Лев Толстой

С Юмором О Работе В Поле И О Женском Поле

(Лев Николаевич Толстой)

 В разные времена находились люди, которые утверждали, что жить не могут без работы; без того, чтобы что-нибудь делать. Что ж, не будем давать им каких-либо определений, пускай это остаётся на их совести, а не на совести тех истинно заслуживающих внимания людей, философия которых сводится к простому, но ёмкому выражению “О, нет! Только не работать!”
 Да-да, даже и сейчас находятся индивидуумы, которые твердят о том, что спасение от всех напастей – скажем, в работе, юморе и противоположном поле. С последними двумя пунктами согласимся, но актуальность первого поставим под большое сомнение. Да, многие люди, которых считают великими, не ставят этот пункт под сомнение, мы же позволим себе усомниться в величии этих людей.
 Вот взять, к примеру, Льва Николаевича Толстого. Вот уж кто действительно из кожи вон лез, чтобы таковым (великим) остаться в истории. В молодости он изо дня в день исписывал страницы пошлых дневников примитивнейшими фразами “Хочу девку”, отчего данная писанина не заслуживает вообще никакого внимания. Современному человеку совсем непонятны мотивы, которыми он, уже почти что старый маразматик, руководствовался, изображая лирического героя в “Крейцеровой сонате” ярым сторонником воздержания, коим к моменту написания данного произведения Лев Николаевич и сам стал. Разве что желание излить чашу морали на головы других, неискушённых? Только вот зачем? К слову, тогда он уже был женатым человеком.
 И уж какому нормальному здоровому человеку потребуется исписывать кипы страниц и целые тома с целью написания, как это говорится штампом, “фундаментального труда” о давно прошедшей войне - ну, какая здесь может быть цель, как не возвышение самого себя над другими, вместо того, чтобы заниматься, скажем, повышением уровня аграрной культуры в собственном поместье, что кончено же никакой славы и величия не принесло бы.
 То есть уровень-то великий писатель старался повышать, но происходило это по большей части по двум причинам: во-первых, из-за того, чтобы очистить свою совесть от клейма тех афористических перлов о работе, о лечебной силе которой Лев Николаевич не раз говаривал (впрочем, поверим ему в том, что уже на старости лет говорил он это совершенно искренне); во-вторых, во время работы Лев Николаевич преследовал свои корыстные цели, о которых - чуть ниже.
 Так вот, в молодости, бывало, граф выходил жарким днём в поле с плугом, шёл по длинной чёрной борозде, пыхтел, кряхтел, заливался пОтом, его лицо принимало серьёзно-туповатый вид. Да уж, интеллектуалом Лев Николаевич никогда не претендовал быть, да и фантазией не был награждён.
 Не был он большим фантазёром в любовных забавах и обольщении, действовал слишком прямо и топорно, к сожалению. В отличие от метафизически-собирательного образа - поручика Ржевского, из-за которого некоторые личности перечитывают нетленное произведение “Война и мир” от корки до корки, да так и не находят в нём этой фамилии.
 Однако всё же стоит отдать Льву Николаевичу должное: некоторой хитростью он обладал, а мозг хитрецов, как известно, работает активнее простоватых правдолюбов. И вот, представим себе, как идёт он по борозде с плугом и приближается к работающим в поле деревенским девкам. Девки успевают переговариваться, шутить, а иногда расставляют руки так, как это делают рыбаки после хорошей рыбалки, показывая, какой величины рыбу они давече словили. Лев Николаевич, даже и не подозревая, что девки всего лишь рассуждают о качестве урожая, показывая друг дружке длину моркови или огурцов, растущих в его поместье, думает совершенно о других величинах, всё понимая на свой лад. Он воспринимает эти жесты так, словно крестьянка, как и он, только и думает о любовных утехах. Он исподлобья за ними наблюдает, подслушивает разговоры и в тот момент, когда девки заканчивают работу, чтобы пойти на обед, бросает свой опостылевший плуг прямо в поле, задирает руками свой подол и быстрыми мелкими шагами устремляется за девками, находясь, тем не менее, чуть поодаль от них. Те начинают обедать нехитрой домашней снедью на краю поля на сене, он же присаживается незаметно где-нибудь рядом невдалеке. Потом писатель примечает, как какая-нибудь одна из них удаляется в кусты с целью справить малую нужду. Лев Николаевич тихо подкрадывается к писающей девке, говорит, что он от неё хочет, а девка от перепугу и неожиданности даже слова вымолвить не может, только писает ещё интенсивней. Молодой граф одной рукой прикрывает девке рот, другой держит её стан и, а потом просто берёт жертву силой – девка-то ему ничего не сделает, он же граф, как никак. Дело продолжается недолго, и в точности может повториться на следующий день.
 Да, вот такой неординарной и оригинальной личностью был великий столп русской литературы Лев Николаевич Толстой.