Ольга Коденко

Ольга Коденко

 ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ

В отдел к Забелину я пришла сразу после института, немного смущаясь тем, что всего через месяц состоится моя свадьба, а затем – через год или, может, раньше – я на-долго исчезну в дымке декретного отпуска.
С того дня минуло семь лет. Замуж я действительно вышла, но через три месяца Кирилл оставил меня без всяких на то объяснений. Вернее, без объяснений, понятных мне: просто сказал, что сделал ошибку и пусть я его за это прощу. На наше с мамой не-доумение (а, точнее сказать, онемение) Кирилл лишь развел руками. В этом жесте я и прожила следующие пять лет, полагая себя самой несчастной женщиной мира, – при том, что, конечно, в моей жизни порой мелькали какие-то знакомства, иногда перете-кавшие в близость, но, увы, ни один из встретившихся мужчин не вызвал в моей душе даже скромного подобия той любви или хотя бы привязанности, которые я испытывала к Кириллу. А потом серьезно и опасно заболела мама. Лечение – изнурительное, болез-ненное, тяжкое – длилось почти год. За этот год я поняла, что любая история с любым Кириллом способна поблекнуть до крайней степени, особенно после того, как с мамы сняли страшный диагноз, и мы поехали с ней в подмосковный санаторий, где я впервые после развода ощутила себя легко, счастливо и свободно.
Одновременно с этим наш отдел понес «тяжелую утрату» (правда, в хорошем смысле): Борис, мощный программист-системщик, собрался на ПМЖ в Штаты. Я, Валя и Саша отнеслись к этому с большим сожалением, а вот Инна Михайловна, тайно влюб-ленная в Бориса (тайно, пожалуй, только от него) все те годы, что я здесь себя помнила, восприняла эту новость трагически: резко похудела, осунулась и почти перестала за со-бой следить.
И тут вдруг наш коротышечный Саша, как мы с Валентиной называли его между собой, очень проникся переживаниями Инны Михайловны и совершенно оставил свои попытки ухаживания то за мной, то за Валей. Однако если с нами (по очереди) он лишь флиртовал, то в адрес Инны Михайловны началось совсем другое: театры, выставки, концерты, бесконечные букетики цветов, маленькие презенты в виде лака для ногтей или пачки дорогих сигарет… И наша сорокалетняя Инна Михайловна вдруг расцвела, помолодела и очень похорошела. Заодно мы поняли, что ее совершенно не смущают ни маленький Сашин рост, ни их десятилетняя разница в возрасте. И, наконец, в результате этого романтического всплеска Саша с Инной Михайловной объявили нам о грядущей свадьбе, а заодно и о том, что Саша увольняется.
Вот тут уже запаниковали и мы с Валентиной, ибо литература, которой вдруг ув-леклась Инна Михайловна, явно намекала на то, что она либо собирается, либо уже ждет ребенка, а, следовательно, из пяти сотрудников отдела оставались лишь мы вдвоем – и это при наших-то объемах работ! Однако паниковали мы недолго: с кратким разрывом в нашем отделе появились два новых инженера. Первым пришел Паша, вчерашний сту-дент, вторым – Стас, программист-системщик двадцати пяти лет. Но если Паша был всего лишь молод, весел и остроумен, то Стас – внешностью и поведением – тянул на плейбоя. Может, именно за это его сразу невзлюбила Инна Михайловна, а, может и ско-рей всего, за то, что Стас с поразительной легкостью заменил достопочтимого Бориса. По крайне мере, Забелин, не на шутку испугавшись провала очень денежного заказа, ус-покоился почти мгновенно, а конкретно тогда, когда Стас представил ему свои первые соображения по этой работе.
Но не менее Стас поразил и нас с Валей, заявив, что для всякой рутины в отделе отныне будет Паша, а вот зато мы с ней теперь должны стать его ближайшими соратни-ками. Инну Михайловну в своей речи Стас никак не затронул, лишь вскользь заметив, что материнство – это святое, тем более что ждать осталось не так уж долго.
Двух недель не прошло, когда я с ужасом констатировала, что влюбилась в Стаса всей той частью души, которая пустовала до этого почти семь лет и, видимо, набрала за это время такую безоглядную прилипчивость, что краснеть, бледнеть, заикаться еще было слабыми для моей невостребованной сути проявлениями.
Я, например, вдруг однажды решительно «обстригла» юбку от итальянского кос-тюма до десяти сантиметров выше колен. Я же без единого душевного стона открыла духи «Cerruti», подаренные мне еще Кириллом и стоявшие в доме под рубрикой «табу». А внеплановое посещение рынка в ЦСКА заковало мои ноги в преизумительно-дорогие замшевые сапоги-чулки. В виде завершающего аккорда, совершенно потеряв голову, я сделала себе вертикальную «химию», – и даже парикмахерша, видавшая виды, сказала: «Ну-у… Так на моей памяти еще никто не преображался!.. Вас прямо надо в рекламу «До и после»!».
Еще я презрела гордость и попросила подругу устроить мне три-четыре звонка мужским голосом – желательно, в течение недели.
- Я только мужа могу предложить, - изумленно пролепетала та. – И что ему гово-рить-то?
- Просто меня позвать! – весело объяснила я. – Как подойду, пусть смело вешает трубку, я поговорю и с его «занято»!
