Шальная свадьба

1

       - Го-рько! Го-рько! Го-о-орь-ко-о!!!
       Он, Андрей Владимирович Болшев, - Андрюха Болшев, который практически все двадцать три года своей прежней, теперь уже уходящей в прошлое, холостой жизни отчаянно глумился над институтом брака, стоит за роскошным свадебным столом рядом со своею невестой и глупо, хотя и довольно, улыбается, готовясь в очередной раз жадно припасть к её нежным, розовым губам, на которых и помады-то осталось - только на вкус ощутить...
       Он крепко обнимает свою Марину и смотрит в её глаза, пытаясь запомнить их и навсегда украсть для своей памяти.
       - Го-о-орь-ко-о!!!
       Громче всех кричит какой-то мужчина, которого Андрей не знает, хотя тот и кажется ему знакомым. Мужчина основательно пьян, но голос имеет твёрдый, закалённый и выдержанный, как старый коньяк.
       - Раз! Два! Три!.. Десять!.. Плохо целуются молодые!..
       Опять этот мужик. Больше всех ему надо...
       Наконец они опять опускаются - почти падают на свои стулья. Обессиленные, оглушенные неимоверным шумом, но - счастливые.
       Никогда ещё Андрей Болшев не чувствовал себя таким счастливым человеком. Ему кажется, что он сейчас или лопнет от своего счастья и забрызгает им белоснежное платье любимой, или утонет в нём, как глупый камень тонет в глубокой, тёмной воде... Такая жена... Такая красавица! Такая умница!.. И все трое - его Марина...
       ...Мариночка... Да он даже и не мечтал о ней! Видел, разговаривал, но... Никогда. Никогда! И вдруг - нА тебе: свадьба! Всё честь по чести и даже немногим больше - все условности, кои Андрей всегда считал никчемными, архаичными глупостями, и те оказались соблюдены. Ему это трудно далось, но далось! и сейчас он начинал понимать, что всё же в этом есть своя изюминка. Ходить, как кот вокруг сметаны, размышлять, сомневаться... Наверное, поэтому так поступают настоящие гурманы: сначала они наслаждаются цветом, ароматом, шёпотом вина в бокале, и только после этого его пригубляют...
       - Горько!!!
       Снова этот пьяница. Андрея он начинает раздражать. Вот неймётся ему!
       - Я... Слушайте, вы! Я хочу выпить за молодых!.. Да!.. Пусть у них будет свой дом! Я хочу, чтобы у них был свой дом! Дом - это моя... то есть это их крепость!..
       "Кто же это такой? Где я его видел? Надо будет после спросить... Опять это "горько"!.."
       - Горько! Горько! Го-о-орь-ко-о!!!
       Стоит чудовищный грохот: играет музыка, галдят и хохочут гости, звенит и бьётся на счастье изысканная фаянсовая посуда, арендованный тамада с неприятным, пропитым голосом навязчиво шутит и предлагает пошлые и дурацкие игрища... Со всех сторон сыпятся тосты, вроде как адресованные молодоженам, но произносимые лишь для ближайших соседей по столу, которые их, впрочем, тоже не слышат...
       Только пьяный мужик всегда обращается непосредственно к Андрею и Марине:
       - Желаю вам родить двух детей - мальчика и... как её... девочку! Только девочку помладше, а мальчика - постарше! Мальчик должен быть всегда старше девочки, так как он родился раньше. А девочка - младше мальчика, так как она - девочка, и родилась младше... То есть раньше... И вас двое, и этих двух - тоже двое. Красота!..
       Андрей уже устал от громогласного гостя. Может, попросить свидетеля вывести его поближе к свежему воздуху? И когда он только напьется пьяным окончательно? Опять встает... Прямо ванька-встанька какой-то!..
       - Дорогие мои молодые! Желаю вам любви навеки вечные, и чтобы вы всегда друг друга любили и уважали!.. Как я!..
       "Господи! Когда же эта проклятая свадьба кончится? "- думает Андрей. "Когда, господи?!.."
       - ...Здоровья вам и долгие-долгие лета и зима...
       "Боже, какая же Марина красивая!"
       От огромной, как небо, радости глаза Андрея наполняются глупыми слезами. Ещё немного... Но кто там звонит? Откуда звонок? Что это?...

