Тундра северные рассказы

 
 Т у н д р а
 1

 Поселок расположился под высокой горой Крушкачан. У подножья стояли несколько, а точнее, 4 щитовых домика. Яранги, (жилища из жердей и оленьих шкур), располагались ближе к речке. За речкой тянулся березняк на целый километр, за березняком была тундра. Она тянулась до самого подножья вулкана Ича на сотни километров. За Крушкачаном тоже была тундра, но она лежала всего на сто пятьдесят километров и заканчивалась в устье реки Матеровой, на восточном побережье, где расположен, был рыбоконсервный комбинат. Один из домиков занимал медпункт и жила в нем фельдшер Елизавета со своим мужем Василием. В другом, была школа, за школой магазин, в подвале которого располагалась маленькая пекарня. (Ведь местные люди хлеба не ели). В магазине можно было обменять пушнину на патроны. А в четвертом жили мы втроем. Направлены были мы в эту глухомань для просвещения, организации сельского хозяйства и подписки на заём. Самому старшему, Сергею было 22 года, Андрею 18, а мне 16 и должность у меня была: учитель «Красной Яранги». Что бы там не говорили, а научили мы людей картошку выращивать в тундре. До того времени не знали мы этого фрукта. Правда, в детстве пришлось мне как-то попробовать сухую, но от её вкуса я в восторг не пришел. По правде сказать, то, что выращивали в тундре не очень, вернее, не многие ели, но с успехом меняли ее на спирт у «вербованных» рыбообработчиков. Жизнь текла медленно, без особых происшествий, по законам тундры.
 Вот как-то возвращался с побережья муж нашей докторши, Василий. А где завмаг – спрашивает – он на сутки раньше выехал? Дело было летом. Единственный транспорт вьючные лошади да олени. Забеспокоились в посёлке. Но, Василий опытный охотник, предложил отправиться на поиски. Прошло трое суток. Ни Василия, ни каких-либо известий. Елизавета, жена его стала беспокоиться. Опять собрались всем поселком и решили послать самого лучшего охотника и следопыта Иннокентия. Проходит ещё дней пять, как в
воду люди канули. Лиза в слезах к нам пришла: - «что делать? Если бы живы были, уже бы вернулись или весточку, какую о себе подали бы». Да, время уже…. А тут с побережья приехал один, наш, поселковый: « Нигде – говорит, – нет слуха о них». Ни слова не говоря, взял я винчестер свой, седло деревянное да чаут прихватил. (Это кожаный аркан для ловли оленей), и вышел из дома, никому ничего не сказав. На краю поселка гулял небольшой табун лошадей и кому надо было куда-то ехать, могли взять себе любого по нраву. Выбрал я молодую, белую кобылу по кличке Мукхала и повел её в поводу на гору. Увязался за ней жеребец гнедой масти по кличке Васка. Был он кавалерийской породы и к тундре совсем не пригодный. Он не шел по тундре, а прыгал с кочки на кочку. Гнал я его, гнал от себя, ничего не получилось. Накинул я на него чаут, приторочил к седлу, сел на свою Мукхалу и поехал, не зная куда. Отъехал я километров пятнадцать – двадцать, погода испортилась, дождь стал накрапывать и решил я назад повернуть. Доехал я до небольшого березняка и свернул к нему, даже не зная зачем. Только въехал, вижу, висит ружье на дереве. Явно не промысловик оставил. Вспомнил, что у завмага такое видел, хвастался что штучное «ЗАУЭР-три кольца». Взял ружьё, на всякий случай проверил, оба ствола жаканами заряжены, выстрелил. Ствол как соску раздуло, видно, давно висит. Проехал я немного дальше вижу, кости лошадиные и седло деревянное валяется. Ну, думаю, следы нашел, надо бы останки людей найти, похоронить по-человечески. А чуть дальше, на большом, поваленном дереве, заметил я винчестер Василия. Ну, состояние моё понятно, догадка мучает. Нажал я на курок, ствол как бритвой срезало. Что ж я делаю, подумал? Ведь чудом цел остался. Привязал коней обоих, взял свой винчестер и пошел на поиски. По слуху догадался, речка рядом. Подхожу. На берегу огромное дерево вижу, над ним ноги в торбазах торчат. Испугался, стал обходить, уж больно я мертвых боюсь. Обошел дерево, вижу, другой человек лежит головой к воде. Пересилил я себя, подхожу ближе, и третьего увидел, тоже головой к речке, рядом котелок стоит, а в котелке куропатка неочищенная. Тот, что ногами кверху лежит, охотник наш знаменитый, Иннокентий. Возле, винтовка его, отличная, складная, промысловая. Только подошел к нему ближе, вдруг слышу, замычал кто-то. Кто не знаю, только обрадовался я несказанно. Шутка ли? Хоть одного живым нашел. Огляделся,