Усмехнувшись, пришедшая в себя Рита спросила:
- А «я самая обаятельная и привлекательная» еще по вечерам не долбишь?
- Во-первых, про это мне долбят другие – и не только по вечерам, а, во-вторых, я просто хочу немного охладить пыл своего начальника, не более того.
- А ты не боишься вызвать обратную реакцию?! – горячо заинтересовалась Рита, мгновенно вдохновившись «новостями» моей личной жизни.
Помедлив, я пустилась в откровенное вранье:
- Ну-у… в общем, одно из двух: либо он остынет, либо, наконец, бросит жену.
- Так у вас серьезно?! – ахнула Рита.
- Слушай, давай не будем глазить! – с некоторой досадой воскликнула я и уже мягче добавила: - Но клятвенно тебе обещаю рассказать потом «фсе» – если, конечно, будет о чем…

Так я резвилась в ответ на разговоры Стаса по телефону с нескончаемыми под-ружками, в адрес которых он вздыхал, охал и ахал, ворковал, исходил томностью, хохо-тал, закатывал глаза или был пренебрежителен и суров – и все прочее такое же для меня мучительное. И только одно меня радовало: больше полутора-двух минут эти спектакли не длились.
А затем вдруг меня свалила прежесточайшая ангина, врач даже завела речь о больнице. Но мама, уже физически не терпевшая этого слова, сказала, что если речь об уколах, то она сможет сама, а если речь о щедром питье соков и хорошем питании, то такое мне обеспечат в стационаре вряд ли.
Через неделю, слив с себя сорок девять тысяч потов и похудев на пять килограм-мов, я пришла в себя. В тот же день мне позвонила Инна Михайловна и, узнав, что я по-ка на работу не собираюсь, заявила о необходимости меня навестить, тем более что ан-гина не заразна.
- Приезжайте, конечно, - скрывая удивление, пригласила ее я.
- Мне просто надо срочно с вами поговорить, - со странной торжественностью в голосе объяснила она.
Через час Инна Михайловна уже плотно закрывала за собой дверь в мою комнату, лишая таким образом маму немедленно вызнать цель столь необычного визита (хотя от мамы – вообще-то – тайн у меня не было). Выгрузив из сумки ананас и банку клюквы, перетертой с сахаром, и оглядев меня, Инна Михайловна со вздохом заметила:
- Ах, болезнь красит только молодых!
- Это вы обо мне? – слабо усмехнулась я, ворочаясь под одеялом.
- О вас, Леночка, о вас. Похудели, благородно побледнели… О вас же я приехала говорить. Вы, уж извините за прямоту, влюблены в нашего Суперстаса до полуобморо-ка. Так вот, я приехала предупредить: вас, моя дорогая, ждет совершенно необычный разговор с Забелиным. И здесь не буду скрывать того, что эту необычность устроила для вас лично я. Как, что – вам пока знать не нужно. Однако вам – во всем этом – надо чрез-вычайно опасаться Панкратова.
Слушая Инну Михайловну, я задумалась, кто из нас в бреду: я, она или мы обе.
- А при чем тут Панкратов? – наконец, вымолвила я.
- Увидите, при чем, - таинственно ответила Инна Михайловна. – Вы, Леночка, умная, а потому обязательно все увидите сами.
Но этот комплимент меня вовсе не порадовал: я поняла, что беглое замечание Ин-ны Михайловны о моей влюбленности в Стаса резко испортило мне настроение – и, по-хоже, не только на сегодня, а на много дней вперед.

Еще через неделю я вышла на работу со строгим приказом взять себя в руки, но все-таки очень расстроилась, не увидев Стаса, по которому соскучилась уже просто не-выносимо, однако горевала я недолго: меня почти тут же вызвал к себе Забелин.
- С выздоровлением, Леночка! – бодро воскликнул он, поднимаясь навстречу и жестом указывая на кресло, а затем шутливо добавил: - Разве можно на больничном так хорошеть?
- Спасибо, - поблагодарила я, присаживаясь.
- Как насчет поучиться на совершенно новой технике? – И он лучезарно улыбнул-ся.
- В Москве? – с замиранием сердца спросила я, ибо уехать от Стаса даже на неде-лю – теперь, после болезни – показалось мне едва ли не трагическим.
- Нет, не в Москве! – еще более расплылся в улыбке Забелин. – А в германском городе Килле – слышали про такой?
- Город-порт, - тупо среагировала я.
- Вот именно! – усмехнулся он. – Но технику, конечно, они нам предлагают не корабельную. И это, Леночка, эксклюзив, такой еще ни у кого нет. А у нас будет!.. В общем, трехнедельные курсы – и вперед!
- Но почему я? – Хотя вопрос был, конечно, глупым.
- А кто?! – вдруг рассердился Забелин. – Кто, моя дорогая, если не вы? Дойч сво-бодно, специалист вы прекрасный…
- А Панкратов? – мужественно напомнила я о существовании Стаса.
Забелин еще более помрачнел и даже закурил. Сделав пару затяжек, он сказал:
- Не скрою, Панкратов ценен. Но… для себя ли мы его выучим? Не для биржи ли, где уже обретаются два его друга?
- Этого не знаю, - честно ответила я, вдруг подумав, что разговоры Стаса по теле-фону Инна Михайловна слушает куда более внимательней меня.
