Перед рассветом

     Подойди – и ты услышишь…
     посмотри – и ты увидишь…
     Ждёт тебя за горизонтом
     ПУСТОТА…


     Я уже не могу дышать ночным воздухом так, как раньше. Ощущать в нём лишь присутствие беззащитной жертвы, её волнение, её колеблющуюся в груди жизнь и её страх. Страх не передо мной, но перед самой ночью, по природе заложенный в людей, хотя им следовало бы в большей степени бояться меня. Если бы они подозревали о моём существовании… А может, они о нём знают? Тогда, наверное, им приходится трепетать вдвойне… Ночной воздух для меня перестал быть просто средой для охоты. Я начал улавливать в нём какое-то новое веяние, непривычное и манящее, от которого моё мёртвое сердце будто начинает снова биться и алчущие глаза перестают нервно бегать в поисках добычи. Это случилось после того, как моя мать однажды не успела вернуться до восхода в склеп. А ночью я нашёл только горсть золы, которую не успел разнести по кладбищенской траве ветер. У меня никогда не было жалости, и не думаю, что и тогда она появилась. Но какое-то чувство, необычно сильное, всё же пробудилось после той ночи. Нечто иное помимо звериной ярости, обуявшей меня. Я растерзал несколько человек, чтобы только дать волю своей ненависти, чтобы только отомстить этому проклятому миру за смерть матери, но это не спасло меня от нового ночного воздуха… В нём теперь было таинственное предчувствие, ожидание и лёгкое нетерпение. И я понял, чего ищет моя чёрная душа. Она желает увидеть рассвет.
     Почему же он так зовёт меня? Прежде я панически боялся его, следуя своему древнему инстинкту. Годы затворничества в холодных стенах склепа приучили меня к порядку и жестоким правилам жизни, если моё существование можно назвать жизнью. Братья ночи часто говорили мне, что у меня есть перед ними серьёзное преимущество – из них всех один только я уже был рождён с проклятием вампира и не знал о людях ничего. Я не мог представлять, чем живут эти слабые создания. Люди… Как же они доверчивы, как легко играть их жалкими эмоциями, от которых ты сам защищён иммунитетом своей роковой сущности… Они думают, страдают, ждут и надеются. А у меня есть только одно желание, которое подчиняет целиком, которое заставляет каждый раз нетерпеливо откидывать в сторону крышку гроба и бросаться в темноту ночи. Желание впиться в нежную трепещущую шею и ощутить солоноватый вкус крови, вместе с которой уходит их жизнь и на некоторый срок продляется моё существование, заполненное вечным поиском и жестокой охотой ради поддержания полумёртвого тела.
     Как часто жалел я, что мне никогда не суждено взглянуть на себя в зеркало! Из всех граней бытия именно эта угнетала и точила более всего. Я могу видеть лишь свои руки, напоминающие лист бумаги, на котором кто-то беспорядочно провёл чернилами линии сосудов. Видеть костлявые пальцы, заканчивающиеся острыми, словно бритва, ногтями. Бледное, не знавшее света, тело, холодное и безжизненное, как камень. И, быть может, ещё длинные свалявшиеся волосы, прежде времени тронутые сединой. Я часто спрашивал братьев ночи, как же выглядит солнце, которое они оставили, и почему люди настолько превозносят его в словах и мечтах, но никто из них не пояснил мне. Может, появившаяся боязнь перед днём останавливала их, может, они просто не хотели рассказывать, но это лишь усилило моё любопытство. Прогуливавшиеся ночами юноши и девушки часто упоминали о солнце и свете, смеялись, краснели, смущались. Я скользил за ними чёрной тенью, и странно… меня отчего-то начинал интересовать их разговор, прежде недоступный моему восприятию… их слова, а не их живая, пьянящая кровь. Я слушал о солнце, и мне больше не хотелось убивать. Я завидовал им, потому что они могли посмотреть на него и не умереть. Каждый день наслаждаться его видом и делиться этой радостью друг с другом. И я ненавидел себя и ненавидел тех, кто обрёк меня на такое существование. Горестную судьбу никогда не знать солнца. Бежать от него, как поджавшая хвост собака удирает от палки хозяина. И прятаться в склепе, прибежище мёртвых и обители теней. Безмолвных чёрных призраков, таких же ущербных и несчастных, как ты сам. Я пытался найти в своём прибежище хоть что-то близкое к миру, о котором слышал от ночных прохожих. Что-то, не напоминающее о смерти, сущность которой я постиг до конца. Но люди всегда вкладывают в могилы только смысл разрушения и разложения, выражают в них последние сомнения и горечь утраты, а не надежду. И действительно, разве можно надежду зарывать в землю?
     Я ходил по склепу среди спящих братьев и сестёр, чудовищ, среди которых я вырос, и на которых был похож сам. На их лицах в полутьме каменных сводов был написаны не подобающий сну блаженный покой, не счастливое забытье и даже не подобие умиротворения, а скорее злоба, неутолимая жажда и разочарование в мире. Мне хотелось однажды закрыть вход в склеп, когда они ещё не успеют вернуться перед рассветом, и покончить с их бременем и их страданиями. Но дверь запиралась только изнутри, и мой поступок был бы по меньшей мере несправедлив. Ведь сам я ничем не отличался от каждого из них и так же заслуживал смерти.
     Мир ночи был не просто близок мне. Он представлял как бы моё продолжение, отражение угловатых и нездоровых чувств, и в то же время имел свою особенную чистоту и независимость, прекрасную отстранённость недосягаемой луны и крохотных мерцающих звёзд. Иногда ночь оборачивалась для меня страданиями не передаваемой словами боли, глаза застилал кровавый туман, и я превращался в одержимого убийцу. Но порою всё же я успевал уловить в ней тонкий и слабый, но будто пронизывавший всё тело и болезненное сознание дух перемен. Отдававшийся в глубинах тёмной одинокой души безжалостный зов рассвета.
     Сегодня я выберусь на поверхность, прочь от ненавистных стен, столько лет сдерживавших мою свободу… Выйду навстречу дневному свету, которого ни разу не видел, но которого так жаждут глаза, горевшие всю жизнь во тьму... Выйду вопреки назойливому инстинкту самосохранения, вопреки собственной противоестественной природе существа, вынужденного прятаться и бежать, следуя вечному проклятию. Посмотрю один раз на мир, в котором мне жить не суждено.
     И всё же, интересно, какое оно, солнце... Наверное, прекрасное, раз ради него живут, надеются и верят эти люди. Вероятно, оно восходит каждый день не только для того, чтобы загнать обратно в темноту могил порождения ночи, и его свет умеет не только обжигать и нести смерть. Может быть, он принесёт мне наконец покой.

1 декабря 2006