 вижу, стоят два ящика из-под спирта, Один пустой, другой наполовину заполнен и кружка рядом. Догадка как молния полоснула. Давай трясти рядом лежащего. Живой оказался, только в крабовом состоянии: конечностями шевелит, а сказать ничего не может. А дождь все накрапывает. Я в одной рубашке продрог до костей, но не до того. Растолкал всех троих. Симптомы те же. Стал кружкой из речки воду черпать и в их морды, т.е. лица, брызгать. Вода то в наших реках всегда холодная, так вот все трое и очухались. А сам стою, зуб на зуб не попадает. «Э! Да ты парень совсем озяб, однако, ну-ка хлебни для согреву» и наливает в кружку мне завмаг спирта. Да я не пью, не пью я, вы же знаете?». – «Не хочешь чистый, подгрязни из речки, но выпей обязательно, не ровен час, заболеешь, помрешь. О моем здоровье бурно стала заботиться вся компания, и я выпил. «А теперь говорю – пить не смейте, марш домой. Лошадей волкам скормили, весь поселок перепалошили. Хмель уже ударила мне в голову. Ошалел я от радости и гордости за содеянное. Как бальзам на сердце, до жути приятно мне было, что взрослые, умудренные жизненным опытом люди, слушаются меня, в сущности пацана, как командира. Сел я на свою кобылу, приторочил винчестер, а конец чаута, которым был жеребец Васка заарканен, подал завмагу. Умудрился он оставшийся спирт закрепить на Васкиной спине и сам сел. Я уже говорил, что Васка то без уздечки был, а чаут петлей на его шее затянут. Так и двинулись гуськом: Впереди я, как командир на белом коне, за мной Василий с Иннокентием, словно каторжане в Сибирь бредут, а замыкает грандиозное наше шествие, завмаг, верхом на гнедом жеребце. Доехали мы до горы Крушкачан и дождь прекратился. Вечерело. Холод меня больше не беспокоил, я был первый раз в жизни пьян, и мне было хорошо и весело. Тропа потянулась круто вверх. Глухой удар падения чего-то тяжелого заставил меня оглянуться. В полусотне метров от меня завмаг освобождал свою ногу из-под коня. Васка лежал с пеной из пасти и с выпученными глазами. Было ясно, что завмаг задушил его, натянув чаут на подъеме. Но, я был пьян, я был весел, и мне было на все наплевать. Я пришпорил свою Мукхалу и галопом перевалил Крушкачан. Люди заметили спускающегося всадника. На тропу высыпал, чуть ли не весь поселок. Радостный и смеющийся я подъехал к толпе. Меня тотчас же обступили, начались расспросы. Но случилось вдруг со мной что-то странное, я начисто забылрусскую речь, я хохотал и кричал на чукотском, что все живы и здоровы, а Васька какарин, т.е. умер. Я, конечно, имел в виду жеребца Васку. Вся в слезах подбежала Елизавета, наша врачиха, она совала мне что-то вонючее под нос, била по щекам, умоляла очнуться и рассказать толком, что же случилось. Я же по-прежнему хохотал и кричал: Васька какарин. Чаэк (отстаньте). Она почему-то не могла в этот момент догадаться, что Василия я никогда не называл, да и не мог бы себе позволить назвать его Васькой. Но это мне пришло в голову много позже.
 Наконец, люди заметили троих бедолаг спускающихся по крутой тропе в поселок без оружия. Один из них бережно нес на плече деревянный ящик. Ко мне сразу все потеряли интерес... На следующее утро только и разговору было о счастливом конце этой истории. Иннокентий торжественно, при полном собрании всех живущих в поселке, вручил мне свою замечательную, охотничью винтовку. И почему их зверь не тронул, спрашивали многие. Я молчал, а сам про себя думал: От них такой запах шел, что зверь еще долго в том березняке не появится.
