Kyrie eleison

В нашу природу заложена любовь. Она необходима нам, как воздух и вода. Мы не можем жить без эмоций: без радостей, удивлений, интересов, гнева… любви и ревности. Без них мы становимся похожими на мертвый камень, который откликнется только глухим ударом, если задеть его носком ботинка, но сам он нам ничего не скажет… и я не скажу. Я буду молчать… и смотреть, и пытаться понять, почему все так произошло. Холодный ветер укладывал седые пряди на лицо, я судорожно обнимал руками все еще ноющие бока и смотрел на далекую, теряющуюся в серебристом тумане линию горизонта и иногда, роняя бессильно голову на грудь, смахивал со щек промозглые, как ноябрьский дождь, слезы. Я почти не чувствовал, как они текли: щекотало ресницы, перед зрачками плясали радужные пятна с черно-серыми точками, и все… они казались такими естественными... Хрусталем звенели тонкие ветви деревьев, в которых уже давно не осталось и намека на жизнь, тихо скрежетала тонкая кожа плаща, распятого на мерзлой земле. Никогда еще этот мир не казался мне таким неприютным и холодным. Рваные тонкие облака меняли свой цвет под напором шквального ледяного ветра: от пастельного персикового до безумного розового… Для меня тут не осталось света. И жизни тоже не было – только могильный холод, что я нес на своих плечах долгие столетия. Я так надеялся, что этот период моей жизни канул в Лету, что я снова смог мечтать… стать живым. Но нет же… всего несколько счастливых дней, и все вернулось на круги своя. Я снова здесь, и до ушей не доносится ни единого звука, кроме заунывного плача потерянных душ. И опять я чувствую себя одним из них…

Как же хрупко счастье! В груди защемило тонкий нерв, который я назвал бы теплом… щемит и не дает биться сердцу. Я готов был отказаться от всего, что у меня было в жизни, ради мимолетного ласкового взгляда… взгляда, предназначенного только мне одному. Но теперь, лежащий на земле, судорожно сжимающий в белых от холода пальцах пряди стальных волос, я понимаю, что этого у меня никогда не будет. Я шлюха… всего лишь глупый мальчишка, который мечтал слишком о многом… который только начал понимать жизнь и находить в ней свет, но был вынужден отступить перед тем, чего не может изменить. Я шлюха: я не дорожу своим телом, нет в нем чистоты… нет и душе прощения. Я уже не стану собой прежним… мое сердце бьется… но лучше бы оно замолчало, замерзло навеки. Чтобы не чувствовать той тоски, что пригвоздила меня к покрытой серебристым снегом земле, что не дает встать на ноги. У меня просто нет сил. Всего лишь…

Скажи, ты слышишь, как тяжелые пенные волны бьются о берег, унося пеструю гальку, томно шурша переливами соленых брызг? Это все, что слышу я сейчас… а еще треск кожи, накалившейся на морозе. Но скоро и треск утихнет, и сердце перестанет трепетать, отдавая этому проклятому месту последние крохи тепла, что у меня остались. И только море, вечное море будет шуметь для меня, пока кровь не перестанет оглушительно бухать в венах… ведь только прибой слышит тот, кто глух. У меня есть только память… всего час, наверное… я не смотрел на стрелки часов, готов был разбить их о стену, чтобы навеки с тобой забыть о неумолимом тиканье и тихом скрежете шестеренок. У меня хватило бы сил, чтобы остановить время для тебя, только скажи, что хочешь этого…

«Kyrie eleison»… вот все, что срывается с моих губ, хотя не знаю я смысла того, что шепчут мои губы… mea culpa…