. Ни ветерка. Дальний берег крутой, песчаный, лесом поросший – там птички поют, ближний – болотистый, здесь лягушки. Над водой парок легкий...
Илья за веслами, Поля на корме, друг на друга глядючи. На нем лишь шорты непонятного фасона и цвета, на ней сарафанчик в красно-белую клеточку. Она пыталась натянуть подол на колени, но устав от безнадежных попыток, откинула голову назад, подняла руки к волосам. Пятерней распутала мокрые пряди, хотела заплести косу, но передумала.
- Зря ты не захотел Антона взять, давно бы дома были.
- А чем бы он помог? Только лишний груз в лодке. Сейчас его в пруд загоним, лилии сажать.
- Размечтался. Ему мама не разрешит.
- Ваша мама давно спит и Антон полезет в пруд как миленький.
На другой день Малышевы убирали сено. Сгребли его в валы и собрались возить в сарай, да подвело транспортное средство – мотоблок, купленный месяц назад, отказывался заводиться. Владимир Петрович суетился, доставал из сумки то один, то другой ключ, что-то подкручивал… напрасно. Дергал стартер: мотор прихватывал, но тут же начинал чихать и глох.
- Антош, ступай за тележкой. Всю жизнь обходились без техники и сегодня не помрем, - вздохнула бабушка Нюра. – Володь, бросай, не теряй время.
- Мам, подожди… дай подумать.
- Думать ты умеешь, ты же доктор технических наук, - подкусила Вера Алексеевна мужа. Поправила голубую панаму и ушла в тень. Владимир Петрович продолжал суетиться, остальные молча, с грустными лицами стояли вокруг него. Перспектива таскать тяжеленную телегу казалась вполне реальной.
Пришел Илья.
- Дядь Вов, давай зажигание посмотрим. У вас лезвие безопасное есть?
- Поищем...
Пока доктор наук ходил за лезвием, Илья снял с двигателя стартер, чтобы добраться до магнето. Потом недолго покрутил винтики, регулируя зазор, поставил стартер на место. Дернул. Двигатель заработал ровно и чисто.
Бабушка Нюра, перекрикивая мотоблок, выразила свое восхищение:
- Золотые у тебя руки Илюш, и голова светлая.
- Да уж… утер ты мне нос, - Владимир Петрович смущенно улыбнулся, забрался на сиденье прицепленной к мотоблоку тележки и поехал за сеном. Остальные с вилами и граблями в руках направились туда же. Поля шла рядом с Ильей.
- Илюх, я тебя уважаю... у меня нет слов.
- Ерунда, у меня ж старший брат мастер в автосервисе.
- А я почти инженер-механик, по специальности автомобили и тракторы… об отце я вообще молчу.
- Поль… если хочешь я тебе о движках все, что знаю, расскажу.
- Рассказать я и сама могу, а вот починить…
- Такой как ты нам в семье просто необходим. Придется Полинке выходить за тебя замуж, - оглянулся и высказал свое мнение Антон.
Илюшка, стушевался, не сразу нашелся что сказать, но набрался смелости:
- Я согласен. Если она подождет, пока училище закончу?
- Подожду.
- И с моря ждать будешь?
- Конечно, буду. Слепо-глухо-немой капитан дальнего плавания – идеальный муж!
Илья на шутку обиделся. Почему она не принимает его всерьез? Он же без нее жить не может.
Илья вкопал возле своего дома два столба, соединил их перекладиной. Через перекладину перекинул веревку – получились качели для племянника. Не хитро сооружение, но до обеда провозился. Закончил – решил опробовать.
Качнулся разок другой потихоньку, а потом в полную силу. Земля далеко... близко... снова далеко. Взлетишь вверх – Василево, как на ладони. Что там, у Малышевых делается?
- Илья, дай покачаться.
Поля! Высматривал ее далеко, а она рядом.
- Давай вместе.
Как мальчишке не залюбоваться? Глаза у Поли разрезом на кошачьи похожи, но черные. Волосы длинные распущены, путаются на ветру. Губы... поцеловать бы. Нет, об этом лучше не думать. Короткая белая юбчонка взлетает до шеи... Босые загорелые ноги... белые трусики. Смутился... посмотрел по сторонам, но словно магнитом к ней тянет. Она самая красивая!
- Поль, давай я тебя сфотографирую.
- Давай.
- Тормози.
Соскочил с качелей, бегом в дом. Вернулся с новеньким «Зенитом».
Сделал несколько снимков. Полин брат пришел.
- Ты про сено забыла? Пошли работать.
Илья не заметил недовольного лица друга.
- Антоха, ты кстати! Щелкни нас на качелях.
Июль... Первые две недели лето в гору, а затем с горы. Вроде и не изменилось ничего, но Петр и Павел час убавил… Морошка сошла, черника поспела. Жаль Поле ходить за ней некогда – бабушкиной корове зимой сена нужно много. Всей семье дела хватает и Илюшке достается. Пришел - бери в руки грабли или вилы.
Работа с виду легкая и веселая, но за день умаешься. Солнцепек. Насекомые кусачие. Хуже всего – сено в сарай убирать, особенно если его там уже много и складывать приходится под самой крышей. Наверху обычно Поля. Антон с Илюшкой ей сено подают длинными вилами, а она его по углам распихивает.
Духота... Сенная труха липнет к разгоряченному телу, колется. Хорошо, что желание нырнуть в воду и плыть далеко-далеко не несбыточное. До Пядицы не больше ста метров.
На берегу дерево, на нем тарзанка. Раскачаешься и бултых... вода вперемешку с солнцем.
- Поль, в залив сплаваем? На лилии посмотрим.
- Сплаваем.
Илья и Поля отправились вдвоем. Как всегда - он за веслами, она на корме. Не спуская глаз друг с друга. Подальше от посторонних глаз...
В конце июня Илья починил мотоцикл – старенький «Восход», что достался в наследство от дяди. Сначала опробовал сам, потом прокатил Полю. Когда она сказала, что хочет рулить, обрадовался:
- Давай, научу! Смотри: газ, тормоз. Сцепление – это для того, что плавно трогаться с места. Поняла?
- Да.
- Садись.
Илья завел двигатель, устроился позади ученицы. Обнял ее за талию, прикоснулся губами к шее девушки. Она, увлеченная предстоящей поездкой, на почти поцелуй внимания не обратила. Но когда Илья крепче сомкнул руки, Поля запротестовала:
- Отпусти, мне неудобно. Поехали?
- Выжимай сцепление. Включай передачу.
- Сам включай.
- Хорошо. Готово. Трогайся потихоньку. Плавненько… Ну вот, заглушила.
Тронуться Поле удалось с третьей попытки. А дальше все получилось легко. Мотоцикл – почти велосипед, только без педалей. Надо лишь крутить ручку газа и выжимать сцепление, когда Илья переключает передачи. Дорога несется навстречу с бешеной скоростью, что на обочине – не разглядеть. Ветер в лицо… Впереди кто-то идет…
- Тормози!
- Как? Я боюсь!
- Газ скинь и заруливай в поле. В кусты-то зачем. Не бойся, я на нейтралку поставил, сейчас остановимся.
Двигатель рычал, но скорость быстро падала. Окончательно остановились возле реки. Место пустынное. Вода зеркалом, в центре зеркала голубое небо и белые облака, по краям острые копья камышей.
Илья прижался к спине девушки, крепче сомкнул руки у нее под грудью. Поля оглянулась навстречу поцелую. Растерявшись, не знала, что делать: отвечать или сопротивляться.
- Поленька… Я так давно…
- Но почему молчал?
- Боялся. Вдруг ты скажешь, что у тебя кто-то есть.
- Никого у меня нет.
Так и просидели весь вечер на мотоцикле. Поля, боясь быть неправильно понятой, молча терпела неудобство. Илья не предложил слезть потому, что на большее счастье, чем держать любимую в объятиях, и не рассчитывал.
Все-таки она не выдержала первой, предложила:
- Поехали в Подберезье на танцы.
- Если ты хочешь, …
- Хочу.
- Сама будешь рулить?
- Нет, садись ты.
В сельском клубе скучно веселились, кто как умел. Девчонки дергались в непонятном танце в центре зала, парни подпирали спинами стены.
Поля и Илья пробрались сквозь ряды сдвинутых к одной из стен кресел, нашли удобное место, сели. Приготовились к долгому ожиданию начала настоящих танцев в темноте. Неожиданно, но ко всеобщей радости, в дверях возник дед Михаил с гармошкой. Девчонки мгновенно организовали атмосферу: выключили магнитофон, усадили деда на стул, и столпились вокруг него. Дед заиграл плясовую и сразу три девчонки вышли в круг.
Прост и незатейлив деревенский танец. Топай ногами по очереди. Правый носок, правая пятка, левый носок, левая пятка. Только спина должна быть прямой и руки похожими на птиц. И частушек надо знать много.
Молодой мельник
Завел меня в ельник
Я думала середа,
Глядь нынче понедельник
Меня милый провожал
Всю дорогу руку жал
А у самых у дверей
Мне навешал фонарей
Две плясуньи быстро исчерпали частушечный запас и закончили выступление, третья – Наташка Мальцева, подошла к Поле и, глядя ей в глаза, пропела:
- У соперницы моей
Кудри черные висят.
Красоты на сто процентов,
Дури на сто пятьдесят.
По местному этикету Поле следовало ответить. Причина вызова не была тайной ни для кого из присутствующих. Что-то было в начале лета между Наташкой и Ильей.
Поля поднялась, вышла в круг, исполнила три плясовых колена и пропела:
- Девка замуж собралась,
А ее не сватают.
Если милый изменил,
Я не виноватая.
Продолжать перепалку сочла оскорбительным для себя, помахала ладошкой на прощание и направилась к выходу, в том, что Илья пойдет за ней не сомневалась. Он догнал уже на улице. Хотел что-то сказать, но путь преградили трое далеко нетрезвых парней. Один с зажатым в руке колом выступил вперед, чтобы изложить требования.
- Значит так: девка твоя может идти, а ты орел оставайся, разговор есть.
- Ребят, давайте в другой раз, - спокойно ответил Илья - я завтра вечером к вам приеду и поговорим.
- Нет. Мы хотим сегодня.
- Хорошо, сегодня так сегодня. Я Полю домой отвезу и вернусь.
- Ножками дотопает, не велика барыня.
- Дотопаю. До участкового, - в голосе Поли зазвенели железные нотки, которых она и сама от себя не ожидала.
- Хрен с ним, пусть едет, - заметно испугался один из второго ряда.
- Пусть, - согласился тот, который с колом, - только учти, Осинцев, если не вернешься, то получишь еще и за то, что брешешь.
- Я вернусь, потому что обещал.
Дорогой Поля лихорадочно соображала, как отговорить Илью возвращаться. Слов не придумала, но способ нашла. У калитки, слезая с мотоцикла, попросила парня немного подождать. Метнулась в дом, а вернулась с кухонным ножом и без колебаний засадила его по самую рукоятку в переднее колесо.
- Поль, ну зачем.
- Чтоб глупостей не наделал. Даже не думай возвращаться. Понял?
- Понял. Иди спать.
Поля позволила себя поцеловать и ушла довольная и спокойная. На всякий случай выглянула в окно, убедиться, что Илья пошел домой, и самодовольству пришел конец. Парень направлялся в сторону Подберезья. Не долго думая, Поля достала из-под кровати брата его духовое ружье и побежала вдогонку за другом.
Она настигла его быстро, но не окликнула, а пошла чуть позади. Даже забыла бояться, проходя мимо кладбища, ни разу не споткнулась о сучок или корень в непроглядной тьме елового леса. До культурного центра идти не пришлось, троица попалась навстречу на половине пути.
- Мои претензии знаешь? - говоривший по-прежнему держал в руке кол, да и его спутники раздобыли себе по хорошему дрыну.
- Понятия не имею о твоих претензиях, - честно признался Илья.
- Я брат Наташки Мальцевой. Или ты на ней женишься или я тебя изуродую.
- Я не женюсь на твоей сестре никогда.
- Тогда получи!
Илья увернулся от кола, даже сумел выхватить его у главного нападающего, но получил по голове от одного из его друзей.
- Стоять уроды! пристрелю! - крикнула Поля, вскидывая незаряженную духовушку. – Отойдите от него! Я кому говорю, пошли прочь!
Последние слова были уже в пустоту, нападавших след простыл.
Поля подошла к Илье, спросила сочувственно:
- Больно?
- Мне стыдно! Тебе не кажется, что есть вещи, которые тебя не касаются?!
- Ты дурак… Прощай. Все кончено… Женись на Наташке!
- Хочешь, я расскажу тебе все, о том, что у меня было с ней?
- Не хочу. Ты понял? Не хо-чу! Я тебя больше знать не хочу!
Возвращались молча. Он плелся на полшага позади и чуть не плакал от горя. Она сказала все кончено. Она никогда не простит…
Времени на обиду оставалось мало. Через неделю, в день своих именин Илья уезжал. Поля, вроде как на Морошкино болото собралась за брусникой, но все равно получилось так, что она его провожает.
Он одет прилично: джинсы и светло-серая рубашка. Она смешно: на болото собралась – не на свидание. Линялые спортивные брюки с заплатками на коленках, рубашка, в которой отец из армии пришел и бабушкин красный платочек.
Шли молча. Лишь в последнем перед станцией перелеске остановились и обнялись.
- Поленька…Я с этой Наташкой только потанцевал один вечер и все.
- Мне плевать на Наташку. Но если ты еще раз закричишь на меня…
- Поленька…
- Нет, ты послушай. Меня касается все, что касается тебя.
- Поленька... я люблю тебя, Поленька. У нас все будет лучше всех, вот увидишь... Я тебе напишу... ты будешь ждать?
- Буду.
- Повтори. Скажи: «Я буду ждать. Я буду отвечать на письма. Я ничего не забуду!»
- Я буду ждать и отвечать на письма.
Спряталась лицом у него на груди, чтобы ничего не видеть вокруг, чтобы он ее слез не видел. А Илюшка счастливый и несчастный одновременно гладил ладонями Полины плечи. Очень верил, что прощается ненадолго.
- Пора. Я побегу, а то на поезд опоздаю.
Еще раз поцеловались и расстались.
Письмо из Ленинграда или из Москвы идет до Василева три дня. Это Поля знала и до пятого августа весточки от Ильи не ждала. Шестого удивилась, что он не пишет. Седьмого расстроилась. Ее плохое настроение заметила мать и в своей обычной манере посочувствовала:
- Не горюй, Полинка! У него таких как ты...
- Во-первых, я не горюю, а во-вторых... с чего ты взяла, что у него таких как я... много?
- Потому что я знаю мужчин.
Вмешалась бабушка:
- Не слушай ее, Поль. Ничего она не знает. У Осинцевых в роду гулящих мужиков никогда не было, а об Илюшке плохо говорить – грех.
- Поживем – увидим.
Вера Алексеевна презрительно ухмыльнулась, поправила панаму и удалилась.
Прошла еще неделя. Мать каждый день интересовалась, не получила ли Поля письма. Жалила и упивалась своей правотой. Отец, делал вид, что ничего не видит и не знает. Антон и бабушка молчали сочувственно. Что тут скажешь? Родным уж Илюшка два письма прислал. Антошке мог бы написать, да видать стыдно.
За неделю до конца лета Поля с бабушкой отправились на Морошкино болото за клюквой и посекретничать.
- Ба, а почему в деревне говорят, что ты колдунья?
- Врут.
- Дыма без огня не бывает.
- А это верно... В пятьдесят втором году на Пядице остров был, сейчас его нет, водой размыло. Отец твой на том острове тайком сена насушил пару копен. Все лето мучался – какой из мальчишки косарь, ему еще и двенадцати не было. Осенью, как река замерзла, мы с ним те две копны к дому привезли. Спрятать не успели – председатель увидел. На другой день на собрании меня из колхоза исключили.
- За что?!
- До сентября на своих коров косить не положено было. И если мальчишка работать может, значит должен на общество трудиться, а не на свое обогащение.
- Ну, исключили и плевать. Все равно ведь за палочки работали.
- Постановили: лошадь не давать – пусть дрова из леса на себе таскают, корову в поле не выпускать, заработанное летом зерно – не выдавать.
- Твари!
- Я после собрания товаркам своим, которые заступиться побоялись, сказала, что сдохнут скоро и бригадир наш, что больше всех на собрании меня наказать требовал, и председатель и смерть у обоих собачья будет. – Старушка замолчала-задумалась, машинально сняла с головы белый платок, а потом снова повязала. Поля, терпеливо, с ужасом и интересом, ждала продолжения рассказа, не решаясь задать вопрос или поторопить. - А через два дня бригадир пошел на рыбалку и не вернулся. Утонул в Пядице – как кричал среди реки, многие слышали... нашли его лишь весной, кода лед сошел.
Председатель на коленях прощения просил, во всех правах без всякого собрания восстановил. До самой смерти своей он мне угодить старался... Через пять лет дал Вовке справку, чтоб мог паспорт получить и из колхоза уехать. За погибшего мужа помог льготы оформить.
- А я слышала, он тебя любил.
- Он кроме себя никого не любил.
- Ба, а почему бригадир утонул? Что ты сделала?
- Молитву прочла... особую. Солдатской вдове – Бог защитник. - И вдруг без всякого перехода:
- Поль, я все равно не верю, что Илюшка не захотел тебе написать без причины. Напиши сама, спроси, на что обиделся.
- Нет, не буду я его ни о чем спрашивать. Что у нас с ним было? Ничего. Даже лилии, что в пруду посадили, не прижились. Писать обещал? Может и права мама, не одной мне обещал.
- Мать твоя не права, это я точно знаю. И еще знаю, что тебе с замужеством спешить особо некуда, а ему жениться и подавно рановато. На тот год будет лето, встретитесь, поговорите. Если что серьезное у вас, оно никуда не денется. Коль судьба он твоя, то не разминетесь. А коль не судьба, то и жалеть нечего.
Поля возвращалась в Москву в последний день августа. Вагоны подрагивали и скрипели. Кончилось лето… кончилось лето…
Родители и брат уехали две недели назад, а она осталась. Поля не хотела расставаться с бабушкой, да и от Илюшки весточки все-таки ждала. Надеялась-верила до последнего, что приедет он денечка на три и удастся поговорить... Впереди целая жизнь, грустить рановато, а не весело. На смену поре ягод шло время опавших листьев.
ПРОСТИ
Площадь трех вокзалов. Шум, суета, все чужие. Все куда-то спешат. Толкаются. Людской поток донес до метро. В электричке грохот, за окнами мелькает какая-то гадость - толстенные похожие на змей шланги и провода.
На другой день к Москве привыкла. Как будто и не уезжала никуда. И не было в ее жизни ни Морошкина болота, ни речки Пядицы. Городской транспорт, очереди в магазинах. До сессии далеко, учиться рановато. Пообщаться с однокурсниками приятно. Загаром похвастаться, сшитым бабушкой платьем.
В своей группе Поля единственная девушка среди двадцати парней. Учиться мужской специальности Поля решила не потому, что в МАДИ работали ее родители, а потому, что унаследовала от отца любовь к техническим наукам. Среди однокашников нет ни поклонников, ни близких друзей. Правда и врагов нет, кругом одни товарищи. По традиции первого сентября после занятий закатились в ближайшую кафушку. Поле эта традиция со второго курса не в радость, но как всегда не решилась оторваться от коллектива.
Все шло по давнишнему неписанному сценарию: парни злоупотребили спиртным и занялись охотой на женщин, сидящих за соседними столиками. Напиваться вместе со всем Поля не умела, и во время таких мероприятий теряла часть уважения к товарищам. К пятому курсу терять было уже нечего и потому, смотрела на мерзость с безнадежной тоской. Ждала, когда о ней забудут совсем и можно будет уйти втихаря.
Удивилась, заметив внимание мужчины, сидевшего за соседним столиком. На вид ему лет тридцать, может чуть меньше. Не ее идеал мужской красоты, но что-то в нем есть... Где же я его видела? Среднего роста, но плотный, коренастый. В дорогом импортном костюме. Интересно, кто он такой? Скорее всего, ничего интересного – фарцовщик… Однако решила не искать приключений, попыталась спрятаться за разговором с одним из одногруппников. Не получилось. Незнакомец подошел и пригласил танцевать, по всем правилам, спросив у ее собеседника разрешения. Поля приглашение приняла, положила руки кавалеру на плечи, удивилась: каменный он что ли?
Молча потоптались, в обнимку под непонятную музыку первые два танца. В начале третьего он решился:
- Вас, кажется, зовут Полиной?
- Пелагеей.
- А я Денис.
- Мы познакомились? – пошутила, без страха быть неправильно понятой и всякого кокетства - партнер по танцам интересовал мало. Он же смущенно кивнул в знак согласия, а слова для продолжения беседы нашел, лишь в начале четвертого танца:
- Поля... вы не замужем?
- Нет. Не берут.
- Я бы взял.
- Вот так сразу... раз и замуж?
- Вы меня не помните... Год назад я подвозил вас домой с такой же традиционной встречи..., - напомнить о первой встрече в серебряном бору, Денис все-таки не решился.
- Да... запамятовала...
- А я помню все... Вас было четверо. Мужики раньше вышли. Когда мы вдвоем остались, я попытался ухаживать... но был безжалостно отвергнут.
- И через год решил отомстить?
- Пустое «вы» сердечным «ты» ты заменила... – Денис коснулся губами лежащей у него на плече, Полиной руки.
Девушка чуть растерялась, но виду не подала:
- Да? Вы против?
- Я – за. – Он еще раз поцеловал ее пальцы, потерся о них щекой. - Я на машине... Могу отвезти тебя домой.
- Можешь или хочешь?
- Очень хочу.
Поля внимательно посмотрела на Дениса. Серьезен и настойчив до абсурда, но далеко не дурен собой. Темные, стриженые под машинку волосы. Большие светло-карие глаза, ресницы короткие, но очень густые. Брови прямой линией. Нос с небольшой горбинкой и чуть великоват. Жесткий рот, почти квадратный подбородок.
- Спасибо за предложение... как-нибудь в другой раз... не сегодня.
- Почему? Нам по пути, я не вампир и не насильник.
- Не знаю...
- Да я, правда, не вампир, вот честное слово!