 2
 Забросила меня как-то судьба на побережье, и после ночевки в гостинице рыбокомбината я возвращался в свой поселок. До поселка было не более ста километров. Я снарядил нарты из десяти собак и готовился к отъезду. Попутчиков у меня не было, но неожиданно ко мне подошла наша докторша Елизавета. - «Какое счастье, что я тебя застала. Мне только сейчас сказали, что кто-то из тундры приехал. Я уж извелась вся, ожидая, вторую неделю здесь торчу, груза у меня много; накупила всякой всячины, да медикаментов полно. – « А я без попутчиков не люблю, вот только еды у меня на двоих маловато, да кукуль, т.е. спальный мешок, один, вдруг застрянем»? - «Ну, о еде нам беспокоится не стоит, хлеба и колбасы на месяц хватит, а шуба у меня теплая, даст Бог, доберемся без приключений». – «Ну что ж, вдвоем в тундре куда веселее. Собирайся, только быстро, что б к ночевке засветло успеть». Выехали мы затемно, по спящему поселку рыбокомбината и к полудню уже сидели у костра в небольшом березняке. Плотно пообедав, мы продолжили наш путь. Погода не радовала. Небо заволокли тяжелые тучи, дул холодный пронизывающий ветер. Собачки бежали весело, но на душе было не спокойно. Темнеть стало неожиданно быстро, и мы готовились свернуть на ночёвку. Вдруг собаки, как говорят, понесли. Я с трудом удерживал остолом нарты, что бы не перевернуться. Мне слышался отдаленный лай собак, и я успокоился, предполагая, что где-то рядом остановились на ночевку люди. Я отлично знал, что собаки к ночи, чувствуя отдых и кормежку, всегда бегут быстрее. Но через короткое время я понял, что ошибся, это не лай, а громкое дыхание моих усталых собак. Они сами свернули в березняк и, проскочив первый, въехали в другой, подальше от дороги. Остол утопал в глубоком снегу березняка и мои попытки тормозить, были тщетными. Наконец нарты остановились, утонув в глубоком снегу. Мы вытоптали площадку под костёр и для кормежки собак. Спальный мешок я, как джентльмен, отдал женщине, забрав у нее её лисью шубу. Лег я среди собак, положив одну из них под голову, а остальные тесно прижались ко мне. Спать было тепло, даже очень. Проснулся поздним утром, надо мной метровая толща снега. Пурга бушевала всю ночь и не собиралась угомониться. В пургу, однако, куда поедешь? Решили переждать. Пять суток свирепствовала пурга, но мы не плохо устроились. Под сугробом было тепло. В своей хижине из снега мы ухитрились жечь костер, кормить собак и кормиться сами. Топили в основном, вяленой рыбой юколой. На пятый день пурга стихла. Еще сутки потребовались нам на то, что бы выбраться из березняка.
 Мы снова были на необозримых просторах тундры. После пурги наст был совершенно чист от снега. Еле заметным был след чьих-то нарт на ледяной корке дороги. Вот уже более четырех часов мы ехали по еле заметному следу. Я с напряжением, до боли в глазах вглядывался в горизонт, пытаясь разглядеть знакомые приметы. Где-то вдали я заметил ряд телеграфных столбов, и решил свернуть, так как раз есть телеграф, значит, есть жильё, подумал я. Пообедав прямо среди тундры, мы взяли направление на столбы. Не мог знать я, в то время, что столбы эти, память о прошлом, о временах иностранных концессий. И судьба сыграла надо мной злую шутку.
 Вот уже пятые сутки мы карабкаемся на вершины сопок и с величайшим трудом пробиваемся по глубокому снегу ущелий. Костер не разжигаем, нет сил. Юкола на исходе, продукты тоже. И когда, на седьмые сутки мы потеряли всякую надежду на спасение, на чистом небе появился самолет. Небольшой костер разожгли прямо на нартах. Я беспрерывно стрелял в воздух и нас заметили. Самолет снизился на возможно низкую высоту и, покачав крыльями, удалился. На следующие сутки к нам на выручку подъехали две легковые нарты, и к вечеру того же дня мы пили чай в яранге оленеводов. А через трое суток, мы увидели на горизонте знакомые очертания горы Крушкачан.
 Когда мы вернулись в поселок, нас встретили как новорожденных. Оказывается, нас все это время искали и до сих пор ищут. Не успел я раздеться, как ко мне ввалился Василий. Нехорошо я подумал. Ведь, по правде говоря, все эти дни я спал с его женой рядом, тесно прижавшись, согревая друг друга дыханием. Мало ли что он мог подумать, хотя совесть наша была чиста. Василий с размаху открыл дверь, бросился ко мне, и не успел я опомнится, как он обнял меня и сжал так, что кости хрустнули. – «Спасибо тебе! Спасибо за Лизу, за нас! Ведь она единственное, что у меня есть. Ты как ангел-хранитель нашей семьи, нашего счастья, спасибо тебе за все»! ( По-видимому, он имел в виду происшествие с Ваской). Он еще долго обнимал и тряс меня, и я с трудом вырвался из его объятий. – «Я то при чем? Если бы твоя Лиза не запаслась бы продуктами, да и вообще, если бы её не было рядом, вряд ли я бы сейчас с тобой беседовал.
 А вечером был банкет в честь нашего благополучного прибытия. Из наструганных досок смастерили стол и скамейки. Чествовали меня и Елизавету, но где-то после, не то пятого. Не то десятого тоста, Лиза, произнеся сакраментальные слова: « Споёмте друзья, ведь завтра в поход», Повалилась навзничь, высоко подняв ноги.
 Выносили её торжественно!