- И никто не знает, - как-то даже устало согласился Забелин. – Но риск мы учесть обязаны. – Сделав еще пару затяжек и пройдясь по кабинету, он продолжил: - Руково-дство, если честно, «за» Панкратова: мол, перспективный, молодой… А вы – как бы женщина, которая всегда и вдруг может уйти в декрет. Но я, Леночка, все-таки отстоял вас. На свежем, кстати, примере Бориса, который взял и улепетнул в Штаты, вовсе при этом не будучи беременным. В общем, каламбуря, вопрос еще в вопросе, и это пока тайна от всех, но убедительно предлагаю вам заняться загранпаспортом. И чемоданчик пакуйте. Я, кстати, еду тоже – и с моим а-ля знанием немецкого вы мне куда удобней, чем Панкратов.
Выходя от Забелина на мало гнущихся ногах, я почти тут же – в коридоре – столкнулась со Стасом.
- Батюшки, кто это? – с насмешливой лаской вопросил он. – Неужели свет очей моих, Аленушка?
- Она, она. – И, сухо кивнув, я собралась пройти мимо, но Стас поймал меня за руку.
- Послушай, я на самом деле ужасно рад тебя видеть!.. Работы – просто невпрово-рот, без тебя настоящий провал. Может, начнем общаться уже в перекуре?
- В провалах участвовать согласна, а в перекурах – пока нет, здоровье не позволя-ет.
Стас в легком недоумении пожал плечами, но руку мою все же выпустил. Однако от шутки не удержался:
- Но, надеюсь, мы еще увидимся?
- Надейся. Это, как известно, питает юношей. – И такой же суровой, как мои речи, я направилась в отдел.

Инна Михайловна как будто ждала меня и тут же подманила к своему компьюте-ру, однако когда я подошла, она прошептала:
- Через пять минут у бухгалтерии. – А затем громко сказала: - Ой, напрасно я вас позвала, уже все вижу сама.
В совершенно растерянном состоянии на вопрос Вали, зачем меня вызывал Забе-лин, я ответила, что просто продана одна моя старая программа и теперь меня ожидает премия, на которую, даст Бог, я куплю себе банку кофе. Валя тут же успокоилась, а я устремилась к бухгалтерии, куда спустя пару минут подошла и Инна Михайловна.
- Ну, что вам сказал Забелин? – с праздником в голосе вопросила она.
Я холодно ответила:
- Забелин сообщил про командировку в Килль и про Панкратова, который этого недостоин.
- Леночка, вот только, умоляю, не надо сарказма! – воскликнула Инна Михайлов-на. – Потому что Стас этого действительно недостоин!
- Почему же? – с обидой возразила я.
- Да потому, что я лично ненавижу, когда везет не тем, кому надо! И, если могу, обязательно это корректирую. Например, через свою подругу, которая одновременно есть жена Забелина. – И она торжествующе уставилась на меня.
- Инна Михайловна, мне не радостно, - решилась все же сознаться я. – Потому что Панкратов действительно умница. И в Килле его место, а вовсе не мое.
- Что это вдруг? – напряженно усмехнулась она. – И зачем же так себя прини-жать?.. Разве не вы освоили – совершенно волшебно, замечу – «Дигиграф»? А микро-фиши? Разве не благодаря этому Забелин огреб жирную премию от министра?.. Опом-нитесь, Лена! Вы – очень крупный специалист!.. Кто сделал тесты, разве не вы? Кто со-образил насчет состава растворов при том факте, что химия – это совсем не ваше? Разве Панкратов? Разве, простите, это он с нами кувыркался в начале всего того, после чего теперь следует Килль? Нет, дорогая, кувыркались вы с Борисом! Вы же с Борисом и диссертацию Забелину слепили… Но разве в это время ваша мама не была страшно больна?!.. А теперь, когда, образно говоря, наступила раздача слонов, подарить Герма-нию Панкратову?! Да я, простите за грубость, сдохну, а этого не допущу! Я сдохну, Ле-на, но в Килль поедете вы!.. И хотя я знаю, что вопрос до сих пор решается, но… вы еще меня оцените! Да, я старая, беременная и неудачница в работе, но вас, Лена, я вытащу. А если не вытащу, то… - Тут Инна Михайловна чуть не задохнулась, - то и ребенка не ро-жу!
- Тьфу, тьфу, тьфу! – испугалась я.
- Нет, так! – жестко проговорила она. – И я знаю, что тут вещаю!
На секунду замолчав, мы уставились друг на друга (я – едва ли не в полуобморо-ке), а затем Инна Михайловна строго сказала:
- Берегитесь, Лена, Панкратова! Он такой, какой вам и не снился!

Войдя в комнату, я тут же попросила Стаса ознакомить меня с тем, куда продви-нулся отдел, пока я болела. Через пятнадцать минут я уже поняла, что – плюс-минус Ва-ля с Пашей – Панкратов вполне тянет всю работу отдела сам. И совместить это с речами Инны Михайловны у меня не получилось по совести.
Чуть позже в комнату ворвался Паша и радостно сообщил, что в результате род-ственного обмена он наконец-то стал счастливым обладателем двухкомнатной кварти-ры, но так как обмыть надо каждый угол, то один он боится с этим не справиться, а по-тому приглашает нас всех на субботу. Кроме Инны Михайловны, все согласились. При этом Валя с неожиданным волнением стала у нас с Инной Михайловной спрашивать, в чем ей пойти: в не очень новом, но помпезном платье (все-таки новоселье!) или в новом, но строгом костюме.