Поля не сумела сдержать улыбку и согласилась:
- Ну, тогда поехали.
В машине оба примолкли, за всю дорогу перебросились лишь парой ничего не значащих фраз. Поля любовалась вечерней Москвой, и размышляла о том, кто же он все-таки такой, ее спутник. Может быть комсомольский или партийный босс… У ее знакомых не то что на лишние, на единственные джинсы денег не всегда хватало, а он упакован выше крыши. Вот машина у него, явно своя: номера частные …
Денис вынужден был смотреть вперед. Способность думать он потерял надолго. Приехали. Остановились... и он нахально полез целоваться. Когда понял, что она изо всех сил вырывается, разумеется, отпустил. Она ударила его по лицу и выскочила из машины. До подъезда почти бежала, он шел следом и умолял:
- Поля, прости... Поль, я дурак, прости, пожалуйста... хочешь, ударь еще... только прости. Поленька, не уходи!
Она оглянулась и прошипела злобно:
- Вали отсюда... Ты...
Он остановился, а она вошла в подъезд.
На другой день думала и вспоминала, сравнивала Дениса с Ильей. Вроде нелепость полнейшая искать общие черты у совершенно разных людей, а она умудрялась найти. Не особо разговорчивы оба... у обоих маленький шрамик над верхней губой... Все-таки зря она с ним так. Зачем вообще начала флиртовать и села в его машину? Сказала бы правду... А какая она, правда? Глупая детская любовь во время каникул...
На лекциях делала вид, что слушает... по дороге домой в метро чуть свою станцию не проехала.
Третьего сентября суббота – выходной. Можно отоспаться. Около часа дня Поля сквозь сон услышала звонок в дверь. Через пару минут на пороге возникла мать и шепотом, чтобы не разбудить спящего на соседней кровати Антона позвала:
- Поль, вставай, к тебе молодой человек пришел.
- Илюшка?!!
- Спит и видит... нет, другой. Я его не знаю.
Поля надела халатик, обула тапочки. Не удосужилась даже провести расческой по волосам. Растрепанная и заспанная пошла встречать гостя. Оторопела, увидев Дениса, остановилась на пороге, пролепетала:
- Ой..., я не ждала...
- А я вот пришел...
Стояли друг против друга, не знали, что делать и говорить дальше. Поля, злилась. Ей очень хотелось сказать, что тот, кто ходит в гости по утрам – нахал, и захлопнуть дверь, но терпела.
Денис, глядя на девушку, забыл все правила ритуальной игры в обольщение. Потерял надежду даже не на победу, а на возможность начала общения. Зачем приперся дурак? Кто тебя звал? Она слишком хороша и молода для тебя, мягкая нежная куколка. Что ты можешь ей предложить?
Он уже хотел уходить. Протянул Поле коробку конфет и букет розовых гладиолусов. Извинился:
- Я, конечно, зря пришел... Непонятливый... Тупой «сапог». До свидания...
Хорошо, то, что хорошо кончается. На Илюхе свет клином не сошелся, у дочери появился вполне достойный поклонник - Вера Алексеевна контролировала ситуацию, стоя за дверью. Она в притвор разглядывала гостя, отмечая положительные качества. Не мальчик, но влюблен по уши. Подарок принес не дешевый. Одет неброско, но во все импортное: шикарный тонкой шерсти джемпер, фирменные джинсы, дорогие и чистые ботинки. В критический момент заботливая мать решила, что пора вмешиваться, потому что дочь, как всегда, не права. Грех такому жениху давать от ворот поворот. С максимально любезной улыбкой на лице претендентка на звание тещи выглянула в прихожую и рекомендовала:
- Полина, проходите в комнату. Что ж ты молодого человека у порога держишь.
Привыкла к беспрекословному подчинению и потому, не стала дожидаться, пока ее воля будет исполнена, ушла.
Поля сделала несколько шагов назад, приглашая гостя за собой. Подождала, пока он снимет ботинки и обует тапочки. Открыла дверь в комнату, что служила семье гостиной, пригласила:
- На диван садись. Подожди, я не долго: только воды налью и умоюсь.
Поля вернулась утихомиренная, умытая и причесанная: заплела волосы в косу. Когда взяла цветы, чтобы поставить их в вазу, вернулось раздражение: догадался... принес... Шоколада она не ела вовсе. Была уверена, что розовым позволено быть лишь нижнему женскому белью. И гладиолусы ненавидела с детства. Почему ненавидела? Потому что на клумбе от них ни красы, ни радости. Распустились два первых цветка на стебле и надо срезать, чтобы луковица созрела. А зачем летом цветы в вазе, если их кругом полно?
Поля уселась в кресло напротив гостя, вопросительно на него глянула, предложила поговорить:
- Я очень внимательно слушаю.
- Я все-таки зря пришел... Прости...
- Почему зря? Тебе нечего мне сказать?
Но тут приоткрылась дверь и заглянула Вера Алексеевна. Промурлыкала:
- Полина, завтрак готов. Молодой человек, прошу к столу. Заодно познакомимся.
Что ж... если мама хочет... спорить бесполезно.
- Пойдем, Денис, завтракать или обедать, не знаю, что ты делаешь в это время. По старому сказочному обычаю положено гостя сначала напоить-накормить и лишь потом задавать дурацкие вопросы.
Улыбка девушки подарила Денису надежду. В ответ он хотел улыбнуться благодарно и весело, а получилось... так, что Поля перестала злиться. Именно так улыбался Илья в самом начале лета.
Денис поздоровался-познакомился с Владимиром Петровичем и Антоном, сел. Принял из Полиных рук тарелку с жареной картошкой и двумя сосисками. Попробовал, похвалил:
- Очень вкусно.
- Еще бы, папа жарил. Он чемпион мира по жаренью картошки, - ответила Поля, жуя.
Вера Алексеевна начала допрос:
- Денис, а чем вы занимаетесь?
- Служу Советскому Союзу. Офицер я, пограничник.
- И где служите?
- В Таджикистане.
- В Москве почему?
- К родителям. Навестить.
- Надолго?
- Отпуск сорок пять суток. Сегодня последние.
- Родители чем занимаются?
- Отец – генерал-майор в отставке. Мама врач. Ей до пенсии пять лет, заведует районной поликлиникой.
Поля слушала и вопросы матери, и ответы Дениса, но думала лишь о том, что у него сегодня последние сутки отпуска. Таджикистан... там же Афганистан рядом... он же почти на войну уходит... Он же проститься пришел, а я его чуть не прогнала. Стыдно... Он целый год на краю света помнил меня, и умудрился найти... два раза... Дура.
Ее мать рассуждала проще. Появилась выгодная для дочери партия, даже если не удастся уговорить Дениса вернуться в столицу. Генеральский сынок обязательно сделает карьеру. Родители наверняка решат за него квартирный вопрос. Пока Поля не окончила институт, у нее есть причина не лететь за мужем на край света. А если ребенка родит, то в горах ей вообще делать нечего. Интересно, откуда этот Денис взялся? Как давно они знакомы? У Поли в голове ветер, потому она так холодно встретила приличного парня и никогда раньше даже имени его не упоминала.
Антону поклонник сестры понравился. Он ждал, когда мать узнает все что хочет, и можно будет расспросить гостя о нарушителях, пограничных собаках и боевых приемах.
Владимир Петрович против Дениса лично ничего не имел, но перспективе отдать за него дочь не радовался. Застава в горах... Что там есть? Голые камни. Казарма для сорока солдатиков, пара домиков для троих офицеров. До ближайшего захудалого райцентра километров двадцать. Бытовых удобств никаких. И вообще... кавалергарда век не долог... Таджикистан с Афганистаном граничит... Война в трех шагах. Хорошо, что этот Денис не сумел Поле голову заморочить. У Веры в голове ветер. Молчал Владимир Петрович не потому, что не хотел с женой ссориться, а потому что дочку свою хорошо знал: не испугаешь ее трудностями и опасностями, лишь раззадоришь.
Поля не выдержала, не дождалась, когда мать закончит допрос, перебила:
- Денис, ты уезжаешь сегодня?
- Улетаю... завтра в девять утра из Домодедова.
- Я тебя провожу.
- Это сложно... В порту я должен быть в половине восьмого... из дома в половине седьмого...
- Я сказала, что провожу – значит провожу. Ты поел? Вставай, пошли?
- Куда?
- Гулять. Или ты весь день за столом сидеть собрался?
- Поль... ты так пойдешь или переоденешься?
- Пока ты шнурки на ботинках завязываешь, я буду готова.
Вера Алексеевна, против прогулки возражала, уговаривала хотя бы чаю выпить, но дочь ее не слышала. Ушла в свою комнату и, натянув джинсы и свитер, почти сразу вернулась. Краситься не обязательно, не блондинка.
Денис со шнурками на ботинках справился чуть раньше.
Вышли на улицу, сели в его машину.
- Почему ты ничего не рассказал о себе?
- Ты не спрашивала.
- Но хоть, что-то мог сказать... Я думала ты фарцовщик или комсомольский работник…
Денис растерялся, не зная, оправдываться или радоваться. На всякий случай решил оправдываться:
- Прости.
- Ты меня тоже прости.
Неужели есть в жизни счастье и в мире справедливость? Только бы не спугнуть, не сказать лишнего, не обидеть нечаянно эту девочку. Ведь понятно, что не зря она приглянулась ему с первой встречи, она же родная, близкая и понятная, и все понимающая. А то, что колючая и кусачая, так это просто здорово. Если он потеряет ее еще раз, то не простит себя до конца дней.
- Поль... мы куда-нибудь поедем?
- Как хочешь.
- Я хочу тебя с родителями познакомить.
- Знакомь.
- Ты сменила гнев на милость или на жалость?
- Не знаю... может быть на уважение... но вчера ты был не прав!
- Злюка… моя, ты меня когда-нибудь простишь?
- Да простила уже, поехали.
Погожий день ласкал московские улицы теплом и безветрием. Никуда не спешили редкие прохожие на тротуарах, не очень широкая, но абсолютно свободная проезжая часть позволила разогнаться. Только разговор не клеился. Денис вдруг забыл все правила игры в бравого ухажера, мечтал о том, как Поля войдет в его дом, как он заманит ее в свою комнату. Дальше фантазия упиралась в стену непредсказуемости характера девушки.
- Вот здесь я живу, - сказал Денис, свернув во двор.
Поля вдруг испугалась. Согласилась, не подумавши, а как до дела дошло…
- Денис… А что ты скажешь родителям обо мне?
- Скажу, что ты моя невеста.
- Но это неправда… Мы едва знакомы.
- Все, что мне нужно знать о тебе, я знаю. И я давно хотел такую… целый год и даже больше.
- А я о тебе ничего не знаю…
- Но мы же не завтра поженимся.
- С чего ты взял, что мы поженимся?
- Потому что я в Новый год загадал желание, найти тебя и больше с тобой не расставаться.
Знакомство состоялось просто и быстро. Дверь открыла его мать. Увидела сына с девушкой – обрадовалась:
- Денис… какой сюрприз…
- Это Поля. Поль, это моя мама – Нина Сергеевна. Ма, а отец где?
- Во дворе в домино играет. Я его сейчас позову, обедать будем.
- Мы только что из-за стола. Давай позже.
- Давай.
Нина Сергеевна подала гостье тапочки тридцать шестого размера, удивилась, что подошли. Пригласила в гостиную. Словно для приличия пообщалась несколько минут – на погоду посетовала… А потом сказала, что должна пирог испечь, и ушла.
Остались вдвоем. Обо всем целомудренном Денис сразу забыл но, помня вчерашний конфуз, давать волю рукам побаивался. Пригласил гостью в свою комнату, усадил на диван, вручил ей альбом с фотографиями, сам устроился на стуле напротив. Комментировал:
- Это я еще в училище… это на выпускном… это уже на границе…
Фотографии чертовых куличков, на которые ее приглашала судьба, Поля рассматривала внимательно, но никаких эмоций не испытывала: подобные картинки видела и раньше.
- Это что нарушитель? – спросила, держа в руках снимок, на котором голые по пояс Денис и еще какой-то парень стоят друг против друга в агрессивных позах.
- Поль… Начальник погранзаставы с нарушителем в рукопашную… это только в кино. Я учу солдатика приемам самообороны.
- А меня научишь?
- С удовольствием. Вставай. Нападай.
- Она схватила его за кисти рук, но он, развернувшись, чуть надавил локтем ей на предплечье и почти уронил на пол.
- Поняла?
- Да.
- Теперь я нападаю, защищайся.
Попыталась. Ничего не получилось. Разозлилась на свою неловкость и глупейшую улыбку полупьяного от невинных прикосновений Дениса, решила: он насмехается.
- И что ты так развеселился? Можно подумать у тебя с первого раза все получилось.
- Конечно не с первого. Но это совсем не сложно… Не торопись и не злись и все получится.
Ученицей Поля оказалась никудышной. И с двадцатого раза повторить простейший прием не смогла. Раскраснелась, волосы растрепались. Злилась, задорилась.
- Ты устала… отдохни.
- Не устала… это мне свитер мешает.
- Сними его.
- Не могу… у меня под ним ничего нет.
- Хочешь, я тебе футболку дам.
- Давай.
Пока Поля переодевалась, Денис смотрел в окно, обернулся, лишь получив разрешение. В наряде не по размеру она показалась столь хрупкой и беззащитной, что утонул в нежности и восторге. Кинуться бы на зов природы, но нельзя… Как же хорошо, что есть повод прикоснуться… Подошел, взял ее руку, повернул ладонью вверх, погладил запястье:
- Противник тебя за это место держит, его внимание здесь, а ты действуешь только плечом и локтем. Попробуй.
Того, что у нее, наконец, получится, не ожидали оба. Но Денису хватило доли секунды, чтобы взять ситуацию под контроль: на диван повалились вместе. Он склонился над ней и прошептал возле виска:
- Попалась, которая кусалась…
- Я не кусалась…
- Ты дралась…
Нина Сергеевна заглянула в совершенно неподходящую минуту, смутилась больше сына и его гостьи, подумала совсем не то… но сделала вид, что ничего не случилось и пригласила к столу. Вернула туда, где пространство и время были общими.
На столе, как в простой советской семье: щи, котлеты, чай с пирогом… И беседа застольная не замысловата. Нина Сергеевна спрашивала, Поля отвечала. Денис изредка вмешивался:
- Ма, ты слишком любопытна. Поль, ты поела? Пошли ко мне.
Михаил Сергеевич молча, укоризненно поглядывал на жену: не приставай, не до тебя сыну сегодня.
Поле очень хотелось уйти в комнату Дениса, еще раз почувствовать его руки у себя на теле и почти поцелуй возле виска, но было стыдно… Что родители подумают? Да еще после того, что Нина Сергеевна видела… Потому ждала знака хозяйки об окончании обеда, поддерживала беседу о прошлом и будущем.
А будущее нарисовалось четко, в перспективе: Поля Дениса будет ждать. Вернее он будет ждать, когда она приедет к нему – зимой на каникулы, а летом может быть навсегда… Невеста – это просто самая любимая девушка.
- Мне пора, - Поля все-таки поднялась первой. Уже семь, дома буду в восемь… Вам завтра рано вставать, а мне еще раньше.
Денис припарковал машину напротив Полиного подъезда. Обнял девушку за плечи:
- Не уходи, давай посидим еще, ведь расстанемся на полгода почти… пошли на заднее сиденье.
Сентябрь – не лето, восемь вечера – сумерки. Дождик меленький по стеклам и крыше машины. На улице никого.. Первые прикосновения почти невесомые…
В десять совсем темно… Дождь проливной, ветер. У Поли мурашки от мужских рук на голой спине… Губам измученным горячо.
- Не надо… пожалуйста…
Словно во что-то мягкое и пушистое окунулась, а оно бездонное, как бы совсем не утонуть… Тело подчиняться отказалось, руки, вместо того чтобы оттолкнуть Дениса, гладили его волосы, шею, плечи…
Все-таки нашла в себе силы очнуться, почувствовав его пальцы внизу живота.
- Пора мне… поздно… и тебе пора, завтра вставать чуть свет.
- Я в самолете отосплюсь… а у тебя завтра выходной… Это наша ночь…
- Меня родители убьют, если я ночевать не приду…
- Ты придешь… но через полчасика…
Небо обложено толстым слоем мокрых туч, а они утонули в звездном омуте, но не посмели вкусить запретный плод. Утром, перед тем как ехать в порт, Поля заглянула домой. На крик матери:
- У тебя совесть есть? Позвонить могла?
Ответила спокойно:
- Провожу Дениса, вернусь, поговорим.
Так же спокойно, как должное, встретила укоризненные взгляды родителей Дениса. Без всякого стеснения ответила на его прощальные поцелуи в аэропорту. И замерла на три дня, пока не обнаружила в почтовом ящике конвертик без марки. Что ж все по-взрослому, серьезно и надежно – целых две странички ласковых слов.
В конце сентября осень похожа на лису – пушистая, рыжая и хитрая. Уйдешь из дома без зонта, обязательно намочит дождем, положишь зонт в сумку – приласкает теплым солнышком. А в конце октября на бродячую собаку. Деревья облезлые, кой-где клок мокрых листьев… Ветер за окном скулит… чернота там холодная…
Просыпаться не хочется. Везет медведям, они до весны уснули… Есть такое слово: «надо». Кому надо? Кто все это придумал? Зачем? Что бы такое хорошее вспомнить, ради чего стоит покидать теплую нору. Может быть, почта сработает быстрее и сегодня придет письмо от Дениса? Вряд ли… никак не раньше послезавтра. До стипендии еще неделя… День сегодня какой? Четверг… завтра пятница, послезавтра суббота, отосплюсь… и письмо от Дениса придет.
- Полина, Антон! Сколько можно! Завтрак стынет!– с кухни кричит мать. До чего ж у нее голос по утрам противный. Завтрак… как же надоели эти яйца вкрутую. Сколько можно просить в мешочек…
Поля, собрав волю в кулак, выползла из-под одеяла, встала на ноги, слегка приоткрыла один глаз и побрела в ванную, натыкаясь на все, что попалось на пути. Утро осеннее, мокрое мерзкое, где бы от тебя мне укрыться несчастной…
Проснулась окончательно лишь перед концом второй пары – час обеда приближался, а под ложечкой уже посасывало. В столовой села за столик с парнями из группы – других свободных мест не было. Ее появление не произвело ни на кого никакого эффекта. Продолжали трепаться о своем, о мужском: о вчерашнем походе в женскую общагу.
- Не, ты представь, в комнате их четверо – никак-ничего. Выбираю самую красивую, тащу ее в душ. Оказывается, ее зовут Валя… Пол скользкий, мы пьяные оба, я ее к стене прижимаю, а она вырывается…
- Короче давай…
- Ну че… короче трахнул я эту Валю!
Поля смеялась вместе со всеми, преодолевая чувство брезгливости к рассказчику и к неизвестной ей Вале, утешаясь мыслью, что никто пока не может сказать: «Трахнул я эту Полю!».
После обеда еще две пары сначала лекция потом семинар по специальности. Свалить никак нельзя, правда, на лекции можно с кем-нибудь в крестики-нолики время скоротать…
По дороге домой злилась на весь мир, мешающий ей прямо сейчас полететь к Денису. Ветер в лицо, зонт того гляди, улетит, автобус чуть грязью не обрызгал, в метро сесть негде – стоять полчаса. Зашла в подъезд, раздражение чуть улеглось, у почтового ящика окатило волнением: там что-то лежало! Нашла ключ, открыла, взяла в руки конвертик без марки… Обратный адрес…. Осинцев Илья…
«Поленька, здравствуй!
Это шестое мое письмо, скорее всего ты опять не ответишь, но я не могу без тебя. Почему ты не пишешь мне? Почему все так плохо? Ответь. Объясни, что случилось. Я согласен узнать самое плохое для себя, но не мучь меня молчанием и неизвестностью….»
Весь вечер бродила по дому сама не своя. Собиралась с мыслями и с чувствами. Не могла сделать Илюшке больно и вернуть лето не могла. Унесла Пядица в далекое море воду, что была вперемешку с солнцем.
«… прости Илюша. За все прости. Если б я от тебя хоть одно письмо получила, было бы по другому. Но все сложилось, так как сложилось. Не судьба. Но тебе еще повезет, вот увидишь. Прости…»
НАВСЕГДА
Ноябрь, тоскливо, из дома затемно, домой затемно. Скоро сессия, студентам не весело.
Давно известная истина: усвоить за одну ночь материал целого семестра все равно, что сожрать тридцать первого декабря хлеб, который следовало употребить в течении года. С тех пор накануне трудных дней Поля высчитывала – сколько ж это будет хлеба, и приходила в ужас: ни много, ни мало: тридцать шесть кило. Вздыхала тяжко и откладывала дела еще на денечек. Так было до тех пор, пока не приблизилась к черте, за которой лежал удивительный мир. В том мире не было всепроникающего ока матери, надоевших товарищей по учебе, метро по утрам и вечерам. Там ее ждали высоченные горы, ледяная бешеная речушка, эдельвейсы и любовь… Настоящая любовь. С Денисом по-другому быть не могло.
Поля торопила-подгоняла время. Не посмотрела ни одного фильма, даже по телевизору, не прочла ни одной интересной книжки. Целыми днями корпела над чертежами и расчетами. Сессию сдала досрочно – в середине января. Госэкзамен по научному коммунизму ждал в середине марта – впереди два месяца свободы! Можно нырнуть в будущее, посмотреть какое оно. Но поперек дороги, ведущей к счастью, встала мать:
- Полина! Ты сошла с ума! На два месяца! Да ты оттуда вернешься беременной!
- Мам, почему ты так плохо обо мне думаешь?
- Потому что я знаю жизнь. Твой Денис не мальчик, он с тобой в ладушки играть не станет. А потом ты будешь его умолять жениться, а он скажет: «Зачем? Мне и так хорошо».
- Ты и про Илюшку говорила всякие гадости!
- Я никаких гадостей про него не говорила! И к тому же была права, Илюха не лучшая для тебя партия, Денис тебе подходит больше, думаю, с этим ты спорить не станешь. Но пока не будет печати в паспорте, я тебя к нему не отпущу! Даже не думай!
- Хорошо. Я поеду не на два месяца, на две недели.
