Мысли доводят до мест менее предсказуемых

Стоит только выйти на улицы города как стемнеет – сразу попадаешь под действие этой чертовой ауры. Эти люди, они же все так похожи на… я даже не знаю, как это выразить словами. Настолько сия дикая совокупность образов необъяснима.
Ноги сами ведут куда нужно. Я шагаю быстро, потому что всегда так хожу. Понятия не имею, что на это скажут психоаналитики, но меня устраивает. По шоссе справа от меня раздражающе проносятся машины.
Шум, визг, вой…
Вся эта свора лиц, распространяющая вокруг себя ауры «не подходи», «только задень», «отвали». И глаза дикие, забитые, оскорбленные и оскорбляющие. И девушки с бутылками.
Гул, визг, вой…
Стоит только выйти, когда стемнеет – сразу натыкаешься на пестрые огни, завлекающие в залы игровых автоматов. В аномальные места, где не течет время, и нет окон. Не бывало там солнечного света… Сказать по правде, лучше ему там и не бывать.
Разве это не грустно?
Не смотри никому в глаза, а следи за всеми. Не обращай внимания на крики пьяных женщин выскакивающих из прелосортных ресторанов, которые держат выходцы из стран арбузов и вина. Они ругаются как торговки и разыгрывают на улице любовные треугольники в стиле «дома 2». Кстати можно убрать «как», ибо они действительно торгуют неподалеку.
Я не хочу на это смотреть. Не могу! Все это так эгоистично и неказисто.
Шаг за шагом с взглядом мимо лиц.
А еще она не звонит. Я знаю – устала, спит, заучилась. Я не могу спать, потому как не устал настолько. А ей надо, но мне одиноко. Так хочется услышать чей-то обнадеживающий голос… Который будто обнимает и говорит, что все хорошо. Я ее люблю. Мне не нужен алкоголь, который тоже обнимает, но говорит, что плохого нет. Мне не нужны сигареты, которые затуманивают с той же целью. Мы сами себя куем. Каждый день.
Мне нужен ее голос, который шепчет: «Все хорошо».
Я знаю, эти мысли тоже эгоистичны, но я исправлюсь, привыкну. Научусь теплеть от одного ощущение, что она есть.
Шагаю и медленно понимаю, что передвигать ногами становится легче.
Стикмэн поет и финтует оранжевым мячом, а большой брат ушел в отпуск.
Студеный воздух резво забегает в легкие. Я исправлюсь. Дед мороз на огромной рекламе подмигивает мне, и его улыбка становится шире. Его нарисовали только выше плеч, но все равно видно, как он начинает танцевать в своем фокусе. И осень начинает пахнуть весной.
Шум, вой – все становиться тише.
Раздетый по пояс парень дубасит кулаками бетонную стену. Он уже не чувствует боли, только напряжение на фалангах и костяшках. Агрессия молнией проноситься по бицепсам, трицепсам и рассеивается в бетоне. Кожа вминается, кожу рвет.
Я расправляю плечи и вдыхаю полной грудью грязный воздух. Сейчас он даже кажется прозрачным. Желтые, красные, белые огоньки фар весело несутся по шоссе.
Стикмэн смотрит за тобой, а большой брат ушел на пенсию.
Девушка с черными, даже отдающими могильной синевой, прямыми волосами, обнаженная, бледная, неторопливо подходит к наполненной до краев ванне. Освещаемая свечами из красного воска, расставленными ей совсем недавно, она опускает изящную ножку с черным педикюром в теплую воду. Через пару мгновений ее вороные волосы уже плавают. Грудь вздымается над водой – девушка облегченно выдыхает.
Грядут перемены – да. Спи сладко милая, я не буду думать плохо. Я смотрю в глаза идущей на встречу женщине в светлом пальто. Ее добрые мудрые очи смотрят в асфальт, незнакомка сдержанно улыбается. Я не вижу, я чувствую в ней свет.
Стикмэн где-то рядом, а большой брат уже не чувствуется.
Едва уловимая музыка поджигает в груди ритм.
На улице холодно, но он все равно на площадке. Высокий мужчина средних лет в форме Лос-Анджелес Лайкерс сильно дубасит мячом об асфальт. В его движениях чувствуется не случайная агрессия. Он берет разбег, делает два шага, высоко прыгает и, буквально, вбивает мяч в корзину. Снова подхватывает оранжевый снаряд, пробегается по трехочковой, разворот через спину, мяч дважды пролетает между ног, прыжок, 360 и бах! Потом снова финт – бросок. Он не останавливается и не теряет темпа. Выражение его лица меняется от ярости, до каменной серьезности.