       ...Андрей Владимирович Болшев, мужчина сорока четырех лет, безработный инженер, отец двоих детей, с трудом разлепил склеившиеся за ночь ресницы, грубым шлепком успокоил бьющийся в истерике будильник и, спустив ноги на пол, уселся на мятой, несвежей постели. Утренний сон, пропадая, всё ещё цеплялся за глаза и с явной неохотой отпускал его разум. Воспоминания затихали, шум свадьбы в голове постепенно улегался и мягко переходил в понурый шип работавшего вхолостую телевизора. Андрей Владимирович медленно возвращался в реальность...
       Реальность... То была Реальность с ооочень большой буквы: потеря работы, разлад с детьми... что ещё? начинающиеся проблемы со здоровьем и, как венец трудовой деятельности лукавого за последний месяц, вчерашняя ссора с женой Мариной. Говоря начистоту, это была не ссора - ссоры рождались (но не умирали) каждый новый день, - это был просто окончательный разрыв... Распад... Разложение... Андрей Владимирович с трудом остановил эту цепочку ассоциаций. И без неё всё было достаточно скверно.
       Почему так происходит? Ты живешь с человеком почти четверть века и никак не можешь его до конца понять. Ну разве это не они с Мариной стояли тогда за свадебным столом, и им казалось, что этому празднику не будет конца, что он будет вечен? Что постоянно будут брызги шампанского, поздравления друзей, поцелуи родственников? Может, так не казалось Марине?.. За себя он, во всяком случае, ручался. И потом: не длилось же их счастье один день! Первый ребенок - Иван, потом дочка Леночка... Приятные заботы, от которых устаёшь, но так - немного, как от усиленного дыхания после бега. Надо. Просто надо... Когда же оно кончилось, это проклятое счастье? Это же не ключ, который можно потерять... и найти. Пой-ти. И най-ти.
       Андрей Владимирович позавтракал - без аппетита съел безобразно выполненный бутерброд с невыразительного вида колбасой и выпил чашку не в первый раз женатого чая.
       "А я женат только один раз, а выгляжу ещё хуже него", - подумал Андрей Владимирович и вылил остатки заварки в привыкший и не к такому, и, поэтому, равнодушный к чаю унитаз.
       - М-да... На тебе, белый брат, злости не сорвёшь, - сказал он, обращаясь к керамическому чуду сантехники.
       Унитаз немного обиженно помолчал и пробулькал в ответ что-то невразумительное.
       - Нет, - сказал Андрей Владимирович прислонившись головой к дверному косяку, - или я выдвигаюсь из дома или я двигаюсь с ума... На волю...
       И он вышел на улицу.