- Это ты сейчас говоришь, что на две недели. А к нему попадешь, забудешь все, что обещала. Выходи замуж и делай, что тебе хочется. Так ему и напиши: «Жить вместе будем только после свадьбы».
- Пап, ну скажи ты ей!
- Она права, Поль…
Поля писала, глотая слезы:
«Денис, я не приеду к тебе на каникулы. Родители считают, что это будет началом нашей с тобой совместной жизни. А начинать эту жизнь, не узаконив отношения нельзя…»
Отправила письмо, погрузилась в тоску на три дня. Утром дня четвертого проснулась разбуженная необычно длинным телефонным звонком.
- Поленька!
- Да! Денис ты где?!
- Я в Хороге.
- А я обрадовалась…
- Поленька, выходи за меня замуж!
- Приезжай в Москву, выйду.
- Приеду, через месяц наша свадьба, если ты согласна. Только зайди в ЗАГС, моего района. Паспорт не забудь. Иди к заведующей, скажи ей кто ты, она все сделает.
- А когда ты приедешь?
- За день до свадьбы.
- Надолго?
- Нет. Но какая разница, я же тебя с собой заберу навсегда. Ты согласна?
- Да!
В субботу с утра родители Дениса прибыли к родителям Поли. Познакомились. Выпили и закусили по такому случаю. Договорились, как должно пройти свадебное торжество: застолье в ресторане, одна машина своя – другую на заказ. Кольца молодые купят, когда Денис приедет – золото месяц назад подорожало и потому не дефицит. Платье… Белое свадебное платье и фата – тайная-заветная мечта всех девчонок.
Поля представила себе, как будет выбирать и примерять наряд в салоне для новобрачных. Жаль одна, без жениха. Когда он придет чтобы увезти навсегда, Поля будет в белоснежном… Денис охнет, увидев как она красива, возьмет на руки и закружит…
- Поля очнись! – Вера Алексеевна теребила дочь за локоть.
- Что?
- Может быть, платье лучше сшить? У меня есть хорошая портниха.
- Не знаю…
- Нет. – Вмешалась будущая свекровь. Протянула руку за своей сумочкой, что висела на спинке стула, открыла, достала кошелек. – Платье купим в «Березке». Денис сказал, чтобы я дала тебе чеки. – Отсчитала: Пятьдесят… сто… сто пятьдесят…двести. Думаю, этого хватит на платье и туфли.
- Если останется, она вернет. – Вере Алексеевне вздумалось повыпендриваться. Но Нина Сергеевна не поняла или сделала вид, что не поняла:
- Зачем. Это деньги Дениса – значит и его будущей жены.
Поля с трудом сохранила самообладание и задала вопрос, ответ на который почти знала:
- Откуда у Дениса чеки?
- За службу за границей.
- За афганской границей?
- Да.
- Я не могу это взять и потратить на… наряды…
В разговор вмешался будущий свекор:
- Поленька, Денис туда не ради чеков ходил… Покупай себе все что хочешь, ему будет приятно… Если не хватит, приезжай возьми еще.
- Михаил Сергеевич, … а он больше туда не пойдет?
- Все может быть. Но мы надеемся на лучшее и тебе советуем надеяться. Впрочем, ты еще можешь передумать…
- Что передумать?
- Выходить замуж. Тебе будет очень тяжело.
Жена наступила генералу на ногу: мол, что ты несешь? Зачем пугаешь девчонку и ее родителей? Если сын сейчас не женится, то не женится, может быть, никогда. Не дождемся мы с тобой внуков. Перебила:
- Пограничники в боевых действиях участия не принимали и не принимают. Да он два раза был за рекой, но оба раза его группа вернулась в полном составе, не сделав ни единого выстрела. Сейчас у Дениса должность такая, что послать его никуда не могут. Да и войне, похоже, конец… выдаю государственную тайну: уходят наши из Афгана.
- Вы сами-то верите в то, что говорите? Войне конец? – довольно резко начал Владимир Петрович и, не обращая внимания на выражение лица жены, продолжил: - впрочем, там и без войны не сладко…
- Денис должен поступить в академию… Если не этой осенью, то следующей точно. Так что три года они буду жить в Москве.
- А потом, опять куда родина пошлет… Не хитри сватья – я все знаю и не хочу своей дочке такой судьбы. Но раз она так решила… Повезло твоему сыну.
Февраль – кривые дороги. Машины, украшенные кольцами, шарами и лентами занесены снегом… в одной машине жених, в другой невеста. Непогода чуть не отменила торжество, но в последний момент небо сжалилось, на несколько минут просветлело, позволило самолету из Душанбе приземлиться. Кого ж поблагодарить, что все так хорошо?!
Приехали. Вот она Поленька, до чего ж легонькая… сколько ж еще ждать… и здесь очередь… Да! Согласен я вступить в брак, еще как согласен… и она согласна. Ее рука… пальчики… на безымянном теперь колечко! Жену поцеловать... зацеловать. Хорошо, что назад в одной машине… Тосты, подарки, когда ж это кончится…
- Поль, поехали домой, гостям и без нас весело.
Мамке спасибо, диван разложила и застелила… Больно тебе, моя девочка… потерпи… я ж не виноват, что вы женщины так устроены…
Уснул… как он мог? Конечно он устал… а я что, не устала? Он меня не любит… Отвернулась к стене, свернулась калачиком, заплакала…
Денис не просыпаясь вспоминал вчерашнее…день… вечер… ночь… Все не до сна. Но как же хорошо с утра почувствовать рядом с собой женщину… любимую женщину.
Поля спала, отвернувшись к стене, дышала ровно почти не слышно. Он прижался к ее спине, лицом зарылся в волосах, обнял поверх одеяла. Спи моя хорошая… Я подожду… Спи… еще рано… темно еще. Поцеловал возле ушка… Это выше сил молодожена, руки помимо воли потянулись к женскому телу.
- Денис, не трогай, пожалуйста… больно…
- Я не могу не трогать… я люблю тебя…
- Поль… как же хорошо…
- Ничего хорошего…
Она снова отвернулась к стене. Денис полежал несколько минут, глядя в потолок. Не знал, что должен сделать или сказать… Наступающий день не обещал быть солнечным и безоблачным…
- Жена… - Он склонился над ней, заглянул в лицо, опухшее от слез, перепачканное тушью. – Давай помиримся.
- Можешь считать, что уже помирились.
Он почти силой повернул ее к себе, обхватил двумя руками, прижал.
- Тогда поцелуй меня.
- Не хочу.
- Я не знаю, в чем виноват, но свою вину признаю. Можно я тебя поцелую? … Только поцелую и все… Глазки поцелую… ушки… губешки сладкие. Не злись… ну не злись… улыбнись… Улыбнулась! Теперь поцелуй меня… пожалуйста… Не так… по-настоящему поцелуй…
А на другой день родные проводили супругов Рудневых на Памир.
ДУГАРМ - ДВЕ ВОДЫ
- …Полет будет проходить на высоте десять тысяч метров над уровнем моря, - пообещала стюардесса в Домодедово.
Самолет разогнался, взмыл вверх.
Первое в жизни дальнее путешествие. Поля не отрываясь смотрела в иллюминатор: крыши… план Подмосковья… безликая белоснежность… Когда земля спряталась под облаками, полюбовалась голубизной неба. Но очень скоро положила голову на плечо мужа и задремала. Проснулась, когда самолет пошел на снижение.
Вот это да! Город лежит в гигантском блюде. На дне нежность весны, по стенкам темная зелень хвойных деревьев, по верхнему краю блестящий золотой лед, словно каемочка. Зима здесь или лето?
Денис, похоже, прочитал ее мысли:
- Пальто не надевай. В Душанбе плюс двадцать. Жаль, времени нет, город посмотреть, через два часа самолет на Хорог.
И снова: «… граждане пассажиры, пристегните ремни. Наш полет пройдет на высоте четыре тысячи метров». Внизу крыши домов и кроны зеленых деревьев… план города Душанбе… Но земля не далеко внизу.
Сорок пять минут полета по каменному, извилистому коридору. Ужас?! Восторг?! Даже не ясно чего больше. Кажется, самолет вот-вот коснется крылом скалы…Тело немеет, дышать трудно. Пальцы помимо воли со всей силы впиваются в руку Дениса.
- Поль, боишься?
- Ни капельки! Так красиво…
Столицу Памира, как и столицу Таджикистана, Поля видела лишь в иллюминатор самолета. Потому что вертолет на заставу уже ждал…
Другая земля, другая вода, другая тишина. Мир жесткий и красивый, пугающий и завораживающий. На высоте три тысячи метров над уровнем моря, в узком глубоком каньоне реки Пяндж на восточном склоне горы небольшая терраса, а на ней тринадцатая погранзастава – боевой пост, способный несколько дней сдерживать нападение агрессора. Блиндаж, окопы… Вольер с собаками. Штаб. Казарма для солдатиков. Еще в одном здании баня и столовая. Оно самое новое, со всеми удобствами. Даже горячая вода есть. Два офицерских домика, без всяких удобств. В одном прапорщики, в другом замполит Сергей Николаев и начальник заставы Денис Руднев с женами.
Скромное жилище. Три ступеньки – крылечко, с него дверь в дощатую пристройку площадью три квадратных метра. Здесь лишь коврик и галошница. За второй дверью конурушка в два раза больше - кухня. Два стола, два стула рукомойник над раковиной. Из кухни дверь в комнату. Телевизор, кровать и полка над ней: собственность супругов Рудневых, остальное: печка-голландка, стол, три стула, шкаф и тумбочка, казенное.
За стеной у Николаевых все точно также, словно не стенка, а зеркало посередине дома.
Николаевы первыми приобрели широкую кровать и почему-то поставили ее в том же месте, где стояла узкая холостяцкая койка Сергея – у перегородки. Поля, первым делом, передвинула супружеское ложе на другую сторону комнаты, ближе к кухне. На другой день соседи сделали то же самое. Восстановление симметрии являлось необходимым условием устойчивого душевного равновесия для всех четверых обитателей дома?
Они были очень близки, но дружили не семьями – порознь. Начальник заставы и его замполит общались лишь в служебное время, Гульчетай с Полей, до возвращения мужчин домой.
Веселья на заставе маловато. Сходить никуда нельзя. С высоты птичьего полета можно посмотреть, на точки жизни на скалах. Попытаться разобраться, какие пути ведут от одного зеленого пятна к другому. Собрать из раскиданных в необъятности клочков обитаемый мир.
На западе река-граница Пяндж. За рекой афганская гора Лаль. Серо-буро-коричневая, без всякой растительности. Отрогами словно огромный каменный спрут щупальцами тянется к реке. Напротив заставы небольшая долина, там кишлак. В каком веке живут люди за рекой? Ни дорог, ни электричества. Клочки огородов, кое-где чахлые деревца. Каменные убогие жилища, невысокие глиняные заборы. Иногда ветер доносит с афганского берега противный, вонючий кизячный дым.
Узкая тропа вдоль хребта, то пропадает, то появляется вновь. В двух местах эта тропа спускается до реки. В одном возле кишлака. Это понятно, крестьяне за водой ходят. А в другом почему? Наверное, горные козлы по ночам бредут на водопой. Ничего интересного на западе.
На востоке Ишкашимский хребет, за ним жизнь совсем другая, но ее не видно. Хребет задерживает восход солнца на два часа. Отроги его еще выше, чем у Лаля и еще круче обрываются к реке. Щупальце, к краю которого прилепилась застава, словно кто-то обрубил у реки: здесь не склон, а обрыв. К краю пропасти подходить страшно, одна бы ни за что, если только держась за Дениса. С ним бояться нечего, можно глянуть вниз, полюбоваться бурлящей водой и зелеными берегами, понаблюдать за дорогой, что тянется вдоль всего Пянджа.
Как-то быстро и незаметно заскакало время, постепенно замыкая пространство. Первые полгода Поля частенько летала в Москву – в апреле сдала госэкзамены, в конце июня защитила диплом. В августе Денис уговорил поехать на Кавказ. В конце отпуска Поля затащила мужа на недельку в Василево.
Земля предков встретила безлюдьем, холодной водой в Пядице и желтыми прядками в березовых кронах. Разбередила грусть.
Пруд за домом высох почти… Какой же глупой была год назад, верила, что в нем лилии расцветут.
Хорошо, что на машине приехали, мимо Морошкина болота идти не пришлось. Сгорело оно летом…
А бабушка Нюра совсем старенькая стала. Расплакалась, провожая…
В конце сентября вернулись на заставу. Что впереди? Зима. Грусть постепенно становилась тоской.
Нечего желать, нечего ждать кроме отпуска и поездки домой. В огромную Москву и крохотное Василево. Всего вдоволь: романтики, шмоток, любви. Нет, не любви вдоволь… возвратно поступательных движений по ночам.
Дениса не в чем упрекнуть и он ее ни в чем не упрекает, он ни о чем никогда не спрашивает.
Поля ради эксперимента два дня не убиралась дома, раскидывала свои вещи. На третий день Денис, ни слова не говоря, все убрал, даже полы помыл. Она продолжила: перестала стирать. Он заметил непорядок через неделю и исправил, постирал не только свое белье, но и Полино. Она пришла в ужас, когда увидела, что муж вешает на веревку для сушки ее трусики, а он как будто ни в чем не бывало…
Высоко в горах конец октября – почти зима, внизу у Пянджа еще лето. Посередине там, где с отвесной скалы падает вниз небольшой ручеек – осень. Это не далеко, всего-то километра два, но ниже заставы почти на километр, значит градусов на восемь теплее. К ручью Поля и Гульчетай ходили почти каждый день. Любовались водой, что падает с отвесной скалы, бурлит в плошке, выдолбленной в камнях за долгие годы, а из плошки вытекает смирный, журчит по камешкам.
Однажды Поля уговорила подругу задержаться у ручья. Гулю в тот вечер дома никто не ждал, Сергей уехал в Хорог на неделю. Стемнело, когда вернулись на заставу. От своего мужа Поля ждала чего угодно: думала он встревожится или рассердится, а он лишь улыбнулся, когда она пришла, спросил:
- Ты есть будешь?
- Не буду, - буркнула Поля, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься от обиды и не высказать ему все, что наболело. А он как обычно:
- Тогда давай спать.
Ни за что бы не легла с ним, постелила бы себе на полу… Но очень хочется ребеночка, маленькую живую куколку… Подари, судьба… почему нет?
Поля хотела погладить, включила утюг в розетку, но он остался холодным. Вечером пожаловалась мужу, попросила починить. Денис буркнул, не отрываясь от экрана телевизора:
- Подожди, футбол досмотрю.
А после футбола оба забыли. Она вспомнила об утюге на следующий день. Предположила, что перегорела спираль, соединить ее и делу конец. Нашла отвертку, разобрала электроприбор… Но, вопреки ожиданиям, спираль оказалась целой. Поля разглядывала внутренности утюга, думала. Теоретически очень хорошо знала, почему утюг не греется: где-то нарушен контакт… Но как найти где?
Неожиданно пришел Денис, спросил:
- Справилась?
- Пока нет.
- Ты же инженер.
- Что ты этим хочешь сказать? – Спросила она с обидой в голосе.
- Ничего, - миролюбиво ответил он. – Давай я посмотрю.
Он забрал у нее утюг, повозился не больше двух минут, включил в розетку, потрогал.
- Держи. Работает твой инструмент.
Он не понял, почему она расстроилась. Подошел, обнял, хотел утешить:
- Поль, тебе совершенно не обязательно чинить утюг, у тебя для этого есть я… Не женское это дело.
Она грустно усмехнулась:
- Бабье дело: сварить щишки, выстирать порчишки, постель перетрясти и себя приподнести.
- Это не я, это ты сказала.
А она вдруг закрыла лицо руками и расплакалась.
Денис понимал, что жена скучает. Пытался порадовать дорогим подарком. Но зачем модное платье, если надеть его некуда? И перстень с натуральным рубином зачем? Конечно, надо отпустить ее хотя бы на месяц в Москву. Но даже представить такое страшно: она одна там, а он один здесь! Лежать в холодной постели и думать: что сейчас делает моя жена…
Поля ничего не ждала от новогодней вечеринки в красном уголке, но пришла туда нарядная: платье, туфли на высоком каблуке. По началу все шло чинно и скучно: торжественное застолье. А потом зазвучал вальс и гавчик Лешка Крылов обнаглел: пригласил капитанскую жену.
Он когда-то занимался танцами, она гибкая, легкая, умеющая слушать музыку и партнера. Получилось у них здорово, раззадорились все. Дискотека продолжалась до утра. Никаких медленных танцев из-за малочисленности партнерш, но ужимки и прыжки под быструю музыку много раз прерывались на вальс и танго. Кавалеров у Поли было много, кто-то умел, кто-то делал вид, что умеет. Не танцевали лишь трое: начальник заставы и его замполит о чем-то разговаривали, Гуля не отходила от мужа ни на шаг. Денис не то чтобы ревновал, но ему было неприятно… Дома хотел объяснить жене, то чего сам до конца не понимал, но был ошарашен:
- Вертолет, кажется, послезавтра. Я улечу… я не могу так больше.
- Жаль. Мне казалось…
- Мне тоже казалось… За полгода ты ни разу не спросил, что я делала днем, где я была?! Не спросил, чего я хочу! Тебе плевать на меня!
- Поль, зачем спрашивать, если я и так все знаю… Для того, чтобы тебя увидеть мне достаточно выглянуть в окно…
- Я однажды очень поздно вернулась…
- Помню, ты была у ручья…
- Как ты узнал?
- Позвонил на вышку, спросил… Я понимаю, ты не догадывалась, что тебя ждет на заставе, и потому согласилась поехать со мной.
- Я не знала, что ты разлюбишь меня так быстро.
- Я не разлюбил! Я без тебя не могу прожить ни дня!
- Днем ты без меня обходишься прекрасно, я нужна тебе только ночью… Что ты вообще знаешь обо мне? А ведь мы с тобой почти год прожили.
- Все знаю. Ты любишь читать сказки… У тебя до меня никого не было. Ты самая красивая. Ты скучаешь по родным, по Москве. - Денис подошел к жене, обнял ее, подхватил на руки, прикоснулся губами к уху: - Прости. Но я ничего не могу изменить. - Положил на кровать, принялся за пуговицы на груди. Но она оттолкнула его:
- Не надо, я устала.
Он поднялся, отошел к окну. Постоял, пытаясь что-то разглядеть в непроглядной черноте. Вдруг резко развернулся и сказал:
- Я надеялся, что ты когда-нибудь полюбишь меня.
От возмущения она вскочила и села на кровати.
- И после этого ты утверждаешь, что все про меня знаешь! Если бы я не любила, неужели поехала бы за тобой на край света?! Или ты думаешь, я за тебя по расчету замуж вышла?
- Ты хотела поиграть в романтику.
- А тебе не до игр и не до романтики. Я у тебя вместо резиновой куклы! Я целый вечер ждала, когда ты, наконец, подойдешь и пригласишь меня танцевать… а ты… ты даже не смотрел в мою сторону! Ты забыл о моем существовании. Я так не хочу. Когда вертолет?
- Поль, я не умею танцевать. Могу, конечно, как тогда в кафе потоптаться… вальс, танго... Ты считаешь, я должен был выставить себя на посмешище? Если хочешь, давай сейчас потанцуем… только не уезжай.
Свой участок границы Денис знал не хуже местных жителей. Все тропинки, человечьи и звериные, все ручейки и речушки. Не уверенно себя чувствовал лишь, когда дело касалось Дугарма и его матери Плачущей горы. В последнее время Денис часто ловил себя на мысли, что от плачущей горы надо ждать беды. Слишком близко она подступает к Пянджу. Слишком заманчивы лабиринты внутри нее. Не зря, зловещее у нее прошлое…
То ли мысли материализовались, то ли профессиональная интуиция сработала, но однажды Денис заметил афганца, переходящего Пяндж в самом неудобном для переправы месте, у Дугарма. За спиной путник нес явно тяжелый мешок.
Нарушителя задержали, доставили на заставу, но без поклажи. С афганской стороны на советскую кроме героина тащить нечего. Подарок с другого берега долго искали – даже с собакой, не нашли.
Николаев уговорил допросить незваного гостя с пристрастием. Денис было согласился. Но почувствовал себя абсолютной сволочью, когда замполит ударил пленника кулаком в лицо. Худой, словно из концлагеря, старик упал, а потом с трудом поднялся, плакал, выворачивал на изнанку свой мешок. Афганец клялся, что шел к двоюродному брату, занять какой-нибудь крупы. На том берегу у него голодные дети. На афганских детей Денис насмотрелся… если бы мои дети вот так, если бы Поля… стал бы я наркокурьером? Скорее всего, что да.
Возможно, гость, оказавшись в безвыходной ситуации, груз выбросил. Тогда все нормально, предотвратили попытку контрабанды. Но Денис был уверен, что зелье доставлено по назначению, у афганца на советском берегу есть сообщник. И для того, чтобы этого сообщника вывести на чистую воду, начальник заставы решил прикинуться доверчивым. Согласился, мол, не было никакого груза, показалось издалека. Мог, конечно, курьер и выбросить…
- Куда он мог выбросить, командир? Пес бы все равно нашел, - не хотел успокоиться Николаев, - не отпускай его, давай допросим… как они наших допрашивают… все расскажет.
- Какая разница куда. Может в воду… Пусть катится.
А про себя подумал, что не зря старик переправился в самом широком месте. Ничего этот гад не выбросил… передал. Только ничего он не скажет, потому что о получателе почти ничего не знает.
Поклажа за спиной гостя была нелегка, Денис сам видел, не с чужих слов… потеря такого количества опия для человека, у которого на том берегу голодные дети – трагедия, а гость услышал, что его отпускают, и заулыбался счастливо. Груз попал по назначению, ясно-понятно. Кто ж средь нас сволочь? Кто? Ведь здесь голодных детей нет ни у кого…
Солдаты первого года службы в горах беспомощны и потому не могут быть надежными партнерами. Остаются – семь дедов, восемь дембелей. Среди них повар - сержант Козырев, у него возможностей больше, чем у других. Еще два прапорщика, Евсеев не слишком бывалый - зимой не стал демобилизоваться, остался еще на два года. И Серов – служака проверенный, и за рекой и на заставе. Еще боевой брат – старлей Николаев, его жена Гульчеьай… и собственная капитанская жена.