Многообещающая мелодия заглушает собой шум, гам, вой, визг. Ауры ненависти теряют свою власть надо мной. Я вижу только тех, за которыми отличное будущее. Я вижу только перспективы. Я вижу как мое солнышко, спит, посапывая на мягкой подушке, и понимаю, что все хорошо, хорошо, что она спит. Ха!
Давай Стикмэн! Жги крошка!
Она включила музыку на полную, и, с визгом дорогой резины, выскочила на проезжую. Первая, вторая, немного погодя третья… Белокурая красавица вцепилась в рулевое колесо и продолжала разгон, виляя между попутными машинами. Ее жгучий язычок проехался по верхней губе. Нажав на кнопку, она приспустила стекло, разрешив ветру трепать шикарные кудри. Четвертая – по румяной щеке ее усталого лица потекла слезинка…
Я уже не шагаю – я шлепаю по какой-то песчаной обочине. Мне жарко! Я засучил штанины и расстегнул куртку. Я уже не хочу никуда идти – хочу просто идти. Я исправлюсь. Я сделаю все, что недоделал. Я научусь успокаивать и радовать, учить и слушать, учиться и целоваться в меру… ха!!!
Стикмэн финтит и дурачится, у него нет лица, как и у большого брата, но зато он всегда добрый.
Парень, раздетый по пояс уже разбил в кровь оба кулака, но все равно продолжает бить.
Идущая до этого дорога по полю забегает в лес. Я за ней следом. Гитара в голове заставляет пританцовывать.
Темноволосая протягивает руку к стоящей неподалеку раковине, и берет папину бритву. Девушка задумчиво любуется тем, как поблескивают на тоненьком лезвии огоньки свечек. Дыханье ее замирает.
Я исправлюсь. Я добьюсь, я перестану, я сделаю. Это все конечно мысли… но зачем они нам тогда, черт возьми, даны? А, большой брат? А Стикмэн почешет круглую черную голову и забросит мяч в корзину.
Бух! Мяч вылетает из сетки, мужчина приземляется. На площадку заходят трое. Он каменно смотрит на них – они на него. Тот, что в середине оглядывает своих друзей, когда к нему подкатывается оранжевый снаряд. Незнакомец останавливает его ногой.
Большой брат следил за нами. А стикмэн почешет голову, ударит по мячу и забьет гол.
На спидометре 180 километров в час, и стрелка стремиться к отметке 200. Словно ничего не замечая, блондинка несется по полупустому шоссе. Стекло уже закрыто. Ее нога давит и давит на газ…
Посмотрите на меня - я танцую! Это было бы гораздо проще, если бы песок был менее скользким. Лес, темно… мне когда-то снилось, что я иду домой через лес и поля. И где-то там впереди мой дом? Милая, я исправлюсь! Я построю дом, выращу чертово дерево и воспитаю дочь! Ха!
Стикмээээн!
Он с размаху бьет в стену и размазывает кровь кулаком. «Даааа! Ух, бля, как хорошо то! Фуух… Димон, где тут у нас зеленка?»
Бледная девчушка вздыхает, мол: «Ну вот опять»… Спускает воду, мажет ноги гелем и начинает их брить. В ее вороной головке невольно проскальзывает мысль об эпиляторе.
Тот, что в середине перекатывает мяч на носок, и со словами «Лайкерс, давай их сделаем», - резко пинает его хозяину в руки. Два друга гостя бегут в сторону кольца, дабы защитить его. Мужчина в форме мешкает, затем усмехается и начинает игру.
Светловолосая вздрагивает и сбрасывает скорость, когда в проигрывателе сменяется мелодия. «Тьфу ты! Чуть не заснула! Все, завтра беру отпуск». Женщина смотрит в стекло заднего вида и стирает со щеки слезу: «Чертов ветер».
Стикмэн поет и финтует.
Я подворачиваю ногу и падаю на сырой песок. В этот момент на меня падает стена дождя. Я зажмуриваюсь, когда крупные капли ударяют по лицу. Одежда тут же промокает насквозь, а ваш покорный начинает дико, захлебываюсь дождевой водой, ржать. И чем больше капель попадает в глаза, тем смешнее мне становиться.
В конце концов, я вскакиваю.
Чертов песок, все шмотки извазюкал! Ха!
Солнышко переворачивается в кровати на другой бок и непонятно почему шепчет на выдохе: «Все хорошо».