- Павел сказал, что будут еще его брат с женой, поэтому если не знаете, как идти, лучше одеться строже, - мудро посоветовала Инна Михайловна.
- Точно! – согласилась я. – Просто надень под костюм топ – и он перестанет вы-глядеть строгим. И будешь там – для брата в топе, для жены брата – в пиджаке, а для Паши, наверное, лучше даже без топа.
- А вы в чем заявитесь? – спросила меня Инна Михайловна, которой, конечно же, не понравились мои издевки, но я, увы, ничего не могла поделать с вдруг возникшей к ней неприязнью – и это на фоне ее необыкновенных забот! И, хотя мне стало стыдно, я все равно продолжала шутить:
- Надену свое театральное платье. Оно у меня, как говорится, строгое, но справед-ливое.
- Ну-ну, - усмехнулась Инна Михайловна и нанесла мне ответный удар: - Просто, девочки, учтите, Стас придет не один, я слышала его разговор по телефону.
Естественно, вовсе не Валя должна была учесть сей факт, а только я.
Однако провожала меня мама и она же спросила:
- А почему не бирюзовая блуза? Она и к глазам, и вообще… Такой блузы я лично ни на ком не видела. Это то самое, что челюсть отвисает. Надень-ка. Причем с короткой юбкой.
- А не слишком? – спросила я, крутясь перед зеркалом.
- Но, может, иногда так и надо? – весело предположила она. – Не все же в девках оставаться. Хоть любовника, а в такой блузе найдешь, это уж поверь…
И могла ли я тут не вспомнить некоторые мамины ночные исчезновения в моем отроческом возрасте?..
- Хотя, конечно, любовник только тогда по-настоящему хорош, когда при муже, - вдруг с улыбкой продолжила мама. – Да и, как правило и к сожалению, если ты нужна одному, то и всем, а если никому, то и никому вообще.
- Мрачно, - заметила я, подкрашивая ресницы.
- А ты живи часом, - посоветовала она. – И в будущее не смотри, его человеку знать не дано, а потому и загадывать не надо. Вот есть некий Стас – и бери свое. А сло-жится или нет, это уже вопрос судьбы.
- Да не сложится, - уверенно отмахнулась я.
- Кто знает? – не согласилась мама. – Ведь такое иногда складывается, что ото-ропь берет. И тут главное – не пререкаться с судьбой, не раздумывать, не взвешивать… Да и, в конце концов, сколько можно помнить о Кирилле?
- О нем уже давно забыто, - легко проговорила я, погружаясь в облако духов.
- Не давно, - возразила она. – А с момента появления Стаса. И, может, в нем-то как раз и есть твоя судьба.
- Ой-ой-ой! – рассмеялась я. – По стопам Инны Михайловны, что ли?
- Четыре года – не разница, - опять возразила мне мама. – Тем более теперь, когда ты по-девичьи стройна и по-модному лохмата. Заодно посмотри на свою Валентину: разве ее смущает, что Паша зелен и едва ли не подросток?
- Они всего лишь флиртуют, от скуки, - лениво ответила я, обрисовывая губы ка-рандашом.
- Не думаю, - с усмешкой покачала головой она. – Просто ты в таком очумении – и от Стаса, и от бесед с Инной Михайловной, и от предстоящего Килля, что нормальные масштабы тебе уже не видны.

Мама оказалась права, ибо я, подъехав пораньше, чтобы помочь с устройством стола, застала у Паши одну Валю. В халате и бигуди. Но, пожалуй, ее видом смутилась скорей я, чем она, потому что, рассмеявшись, Валя вдруг пропела: «Суди, люди, суди, Бог, как же я любила! По морозу босиком к милому ходила!»
- Главное, чтобы к милому, - бодро откликнулась я, снимая плащ.
- Осуждаешь, небось? – шутливо спросила Валя.
- Оставь, - улыбнулась я. – Это дело сугубо личное. Просто, значит, моя фриволь-ная фразочка, что Паше с тобой лучше без всякого топа, имела под собой место.
- А я думала, ты догадалась…
- Нет. Но пусть мое мнение тебя не тревожит: оно одобрительное.
- Я, конечно, дура, - со вздохом и уже серьезно сказала она. – Естественно, через год или раньше Пашка женится на молодой, но… хоть час – да мой! И я еще, может, ре-беночка себе сделаю.
Я, вспомнив мамины речи, возразила:
- А ты думай иначе. Например, так: он женится на тебе, и ребеночка вы будете растить вместе. Вопреки рекордам в возрастном зазоре.
Валя покачала головой.
- Но ведь я тогда даже Инну переплюну… Пусть всего на год, но все же.
- А почему, собственно, нет? Почему хотя бы в этом кого-нибудь не переплю-нуть? – весело предложила я, и мы расхохотались.

Пока я нарезала на кухне заготовки для «оливье», Валя переоделась и преобрази-лась. И, надевая фартук на новый костюм, вдруг сказала:
- А знаешь, я почти уверена, что выйду за Пашку. Это если честно. А потому так же честно мне ответь, что у тебя к Стасу?