Полю, разумеется, из списка подозреваемых исключил сразу, она была не просто беспомощна в горах, она их панически боялась. И остальных очень хотелось исключить, но оснований не было.
Денис выследил курьера через неделю, однако не кинулся его задерживать, позволил уйти назад. … Засек время, нарушитель пробыл на советском берегу три минуты! Пришел с грузом, ушел налегке.
Капитан вновь поднес бинокль к глазам, хорошая оптика – застава как на ладони. Что ж … кинолог Крылов, прапор Серов, Николаев… камень с души, еще два солдатика из списка подозреваемых. Кто на месте – на встречу не ходил, выходит: не виновен.
Но раз гонец пришел, значит – дело плохо. Мимо тринадцатой заставы лежит дорога белой смерти. Всякий, кто встанет поперек, обречен если не на победу, то на гибель. Наркоторговцы не церемонятся: легко убивают, легко берут родственников в заложники. Прежде чем ступить на тропу войны, необходимо надежно защитить свою ахиллесову пяту – жена должна уехать в Москву.
Поля много раз благодарили судьбу за подругу. Есть, с кем потрепаться о важном и не очень. Есть, кому на мужа пожаловаться и кому рассказать о земле предков. Лишь о том, что у обеих нет детей, никогда не говорили. Разговором беде не поможешь…
Однажды Поля случайно зашла как-то утром раньше обычного к соседке, застала ее неодетой, удивилась вслух:
- Гуль… почему ты такая белокожая?
Подошла, приложила к ее руке свою:
- Смотри, кто из нас коренной житель Памира?
- Я. У нас есть целые села, где нет ни одного темноволосого жителя. Одни говорят: что мы потомки Александра Македонского, другие: что предки арийской белокожей расы. Немцы перед войной приезжали нас изучать, но умерли все… их горы убили.
И тут Поля увидела следы уколов на белой тонкой коже предплечья подруги… Только посмотрела удивленно и, не задавая вопроса, получила ответ:
- Поль… у меня диабет. Тяжелая форма… Ты Сереже не говори, что знаешь…
- А он не в курсе? Ты от него скрываешь?
- Он знает… не хочет, чтобы знали все.
- Это очень серьезно?
- Да… Поль, давай не будем об этом… Изменить все равно ничего нельзя. У тебя какие планы на сегодняшний день?
- С тоски выть!
- Пошли к ручью, там уже весна!
Внизу и впрямь весна настоящая и красотища. Можно полежать на берегу в густой траве, посмотреть в небо, представить себе, что ты в Василеве.
Недалеко от ручья низкие колючие кусты, сплошь покрытые душистыми желтыми соцветиями.
Вечером Поля принесла домой веточки, поставила в вазу и казенное спартанское жилище превратилось в деревенскую избу.
На другой день подруги снова собирали цветы, болтали о всякой ерунде. Изредка ойкали, уколовшись о шипы.
- Поль, сможешь без меня найти это место?
- Да…?
- Видишь за ручьем тропинку вниз к Пянджу?
- Да.
- По ней пройдешь километра два, до леса. По лесу еще чуть-чуть до больших розоватых камней, а за ними вход в пещеру, в конце пещеры озеро – Чаша Перемен. Там из земли горячие ключи и с вершины горы речка падает, воды соединяются … если в том озере искупаться, ребеночка зачнешь обязательно… Сходи.
- Пошли вместе… ты разве не хочешь?
- Мне нельзя… при диабете нельзя иметь детей.
Гуля вернулась к разговору уже дома:
- Выходить надо на рассвете, чтобы успеть вернуться до полудня, пока солнце не перевалило за гору и на склоне тень, по жаре тяжело. И еще потому, что в это время вода в озере такая, как тебе нужно.
С утра есть ничего нельзя. Идти надо в белом платье и белых шароварах, у тебя их, кажется, нет, я дам. Мужу не говори, так надо. Ночью в этом наряде его соблазни… и обязательно получится.
- Для того чтобы соблазнить моего мужа, особой одежды не требуется.
- Делай, как говорю. Танцуй!
На другой день у Дениса был выходной. Решил капитан провести день с женой, а вечером сказать, что она должна уехать.
С утра вместе сходили в ближайший кишлак, купили баранины. Вернулись, замариновали шашлык. Попытались разучить боевой прием. Они любили это бесполезное занятие, никакого значения не имел почти нулевой результат, радовал процесс… Общение, прикосновения, азарт борьбы. Денис понимал, что причина не в бесталанности ученицы, а в ее слабых силенках, но ей ничего не говорил. Не дай Бог начнет мускулатуру накачивать. Зачем? Быть того не может, чтобы ей пришлось применить боевое искусство.
День пролетел незаметно, а угас быстро: по закону гор. Денис с Полей развели костер возле дома, уселись рядышком, жарили мясо. Потом ели, обжигаясь. Любовались ночью.
Луна не показывалась, пряталась за Ишкашимским хребтом, который застилал половину светло-черного неба огромной, с зазубринами по краям, абсолютно черной тенью. А звезды сияли словно сказочные фонари. Поля ни в Василеве, ни тем более в Москве таких звезд не видела…
Не смог в тот вечер Денис ничего сказать. Так не хотелось оставаться одному… решил, что расстанется с женой чуть позже… может быть, через неделю.
На утро Поля отправилась к заветному озеру. Вышла с опозданием. Муж никак не уходил на службу. Долго звенел умывальником, ковшом о край ведра и чайника, ложечкой в стакане. Рассказывать ему о предстоящей дороге нельзя, потому притворилась спящей и с нетерпением ждала.
Наконец на кухне погас свет, скрипнула входная дверь. Поля вскочила, наспех оделась. Глянула мельком на отражение в зеркале: белоснежное одеяние удивительно шло. Но времени мало, самолюбоваться некогда, надо спешить.
На улице еще темно и очень холодно. Надо бы куртку надеть. Может вернуться? Нельзя, пути не будет. Ничего, на ходу согреюсь. Начало пути знакомо до мелочей. С террасы сорок ступенек в скале, дальше тропинка. Первые триста метров от скалы с одной стороны, до пропасти с другой около метра, а дальше совсем не страшно. И обрыв не такой крутой, и склон его березками зарос. И здесь уже не так холодно. А у ручья стало почти жарко.
Перебралась по мокрым, скользким камням на другой берег и заспешила вниз. Сквозь заросли камыша возле воды, мимо колючих кустов… по песку, мимо кустиков полыни и еще какой-то неземной растительности.
Дорога за ручьем вначале оказалась тяжелой, но безопасной. Склон не крутой, поросший травой и мелким кустарником. Перед узким шатким мостиком над расщелиной испугалась. Высота над бегущей по дну пропасти речкой метров тридцать, наверное. Внизу камни. Преодолеть препятствие решилась не сразу. Так хотелось вернуться домой…а если не домой то на берег ручья. Трусиха. Вперед. Метров пять всего длина мостика, а показалось, что целую вечность по нему шла. Вскоре после мостика склон стал круче. Дважды встретились участки, где от края пропасти с одной стороны до отвесно уходящей в небо скалы с другой расстояние меньше метра. Жутковато, особенно, если сыпучий грунт под ногами. Хорошо, что Денис и Гуля научили ходить по горам. … Прежде чем ступить, надо глянуть куда… вниз смотреть нельзя. Спешить нельзя… Пытаться перепрыгнуть опасное место нельзя категорически… Ноги должны быть полусогнутыми.
Спускаться с горы тяжелее, чем подниматься... Один километр вверх, все равно, что пять по равнине, а вниз? Наверное, десять.
Поля все чаще останавливалась, чтобы передохнуть.
Однажды ей показалось, что впереди кто-то идет – испугалась, с кабаном или еще каким зверем встретиться удовольствие маленькое. Постояла, прислушалась… Нет там никого. Надо спешить, иначе назад придется идти по жаре. Хорошо, что солнце пока за горой.
Любая дорога рано или поздно кончается. Лес внизу перестал быть зеленой стеной, разделился на отдельные деревья и кусты. Где же те розовые камни? Может быть это они… Но почему серые… Розовые должны быть. Нет, розоватые... Они конечно.
В зарослях кустарника и высоченной травы Поля не сразу нашла вход в пещеру. Нора какая-то… Стены и низкий потолок устланы мхом, словно зеленым плюшем – мягкие, влажно-прохладные. Внутри темно, страшновато… проход узкий, и низкий… приходится идти согнувшись… в глубине на стенах уже не мох, а какая-то слизь… гадость… сколько ж еще?... уперлась вытянутой вперед рукой в стену… на ощупь нашла поворот направо, преодолевая желание бегом вернуться на свет, пошла вглубь… толи глаза привыкли к темноте, толи вдали забрезжил слабый свет… где-то впереди журчит вода. Значит, шла правильно, с пути не сбилась… еще один поворот и поняла, что цель достигнута.
Что это? Зал сказочного замка. Здесь чудеса…здесь леший бродит… нет тут никакого лешего.
Где-то высоко-высоко вместо крыши сине-голубой небосвод без единого облачка. С середины неба, изогнувшись дугой, течет река. Вода гладенькая прозрачная, не бурлит лишь переливается на солнце. Красота-красотища...
Насмотревшись вверх, Поля оглядела пространство вокруг себя. Пещера абсолютно круглой формы. Пол и стены зеленые… На глаза попался кожаный мешок. Заметалась между страхом и любопытством… вдруг там драгоценные камни… или золотые монеты… или чьи-то кости… Решилась. Подошла к мешку, развязала ремешок, посмотрела что внутри. Ее ждало разочарование: белый кристаллический порошок. Понюхала, пахнет уксусом… ерунда какая-то.
Подошла к воде совсем близко и поняла, что поток несется мимо, вниз, в земную пасть. Как в этом бездонном-безбрежном озере купаться-то? Задумалась на минуточку, страшно все-таки… и тут толчок в спину. Не удержалась, сделала шаг вперед…
Время и пространство разъединились.. Сознание забилось в паническом ужасе и замерло парализованное, не переставая фиксировать происходящее. Свободный полет в жалящей холодом воде … тьма… погружение… дно… толчок ногами… вверх… скорее вверх… … не получается, поток хочет вновь утащить на дно…или в сторону… кажется, воздух…За чтоб зацепиться? Я не хочу!!! Но вода сильнее, тащит, бьет о камни… И все-таки вынырнула… неужели там берег? … или камень из воды торчит… нет берег… дышать… голова кружится
Жива… с большим трудом, цепляясь за неровности, выбралась из воды.
Поля вернулась в собственное тело. Попробовала двигаться – получилось, кажется, кости целы. Кожа кой-где содрана, саднит. Левый локоть, трогать больно… но рука сгибается, значит, ерунда, просто ушиб. Легла на теплые камни… через минуту вскочила:
- Где я?
Огляделась, поняла, что живой осталась вопреки всему. Только что выбралась из чаши, выдолбленной в скале водопадом, что принес ее сюда. В трех метрах вода переливается через край и летит с горы вниз. Если б подчинилась потоку, разбилась бы вместе с ним о камни. Содрогалась, думая о том, что произошло и о том, что могло произойти. Вновь и вновь переживала ужас полета в бездну.
Что ж это было? Кто мог толкнуть? В пещере была одна… или не одна? Может, зверь какой на спину прыгнул? Скорее всего, просто закружилась голова и потому потеряла равновесие. А вдруг это дух озера заставил нырнуть? Ужас… мурашки по коже… нет мурашки это от холода. Гуля говорила, что вода в озере разная: холодная и горячая. Холодная точно была, а горячей, кажется, не было. Для того чтобы проверить, придется вновь войти в озеро…, нет страшно. Одного купания вполне достаточно.
Надо отсюда выбираться. Куда идти? С одной стороны бездонная пропасть, с другой отвесная скала, а в скале нора. Если не разбилась, упав с двадцатиметровой высоты, то, видимо, суждено жить долго. Вперед! В нору. А вот и свет божий… и розовые камни.
Гуля встретила у ручья, сказала, подавая кувшин:
-На, пей, здесь чай с козьим молоком. Я уж волноваться начала. Долго ты.
- Заблудилась…
- Молчи. Не рассказывай ничего. Устала?
- Чуть жива…
Дома подруга предложила пообедать, Поля отказалась. Лишь еще раз напилась из кувшина, разделась и легла на кровать. Уснула почти сразу.
ШАХЕРЕЗАДА
Поля проснулась в сумерках. Глянула на ярко зеленые цифры часов – двадцать тридцать. Скоро, наверное, Денис придет, чтоб такое на ужин приготовить? Проще пойти и взять что-нибудь в солдатской столовой. Тяжела на границе солдатская служба, но не голодна. К стандартному пайку хорошая добавка с подсобного хозяйства и от охоты. А такому повару как сержант Козырев любой столичный ресторан обрадуется.
Поля натянула видавшие виды джинсы и свитер. Ноги засунула в валенки. Закуталась в офицерский тулуп мужа и вышла на улицу.
Ледяной ветер ударил по лицу. Постояла несколько секунд в нерешительности: может не ходить? Нажарить картошки да и ладно… или блинов испечь. Нет, готовить не хочется, а пройти-то всего сто метров.
Козырев надежды оправдал. Положил в котелок хорошую порцию плова для командира, а его жену накормил на кухне. И расстроил:
- Вы, Пелагея Викторовна, капитана рано домой не ждите. Нарушитель…
Это слово Поля слышала несколько раз и уже перестала его бояться. Или к кому-то из местных жителей пришел в гости бедный родственник из заречного кишлака. Или афганский секач соскучился по советским кабанихам. Афганцу сделают внушение, в сотый раз объяснят, что он нарушил границу, а этого делать нельзя. Кабана же выследят и, скорее всего, убьют. Жаль, конечно, влюбленного зверя, но человек – животное хищное. Молодым солдатским и офицерским организмам мясо необходимо.
Поля вернулась домой. Разделась. Легла и попыталась уснуть. Не получилось, днем выспалась. Нащупала выключатель бра, висевшего над кроватью, нажала. Пробежалась взглядом по книжной полке… Все давно прочитано… телевизор что ли посмотреть? Встала, включила. Обрадовалась заставке на экране: «Художественный фильм». Но прочитала название фильма: «Его зовут Сухебатор» и переключила на другую программу.
Чемпионат СССР по легкой атлетике… не болельщица.
Выключила телевизор. Прошлась по комнате. Абсолютный порядок… лишь на диване белые платье и шаровары… Воспоминания об утреннем путешествии не испугали. Вроде, как ничего страшного и не случилось. Заблудилась, прыгнула с высоты в воду. Это ж несколько мгновений… Путь по горам казался теперь куда большим испытанием.
Скоро Денис придет… Нужно одеваться, встречать мужа в Гулином наряде и соблазнять. Взяла в руки платье уверенная, что увидит его испачканным, и застыла в изумлении: на белоснежном шелке ни одного пятнышка…
Постояла недолго, поразмышляла… вспомнила, как понравилась себе утром. Натянула шаровары и подошла к зеркалу… Да, поправилась за год здорово…
Сняла заколку, позволила волосам упасть на плечи… Как в «Тысячи и одной ночи» описана красивая женщина? Да это же я! Волосы черные, глаза темнее ночи, брови на переносице срослись…почти… алые уста, жемчужные зубы, груди как два граната, в складках живота может поместиться унция оливкового масла… это пока слава Богу не про меня, животик плоский совсем… жаль, что плоский, лучше бы круглый…
- Поль… ты такая красивая…
- Ты давно пришел? Почему я не слышала?
- А я тихонечко подкрался и подглядывал…
Он подошел сзади, обнял, поднес к лицу жены букетик. Она взяла цветы, приблизила их к лицу, понюхала. Потом свободной рукой обвила шею мужа, прижалась к нему спиной, запрокинула голову для поцелуя:
- Я в восторге.
- Поль…так здорово.
- Угу… есть будешь…
- Потом…
- Но ты же голодный…
- Я всегда голодный… я всегда тебя хочу…
- Значит я любимая жена?
- Любимая… глазки любимые… ушки любимые… шейка любимая… и… здесь любимая… и здесь… и пузико любимое…
- Подожди, … я сейчас тебе станцую…
- Потом станцуешь, … сама же раздразнила…
- Нет, я должна станцевать до того…
Поля освободилась от рук мужа, кинулась к дивану, надела белое платье.
- Смотри, этот танец только для тебя.
Держа цветы в руках, она подняла их вверх, отвела в сторону бедро и прогнулась назад. Потом резко выпрямилась и закружилась на цыпочках. Денис попытался ее поймать, но она увернулась и отскочила в сторону:
- Я еще не закончила! Не трогай меня!
Подошла к столу, положила цветы, потом нагнулась, приподняла подол платья, сначала до талии, затем показала грудь и качнула бедрами из стороны в сторону. Стянула платье через голову, снова взяла цветы и подняв руки, прогнулась назад:
- Муж, тебе нравится?
- Я тебя люблю, - Он опустился на одно колено.
Поля подняла ножку, оттянула носок:
- Целуй!
Денис двумя руками взял ее ступню, прикоснулся губами к пальчикам, чуть приподнял шаровары, поцеловал щиколотку. Осторожно надавил рукой под коленями, приглашая на пол. Поля не возражала, опустилась рядом, обняла мужа, прильнула к нему и шепнула в ухо:
- И он забил заряд… и она понесла от него…
- Поль?
- Ерунда… сказки Шахерезады… Я ребеночка хочу…
- Я согласен… я всегда с тобой согласен… ой, какая ты сегодня…а я уж и надеяться перестал, что когда-нибудь ты станешь такой…
Утром Поля почти проснулась от звона будильника, хотела встать проводить мужа. Но он закутал ее в одеяло, прошептал, целуя виски и подбородок:
- Спи…я сам…отдыхай… любимая жена.
Слышала в полудреме, как он звенит умывальником, одевается, уходит… Даже чаю не попил… ничего с солдатиками позавтракает.
Окончательно Поля проснулась поздно. Разогрела вчерашний плов, съела. Посмотрела в окно за границу: восточный склон Лаля залит солнцем, значит на улице тепло. Форма одежды весенняя: джинсы, свитер, куртка, кроссовки.
Вышла из дома, застыла очарованная.
Кажется, даже воздух светится. А над пиками Ишкашимского хребта золотые нимбы. Налюбовалась до рези в глазах и пошла к подруге. Благо не далеко, на другую сторону дома.
Ворвалась без стука:
- Гуль, ты еще спишь? На улице весна. Подъем!
Ни ответа, ни привета, дом пуст.
Не весело, однако… куда она подевалась?
Объяснить исчезновение подруги Поля не сумела, нахмурилась и побрела в сторону кухни. Неожиданно нос к носу столкнулась с Николаевым:
- Серег, Гуля где?
- А ты разве не знаешь? Она еще вчера к родителям уехала, они просили помочь с огородом.
Вот так… может не ходить сегодня никуда? Затеять дома генеральную уборку… а собственно почему? Кто меня съест? Или я по горам ходить совсем не умею?
За несколько минут справилась с домашней работой: принесла воды, полила цветы, протерла пыль. К ручью! Там весна, там трава, там живая вода…
Сорок ступенек…тропинка… над обрывом прошла…березки на склоне.
Весна… а я счастливая такая…а я любимая жена…Кубарем бы вниз скатиться. Куда я спешу? Какое небо голубое… А трава зеленая… Жарко. Поля остановилась, скинула куртку, а немного подумав, и свитер.
Грохот… кажется камни падают сверху… где б спрятаться?!!! Сжалась в ужасе на секундочку и кинулась бежать. Прочь отсюда. Вниз по крутизне в березник… от одного ствола к другому… Дерево лежит…его ветер выдрал с корнями и глыбой земли, хорошее укрытие. Туда, скорее… Но как? Впереди глубокая канава… перепрыгну! Ноги коснулись камней на другой стороне, но они с шумом осыпались… тело беспомощно съехало вниз.. Какое небо голубое… где я? Зачем я?....
Денис разговаривал с начальством по телефону, докладывал о вчерашнем нарушении границы кабанами, когда услышал сначала выстрел, а через мгновение грохот камнепада. Заныло под ложечкой, в горле застрял ком, по спине побежали мурашки. С трудом закончил доклад и выскочил на улицу. Увидел, что к командному пункту бежит прапорщик Серов, понял: предчувствие не обмануло.
- Товарищ капитан, на южном склоне…
- Моя жена…?!
- Да… я дал команду начать поиски… ушла группа Крылова с собакой…
- Остаешься за старшего, я туда.
Бегом. Через три ступеньки… вдоль полки… где…где…Поленька… Это я виноват Поленька… Мог бы остаться дома сегодня или пообещать прийти пораньше и ты бы никуда не пошла… увидел впереди перегороженную камнями тропинку и группу солдат, разбирающих завал, сердце почти остановилось. Попытался закричать, но смог лишь прохрипеть:
- Она там?
- Да… Шерхан чует…
- Ребята… ради Бога…
Но приказ найти тело ребята уже получили. Да, если б и не получили…Пелагея Викторовна, жена капитана… На заставе было всего две женщины. Солдатики, по большому счету совсем мальчишки, у большинства до армии и девчонки-то не было. Одна половина заставы тайно влюблена в Гулю, вторая в Полю. Была влюблена… Поли, скорее всего, больше нет… Нужно найти ее тело… или то, что от этого тела осталось. Капитан, словно сумасшедший, оттаскивал в сторону громадные камни. В другое время он бы их, пожалуй, с места не сдвинул.
С заставы, все свободные от службы ребята пришли на помощь…
Два часа прошло. Солнце скрылось за Лалем… еще пару часов и ночь…
- Поленька, я не уйду, я не оставлю тебя одну.
- Осторожно. Кажется…
Сержант Козырев, лучший в мире повар отошел от завала на три шага в сторону. Под слоем камней ярко-синяя Полина куртка.
Надежды никакой… да ее и не было, Шерхан не ошибается…
Солдатики, работы не оставили, но темп сбавили… Куда спешить? Как выдержать вид размолотого камнепадом тела? Лишь их капитан работал, словно запрограммированная машина. Не чувствовал боли, сдирая с рук кожу…
То, что пес не ошибся, но хоронить Пелагею рано, выяснилось довольно быстро. Откопали лишь ее куртку и свитер.
- Товарищ капитан, пес не виноват. Он же запах искал… Нюхай глупая собака, нюхай. А теперь ищи… ищи след Шерхан.
Шерхан – след взял, повел вниз по крутому склону. Довел до расщелины и заскулил. Надежда, едва родившись, умерла еще раз. Поля лежала далеко внизу. Даже, если она жива, достать ее как? К краю подойти нельзя, камни осыпаются…
- Денис, - Сергей Николаев осторожно тронул за рукав, - я нашел место, где можно спуститься. Это недалеко. Может быть лучше я?
- Нет… я сам.
- Товарищ капитан, - нерешительно вмешался Козырев, - я сейчас носилки сооружу… если у нее со спиной что…
- Ты прав.
Козырев – солдат бывалый, до дембеля меньше полугода. Топор держал в руках не в первый раз. Два взмаха, упала березка, еще два взмаха – другая. У обеих с одной стороны обрубил сучья полностью, с другой укоротил наполовину. Обрубки сучьев связал между собой порванной на полосы солдатской рубахой. На нехитрую конструкцию постелил два офицерских кителя.
- Готово… разрешите я с вами.
- Нет… прости. Пошли Серега.
До полого спуска всего сто метров. И потом столько же по зыбучему дну расщелины.
Поля лежала на склоне, даже вроде бы и не лежала, а полустояла под углом в сорок пять градусов, с поднятыми руками. Сползти вниз ей мешали именно руки, засыпанные камнями.
Денис нащупал артерию на шее жены… Почти улыбнулся.
- Жива… Серега, она жива… Вертолет надо вызвать… скажи… я…
Осторожно, боясь потревожить хрупкое равновесие осыпи, принялись разбирать завал. Денис, затаив дыхание, медленно приподнял верхний камень и отнес его в сторону. Сергею достался булыжник чуть меньше…
За полчаса справились, хватило сил и выдержки. Денис прошептал:
- Осторожно подсовываем под нее руки и поднимаем. Так…на носилки… Опустили… Лицом вперед…
Еще через час Полю осматривал хирург в Хорогской городской больнице.
- Сотрясение, крови потеряла много. На запястье вены вскрыты… повезло, руки лежали выше тела. На правой сломаны безымянный палец и мизинец, на левой большой. Так что на обеих гипс… двадцать три шва… на лице шрам останется. Капитан…она родилась в рубашке… или безгрешна вовсе. Да, чуть не забыл. Держи.
На ладони врача Полино обручальное колечко. Искореженное.
- Не смогли снять, разрезали… поправится, новое купишь.
- Конечно… К ней можно?
- Она сейчас спит. Впрочем… палата двухместная… ступай, ложись на соседней кровати.
В палату входил босиком, на цыпочках. Ни одна половица не скрипнула.
Больничная белизна, тусклый свет ночника… ее лицо… живого места нет… ссадины, кровоподтеки. Губы разбиты. На левой щеке швы... рана рваная, с распухшими краями. Руки забинтованы. Им досталось больше всего.
Опустился на стул у изголовья жены, заблудился между горем и счастьем.
Поля проснулась, едва рассвело. Открыла глаза: потолок белый, стены белые… я умерла? Попробовала шевельнуться, больно… значит жива. Еще бы узнать, где я? Кто это спит, сидя на стуле?
- Денис…
Он проснулся. Хотел улыбнуться, но лишь скривил лицо.
- Очень больно?
- Попить бы…
- Сейчас.
Легко сказать…не поить же ее водой из-под крана. Денис вышел в коридор, нашел и разбудил сестру. Она поворчала, но выделила стакан холодного чая.
Вернулся, напоил жену с ложечки. Помог ей повернуться на бок.
- Денис… ты ложись…давай еще поспим. У меня все нормально.
Послушался. Разделся, лег. Но снова не спится. За одни сутки побывал и в раю и в аду. Почему-то хочется думать о хорошем… Чем я заслужил вчерашнюю ночь, жена? Ты перед зеркалом… шелковые белые шаровары… обнаженная грудь… такой подарок получил… может тебя Гулька каким зельем напоила? Любимая жена… только бы ты поправилась… и родила бы мне сына…
Солнышко заползало в палату. С подоконника на пол, с пола на лицо Поли, пыталось разбудить ее. Денис встал, задернул занавеску.
Ложиться бесполезно, сна все равно ни в одном глазу. Оделся и пошел на рынок. Вернулся с полной сумкой продуктов. Открыл дверь в палату жены, удивился: напротив нее сидел Николаев.
- Денис… телеграмма пришла… у тебя отец умер…
Молчание… расползлось по комнате, наполнило все углы и щели. Что сказать? А что делать?! Как поделить себя на два несчастья…
- Поторопись… иначе на самолет опоздаешь…
- Поль, а как же ты? Что я родителям твоим скажу?
- А что я? Мне уже вставать разрешили… жаль с тобой не могу... даже обнять тебя не могу… поторопись, тебе пора. Родителям скажи, что заболела. Температура высокая.
Денис ушел, а Николаев остался. Хотел помочь, но чем? Только проблемы создавал. Лишний раз пошевелиться боялась: не дай Бог одеяло спадет, на ней даже рубашки нет. Сергей, видимо, пытался отвлечь от грустных мыслей, разговорить. А как ей отвечать, если губы разбиты… Поля мысленно просила его уйти, но он просьбы не слышал.
Попыталась говорить, не разжимая губ. Получилось.
- Серег… а как же застава… ни Дениса, ни тебя…
- А куда наша застава денется? Кто на нее нападет? И какой дурак надумает нарушать границу, чтобы попасть в царство альпинистов и снежных барсов. Поль, а куда ты позавчера ходила?
- Не скажу.
- Ты, наверное, дорогу на тот берег изучала, решила в Афган сбежать.
- Угу…
- Нет… ты на свидание к душману бегала. Я все Денису скажу.
- Угу.
- Он же тебя убьет.
- У-ум.
- А моя Гулька-цветочек? У нее что, тоже на той стороне дела есть?
Дурацкий допрос закончился, потому что санитарка принесла обед. Поля молила взглядом:
- Останьтесь… помогите.
Напрасно. Поставила тарелки на тумбочку и ушла. Николаев встал. Не обращая внимания на Полины протесты, усадил ее, подложив под спину подушки. Она пыталась натянуть на себя одеяло, спрятать обнаженную грудь. Он словно не замечал. Поднес к ее губам ложку с супом.
- Только водичку… мне рот не отрыть.
- Давай водичку. За папу… за маму… за бабушку…
- Все…
- Поль… ну еще ложечку…
- Нет…
- А кашу?
- Нет…
- Тогда давай положу тебя на место.
И снова на теле его руки. И снова он не хочет помочь спрятаться под одеяло. Наоборот:
- Поль, да не кутайся ты. Жарко. У меня что бабы своей нет? Может, поспишь?
- Угу.
Не до сна, конечно. Но чтобы отстал, притворилась. Почти задремала, когда скрипнула дверь. Открыла глаза – на пороге Гуля.
- Полька… Как же ты так? Ни на минуту тебя нельзя оставить.
- Угу…
- Все заживет, вот увидишь… и никаких следов не останется…Здесь воздух чистейший, никаких микробов. А я травки разные знаю и воду... Сереж, ты возвращайся на заставу, а я здесь останусь.
- Хорошо, мой цветочек, только давай выйдем, поговорим.
- Конечно. Поль, не скучай… я сейчас вернусь.
Гуля вернулась одна. Сергей заглянул в дверь, лишь для того, чтобы сказать:
- До свидания. Через три дня вертолет на заставу, я вас обеих жду…
Что-то не понравилось в голосе Сергея, но сил углубиться в раздумья не нашлось. Решила для себя, что просто устала от него, раздражена, и потому придирается.
Николаев, наконец, ушел… Можно расслабиться и поплакать.
- Поль, я понимаю… но все мы когда-нибудь умрем… твой свекор, он же совсем старенький был. Сколько ему?
- Семьдесят почти… я не о нем… я его почти не знала.
- А о чем?
- О себе… о Денисе.
- Он обидел тебя?
- Нет…
- А тогда почему плачешь?
- Мне его жалко… И еще… у меня бабушка в деревне… ей восемьдесят два… Я у нее полгода не была… а вдруг вот так же завтра получу телеграмму…
- Поль… радоваться надо, что бабушке восемьдесят два, а она жива-здорова. Будешь расстраиваться, будешь долго болеть. Давай лечиться. Я от своей бабушки лекарство привезла, сейчас твои болячки намажем… Завтра их не будет. Денис вернется, жена красивая.
- Дай зеркало.
- А у меня нет. Завтра выйдешь в коридор, там большое висит, посмотришься.
От Гулиного зелья боль окончательно усмирилась, тело расслабилось. Спать. Ни о чем не думать. Иначе нервы лопнут.
С улицы в палату теплом и светом струилась весна. Махала приветливо цветущими ветвями абрикосового дерева, что росло возле окна. Утверждала:
- Все лучшее впереди. Любовь, дети, счастье… Все будет… будет... И праздники… не каждый день, но раз в неделю обязательно.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
То ли тело молодое, то ли снадобья Гулиной бабушки, толи просто так, но через два дня Поле здорово полегчало. Внешний вид, хоть и оставлял желать лучшего, большинство порезов все-таки затянулось, а синяки из багровых сделались желто-сине-бурыми. Лишь кисти рук закованы в гипс – ни умыться, ни раздеться, ни одеться без помощи подруги. О шраме на левой щеке лучше пока не думать… в конце-концов в Москве есть институт красоты.
Позвонила Денису, обрадовала:
- Я почти здорова.
Он ее расстроил:
- Я задержусь на недельку – маме плохо.
Надо собираться домой, пока есть возможность вернутся просто и быстро. Иначе придется добираться на попутке до того места, где ручей впадает в Пяндж, а дальше по горам. Либо в обход шесть километров по пологому склону, либо напрямую два, но местами карабкаясь по крутой скале.
Гуля – местный житель, ей не тяжело и не страшно, перебирается с одной крохотной терраски на другую, как заправский альпинист. Денис, Сергей и те солдатики, что не первый год служат, тоже привыкли. За Гулей им, конечно, не угнаться, но в обход не ходят. Может быть, через несколько лет жизни на Памире и Поля привыкнет, научится любить горы не только глазами. Станет одной из тех, кому они покоряются. Но это в будущем, а в настоящем… На аэродроме надо быть в два часа по полудни.
Есть время полюбоваться весной, заглянуть на рынок, погреться напоследок на солнышке. Хорог, городок маленький: всего одна улица и та разбита на кусочки, раскидана по терраскам вдоль берегов Гунта. Все, что создано человеком, смотрится здесь хрупким и мелким. Где ему смертному тягаться с вечным и всесильным титаном, вздыбившим эту землю до небес. Па-ми-ихр – подножие бога солнца… Высоко-высоко живет этот Бог, путь к нему лежит по отвесным скалам. Простому смертному не позволено туда ходить… Там, в ледяной пустыне, трудно дышать, плохо горит огонь, свет так ярок, что можно ослепнуть…
Люди поселились у подножия пьедестала. Построили маленькие домики, обиходили землю вокруг, развели сады. Живут в мире и любви, неторопливо, созерцая и размышляя. У них все есть, потому что умеют быть счастливыми малым.
В центре городка рынок. Здесь навалом южной экзотики, даже в марте, по прошествии летне-осеннего изобилия. Разноцветные виноградные гроздья, есть с матовым налетом, есть прозрачные словно драгоценные камушки. Темно-бордовые на разломе гранаты… огромные душистые дыни… грецкие орехи с мягкой скорлупой, размером с девичий кулак. Целый ряд восточных пряностей и сказочного разнотравья… В Москве жалкое подобие за бешеные деньги, такого вообще нет, а здесь сколько угодно и за копейки.
Какая встреча, однако!
- Козырев! Ты что здесь делаешь?
- Ой Пелагея Владимировна, Гульчетай, я в больницу заходил, но вы уже ушли. – И словно извиняясь и оправдываясь:
- Я вообще-то по делу. Сегодня ж вертолет… так я вот на рынок… за овощами и зеленью…
- А меня отпустили уже, - Поля, желая смягчить неловкость, только все усугубила, потому что вроде как тоже оправдывалась.
Гуля к разговору была не расположена:
- Поль, времени в обрез. Саша, ты давай запасайся продуктами, а мы пошли, нам еще в больницу за вещами забежать надо. Дома наговоримся.
На вертолете от Хорога до заставы, от поздней весны до ранней, всего пятнадцать минут. От посадочной площадки до дома столько же.
Поля поднялась по ступенькам, вытерла ноги, толкнула дверь в тамбур. Здесь все обычно и привычно – коврик, галошница.
Одна.. но не так одна, как раньше, когда знала, что Денис неподалеку, здесь на заставе, или отлучился до вечера. Неприятное одиночество, тяжелое ожидание… Он далеко и у него беда… Что сказать, как утешить когда вернется? Словами горю не поможешь… горе можно разделить на двоих, тогда каждому достанется не половина, конечно, но чуть меньше целого.
Почему-то развивался зародыш глупой мысли: смерть выбирала между ней и свекром. Свекор прежде никогда не жаловался на сердце и вдруг инфаркт… Конечно, не виновата Поля в том, что какие-то высшие силы в последний момент передумали и прервали не ее жизнь… Но если суждено встретить беду, значит ее не миновать… В тот день предписано было Денису потерять близкого человека. Может быть, если бы погибла Поля, с отцом бы ничего не случилось…
Это ерунда какая-то… но почему Михаил Сергеевич умер в тот день… и даже в тот час, когда ее пощадили летящие сверху камни…
Саморастерзание прервала Гуля:
- Пошли обедать, нам оставили. Во что тебя нарядить, чтоб и тепло и удобно…
В шкафу нашли длинную ситцевую юбку на резинке и толстую шерстяную кофту, с молнией спереди. Поля глянула на себя в зеркало, усмехнулась:
- Твоим родственникам на огород пугало не нужно?
Подруга сочувственно поулыбалась.
- Пошли, Козырев ждет… Поль, а ведь он в мае домой…
- Ну и что…?
- «Молодой» готовит намного хуже.
- Будем меньше есть…, мне уже джинсы малы.
Поели… надо поспать… поспали надо поесть… Когда одолевала скука, Поля почему-то всегда вспоминала эти слова жаб из любимого мультика. Что ж делать-то безрукой вечером?
Окончательно расстроилась, когда Гуля дала понять, что в обществе подруги сегодня не нуждается:
- Мы с Сержей решили дома поужинать…, придется тебе вечером в столовую одной идти. У своего крыльца, Гуля сделала на прощанье ручкой и скрылась за дверью.
Поля, пришла домой, чуть не плача от обиды. В тамбуре скинула башмаки, в комнате, приступив ногой подол, стянула юбку. Снять кофту не сумела, залезла под одеяло в ней…
И снова в раздумья…
Целую неделю вот так лежать, глядя в потолок… можно с ума сойти. Может быть, слетать в Москву? Не разумно… родные, увидев гипс на обеих руках, испугаются… Денису дополнительные проблемы... Как он там? Маме плохо… еще бы ей хорошо было…
Проснулась. Темно… будильник зеленым светом показывает: пять минут десятого.
Хотела включить бра, но вспомнила, что пальцы в гипсе. Вылезать из-под одеяла страшно. Почему-то ей до сих пор страшно оставаться одной в темной комнате… Бояться совершенно нечего, люди вокруг. Солдатская казарма в тридцати метрах. Дом прапорщиков еще ближе. Николаевы за тонкой перегородкой… Может быть к ним … ? Вот уж нет…
Какое-то мерзкое предчувствие, что должно еще что-то случиться.
Встала, кинулась к выключателю… прищурилась от яркого света, почти успокоилась. И тут услышала, шорох на чердаке… Дура… кто там может быть?
Вышла в тамбур, с трудом накинула крючок на входную дверь, вернулась… Вот дура… кто на тебя нападет? Стоит только крикнуть, Николаевы услышат…
Все хорошо… все хорошо… никому ты не нужна… ужинать пора… кино сегодня в клубе…
Попыталась натянуть юбку. Не получилось… Может, все-таки позвать Гулю? Пошла она на фиг… лучше ужинать не пойду…
В комнате холодно… печку бы растопить… но как? Даже телевизор без пальцев не включить…
Вернулась под одеяло. Тоска… ни одной хорошей мысли в голове. Половина десятого… впереди ночь… Может быть встать, выключить свет и попытаться уснуть… нет.
От стука вздрогнула, но почти сразу успокоилась. Встала, босиком на цыпочках допрыгала до окна, прислонив лицо к стеклу, вгляделась в темноту. Была уверена, что увидит подругу, но пришел Сергей.
- Поль, как дела? В гости пустишь?
- Сейчас открою.
Посмотрела на себя в зеркало, решила, что выглядит вполне прилично: кофта длинная… откуда он знает, что это не халат. Отшвырнула ногой юбку, недавно брошенную среди пола, и поскакала к двери.
- Проходи. Я думала Гуля…
- Она приболела.
Поля прошла в кухню, Николаев следом. Она хотела попросить соседа растопить печку, повернулась и попятилась, испугавшись:
- Сереж… ты что… Сереж…
Он не отвечал, скривил в улыбке-усмешке плотно сжатые губы, приближался. Поля уперлась спиной в стену, отступать было некуда.
- Не трогай меня!
Почти потеряла сознание от ужаса и отвращения, ощутив на теле его руки…
- Поля… Полинка… ты что? Что с тобой?
Ее колотил озноб… тело обмякло, колени дрожали…
- Тебе плохо?
Открыла глаза: у Николаева нормальное лицо… в проеме распахнутой двери прапорщик Серов.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
- Что тебе?
- Пелагея Владимировна не ужинала сегодня. Я пришел спросить…
- Я хочу. Федорыч, я голодная.
- Вас проводить, или Козырева сюда прислать?
- Если можно, пусть Саша придет… мне одеваться тяжело.
- Конечно, можно.
Серов ушел.
- Ты что подумала? Я ж как раз пришел спросить, не надо ли тебе чего?
Поля устыдилась нелепого испуга. С чего в голову лезет всякая ерунда?
- Прости Сереж, нервы наверное…
- Успокоилась?
- Да…
- Тогда я пошел. Жди главного кормильца.
Козырев постучался в дверь почти сразу после ухода Николаева. Прошел на кухню, поставил на стол два котелка.
- Здесь гречка с мясом, здесь компот… и вот еще пирожки.
- Спасибо… а я безрукая, - Поля повертела перед носом у гостя забинтованными кистями, - ложку держать не могу. Покормишь?
- Конечно.
Козырев, видимо, никогда в жизни никого не кормил… Зачерпывал в ложку кашу и ждал, пока Поля, вытянув шею и губы, дотянется до нее. Компотом облил. Пирожки держал так, что дважды был укушен за пальцы.
- Саш… спасибо.
С большим трудом, но все-таки накормленная, Поля откинулась на спинку стула.
- Если еще ты мне печку растопишь… и телевизор включишь.
- Конечно.
Прошли в комнату. Телевизор он включил и почти тут же выключил, смотреть там оказалось нечего. Сходил за дровами, положил их в печь, развел огонь. Сидел, молчал, смотрел на отсветы пламени на полу. Уходить явно не спешил. А она не торопила – вновь остаться одной не очень хотелось.
- Саш, говорят, у тебя в мае дембель?
- Да, домой.
- А ты откуда.
- Из Подмосковья. Загорск, слышали?
- Конечно, у меня в том направлении бабушка живет, только дальше, за Калязином. Знаешь про такой город?
- Слышал, но ни разу не был.
Снова замолчали. Хозяйка думала о том, что вот жили они с Козыревым рядом: она могла его много раз видеть из окна электрички, но, скорее всего, никогда бы не узнали о существовании друг друга. А вот надо же свела судьба, и где, на Памире, в тысячах верст от Москвы, Загорска и Василева.
Гостю надоело разглядывать пол, и теперь он любовался ногами хозяйки. За два года службы он впервые видел девушку босиком. Удивлялся: какие маленькие у нее ступни, как аккуратно подстрижены ногти на пальчиках.
- Саш, домой вернешься, что делать будешь?
- В институт хочу. В автодорожный московский. До армии поступал, провалился.
- Надо же… а я его окончила и у меня родители там преподают.
- Я знаю.
- Ты по конкурсу не прошел?
- Нет. На устной математике два балла словил. Не доказал теорему синусов. Не умею я зубрить.
- Ну, ты даешь… кто ж теоремы зазубривает? Теорема – это задача, нужно запомнить, как она решается и все!
- Задачи я решать умею.
- Хочешь, я научу тебя запоминать теоремы?
- Конечно.
- Теорему Пифагора помнишь?
- Вы шутите?
- В верхнем ящике стола тетрадь и ручка. Нашел? Иди сюда, садись. Рисуй прямоугольный треугольник. Обозначь: А, В, С… на сторонах треугольника рисуй квадраты… штаны получились. Теперь Пиши... Дано… доказать… Вспоминай признаки равенства треугольников… эти два равны… и эти равны… площадь квадрата, построенного на гипотенузе равна сумме квадратов катетов.
Что и требовалось доказать! А теперь давай другим способом, делай чертеж еще раз.
Поля выпроводила Козырева за несколько минут до полуночи. На прощанье сказала:
- Завтра вечером приходи. Поищи, может в библиотеке учебник есть. И тетрадь у Николаева попроси.
- Конечно…, спасибо вам… вы на ночь дверь заприте.
Хотела возразить, что на заставе запираться не от кого, но в последний момент воздержалась. Молча кивнула, накинула крючок и вернулась в комнату. Легла на кровать поверх одеяла. Николаев… Неужели он… нет, показалось. Это невозможно. Они с Денисом друзья… изнасиловать жену друга… он же не маньяк озабоченный. Гулька за стенкой… хорошо, что она не слышала ничего.
Все-таки здорово, что Серов пришел… И Козырев… накормили. В доме тепло. Геометрия… Как же давно это было: три ряда парт, доска, на доске чертеж к теореме Пифагора, математичка – любимая училка, с указкой… А, что если пойти учиться заочно в педагогический? Можно в Душанбе, да и в Москве можно… До ближайшего кишлака всего три километра, там школа есть, можно на работу устроиться.
Совершенно необязательно сидеть без дела и умирать от тоски! Козырев… спасибо тебе Козырев! Почему я раньше об этом не подумала?!