Секунду помолчав, я решилась:
- К Стасу у меня все. До наизнанки. Но я не уверена, что он хотя бы просто меня замечает.
- Зря не уверена, - улыбнулась Валя. – Потому что когда ты болела, он, во-первых, тут же перестал выпендриваться по телефону и даже велел всем сообщать, что он в ко-мандировке. А, во-вторых, истерзал меня призывами тебя навестить. Только я, предста-вив тебя бледной и немощной, заявила, что вряд ли нам стоит тревожить по пустякам людей, кайфующих на больничном... В общем, поверь, что-то он в тебе увидел.
Трясущимися руками нарезая вареную морковь, я напомнила:
- Но ведь он будет не один!
- Ой, брось, это Инне так хочется, - отмахнулась Валя. – Однако голову даю на отсечение: Стас в тебя влюбился. И сегодня он это продемонстрирует по полной про-грамме. Или я буду не я. А, кроме того (тут Валя даже зачем-то понизила голос), Стаса собираются отправить в командировку в Килль, откуда он наверняка тебе что-нибудь привезет, если, конечно, ты до этого времени успеешь ему отдаться…
Замерев на слове Килль, я настолько растерялась, что даже не среагировала на иг-ривое продолжение Валиной речи, и лишь спросила:
- Откуда ты знаешь, что в Килль поедет он?
Она недоуменно пожала плечами.
- Паша сказал. Мол, Стас только потому и пришел сюда на работу, что ему сразу была обещана Германия. – И вдруг усмехнулась: - А ты, небось, думала, что тебя по-шлют? Ну, наи-и-ивная…
- Я вообще не знала ни про какой Килль, - еле выговорила я, уже совершенно ни-чего не понимая.
- А разве Инна тебе не сказала? – удивилась Валя.
- Нет, с чего ты взяла?
- Чего же тогда она с тобой все шушукается?!.. Впрочем, не хочешь – не говори, я в чужие дела не лезу.
- Да нет никаких дел, - пролепетала я, испытывая страшную неловкость перед Ва-лей.

Прервал, слава Богу, нашу беседу Паша, появившийся со свежим хлебом, маслом и красной икрой, что было тут же оформлено мною в бутерброды.
А затем приехал Стас. Действительно, один, как и пообещала мне Валя. Паша тут же сообщил, что брат будет позже и просил начинать без него, но так как углов хватит на всех и даже останется, то – садимся.
Пообмыв с нами ряд углов, Паша не менее весело объявил временный переход к танцам открытым и, поднимаясь, щелкнул выключателем.
- Чем не пионэры? – всхохотнула Валя, вставая за ним следом.
- Потанцуем? – предложил Стас, касаясь моей руки.
Обнимая меня совершенно нежно, он сказал:
- Ты не представляешь, как я скучал без тебя.
- Хотелось бы верить, - насмешливо отозвалась я.
- Ловлю главное: что хотелось бы, - улыбнулся он и вдруг коснулся моей щеки губами.
- А вот этого не надо, - холодно проговорила я, пытаясь отстраниться.
- А, по-моему, только это нам и осталось! – не согласился он и, едва я подняла на него глаза, как он тут же поцеловал меня в губы – коротко, но очень волнующе.
- Мы не одни, - пытаясь смирить дыхание, еле выговорила я.
- Разве? – с улыбкой удивился он.
Я оглянулась и увидела, что Паша с Валей куда-то исчезли. И тут же прозвучал звонок в дверь.
- Стас, открой, мы не одеты! – крикнул из кухни Паша.
- Вот балбес! – со счастливым смехом проговорила Валя, входя в комнату и включая свет.
Я уже сидела за столом, а Стас все еще стоял посреди комнаты.
- Однако, танцую я тут! – объявил он, выделывая какое-то па.
Не выдержав, я расхохоталась, а Валя, покачав головой, пошла открывать.
Надо сказать, что из-за стола мы больше не встали: Юрий, брат Павла, оказался заядлым политическим спорщиком и втравил нас в шумные разговоры с удивительной легкостью. Может, потому еще, что они с женой единственные среди нас были настрое-ны прокоммунистически. Однако ровно в одиннадцать Юрий поднялся и заявил, что так как им еще ехать в Зеленоград, то они отбывают. Я тоже встала – со словами, что уже поздно и действительно пора разъезжаться. Стас тут же ко мне присоединился, лукаво сказав Вале:
- А ты, дорогая, немного задержись, помоги тут новоселу. Да и живешь ты близко, Пашка потом проводит.
Затем выяснилось, что Стас приехал сюда на машине – и если никто не боится пьяных за рулем, он может всех довезти до метро.
- Нет, нет, спасибо! – в некоторой даже панике отказалась Юрина жена. – Мы лучше поймаем такси – чтобы уж сразу до дома…
Помахав им рукой на прощанье, Стас обернулся ко мне.
- Про свою машину я пошутил, просто хотелось скорей от них отвязаться: и так уже, чувствую, нос покраснел… - И вдруг добавил: - Кстати, если дворами, ко мне идти минут десять.
- Что ж, иди, - согласилась я, поднимая руку перед ослепляющей нас фарами ма-шиной.
Стас, поймав мою руку и притягивая меня к себе, сказал:
- Послушай, нам нельзя сегодня вот так просто расстаться! Хотя бы потому, что у меня есть к тебе очень важный разговор. Но обещаю: если тебя вдруг что-то в моем до-ме не устроит, я тут же тебя провожу.