Лежала, глядя в потолок. Строила грандиозные планы на будущее, вспоминала прошлое: детство, школу… свою первую любовь: мальчишку-одноклассника, который ее и не замечал вовсе… и Василево, Илюшку Осинцева. Лишь когда окна перестали блестеть чернотой, уснула. Приснился Денис, с маленькой девочкой на руках… у него лицо счастливое…а девочка на него похожа.
Утром пришла Гуля, почти молча помогла одеться-умыться. Вместе сходили в столовую, позавтракали. Оттуда в сарай к якам, посмотрели на теленочка, что ночью родился. Вернулись домой.
- Поль, ты на меня не обижайся… не здоровится мне, пойду, прилягу. Если понадоблюсь, постучи в стенку или крикни, приду.
- Что с тобой?
- Не знаю.
Расстались, Поля обошла дом. На своем крылечке присела на ступеньки. Хорошо здесь, тихо, солнышко припекает. Запрокинула к солнцу лицо, подняла юбку выше колен – пусть ноги загорают…
Вечером Козырев придет… Интересно найдет он учебник? Если не найдет, надо будет Денису позвонить, попросить чтобы привез.
Что-то у соседей не так… Гулька странная… Видимо, действительно, нездоровится… Как этим диабетом болеют то? Почему детей иметь нельзя? Какая связь? Никакой. Она что-то скрывает…
Может спросить… не удобно. Денис вернется, у него спрошу. Когда ж он, наконец, вернется… сказал, что задержится на неделю, два дня прошло, осталось еще пять…
Веришь, не веришь
Денис возвращался на заставу. В самолете делать нечего, только думать и вспоминать.
Год назад за свадебным застольем тост, сказанный отцом, показался почти нелепым… высокопарно-старомодным.
- Я не люблю слово «супруги». Это значит на двоих одно ярмо. Не ярмо должно быть на двоих – жизнь… Сосуды должны сообщаться… нервы соединяться… чувства переплетаться… всю жизнь, до самой смерти.
Тридцать лет родители были одним целым. Пришло для отца время, до которого длится жизнь, а мама не умеет жить одна. Не умеет одна сидеть за столом, одна смотреть телевизор, боится одна оставаться дома по ночам…
Родственники, конечно, обещали навещать и заботиться. Если заболеет, приедут, врача вызовут, в аптеку сходят, голодной не оставят. Но она останется неприкаянной до тех пор, пока рядом не будет сын. Уезжая, клятвенно обещал, что летом непременно поступит в академию, и три года будет жить в Москве.
Осиротели мы с тобой мамка… ты уж как-нибудь потерпи… Я обязательно вернусь домой. И наплевать мне на то, что будет на границе… пусть хоть весь героин из-за речки перевезут… Прежде всего, я должен позаботиться о близких…
Будем жить втроем. С Полей ты подружишься, она на тебя похожа. Она моя половинка, мы с ней как ты с папкой – одно целое. Чтобы я делал, если бы она погибла? Моя жизнь утекла бы в пустоту.
Как она там моя куколка? Скучает, конечно, ждет… Тяжело ей в каменной клетке. Без городских удобств, без нормального общества. И со мной солдафоном ей тяжело…
Вернется в Москву, в нормальную жизнь, к нормальным людям. И речь человеческую услышит, а не приказы и команды.
Где большая беда, всегда еще куча маленьких бед и невезений. Несчастья словно камнепад: свалилось одно и увлекает за собой другие, на бедную голову. Денис планировал вернуться на заставу к обеду, а добрался лишь в половине первого. Прилетел в Хорог – бегом в штаб, сделать отмету о возвращении. Думал на минуточку, а задержался до позднего вечера. Надеялся, что подбросят, и здесь облом.
На шоссе, что вдоль Пянджа, машин не мало. Остановить попутную, обычно, не проблема. А в тот день, мир словно ощетинился против него, покрылся шипами и колючками. Наверное, половину пути прошел пешком, когда, наконец, случилось чудо, и его все-таки подвезли.
По горам идти пришлось уже ночью. Напрямик не решился, в темноте по скалам не поскачешь. Пошел в обход, а это шесть километров и не по московскому тротуару. Эх, почему я не птица, почему я не летаю…
Подходя к дому, испугался света в окнах: жена не спит, неужели опять что-то случилось. Но тут распахнулась дверь и в светлом квадрате, как на картине в раме нарисовался сержант Козырев…
О чем тут думать? А главное, чем думать?!
Козырев от удара в челюсть отлетел метра на три и грохнулся на камни. Денис ворвался в дом с одним желанием: убить. Не заметил ни радости в глазах жены, ни ее нелепой одежды: все та же бесформенная кофта и юбка до пола. Остановил руку за миллиметр от лица – не смог ударить по еще не зажившей ране. Намотал на руку волосы любимой, выволок ее на улицу и столкнул со ступенек. Закрыл дверь, накинул крючок.
Поля, с трудом, но все-таки устояла на ногах. Вернулась, забарабанила в дверь:
-Денис… Что ты подумал?! Ты сошел с ума! Пожалуйста, давай поговорим… Пожалуйста…
- Пошла вон, дрянь! Дрянь! С глаз моих…
- Я не могу уйти босиком, можно я возьму кроссовки?
Дверь на секунду распахнулась, кроссовки плюхнулись у ног Поли. Она намеренно долго обувалась, вслух сетовала, что не получается. Надеялась: пройдет приступ безумия, Денис выслушает ее, глянет на исписанную корявым почерком тетрадь, и они вместе посмеются над глупейшим недоразумением. Когда справилась с кроссовками, подошла к двери, не громко постучала.
- Что тебе еще?
- Денис, пожалуйста, глянь: в ящике стола тетрадь… мы геометрией занимались…
- Я сказал, пошла вон, тварь! Вон пошла! Убью, б… подзаборная!
- Милый, пожалуйста…
Дверь распахнулась… Поля едва увернулась от удара и кинулась бежать… Она никогда не видела такой ярости в глазах человека, никогда в жизни ей не было так страшно и больно…
Денис вернулся в дом, нашел бутылку водки. Вылил ее содержимое в пол-литровую банку, залпом выпил. Добрел до кровати и рухнул. Сознание быстро окутывал туман, но не приятный теплый и ласковый, а колючий, горячий и очень больной… Забвение не приходило, мозг работал в полную силу, лишь тело отказывалось подчиняться… Это был не сон, а бред: он словно наяву видел как привидение бродило по дому: Поля, в белых шелковых шароварах, голая выше пояса. Она то подходила близко, садилась в изголовье… то удалялась в странном восточном танце. Денис ясно различал возле жены прозрачную белую полутень-полудымку. Куда бы не пошла Поля, эта странная субстанция от нее не отставала, синхронно повторяла движения, обретала все более четкие контуры, вдруг перестала быть прозрачной, заблестела белыми искрами… это не тень… женщина укутанная в белый саван – смерть?!
Денис от ужаса вскочил, с трудом разогнал остатки сновидений… Посмотрел на часы: половина шестого...
Вчерашнее вспоминать не пришлось, он даже во сне ничего не забыл. Но пока спал, где-то на самом краю сознания появился зародыш надежды: а может быть, все-таки ничего не было? Как же хочется, чтобы ничего не было…
Она же обрадовалась его приходу… или решила, что Козырев вернулся. Кстати, кровать-то не разобрана?! Если б было что, он бы ушел, а она бы перевернулась на другой бок и уснула, зачем ей одеваться и заправлять кровать… и зачем свет включать? Знала, что я все-таки сегодня вернусь? Ну, уж тогда бы выпроводила гостя чуть раньше. Значит, не ждала… Что-то она вчера про тетрадь говорила?
Денис с трудом поднялся, добрел до стола, открыл ящик. Сверху лежал потрепанный учебник геометрии, а под ним тетрадь… на первой странице теорема Пифагора, дальше теорема синусов…
Полька… детский сад… тебе же не семнадцать, ты же взрослая… Но Козырев… он, что тоже в мыслях ничего не держал? Этого быть не может! Он на нее давно пялится! Повод нашел гаденыш… Тетрадь почти целиком исписана. Это он, пока меня неделю не было дома, каждый день сюда приходил?! Мало ему вчера досталось.
С удовольствием вспомнил, как врезал сержанту по челюсти. Как тот шлепнулся на камни. И вдруг чувство удовлетворения сменилось тревогой: а что если… ?!
Денис выбежал на улицу, на душе полегчало: трупа возле дома не было.
А Поля… она где? Куда она пошла? Среди ночи, почти раздетая… Наверняка у Николаевых, у нее же ни денег, ни документов. Надо идти мириться, объяснить, что сама виновата: создала дурацкую ситуацию. Память словно в замедленном кино прокрутила: как занес для удара руку и как не смог опустить ее на рассеченную щеку. Хорошо, что не тронул ее вчера… Ничего себе не тронул, выкинул на холодные острые камни босиком… у нее же руки в гипсе.... Сердце сжалось от вины и жалости.
Денис постучал в соседское окно, Сергей уже умытый, побритый и почти одетый вышел на крыльцо:
- Привет, командир. Когда вернулся?
- Вчера… а ты что… ничего не знаешь?
- А что я должен знать?
- К вам моя не заходила?
- Нет… Нажрался я вчера, как свинья… Спал… ничего не слышал.
Денис, забыв о больной голове и не менее больном самолюбии, кинулся на кухню. Там хозяйничал «молодой».
- А где Козырев?
- Товарищ капитан, он в медчасти… ночью куда-то ходил, упал… голову разбил…
Плевать на Козырева и его голову, Поля где? Куда она могла пойти… она не могла уйти с заставы, она же трусиха… она же в доме темноты боится… она не могла уйти с заставы! Но где она?! Не в казарме же? Неужели в медчасти с Козыревым?!
Обегал все закоулки, даже у яков в сарае искал. С каждой минутой все больше и больше поддавался панике. Как за последнюю надежду ухватился за мысль поискать с собакой.
Шерхан уверенно взял след и повел вниз. Пока не добрались до ручья, Денис надеялся, что непременно найдет жену там: замерзла на заставе, спустилась погреться. Но пес уверенно бежал дальше, к Пянджу. Довел до шоссе и жалобно заскулил: не знаю мол, куда она потом пошла… нет больше ее следов.
Денис без сил опустился на камень, коих множество по обеим сторонам дороги… Здесь, на шоссе с его женой могло случиться все что угодно и виноват в этом только он сам…
Но с Полей ничего не случилось. Два часа назад она сидела на том же камне, что и Денис. Только, добравшись до шоссе, сообразила, что ушла без денег и документов. Пока брела по горам ревела в голос и ни о чем не могла думать… Жить не хотелось, а умирать боялась…
Когда возле нее остановился КАМаз и его водитель поинтересовался:
- Тебе ехать куда, или так сидишь?
Ответила равнодушно:
- Ехать… в Москву… только у меня денег нет… и вообще у меня теперь ничего нет.
- До Москвы это далековато. До Душанбе довезу, поехали.
- Мне в кабину не забраться, - Поля показала забинтованные руки.
Спаситель легко спрыгнул из кабины на землю. Подошел. Поля удивилась: глядя снизу вверх, решила, что водитель высокого роста и плотного телосложения, но перед ней стоял невысокий щуплый дядечка. Он внимательно посмотрел на возможную попутчицу. Охнул, разглядев шрам на щеке и синяки:
- Кто ж тебя так… разукрасил. Муж?
- Нет… камни, обвал в горах.
- Ладно, не мое дело.
Он подхватил ее за подмышки и почти закинул в кабину. Вернулся на свое место. Перед тем как тронуться спросил еще раз:
- Ты… того… хорошо подумала? Я до Душанбе тебя довезу, а там что делать будешь?
- Поехали… здесь мне больше делать нечего.
Слезы покатились сами собой, Поля размазывала их по грязному лицу, грязными бинтами.
- Не реви… в случае чего я из Душанбе сразу назад поеду, верну тебя на то место, где взял. Тебя как звать-то?
- Поля.
- А я Виктор… Петрович.
- Прям, как мой папка.
- Это ж надо… ты это… не переживай… ехать нам долго. Полезай, может уснешь, - Владимир Петрович откинул занавеску за сиденьями, показывая спальное место.
- Нет…
- Ну, как хочешь.
Большая машина легко тронулась, плавно разогналась. Прощайте, каменные громадины… Я больше никогда вас не увижу. Поля не то чтобы успокаивалась, привыкала к своей беде, смирялась. Слишком много всего свалилось за последние две недели, сил на борьбу не осталось.
Через час за окном замелькали чистые белые домики Хорога, но она не смогла проститься с городом, спала.
Поля проснулась, глянула на себя в зеркало, едва узнала. Лицо грязное, опухшее от слез. Левую щеку разнесло: почти зажившая рана воспалилась.
- Владимир Петрович, мы где?
- Через пару километров Рушан. Сейчас заедем к Кольке – моему брату, мы с ним напарники: вместе эту фуру таскаем. А жена у него медсестра в травматологии и готовит здорово. Щеку тебе чем-нибудь помажет, покормит нас. И дальше покатимся. Он за руль сядет, я спать лягу. А ты выспалась?
- Да.
- Вот и ладненько. Сейчас умоешься и будешь красавицей. Ты, правда, москвичка?
- Да.
- А как сюда занесло?
- Замуж вышла.
- И кто он муж-то твой?
- Пограничник.
- И чем же он тебя так обидел?
- Он меня выгнал… сказал что я подзаборная…
- Поль, не мое дело, конечно… а что случилось, почему он так сказал?
- Ко мне солдатик пришел, мы с ним геометрией занимались… А муж подумал черт знает что.
- Вы при нем, при муже, этой геометрией занимались?
- Нет. Он в Москве был. У него отец умер.
- Значит, муж за порог, у него горе, а к тебе солдатик в гости?
- Зачем вы так? Не было же ничего. Вообще ничего не было. Мы только занимались. И еще… Сашка – повар, поесть мне приносил, печку топил. Я же безрукая.
- Муж вернулся и увидел, как вы сидите рядышком возле печки?
- Он ничего не увидел. Сашка ушел за минуту до того, как Денис вернулся. Я уже не ждала его в тот день, думала в Хороге заночует. А он в половине первого ночи пришел.
- Поль… Если бы я вернулся домой в половине первого ночи и увидел, как от моей жены выходит мужик… я бы сел за двойное убийство. Ты хоть понимаешь, что натворила?
- Теперь понимаю, а тогда даже в мыслях не было…
- Слушай, может, ты вернешься? Поговорите…
- Он не хочет со мной говорить… он не хочет ничего слушать. Да за кого он меня в конце-концов держит?! Я не подзаборная! Я нормальная! Он что за целый год этого не понял?! Да пошел он на фиг… я никогда к нему не вернусь… он все равно прогонит.
Она снова расплакалась. Владимир Петрович молчал, свое вдруг заболело: вспоминал умершую год назад жену, казнился – сам погуливал, а в неверности ее упрекал. Да и не знал, что сказать в утешение не очень нормальной, но и не подзаборной попутчице.
Вскоре свернули в город, проехали меньше километра и остановились, дорога кончилась. Владимир Петрович, легко спрыгнул на землю, обошел машину, помог выбраться Поле.
- Дальше придется пешком. Сможешь?
- Смогу.
Вскоре постучали в дверь аккуратного белого домика.
Николай Петрович внешностью да и характером оказался почти таким же как и Владимир Петрович. Увидев Полю, ни о чем не спросил, сочувственно покачал головой и позвал жену:
- Малика, у нас гости. Иди сюда, помоги девушке.
Малика привела Полю во внутренний дворик, помогла ей снять кофту, в которой было невыносимо жарко, умыла. Обработала зеленкой рану на щеке. Спросила, что с руками, внимательно выслушала ответ. Затем поставила на стол таз, налила в него воды:
- Опускай руки, пусть гипс размокнет. Я пока на работу сбегаю, перевязочные принесу.
Вернулась, принялась снимать гипс и расспрашивать. То ли от боли отвлекала, то ли любопытствовала, но пока отдирала присохшие бинты, выведала у гостьи всю ее нехитрую историю. И почти утешила:
- Он, наверняка, уже сто раз пожалел о том, что натворил и сейчас места себе не находит. Любит он тебя, потому и взбесился… и потому никуда не денется – будет и прощенья просить, и уговаривать вернуться. Мужики они на расправу скоры, сначала обидят, а потом жалеют…
- Нет… мой не такой.
Малика лишь улыбнулась, давая понять, что не намерена спорить о вещах очевидных. Завязала узелок на бинте и похвалила свою работу:
- Смотри, как хорошо я сделала: теперь у тебя на правой руке три пальчика свободны и на левой два. За обедом ложку сама держать будешь. Одеть бы тебя во что?
Ненадолго ушла и вернулась, держа в руках пестрое и яркое таджикское платье.
- Смотри, что нашла, все новое – хорошо забытое старое. Неужели я когда-то была такой как ты? Хочешь, я тебе наши косички заплету, а то в поезде четверо суток будешь лохматая.
- Хочу… но ведь это долго.
- Кто тебе сказал? Садись.
Через пятнадцать минут прическа была готова. Поля подошла к зеркалу и улыбнулась себе.
- Ой… настоящая таджичка получилась.
- И впрямь… красивая.
Денис не долго сидел на камне в бездействии и панике, не больше минуты. Вскочил, скомандовал:
- Крылов, оставайся здесь. Тормози все машины и спрашивай, может кто-нибудь ее видел… Я назад, на заставу. Свяжусь с отрядом, попрошу, чтобы начали искать…
Два километра в гору за пятнадцать минут, потом сам удивлялся. А еще через полчаса на шоссе возле Хорога, Рушана и Ишкашима стояли пограничники и тормозили все проезжающие мимо машины, спрашивали, не видел ли кто девушку: среднего роста, нормального телосложения... с забинтованными руками и раной на левой щеке.
Что ж теперь делать… ждать или догонять? Денис уже хотел вновь вернуться на шоссе, когда к нему подошел прапорщик Серов:
- Товарищ капитан, разрешите…
- Валяй…
- Обвал случился из-за выстрела, я слышал за секунду до камней…
- Я тоже слышал… камням эха достаточно. Скорее всего, это случайность… Охотился кто-нибудь.
- Кто? Наши двух кабанов накануне убили. Мясо в холодильник еле засунули… А чужих здесь нет.
- Ты кому-нибудь это говорил?
- Николаеву доложил… он сказал, что приглядит за вашей женой. А Гулю вчера в Казахстан отправил к своей матери. Может он по другой причине ее отправил… Но я думаю, именно потому… ведь, если обвал не случайный… значит убить хотели. Может быть, девчонки узнали что?
- Гуля, конечно в горах – дома… могла на что-нибудь набрести. А моя? Да она одна с заставы не уходила. Только с Гулей до ручья.
- За день до обвала. Твоя Пелагея ходила к Дугарму. Я видел, как она возвращалась… в белом платье и в белых шароварах…
- Николаев о том, что моя жена ходила к водопаду знает?
- Да. Я ему говорил.
- Кому еще ты говорил?
- Никому… но ее не только я мог видеть.
В панике заметались мысли и чувства. Похолодело за солнечным сплетением. Да что ж это такое… этот сон сегодня ночью, он почему?! Нет! Поленька, нет! Ты жива, ты очень обиделась и ушла, я найду тебя…
Но где искать? Куда идти? Вернулся на шоссе, стоял на коленях перед псом Шерханом умолял:
- Собака… собачка, моя дорогая… пожалуйста… ну поищи пожалуйста.
Пес лишь жалобно скулил и облизывал капитану лицо.
Что делать? Что же делать…
- Денис! Все в порядке! – по рации передал Николаев – Ее наши тормознули на выезде из Рушана. Предлагали вернуть, а я сказал, что этого делать не надо. Попросил, чтобы дали денег на билет до Москвы…
- Ты у меня мог спросить?! Или может быть это не мое дело?! Ты не до фига на себя берешь?! Ты подумал, каково ей сейчас?
- Командир… Береженого Бог бережет. Она через четыре дня будет в Москве. Позвонишь, все объяснишь. Обидится, зато будет жива…
Отвечать заму не хотелось, да и что тут скажешь – прав он. Риск в данном случае дело совсем не благородное… В конце-концов обиды и боль жены его, Дениса, вина и ничья больше… Это он провел шкуркой по ее нежной коже, безжалостно пнул сапогом свою куколку.
Но как же хорошо, что не сбылся сон… что главные страхи в прошлом. Можно попросить прощения, можно объясниться. Судьба не заставила всю оставшуюся жизнь казниться виной, лишь напугала такой перспективой.
Поля уезжала. Перед тем как занять место в машине посмотрела вверх на сияющий белый лед, вокруг – на нежную весеннюю зелень, на землю, почти сплошь устланную упавшими с деревьев белыми лепестками. Попрощалась навсегда с добрым городом. Чужие люди приютили, накормили, утешили, дали денег на билет. В Москве не принято пускать незнакомых в дом, помогать первому встречному… А у подножия Бога Солнца по другому не принято…
Владимир Петрович, как и обещал, сразу улегся спать, Николай Петрович, плавно вырулил из города. На шоссе машину остановил пограничный патруль. Водитель привычно полез в карман за документами, протянул их солдатику в зеленой фуражке. Но тот, взяв в руки права и путевку, не спешил их изучать, внимательно смотрел на пассажирку:
- Руднева Пелагея Владимировна.
Он даже не спросил, сказал уверенно. Какие могли быть сомнения. Одета как таджичка и причесана, но особые приметы налицо: на щеке рана, руки в гипсе.
- Тебя то мы и ищем… Муж с ума сходит. Вылезай.
Очень хотелось вернуться в гнездо, самостоятельно свитое среди камней… Туда, где между небом и пропастью, среди обычных серых булыжников, на малюсенькой терраске остался мир, который сумела принять и полюбить, хоть и не очень в нем освоилась.
Но обида еще жгла. Чувство протеста не позволяло послушно подчиниться.
- Не вылезу. Не имеешь права.
Солдатик достал рацию, доложил начальству о найденной пропаже.
- Так что с ней делать-то, товарищ майор?
- Оставайся на связи, сейчас решим, - послышался голос невидимого майора. Затем, после полуминутного молчания:
- Спроси, у нее деньги на билет есть?
- Скажи ему, что есть у меня деньги… и еще скажи, что я никогда не вернусь… ты понял? Никогда!
- Слышь, сержант, отпусти ее… велено передать, чтоб катилась на все четыре стороны.
Денис возвращался на заставу дальней дорогой – спешить теперь некуда, видеть никого не хотелось. На заставе, как в глухой деревне. Новостей немного и потому каждая обсуждается. Что будут говорить после вчерашнего? Смеяться! Погремуху дадут: «Отелло». Или еще хуже: «Олень рогатый». Козырев будто не понимал, что выставляет командира идиотом, наведываясь к его жене и засиживаясь у нее допоздна. Даже, если бы Денис ничего не узнал вчера, ему бы все равно рассказали. Скандала не могло не быть, Козырев не мог не знать, чем такие посиделки заканчиваются, он не красна девица. Тогда почему? Рехнулся с тоски по дамскому полу? Основной инстинкт сильнее инстинкта самосохранения, вполне может быть… теоретически. Но Козырев отлично понимал, ни на что кроме уроков геометрии рассчитывать не может! Что его заставило?
Если камнепад не случайность и Полю хотели убить? Вдруг она что-то проведала? Если бы встретила, нечто достойное внимания, скрывать бы не стала. Возможностей рассказать было сколько угодно. Накануне уснули под утро, болтали о всякой ерунде… Получается, что она не догадывается, но знает что-то очень опасное для себя. Что? Глупый вопрос, Поля перешла наркотропу. Скорее всего, она видела, что-то очень важное. Но что? Курьер наведовался за два дня до ее похода к Дугарму? Она не могла его встретить… Допустим она встретила того, кто принимает посылки с того берега здесь. Что ему грозит при разоблачении? Приличный срок… И жизнь на зарплату… Или смерть от рук генералов наркофронта. Выколачивать показания в советских следственных органах еще не разучились, так что генералам будет чего опасаться, если бойца поведут на допрос… И бойцу, чтобы спастись, придется убить невольного свидетеля. Но это в том случае, если Поля его не просто встретила, а застала за сомнительным занятием.… Однако все может быть гораздо проще. Этот кто-то, получил посылку, спрятал ее и забрал через два дня. С мешком за плечами попался на глаза Поле. Ей и в голову не пришло заподозрить встречного в злодеянии, а на воре шапка горит, его терзает страх разоблачения. Расскажет капитанша мужу о том, что видела, без всякого умысла, просто так между делом…
Жаль, что с Полей нельзя поговорить… нельзя расспросить ее прямо сейчас, где она была, что видела, кого встречала… Может быть Николаев все-таки потрудился с ней побеседовать… или он специально отправил ее в Москву, что бы она ничего мне не сказала… Да быть того не может! Столько лет друзья… дважды за речку вместе ходили.
Дорога была нетяжела и привычна, думать не мешала, но и не помогала. А без чьей-либо помощи соединить отрывки мыслей в строгую логическую цепь не получалось. Не хватало информации, чтобы положить каждый кусочек картины в нужное место. Отвергнуть либо принять окончательно какую-нибудь версию.
Денис дошел до того места, где ручей, можно перебрести по камушкам… Недолго выбирал, куда направиться. Домой не тянуло, у Дугарма могло что-то прийти в голову или на глаза попасться.
Преодолел ручей и зашагал вниз к водопаду. Двигался словно механизм, отсчитывал равное количество шагов в равные промежутки времени. Иногда размазывал рукавом пот на лице и облизывал пересохшие губы. Все бы ничего, но солнце уже добралось до середины неба и пекло по летней программе. Хотелось пить.
Полка… мостик… еще полка… метров триста лесом… и наконец розовые камни, вход в пещеру, недолгий путь по внутренностям горы. Вот оно озеро. Хорошо, что у Поли хватило ума быть здесь осторожной.
Большая покрытая слоем бело-розово-зеленоватых минералов чашка с бурлящей водой, поток закручивается воронкой, выплескивается через край и разбивается о камни на мелкие брызги, почти высыхает, падая. С края чашки свисают разноцветные фарфоровые сосульки высотой с пятнадцатиэтажный дом и упираются в берег Пянджа, там, где ходит-бродит гость с другой стороны.
Но за три минуты, он до Чаши Перемен никак не доберется. Не сможет собраться с силой и закинуть мешок на сорокаметровую высоту.
На всякий случай Денис посмотрел вверх, там тоже мало интересного. Каменный темно-серый купол, в центре купола – водопад. Красиво, конечно… Но не до красот.
Перед тем как отправиться в обратный путь решил искупаться. Разделся, осторожно погрузил тело в воду, оторваться от краев чаши не рискнул.
На заставу Денис пришел затемно. Проходя мимо столовой, вспомнил, что остался без завтрака и обеда. Однако ужинать не было сил. И хорошо, что их не было, провалился в сон без дум и терзаний.
Проснувшись утром, не почувствовал прикосновения тела любимой жены, заскулил… На какое-то время погрузился в тоску и признание собственных бессилия и бесполезности. Зачем вставать? Без меня справятся, Николаев и один неплохо покомандует. Если что случится, придут, скажут. Поля, наверное, уже села в поезд и он уносит ее прочь… далеко. Туда, где живут нормальные люди. Здесь все ненормальные… Одним почему-то необходимо таскать героин из-за реки, другим стоять на страже границы. И живут, по-разному ненормальные, бок о бок… иногда даже дружат.
Может быть, еще к каким интересным выводам пришел бы Денис, но в комнату без стука зашел его замполит.
- Подъем командир. Мне сегодня к таджикским родственникам наведаться надо бы. Отпустишь?
- Иди, кто тебя держит.
- Ты оклемался?
- Вполне. …
Денис сел на кровати, ладонями потер лицо, пытаясь вернуть себя в привычное командно-деловое состояние. Николаеву, до того как он уйдет, надо задать пяток-десяток невинных вопросов и получить на них развернутое и нелукавое объяснение.
- Серег, … давай поговорим. Ты как думаешь, камнепад случайность или Серов прав?
- Не знаю… с одной стороны смешно твою Польку убивать… я у нее спрашивал, она ничего подозрительного не видела… И потом… она никому не расскажет, что ходила к водопаду…
- А зачем она туда ходила? Ты знаешь?
- Я Ромашку три часа допрашивал с пристрастием, прежде чем она открыла тайну. Оказывается, если искупаться в озере у водопада – забеременеешь. Но делать это надо в тайне от мужчин, иначе ничего не получится. Почти языческий обряд.
- Они туда вместе ходили?
- Нет…Не прикидывайся, что не знаешь.
- Ты о чем?
- О том, что Ромашка месяц назад сделала аборт.
- Серега… я не понимаю.
- Все ты понимаешь! Почему пять лет назад ты так легко ее мне уступил? Потому что у нее диабет!
- Вообще-то не потому… и я тебе ее не уступал… ты на меня в обиде?
- Я нет. Она, кстати, до сих пор тебя не простила.
- За что? У нас же с ней ничего не было…
- По местному обычаю, подержался за руку – обязан жениться.
Странно уже то, что друг заговорил на эту тему, запретную с тех самых пор…
Она же сама выбрала Николаева… а меня до сих пор не простила… держит зло. Хочет отомстить? Неужели Серега подозревает в попытке убийства Поли свою Ромашку? Если так то нельзя связывать камнепад с наркотой. Значит это две параллельные линии, независимые и непересекающиеся. Нет… ерунда какая-то… Нет! Гули не было в тот день на заставе, она отправилась к родителям накануне вечером. Денис наблюдал за рекой и видел, как Гуля голосовала на шоссе, как она села в машину и уехала. А если она наутро вернулась, пробралась одной ей известными тропами и выстрелила, спровоцировав обвал… Во-первых из чего она выстрелила? Чтобы выстрелить, надо иметь оружие. Во-вторых, она не могла заранее знать, что Поля решится пойти к ручью в одиночку.
- Серега… ты мне все-таки ответь…мог выстрел быть не случайным… Есть хоть какая-то причина убивать мою Полинку?
- Скорее всего, что никакой причины нет. Стрелять мог кто угодно. Серов рассуждает примитивно, как и положено прапору. «Чужих здесь нет.» Откуда он знает? Вполне может быть, что кто-то из местных решил поохотиться на нашей территории. Если это запрещено, то еще не значит невозможно.
- Тогда почему ты дал команду не задерживать ее? Почему сказал, что если она уедет, будет в безопасности?
- Потому что я – перестраховщик. Вероятность покушения мала, но теоретически возможна. Ты ведь мог связаться с отрядом, попросить, чтобы ее тормознули у Бартанга? Ты же этого не сделал? Почему?
- Потому что я тоже перестраховщик.
Денис встал с кровати, включил свет. Глянул на Николаева и остолбенел… У друга виски седые. Когда? Почему? Две недели назад его подстригал, ни одного седого волоса не видел. Лысина намечалась, а седины не было…
- Серега… у тебя, что-то случилось? С Ромашкой?
- Да… совсем плохо. Я думал ерунда… два укола инсулина, один утром другой вечером и живи хоть сто лет. Если бы! Нарушение углеводного обмена. Все внутренности разрушаются! Сердце, почки, печень… У нее все больное… родить она не сможет никогда… и скоро ослепнет… отслоение сетчатки… это тоже диабет.
- Поезжайте в Москву, к моей матери. Ты же знаешь, она врач… у нее связи.
- Пока я ее к своей отправил. Там колдунья какая-то есть, говорят, исцеляет самых безнадежных.
- Ты… это… серьезно? Ты в это веришь?
- А что мне еще остается? Врачи сказали, что лучше не будет! Будет только хуже! В общем, справляйся сегодня один. Мне надо найти Ромашкину детскую одежку, колдунья требует. Вечером вернусь.
Денис ушел в горы, на свой наблюдательный пост. Лучше было бы засесть в одной из пещер Плачущей горы… но слишком велик шанс свариться в термальных водах, из какой норы в очередной раз выплеснется кипяток не знает никто. А больше на берегу спрятаться негде. Увидит нарушитель засаду и спокойно вернется домой, а может и не вернется… Дениса, как препятствие, уберут автоматной очередью из-за реки.
Серов единственный кого нельзя заподозрить в покушении на Полю. Он точно был на заставе в момент несчастья. Но это не значит, что он не является получателем посылки с той стороны. Если бы это было доказано, можно было бы взять его в помощники, а так… Приходится одновременно следить за рекой, заставой и берегом.
До обеда Денис созерцал с высоты птичьего полета долину реки Пяндж, нарушений границы не выявил... Ждать дальше бессмысленно, курьер ни разу не приходил после обеда. Ну что ж не прибыл сегодня, прибудет завтра или послезавтра, или через несколько дней, он не может оставить свое черное дело. Брать его бессмысленно, на той стороне нищих много, замену найдут быстро. Рвать цепь надо у себя… на своем берегу, на своей заставе. Того, кто посмел тронуть Полю, задушу собственными руками…
Круг подозреваемых сузился. На утреннем построении спросил дембелей, не хочет ли кто из них остаться на сверхсрочную, все категорически: никак нет. Увязший в преступном болоте, так просто покинуть его не может. Козырев на вопрос не ответил, потому что его не слышал. У него действительно сломана челюсть и сотрясение мозга. Он в медсанчасти, не при смерти, но не ходячий.
За обедом Денис подсел за стол к Серову. Хотелось поговорить, а кроме него было не с кем. Младший по званию молчал, ждал, когда его спросят. А командир думал, как бы так спросить…, чтоб прапор ничего не понял, но однозначно ответил.
- Слышь… Федорыч… Козырев на меня не жалуется?
- Нет. Командир всегда прав. Не виноват же ты, в конце-концов?
- А кто виноват? Он?
- Я… Ну убей меня… но не мог я по-другому. Это я его к ней отправил.
- Зачем?
- Увидел в окно, что она боится… она боялась выходить на улицу, вместо того, чтобы идти ужинать заперла дверь. Когда ты в последний раз запирал дверь?
- И ты приказал Козыреву заниматься геометрией?
- При чем здесь геометрия? Я ему приказал ужин ей отнести… и попытаться выведать чего она боится. Ну и с ним она в безопасности была.
- Федорыч, она темноты боится.
- Козырев тоже так говорил… Но мне все равно кажется…
- А тебе не кажется, что кроме всего прочего… ты выставил меня идиотом… если не рогоносцем.
- Не кажется. Говорят, на белом платье любое пятно видать, даже самое маленькое. Но если пятна нет, его нельзя увидеть.
День почти прожит, солнце склонилось за Лаль… еще чуть-чуть и придет ночь. Третья ночь после раздора. Как же плохо одному… Поля… Полечка… Полиночка… я сделал тебе больно, как ты вытерпела такое? Услышь мои мысли, прости… не плачь… я урод, но так надо. Я разберусь с наркотой, очень скоро разберусь и приеду к тебе, соберу осколочки, залижу трещины.
Денис лежал, отвернувшись к стене, пытался думать, но получалось плохо. Из головы не шел разговор с Николаевым. Серега разворошил больное прошлое. Никому не нужны были воспоминания, никому они не приносили радости, неинтересная история не вызывала чувства гордости и самодовольства ни у кого…
БОЕВОЙ БРАТ
Ожидаемое событие произошло, афганец принес еще один мешок с белой смертью. Денис внимательно разглядывал тех кто на заставе… Не может быть… из списка подозреваемых исключены все. Что-то не так.
Вот бы узнать что. Курьер из-за реки таскает булыжники и здесь меняет их на чистый воздух? Он встречается с кем-то, но этот кто-то не имеет отношения к заставе. Живет в кишлаке… или приходит в назначенное время издалека. Шерхан пес золотой, чужого учует за километр. А если предателей двое… работают по очереди. В прошлый раз в поле зрения не попал один из солдатиков, сегодня не видел Серова. Исключить ничего нельзя. Хорошо, что Николаев почти вне подозрений. Оба раза в день доставки груза он словно специально разгуливал на виду.
А где Гуля? Где наша девушка-ромашка? Ее нет на заставе… если она никуда не уехала, живет у родной мамы… Ее пес знает… для него она своя!
Тогда и Серега замешан в этом деле… Невозможно, чтобы Николаев не знал, где находится его жена. Не те у них отношения.
Сегодня Поля должна, наконец, приехать в Москву. Еще не поздно смотаться в Хорог и позвонить. Хорошо, что Антон все правильно понял, обещал ее встретить и утешить. Спасибо тебе, шурин.
Денис покинул наблюдательный пункт, забежал на заставу. Предупредил Николаева, что вернется поздно, короткой дорогой спустился к шоссе и почти сразу из-за поворота выехал уазик.
На почте тоже повезло, девушка в окошке с надписью «междугородние переговоры» набрала номер, в трубке послышались редкие гудки. Денис почти видел, как жена подошла к телефону, сняла трубку, грустно улыбнулась, прежде чем сказать:
- Да, слушаю.
- Поль… это я. Я люблю тебя, я не могу без тебя.
- Я знаю.
- Ты меня простила?
- Нет.
- Ты меня больше не любишь?
- Люблю.
- Поленька… прости… не плачь, не плачь пожалуйста… я клянусь, что больше никогда в жизни…
- Знаю… но я не могу…
Частые гудки.
Денис подошел к окошку.
- Девушка… нас разъединили.
- Нет. Она положила трубку.
- Наберите еще раз.
- Поль… Я умоляю… забудь обиду… не навсегда на минуточку. Расскажи мне, что с тобой случилось у Дугарма. Пойми это важно… это опасно. Для тебя опасно… даже в Москве.
- Я не знаю, что рассказывать. Ты ушел из дома, а я следом за тобой… Заблудилась, не в ту пещеру забралась. Она над Чашей Перемен…там середина водопада… я близко к нему подошла и упала. Сначала мне показалось, что в спину толкнули. Но, скорее всего, голова закружилась. Я боялась очень, пока к пещере лезла: проход узкий, совершенно темно и… противно очень, на стенах какая-то липкая слизь. А дальше ничего интересного… шлепнулась в воду. Плавать я умею, выбралась.
- Поленька, а в какую пещеру ты забралась?
- Не знаю… я вряд ли то место найду. Там камни, почти такие же, как у прохода к Чаше Перемен, только не розовые, а серые.
- Вспоминай, что ты в той пещере видела? Что-нибудь необычное. Поль… мешок какой или еще что.
- Денис! Был мешок! Я думала там драгоценности, а там соль какая-то, уксусом воняет. Ничего интересного…
- Поля, родная моя… я умоляю! Из дома не выходи! Вообще не выходи! Даже к двери не подходи. Посторонних домой не пускай. Я к тебе никого не посылал, от меня к тебе никто не приедет! Если кто с заставы появится, немедленно вызывай милицию. Ты меня поняла? Лучше вообще из Москвы уезжай! Я знаю, куда ты поедешь. Не говори никому, даже мне сейчас ничего не говори. Я буду писать. Я приеду, очень скоро приеду.
- Денис… если с тобой, что случится… я не смогу без тебя.
- Хорошая ты моя, ничего со мной не случится. Я живучий. Только пообещай, что будешь ждать.
- Конечно, буду.
Денис успел вернуться на заставу засветло. На ужин не пошел, не до еды. Завтра тяжелый день, возможно бой. Задача почти решена, надо чуть-чуть подумать и закончить последнее действие. Но воспаленный мозг отказывался работать, требовал: пойти и убить…. Кого? Всех подозреваемых без разбору. Давно знал, в таком состоянии ничего предпринимать нельзя. Надо побыть одному, успокоиться. Думать надо о чем-то хорошем…
Воспоминания грубо прервал Серов. Распахнул дверь и заорал:
- Товарищ капитан…
- Входи…
- Смотри, - на ладони прапорщика гильза от «Макарова».
- Ну и что? Где ты это взял?
- В общем… прикинул я, откуда бы я стал стрелять, чтобы камнепад на голову твоей Пелагее организовать и потом на место происшествия прибежать вместе со всеми. Пошел туда, поработал косой… и нашел это…
- Не понял.
- Командир, что тут не понятного? Сколько «Макаровых» на заставе?
- Я тут для чего? Ты получил приказ искать гильзы?
- Зря ты так… подумаешь, травы якам накосил…
- Может и зря… Говори тише…
- Николаев еще в штабе, так что слушать некому.
- Ты подозреваешь Николаева?
- Так же как и ты…
- Почему…
- Ты скрыл от него, что наблюдаешь за рекой.
- А ты откуда знаешь?
- Я на службе какой год?
Серов вслух произнес то, о чем Денис не хотел думать. Серега – боевой брат! Столько лет даже не бок о бок, а спина к спине. Жизнь и смерть пополам делили… И теперь делить? Гад ты Серега! Комиссар б… Не по правилам поделил, и с кем ты справился, боевой офицер? Таким гадом быть нельзя. Этого не может быть…
- Это не он… она… Ромашка.
- Нет… она не могла стрелять.
- Откуда ты знаешь?
- Сколько раз Николаев учить пытался – она на курок не нажимает, силенок не хватает. Ты не видел?
- Видел…, но могла и натренироваться в конце-концов. Для чего она училась?
- Капитан… нет… посмотри правде в глаза. Гулька – женщина восточная. Она без мужнина ведома шагу не ступит. Если и замешана в этом деле, то на пару со старлеем.
- Значит, ты уверен?
- Да. Все знали, что Козырев к твоей Пелагее вечерами ходил, и почти все его предупреждали: вернется капитан, обязательно узнает, не будет разбираться. Хорошо если рожу набьет, может и пристрелить... А стралей сделал вид, что ничего не знает, ничего не видит, он единственный промолчал. Как думаешь почему?
- Да потому что у него своя беда, ему не до моей! У него Гулька слепнет, из-за диабета. Слушай, Федорыч… Как тебе в башку пришло, так подставить мою жену? А если б я ее убил? Я ведь мог.
- Боялся я за нее. Что стоило Николаеву зайти к ней вечером, зажать рот рукой и утащить к обрыву? Высота больше километра… чтобы от тела осталось? Ты только не злись… Я не все тебе сказал… Что было говорить, ты бы слушать не стал. Мне сначала показалось, что он… приставал к твоей…
- Ты… рехнулся…
- Не спалось… я решил мимо вашего дома пройтись. Пелагея занавески не задернула, все насквозь просматривалось. Она нервничала, даже дверь заперла. Потом комиссар к ней пришел… я видел только его спину… Она закричала: «Не трогай меня!». Я прибежал… он ее за плечи трясет, спрашивает: «Что с тобой?» А она ему в ответ: «Прости, нервы…». Ты бы на моем месте не рехнулся? Я, конечно, глупо поступил, но давай предложи что-нибудь умнее. Если б к себе ночевать пригласил… было бы еще хуже. Козырев от нее уходил в двенадцать. Она за ним дверь запирала, он за этим следил. Да, Николаев мог и среди ночи к ней придти, и крючок на двери для него не преграда, но сделать он с ней уже ничего не мог. Одно дело она вечером с обрыва упала, вполне сойдет за несчастный случай, а если после двенадцати из дома непонятно зачем ушла? Слишком много вопросов. А ты здорово ее…
- Здорово… как только не обозвал.
- Кричал громко?
- А как ты думаешь?
- Тогда почему Николаев не вышел? Представь себя на его месте…, он свою Гульку убивает, а ты лежишь в кровати, слушаешь…
- Сказал, что спал пьяный.
- И ты поверил? Все он слышал. И причину скандала на твоей половине он знал… и чем кончится скандал, догадывался. Он был уверен, что ты убьешь обоих…, решишь его задачу. Тебя в тюрьму, его на твое место. А героина за рекой – таскать, не перетаскать.
- Козырев-то как? Ему тоже не хило перепало, по твоей мудрости.
- Выздоравливает. Переживает… Ничего бы не случилось, если бы я был на заставе. Но Николаев отправил меня, на ночь глядя, в Хорог с бумагами. Не знаю, была ли срочность, но я не мог не выполнить приказ… вернулся только утром.
- Ладно. Оправдания приняты.
Похоже на правду, а еще больше на подставу похоже... Найти ту самую гильзу, все равно, что иголку в стогу сена. Подобрать другую, пара пустяков: Николаев раз в неделю в стрельбе упражняется. Но и в случае, если прапор валит с больной головы на здоровую, лучше сообщить ему о разговоре с Полей. Сказать, что она больше не единственный свидетель.