- Выпровожу…
- Хватит насмешничать. Итак, ты согласна?
- Конечно, - улыбнулась я. – Потому что свято верю обещаниям.

Через полчаса мы уже сидели за столом и пили «мартини» со льдом из совершен-но удивительных по своей высоте и изящности широких фужеров. При этом Стас гово-рил о чем угодно, но только не о том, что я могла бы назвать важным разговором: он вспоминал забавные истории из своей студенческой жизни, а я под них весело и искрен-не хохотала – причем пару раз до слез. А затем Стас вдруг посерьезнел и недовольно сказал:
- Слушай, даже моему терпению уже пришел конец, но я все равно не знаю, с чего начать то, чем тебя сюда заманил.
Я шутливо вздохнула.
- Совет прост: начни сначала. Но можно и по-другому: начать с главного.
- А ты не будешь перебивать и насмешничать?
- Попробую, - с улыбкой пообещала я.
- Тогда – действительно сначала. Или с главного?
Я рассмеялась.
- Ладно, - сказал он, - остановлюсь на среднем. Когда я пришел к вам в отдел, то уже через неделю понял, что мне почему-то важно, чтобы над моими шуточками смея-лась именно ты. И по телефону мне надо было выкручивать всякие пассажи только то-гда, когда ты была в комнате. А когда ты заболела, я окончательно понял, что влюбился. И понял я это потому, что вдруг потерял всякий интерес к работе, что и вообще, и в ча-стности мне не свойственно – и никогда не было свойственно, если честно… Таким об-разом, все две недели, пока тебя не было, я только и делал, что заставлял себя работать, а не смотреть тупо на пустое место за твоим столом. При этом я очень часто перебирал-ся за твой комп: мне якобы очень нравилась твоя мягкая клавиатура и хорошая «мышь». Но на самом деле мне всего-навсего нравилось брать твои ручки и карандаши, рассмат-ривать твое фарфоровое дерево счастья… - Тут Стас неожиданно замолчал, сердито вздохнул и допил залпом свое вино, после чего расстроенно заключил: - В общем, черт-те что, а никакой не серьезный разговор!
Я, не выдержав, опять рассмеялась, а затем сказала:
- Ты очень, просто ужасно мне нравишься. И я страшно по тебе скучала, пока бо-лела. Да и вообще: может, не надо больше никаких разговоров? Мне, например, хочется, чтобы ты меня просто поцеловал. И чтобы сегодня никуда не провожал, а оставил бы в своих объятьях… Знаешь, есть такая фраза: женившись, можно попасть в руки – или в объятья. И это я, конечно, вовсе не к женитьбе, а к объятьям. Я хочу в них попасть…

И я попала – и на всю ту прекрасную ночь, в которую мы почти не спали, и еще на два месяца прекрасных вечеров и ночей, потому что я перебралась к Стасу жить. При этом он ничего не хотел скрывать ни от нашего отдела, ни от конторы вообще, но я не сдалась: сказала, что никогда и ничего не буду от него требовать, кроме соблюдения – по крайней мере, пока – тайны наших отношений.
Но – о, это «но»! – однажды наступил день, который и должен был наступить. В этот день (где-то с обеда) Стас, без конца куда-то отлучаясь, стал заметно мрачнеть, но я даже не могла найти минуту, чтобы спросить у него, что происходит, потому что Инна Михайловна буквально не спускала глаз ни с меня, ни с экрана компьютера Стаса, ли-шив меня таким образом возможности послать ему сообщение. Наконец, не вытерпев, я вышла в коридор и стала ждать, не догадается ли Стас выйти за мной, и тут же увидела Забелина: приоткрыв дверь своего кабинета, он манил меня к себе рукой.
Выйдя от него через пять минут, я почувствовала, что просто сейчас расплачусь, как вдруг выскочившая из-за угла Инна Михайловна утянула меня опять за угол и сры-вающимся от волнения голосом проговорила:
- Ах, Лена, Лена, я ведь вас предупреждала, что же вы… Вы уже говорили со Ста-сом?!
- Господи, о чем? – с мучением вырвалось у меня.
- Как о чем, как о чем?! О Килле, конечно! – горячо воскликнула она.
Я взяла себя в руки и терпеливо ответила:
- Нет, не говорила.
- А вы знаете, что ближайший друг его отца – наш генеральный?! Вот именно, что не знаете… Тем не менее, вопрос решен в вашу пользу! И теперь я вас прошу только об одном: не говорите со Стасом ни о чем! Иначе вы сдадитесь, я знаю. Сдадитесь и отка-жетесь от командировки, чего ему и надо!
- Я уже отказалась, - спокойно сообщила я.
- То есть, как?! – потрясенно ахнула она.
Я с улыбкой вздохнула.
- Инна Михайловна, мы теперь с вами полные коллеги: я тоже жду ребенка. И он для меня важней всех Германий сразу, оптом.
- Вы с ума сошли, - после паузы и совершенно потерянно проговорила она, недо-верчиво упираясь взглядом в мой живот (пока еще плоский). – Придумываете, да?
- Слава Богу, нет.
- А Стас об этом знает?
- Нет еще, вы почти первая – после мамы.
- Почему же вы ему об этом не сообщили?! – поразилась Инна Михайловна.