Денис встал, походил по комнате, снова сел:
- Теперь, Федорыч, меня слушай. Я сегодня своей звонил. Она сказала, что заблудилась, когда шла к Чаше Перемен. Оказывается над Чашей, есть пещера… вот туда Поля и забралась, случайно. И видела там мешок…, а в мешке белый порошок. Сечешь? В тот момент в пещере был еще кто-то. Поля сказала, что ее толкнули в водопад… ясно, что хотели убить, потому что наркоту увидела. Овдоветь я имел не один, а два шанса… Да, факты против старлея… Я его убью!
Денис встал, бесцельно побродил по комнате, потом снова сел.
- Возможно… что и я, при определенном раскладе, занялся бы наркоторговлей. Может быть, ему деньги нужны… раз у жены такая беда. Да мало ли причин… пригрозили, шантажировали. Но я бы скорее сам умер, чем убил его…, а он не меня…, он мою жену пытался. Ты же был за речкой, ты должен понять. Здесь что-то не так! Ты вспомни… Он же вместе со мной ее из расщелины выносил…, а когда курьера взяли? Николаев хотел допросить его по полной программе.
- Именно в тот день я его заподозрил. Он ударил красиво, но… не больно. Николаев умеет бить больно, это ты и без меня знаешь. И всем известно, что ты пытать не можешь… Не в твоей это чистоплюйской, прости, натуре. Он на публику работал…, изображал желание заставить гонца заговорить. Дураку понятно, что он притворялся, до сих пор удивляюсь, почему ты не понял.
- Мне тоже показалось, что он… слишком демонстративно усердствует. Но доказательств не имел… и сейчас не имею.
- Тебе сейчас не доказывать его вину надо, а видеть, ты не путай.
- Федорыч, я сегодня за рекой наблюдал, курьер приходил. Гостил на нашем берегу, как всегда не больше пяти минут, затем ушел. Николаев в это время был на заставе. Не знаешь, что он делал после одиннадцати часов?
- Знаю. Молодых учил на плацу. Как будто сержантов нет. Он сегодня словно специально целый день обозначал свое присутствие.
- Ты следил за ним?!
- Его видеть необязательно было… он так орал, что только глухой бы не услышал. Старлей не встречается с курьером, он забирает порошок позже, я бы даже сказал из той пещеры, куда Пелагея забралась... Но, курьер даже до Чаши Перемен за три минуты не доберется, а уж до той пещеры и подавно.
- Значит надо искать третьего?
- Похоже, что так... Если бы найти ту пещеру… Но в Плачущей горе столько нор, их за год не облазать.
- Поля говорила, проход туда узкий, стены в чем-то липком…
- Командир… Водопад на ночь замерзает, если попытаться подняться туда по скале?
- Федорыч… ночью по скале? Ты заслуженный альпинист?
- Да… альпинист. Ты не знал? Не заслуженный, даже не мастер спорта… но и подъем-то пустяковый. Сегодня полнолуние, с той стороны гора будет хорошо освещена после полуночи и часов до трех… Веревка у меня есть… крючья и карабины тоже. Одно плохо… начнешь крючья вбивать, звону будет… Забить надо четыре-пять крюков. Три первых можно и днем, ну а остальные когда ключи забьют, они шумные.
- И сваришься ты в кипятке заживо, пока он ледниковой водичкой не разбавлен. Так нельзя, … значит надо не так. Мы знаем, что героин какое-то время хранится в пещере, что над Чашей Перемен. Мы понятия не имеем, как он туда попадает, но предполагаем, что Николаев его оттуда забирает. Что дальше? Он его ест? Нет… он его переправляет дальше. Если потянуть цепь с другого конца… Где Серега бывает? У таджикских родственников – раз. В Хороге – два. В Ишкашиме очень редко. Значит, это направление можно исключить. В мешке килограммов пятнадцать-двадцать пять… Ты хоть раз видел старлея с мешком за плечами, ну на худой конец с тяжелой сумкой в руках?
- Конечно. Он от тещи с пустыми руками никогда не приходит.
- Допустим… он перед тем как вернуться на заставу заходит в пещеру на Плачущей… крюк не велик… но зачем тащить героин сюда?
- Значит все как раз наоборот. Он заходит в пещеру, когда идет к родственникам или когда едет в Хорог, его погоны – пропуск на любом посту.
- Логично… Так может быть, ну и что? Ничего.
- Командир надо проследить за ключами, установить ритм и выбрать время…
- Что ж… завтра с утра наблюдай и записывай, а я за замполитом прослежу... будет отпрашиваться не отпущу, создам проблемы. Пусть выкручивается, может какую глупость совершит. Ты только близко к Чаше не подходи, знаешь, откуда я наблюдал?
- Конечно.
- Федорыч, а Николаев не догадывается, что мы с тобой его подозреваем… что я за Плачущей слежу?
- Нет. Иначе бы тебя в живых не было…,
- Не совсем так… Убийство начальника заставы – чрезвычайное происшествие. Приедут чужие, начнут рыть и кто знает, как глубоко копнут…
- Да никто не будет копать… сам знаешь. Пристрелят с того берега и поди докажи случайно или далеко не случайно. Не догадывается он ни о чем…
- Ты только об одном забыл… Я сын Михаила Сергеевича Руднева, а он отслужил в этих краях много лет и приобрел много друзей. Кстати, я сегодня к командиру отряда в гости заходил, узнал кое-что важное. Я после отпуска на заставу не вернусь – направляют в академию. Так что мое место освобождается.
- Командир…, а ты о ходоке с той стороны ему не рассказал?
- Конечно, рассказал.
Серов снял фуражку, почесал затылок, водрузил фуражку на место:
- Ладушки, командир, поздно уже. Пошел я, пока Николаев не вернулся. Ты ложись спать, завтра день тяжелый.
- Годится. Слушай Федорыч…, а ты не хочешь своих отсюда отправить? До беды недалеко.
- Я хочу, а они нет.
Серов ушел, Денис снял с печки почти выкипевший чайник, отнес его на кухню… Разделся, лег в кровать, понимал, что надо выспаться, но забыться не получались. Ныло под ложечкой, терзала почти физическая боль от сознания, что за спиной предатель и враг. И не велика разница кто это: Николаев или Серов. С обоими не один литр пота пролит и не один пуд песка на зубах перемолот.
Серов приказал Козыреву проводить вечера с Полей… Говорит, ради ее безопасности… но по факту, такая безопасность чуть не обернулась непоправимой бедой.
Да, в тот черный день Серов был на заставе, не его выстрел вызвал обвал в горах.… Но, где гарантия, что преступник действует в одиночку? Если их двое? Поняли, что Денис следит, а значит рано или поздно все равно выследит. Предложено пойти ночью к Плачущей горе и подняться в пещеру, что над Чашей Перемен… столкнут вниз в горячий ключ.… несчастный случай. Почему он спросил, не знает ли командир отряда о наркоте? Ведь о том, что он генеральский сын, Денис заговорил именно ради этого вопроса. Положительный ответ на него, резко снижал вероятность несчастного случая во время запланированного похода к Дугарму.
А если Серов друг, но ошибается, возводит напраслину на замполита без злого умысла, а убийца кто-то третий, о ком даже и не думается?
Николаев домой вернулся: Денис услышал, как хлопнула дверь, и увидел за окном на земле светлые отпечатки оконных проемов, сначала кухонного… затем того, что в комнате. Все-таки какая слышимость, каждый шаг… скрип пружин: сосед лег, перед тем, как затихнуть, долго ворочался.
Еще один день прошел... Темноту искажает лишь будильник: светит яркой зеленью – ноль часов, сорок пять минут. Тишина абсолютная. Спать… спать… все завтра.
Все как всегда. В половине четвертого в полусне:
- Приказываю заступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик.
Вернулся домой. Можно еще пару часов поспать. В шесть: подъем, зарядка-пробежка, душ, завтрак.
А дальше тяжкая повинность – книга службы, записать: кого в какой наряд отправил.
Все время краем глаза за Николаевым… А краем сознания о Серове. Может быть, он специально нашел повод покинуть заставу и преспокойненько отправился за посылкой… а с гонцом встречалась жена Серова, ее тоже пес знает.
Неожиданно распахнулась дверь, на пороге прапорщик:
- Товарищ капитан, разрешите войти?
- Входи. Комиссар…, принеси… впрочем не надо, я сам… Пошли со мной Федорыч, дорогой расскажешь.
Денис решительно вышел на улицу. Серов последовал за ним.
- Что-то случилось?
- Ничего, командир, я ночью за Дугармом проследил, пока сверху вода не течет, ключи лучше видны.
- И что?
- А черт его знает что, единственное в чем уверен – только один ключ высокий, он через шесть часов и четыре минуты действует. С одиннадцати до половины двенадцатого побрызжет кипяточком и успокоится до утра. Лезть можно смело. А с остальными сложнее, я вот тут записал, - прапорщик протянул сложенный вчетверо лист бумаги, - смотри и думай сам. Я спать с твоего разрешения.
- Ступай, конечно. Спасибо.
- Служу Советскому Союзу.
На обратном пути Денис услышал дикие вопли, подумал, что случилось что-то ужасное, со всех сил рванул в казарму. Черт… детский сад. Дембелей переводят в квартиранты. Они лежат в кроватях и орут, у каждого на заднице подушка. Молодые лупят эти подушки… ниткой.
Уйти быстро не удалось: фотографировался с солдатами на память, писал пожелания в альбомы.
Вернулся, не увидел замполита на месте… Выругался и кинулся к нему домой. Если бы его там не оказалось, прихватил бы что-нибудь из личных вещей, чтобы собака могла взять след. Но Сергей сидел на кухне, за столом. Курил. Перед ним полбутылки и полстакана водки, крышка-бескозырка, хлебные крошки, почти съеденный бутерброд с колбасным фаршем и пепельница с окурками.
- Комиссар, … ты рехнулся?
Николаев встал со стула, при этом умудрился опрокинуть стакан и пепельницу:
- Осуждаешь?
- А что, я тебя за это к награде представить должен?
- Тебе легко говорить! У тебя все в жизни просто и счастливо! Наперед ясно: быть Рудневу генералом, потому что у него папа генерал…
В словах замполита имелась очень большая доля правды. Друзья давно рассчитались на первый-второй. Один постоянно доказывал свое право быть первым, … а второй никаких доказательств признавать не желал, был уверен: друг впереди не по своим заслугам, а по папиным. Будь у него, Сергея Николаева, за плечами не политкурсы, а высшее образование, по всем статьям стал бы первым.
Денис всегда был хорошим солдатом и хотел стать генералом. Он не пытался спрятаться за регалии отца, полной ложкой хлебал армейское лихо, но знал, что его заслуги не останутся незамеченными. А Сергею, чтобы начальство оценило, приходилось землю рыть. Да, Николаеву академия нужнее, а разнарядка одна, причем специально для Руднева выделенная.
- Серега… ты давай это допивай и ложись-ка спать. По заставе не шимонайся, не позорься зря.
- А ты со мной за компанию выпить не желаешь?
- Не желаю.
- И разговаривать со мной не желаешь?
- Трезвому с пьяным говорить не о чем.
- А почти майору со старлеем и подавно.
- Что ты мелешь… если б не отец, уступил бы я тебе эту разнарядку.
- Все правильно… ты это ты, а я это я. У тебя есть родные и близкие, а у меня никого нет! Случись, что с тобой, о твоей жене и матери родина позаботится… а на моих болта забьет!
Денис подошел к замполиту вплотную:
- Хватит орать…, слушай меня внимательно… клянусь: я никогда не оставлю в беде твоих близких. Ты понял? Чтобы ни случилось, … если буду жив, разумеется.
- Командир… давай выпьем…
- Да не хочу я пить, не лезет, … хрен с тобой, наливай.
Сергей сделал несколько неверных шагов в непонятном направлении, Денису пришлось прийти на помощь. Он усадил замполита на прежнее место, достал с полки над столом еще один стакан, сел, разлил остатки водки, намазал два куска хлеба колбасным фаршем.
- За что пьем, Серега?
- За дружбу!
Чокнулись, выпили, съели по бутербродику.
- До кровати доберешься, или помочь?
- Помоги.
Денис вернулся в свой кабинет. Достал листочек, полученный от Серова, развернул. Внимательно изучил таблицу в шесть столбцов и шестнадцать строк. Так и этак прикидывал, никакой закономерности не выявил. Даже не смог понять, сколько их, этих ключей. Дугарм… две воды, да их там двадцать две.
Ну что ж… Николаев спит пьяный, Серов – усталый… Руднев один в трех лицах, работать надо…, а так хочется в Хорог смотаться, жене позвонить. Может быть, завтра получится, сегодня никак…
Серов заглянул в кабинет начальника заставы незадолго до обеда, чтобы отпроситься до вечера: решил жену с дочкой навестить. Денис не возражал: дел на заставе особых нет, идти прапору по хорошо просматривающейся с заставы тропинке в противоположную от Плачущей горы сторону. Поиски пещеры, что над Чашей перемен назначили на двенадцать часов ночи.
Денис целый день продумывал детали предстоящего похода. При самом худшем раскладе, Николаев мог встретить их выстрелами сверху. В этом случае вероятность нарваться на пулю была стопроцентной. Что ж… запил замполит, ну и пусть пьет дальше, надо ему помочь, проследить, чтобы не остался без опохмелки. А опохмелка, как известно – начало новой пьянки. Запасы водки на заставе не велики: у Дениса в заначке всего одна бутылка. Но в медпункте должен быть спирт… и еще там должно быть снотворное. Водку Николаев употребил за обедом в одиночестве, а процесс поглощения спирта с каплей колофелина Денис наблюдал, вопрос собственной жизни и смерти как-никак.
Что ж все по плану. В десять отдать приказ на охрану границы и до четырех утра свободен. Можно идти к Дугарму. Денис не раздеваясь, завалился в кровать. Жены нет, ругать за это некому… жаль. Вот бы сейчас открылась дверь… Дверь в самом деле распахнулась настежь:
- Командир, смотри… Крылов сейчас принес.
В руках прапора белый шелковый наряд. Такой, как был на жене накануне череды несчастий.
Серов развернул платье и Денис еще раз испугался, на плечах четкие отпечатки ладоней. Лишнее, но такое очевидное доказательство…
- Искупавшись в Чаше Перемен, женщина должна вечером танцевать в этом платье для мужа… ну такой у них обычай. А ты танца не увидел, потому что платье испачкалось…
- Увидел.
При воспоминании о жене, наряженной в белые шаровары, стало так хорошо, что не удержался от счастливой улыбки. Но как же так?
- На ней были шаровары… платье лежало на диване. Поля его потом надела, но никаких отпечатков на нем не было, я не мог не увидеть.
- Гулька, по местному обычаю, в приданое получила два белых платья и двое порток. Больше такого наряда на заставе ни у кого нет! Украсть грязное, мог кто угодно, поменять на чистое – только два человека. Либо Николаев, либо Николаева.
- Слушай, Федорыч… Поля в этом платье искупалась. В воду она упала уже со следами на платье… а здесь все папиллярные рисунки видны… в масле что ли руки были?
- Да черт его знает в чем. Может в кишлак сходить, спросить…?
- Никому ничего не говори, это приказ. Ты понял?
- Так точно.
Точно, да не совсем так… У Серова жена ишкашимка, как и Гульчетай. Это от нее он знает о двух белых платьях в приданое. Да, она уже год живет у родителей в ближайшем кишлаке: дочке десять лет и она должна ходить в школу. Однако вовсе не обязательно, что жена забрала с собой все наряды, да и сбегать туда не проблема.
Денис накрыл ладонью отпечаток на платье:
- Федорыч… а ручки-то женские.
- Пожалуй… и определить чьи они можно.
- Ладушки. С платьем разберемся завтра, пойду приказ на охрану границы поставлю, а ты ступай, собирайся. Я за тобой зайду.
В начале одиннадцатого Денис вернулся домой. Надел старую хебешную камуфляжку, под нее свитер. На ноги шерстяные носки и кроссовки. Не по уставу конечно, но удобно. Перед уходом заглянул к замполиту, проверил пульс, повернул бесчувственное тело набок: не дай Бог, задохнется.
Постучал в окно домика прапорщиков. На крыльцо вышел Серов, одетый во все черное.
- Готов?
- Как юный пионер.
- Пошли.
Серов шел первым, Денис следом. Подставить спину не решился. Был уверен, что победит в рукопашном бою, не боялся выстрела, пуля в теле слишком серьезная улика, а вдруг товарищ прапорщик захочет поупражняться в метании ножа?
В безоблачном небе круглая луна, светло. Дорога знакома и привычна, мысли убежали далеко вперед: к Дугарму и предстоящему подъему в пещеру над ним.
Когда достигли цели, у Дениса было три тщательно продуманных плана подъема, но Серов все их отверг.
Цепляясь руками за ему одному видимые выступы в скале, добрался до крошечной площадки. Там подождал, пока зафыркает и зазвенит горячий ключ, отцепил один из прикрепленных к поясу крюков, забил его в скалу. К середине веревки привязал карабин, им пристегнулся, а концы, «протравив» через крюк, кинул вниз.
Правила страховки Денис знал. Один конец обвязал вокруг огромного валуна, второй пропустил под камнем средней величины и взял его двумя руками. Теперь, если Серов сорвется, то пролетит ровно столько, насколько поднялся над крюком, и повиснет. При этом сила тяжести его тела равномерно распределится на два конца, и часть энергии падения погасится силой трения каната о второй камень.
Задачей Дениса было следить за напарником, по мере надобности подтравливать веревку, в случае беды держать эту веревку из последних сил. Но Серов и впрямь оказался хорошим скалолазом. За полчаса прошел вертикаль. Все это время гейзер не переставал клокотать, перекрывая все естественные и неестественные звуки. Затих лишь тогда, когда прапорщик накинул канат на зубец отверстия в своде и приготовился преодолевать последний, похожий на этап полосы препятствий, участок: предстояло, обхватив канат ногами и, и перебирая его руками, проползти около пяти метров. Отличительной особенностью в данном случае была пятнадцатиметровая высота под канатом.
Денис не понял, что промелькнуло на фоне светло-серебряного неба. Но интуитивно, освободил одну руку, достал из кобуры пистолет и шагнул за большой камень. Серов добрался до цели, опустил ноги вниз. Ухватился за скалу сначала одной рукой затем другой, подтянулся и тут над ним нависла тень с ножом в руке. Лунный зайчик запрыгал по лезвию…
Денис не успел ничего подумать, инстинкт сработал быстро и четко, рука почти автоматически рванулась вверх, указательный палец надавил на курок. Тень стала мертвым телом, и рухнула в Чашу перемен.
Денис вспомнил о Серове и, посмотрев вверх, вздохнул с облегчением: напарник благополучно преодолел самый сложный участок пути и смотрел на действия своего капитана сверху. Смерть оба видели не в первый раз, неприятно, конечно, но на войне, как на войне. Денис оттащил тело в пещеру, ведущую к выходу. Теперь можно позволить себе мысли.
Выстрел, скорее всего, слышали, вероятность, что застава поднимется по тревоге, велика. Первым делом, связался с Евсеевым, который остался за старшего.
- Товарищ прапорщик, народ не буди, это я стрелял. Будь на связи, можешь понадобиться.
Еще раз посмотрел на Серова:
- Федорыч, ну что там?
- Не знаю, темно не видно, подай фонарик. Командир, а ведь ты мне жизнь спас.
- Ты мне еще «спасибо» скажи.
Денис достал из мешка фонарик, привязал его к спущенной Серовым веревке. Проследил путь фонарика вверх.
Неожиданно поверхность озера забурлила и Денис едва успел спрятаться. На этот раз извержение длилось не больше трех минут, но Чаша Перемен наполнилась до краев. Денис вернулся, осторожно кончиками пальцев потрогал воду – почти кипяток. С Дугармом шутки плохи.
- Федорыч, ты как там?
- Нормально. Клад нашел. Целый мешок героина. По закону нам с тобой положено двадцать пять процентов. Ты со своей долей что будешь делать?
- Плохо шутишь, товарищ прапорщик.
- Лезь ко мне и шути хорошо.
По проторенной дороге, с верхней страховкой Денис поднялся быстро. Попытался оглядеться, не получилось: лунный свет не нашел дороги в пещеру, сплошная непроглядная мгла.
- Посвети, Федорыч.
Луч фонарика заскользил по стене, вырывая из черноты ее куски, наткнулся на кожаный мешок, остановился. Денис подошел к мешку, развязал его. Потрогал пальцами порошкообразное содержимое, понюхал. Хотел, сказать, что это действительно героин, но не успел, внизу послышался сильный шум. Дугарм решил выплюнуть очередную порцию кипящей минералки. На этот раз фонтан был не силен и бил не больше минуты. Денис посмотрел вниз, извержение у северного берега озера, а до этого было почти в центре. Значит здесь действительно не один источник, их много. А что если, понаблюдать за чашей перемен, благо место для наблюдения нашли удачное. Ведь тайну плачущей горы так и не узнали. А там за рекой это не тайна, а знание, и значит оружие. Лучше бы, конечно, самому здесь остаться, но никак нельзя. И Серов на заставе нужен. При первой возможности надо посадить наблюдателя, и упражняться для этого в альпинизме совершенно не обязательно.
- Федорыч, отсюда должен быть выход. Поля сюда не по скале лезла, а по пещере добиралась.
- Да, смотри.
В стене, на которую посветил Серов, лаз высотой чуть меньше среднемужского роста.
- Давай проверим, куда эта нора ведет.
Прошли около десяти метров, нора разделилась на два узких прохода. Двинулись по тому, что вел внутрь горы. Очень скоро добрались до небольшой пещеры. Луч фонаря недолго побегал по потолку, полу и стенам и замер, натолкнувшись на безжизненное тело Гульчетай…
Вечный долг часть первая
© Copyright: Соколова Екатерина, 2006
Свидетельство о публикации №206121700260
Свидетельство о публикации №206121700260
Рецензии
Катя!
рассказ оч сильный -неувязки есть Василий прав-их можно подчистить...
с покл нч!
Ник.Чарус 13.06.2008 00:56 • Заявить о нарушении
рассказ оч сильный -неувязки есть Василий прав-их можно подчистить...
с покл нч!
Ник.Чарус 13.06.2008 00:56 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.