- Обязательно сообщу, - насмешливо пообещала я.
- А что сказал Забелин? – спохватилась она.
Я пожала плечами.
- По-моему, даже обрадовался, хотя и горевал по поводу того, что он теперь бу-дет лепетать генеральному – и это после всей его борьбы за меня.
- Да как вы можете! – горестно воскликнула Инна Михайловна. – Ведь вы даже не догадываетесь, сколько крови и нервов ему стоило протолкнуть вас в эту злосчастную командировку! А вы вдруг… И это при том, что я вас предупредила, да еще как зара-нее… - И неожиданно заключила: - Вы, Лена, уж извините, настоящая дура! – С этими словами Инна Михайловна гордо развернулась и пошла в отдел.
Наверное, я действительно дура. Но зато плакать мне расхотелось, и я направи-лась в буфет: мне нужно было дать Стасу время узнать про мой отказ от Килля.
Когда через полчаса я вернулась в комнату, Стаса там не было, но на экране меня – через ICQ – ждало от него сообщение: «Детка, я срочно призван отцом в родительский дом – и даже с ночевкой. Хочешь, навести свой родительский дом тоже. А не хочешь – езжай ко мне. Не скучай, но позвоню я вряд ли. Целую. Извини, что не дождался, уви-димся завтра».
Итак, подумала я, мой герой поехал ликовать с родителями по поводу все-таки состоявшейся Германии. Может, там же с ним будет пить и наш генеральный. А я, пока они будут радоваться, соберу свои вещи и вернусь к маме.

Через три часа я действительно уже была дома. Разбирая сумку, мама сказала:
- Ну, в конце концов, это не самый худший результат. Одно меня удивляет: неу-жели тебе было не интересно поговорить с ним в последний раз? Ну, или хотя бы просто взглянуть в глаза?
Я усмехнулась.
- А зачем? Что бы я там увидела, в этих глазах? Торжество по поводу того, что он все сделал так, как хотел, проявив при этом совершенно циничную изобретательность?
Помедлив, мама спокойно ответила:
- Но, послушай, вряд ли можно в твоей беременности винить только его… В кон-це концов, ты не девочка и прекрасно понимала, что тебя может ждать, если не беречь-ся.
- Хорошо, раз тебе недостаточно просто моих уверений, давай обсудим это откро-венно и подробно – и именно с точки зрения физиологии, - сердито проговорила я и, помолчав, чтобы подобрать слова поаккуратней, продолжила: - После наших первых встреч я поняла, что не беременна, хотя мы практически не береглись. Но я все равно сказала Стасу, что этот вопрос нельзя пускать на самотек, и он согласился. Однако по-чему-то именно после этого разговора его застигала страсть ко мне тогда и в тех ситуа-циях, когда уберечься было невозможно: то на даче его друга, где у нас ничего с собой не оказалось, то, прости за подробности, в машине и даже на работе – после того, как все расходились…
Мама вздохнула.
- Неужели он это делал нарочно? Просто не могу поверить… Неужели можно да-же таким способом устранять конкурента?
- Конкурентку! – поправила ее я с сарказмом. – Потому что забеременеть, как ты знаешь, может только женщина.
- Ну и ладно! – бодро согласилась мама. – Все равно я рада. Ужасно хочу внука или внучку, просто ужасно.
- Да, - усмехнулась я, - как-то уж так счастливо совпало, что его гадость нам ока-залась в радость. – И уже серьезно договорила: - Наверное, это странно, но я тоже ощу-щаю себя почти счастливой. Да и вообще, я всегда жалела, что не успела этого с Кирил-лом.
- Хорошо, что хоть сейчас успела! – рассмеялась мама. – Хотя, если честно, при таком крошечном сроке ты вполне могла бы поехать в эту злосчастную Германию.
После паузы я сказала:
- Во-первых, к моменту поездки срок будет уже не таким крошечным, а, во-вторых... Знаешь, если бы Стас заговорил о Килле до того, как затащил меня к себе, я бы тут же ему сообщила, что откажусь от командировки именно ради него: там действи-тельно его и только его место. Но он не заговорил об этом ни до, ни после, предпочтя действовать молча и наверняка. А ведь я, между прочим, точно так же могла бы отка-заться от поездки и ради абсолютно чужого мне Бориса. – Тут я рассмеялась. – Что по-делаешь? Пепел справедливости стучит в моем сердце! При необыкновенной скромно-сти.
Мама с усмешкой качнула головой.
- Пожалуй. Только стучит в тебе не выборочная справедливость, как у вашей су-дьи Инны, а настоящая.
- Не забудь и про мою скромность, пожалуйста! – шутливо откликнулась я, на-правляясь в ванную.

Я уже укладывалась спать (впервые за последнее время одна!), как вдруг зазвонил телефон.
- Для Стаса меня нет, - предупредила я маму и она, кивнув, сняла трубку, а затем, с совершенно изумленным лицом, принесла мне аппарат и прошептала: «Генеральный директор Алексей Николаевич».
Я вскочила с постели как ошпаренная.
- Это вы, Елена?.. Простите, не знаю вашего отчества, - весело проговорил он.
- Дмитриевна, - еле вымолвила я.
- Добрый вечер и извините за беспокойство. Я вам звоню по поводу командиров-ки в Килль. Вы не могли бы мне объяснить, что там у вас в отделе происходит?
- А что такое? – окончательно растерялась я.
- Вот я тоже хотел бы понять, что это такое, как вы выразились. За что, например, вы все так дружно возненавидели несчастный город Килль?
- Что значит – возненавидели? – опешила я.
- Ну, или невзлюбили… Почему сначала от командировки – причем в вашу пользу – отказался Панкратов, а теперь – в его пользу – вы? Что там у вас, уважаемая Елена Дмитриевна, творится? – Тут он слегка повысил голос. – Что это, простите, за странные рабочие игры?!
- Никаких игр, что вы… - залепетала я. – Просто я не могу ехать. По состоянию здоровья.
- Хорошо, это я уже знаю от Забелина. Но по какому тогда состоянию не может ехать Панкратов?
- Мне кажется, он поедет, - мужественно пообещала я. – Я с ним поговорю.
- Да-а, вы уж, пожалуйста, поговорите, - с усмешкой отозвался Алексей Николае-вич. – И, если вас не затруднит, прямо сейчас. И пусть он мне потом перезвонит.
Положив трубку, я уставилась на маму.
- Ну что, доигралась? – весело спросила она. – Дофантазировалась? – И добавила с шутливым осуждением: - А еще матерью собралась стать.
Тяжело вздохнув, я полезла в сумку за блокнотом, после чего набрала номер ро-дителей Стаса.
- Ты?! – удивился он. – Что-то случилось?
- Мне только что позвонил генеральный, спасибо тебе.
- Не понял… - растерялся Стас.
- Почему ты отказался от Германии?
- Ах, это. – Он помолчал. – Ну, отказался – и что? Почему такая всеобщая паника?
- Все равно ехать тебе.
- Нет, деточка, поеду не я, а как раз ты. И давай-ка уже на этом поставим точку.
Я вздохнула.
- Не получится. Я… только не падай в обморок… у меня будет ребенок.
- То есть? – медленно проговорил он.
- Ну, видишь ли, так бывает, - усмехнулась я. – Возможно, меня заразила Инна Михайловна.
После паузы (видимо, поднимаясь с пола) Стас сказал:
- А… не сочинила ли ты все это, любовь моя?
- А хочется, да? Чтобы сочинила…
- Нет, - сразу же ответил он. – На самом деле хочется, чтобы так и было. И, кста-ти, в Германии отличная детская обувь, только вот – на кого покупать? Кого мы будем ждать: мальчика или девочку?
- Мы?! – изумилась я.
- А что – как черт знает куда ехать, так мне, а как нежную малюточку баюкать – так тебе? Нет уж, не выйдет. – И тут вдруг Стас рассмеялся. – А, кроме того, я уже начал ощущать токсикоз – как будущий папа… Не говоря о том, что выезжаю, так что, пожа-луйста, предупреди тещу, пусть печет блины.
Тут уже и я не могла не рассмеяться, но все-таки с трудом выговорила, что Стас должен перезвонить генеральному.
- Генеральный для меня – это ты, - сказал он.
Помолчав, я спросила:
- И все-таки – почему ты отказался?
- Дурак был.
- А серьезно?
- А серьезно… Вообще-то я шел к вам в отдел только из-за Килля. А потом узнал, что у меня появился конкурент. Но к этому времени я уже был влюблен – и решил отка-заться от поездки, потому что именно тебя я отодвинуть не мог. Забелин при этом воз-ликовал: еще бы, ведь когда он выставил твою кандидатуру первый раз, на него посмот-рели, как на помешанного…
- Почему это? – обиделась я.
- Да потому. Потому что там, наверху, о твоих способностях никто понятия не имеет. Там знают только одно: все и всегда – это таланты лично Забелина. Ну, естест-венно, при некоторых невнятных исполнителях его блестящих идей. Кстати, Борис ваш именно потому и наплевал на Родину: раз она на него плевала, чего ему-то было мело-читься… Таким образом, когда я отказался от командировки, Забелин поймал двух зай-цев сразу: ты, поднабрав материала, сделаешь ему докторскую, тем более что опыт по кандидатской у тебя уже есть, а заодно и выступишь в Германии его личным переводчи-ком, не говоря о вечной благодарности за то, что он взял тебя в Килль. Вот и все, моя дорогая девочка.
- Не может быть! – расстроилась я.
- В общем, если бы не ты лично, я бы никому Германию не уступил, поверь. И по-том обязательно съел бы вашего гада Забелина. Впрочем, теперь, после Килля, я так и сделаю.
- Ладно, давай больше о нем не будем, ведь нам, как будущим родителям, нужны только положительные эмоции.
- Это точно. – После чего Стас вдруг опять расхохотался, а, отсмеявшись, сказал: - Ты наверняка еще не знаешь, что Инна Михайловна заразила не только тебя.
- Ка-ак, Валя тоже?! – ахнула я.
- Да. Пашка сегодня сообщил по секрету. Держал совет, жениться ли ему. Я ска-зал, что если он не женится, то нарушит наш тройной «гамбитик» руководству, так что уж пусть женится, негодяй.
- А ведь как все невинно начиналось: просто Борис собрался в Штаты…
- Да, вот мне тоже кажется, что Америке нас лучше не трогать. Видишь, во что это выливается? Три свадьбы, трое детей… Демографический взрыв, однако.