       Свежий летний ветер, проникнув в лёгкие Андрея Владимировича, не принёс ожидаемого успокоения. Тогда Андрей Владимирович купил сигарет и прикурил одну из них, чего не делал уже лет десять. "Кстати," - подумал он, - "ещё один повод для драки". Марина курила всегда, сделав великодушное исключение лишь однажды, на время беременности и кормления грудью их первенца - Ивана. На Леночку её уже не хватило...
       Воистину невыносимая мука - не будучи курильщиком общаться (причем тесно) с человеком, который сигарету вынимает лишь для того, чтобы не проглотить её за обедом или во время чистки зубов. И, разумеется, в соответствии со здоровой женской логикой, не она должна была бросить, а он - начать. Но Андрей Владимирович не для того несколько лет кряду боролся с самым сильным врагом на свете - с самим собой, чтобы по прихоти жены снова обречь себя на ежедневное утреннее бдение над раковиной, где он в течение нескольких минут должен был отхаркивать отвратительно коричневую влагу...
       "Куда теперь?" - тоскливо подумал Андрей Владимирович, ощутив себя возле автобусной остановки.
       Ответ показался ему ясным до очевидности.
       - На вокзал.
       Стоявшая рядом старушка испуганно пискнула.
       - Ой, касатик, чтоб тебя!.. Шумишь-то!..
       ...Конечно, на вокзал. Вокзал - это то место, откуда можно исчезнуть: отправиться, уехать, уйти по шпалам, в крайнем случае. И никогда больше не возвращаться.
       Как известно, все дороги ведут в Рим. Но железные дороги - это существа совсем иного рода. Они всегда ведут не в, а из большого города. Конца обыкновенной дороги почти никогда не видно: она позорно петляет в кустах, стыдливо скрывается между деревьями, прячется за повороты... А железная дорога втыкает свою полосатую, как жало, стрелу прямо в горизонт, пронзает его и выходит где-то там, по ту сторону рассвета...
       - Туда-то мне и надобно.
       Андрей Владимирович вновь сказал это вслух, во второй раз не на шутку перепугав не по годам исправно слышащую бабушку. А тут, очень кстати, к остановке незаметно, как вор, подкрался автобус. Андрей Владимирович прошёл в душный салон и посмотрел через заляпанное окно на востроухую старушенцию. Ей определенно был нужен тот же автобус, но неожиданно говорящий в самых неподходящих местах, как стреляющий громкими пулями, Андрей Владимирович, наверное, не внушил ей доверия, достаточного для совместной поездки с ним в одном муниципальном транспорте. Старушка щурилась и явно высматривала в чреве железной гусеницы Андрея Владимировича. Поняв это, он, ехидно ухмыльнувшись, помахал ей рукой: дескать, вот он я! и тут же пожалел о содеянном. Их глаза встретились.
       Андрей Владимирович похолодел от этого тяжелого, чёрного, полного несокрушимой ненависти взгляда. Ему показалось, что проклятая старуха вдруг стала на голову выше остальных людей, её всю как-то раздуло; красные губы безумно кривлялись на перекошенном лице, она чудовищно гримасничала, что-то шептала, высовывала острый, как змеиное жало язык и тыкала в сторону Андрея Владимировича сатанинским знаком. Её пальцы извивались, как черви; казалось, что в них нет суставов...
       "Помрёшь скоро", - услышал Андрей Владимирович отчетливо.
       "Этого не может быть!.. Она слишком далеко!.. Я не мог этого услышать!.." - лихорадочные мысли опережали друг друга, спотыкались и бежали дальше, - "Мне это просто показалось!.."
       Беспредельный ужас сковал Андрея Владимировича. Он понял, что ещё немного и ему придётся сменить штаны. Но тут, к счастью, автобус, наконец, тронулся, и страшная старуха пропала, как будто растворилась в немой толпе...
       "Нервы", - попытался успокоить себя Андрей Владимирович и провел дрожащей рукой по горячему лицу, после чего боязливо оглянулся. Но никто не смотрел в его сторону.
       - Фффу! - облегченно выдохнул он и стал наблюдать за дорогой, чтобы отвлечься.
       Через пятнадцать минут неспешной езды с остановками у каждого столба автобус благополучно прибыл на вокзал.

       Вокзал встретил Андрея Владимировича тысячами чужих, равнодушных к нему глаз, взгляды которых скользили по его лицу, одежде так же, как и по стенам с дикой рекламой, по лежащим у стен грязным нищим, по потолку, по замусоренному полу, - касаясь всего лишь вскользь и останавливаясь разве что на секунду - проверить: правда ли это человек, или, например, окно?
       Когда Андрей Владимирович вошёл, вокзал уделил ему свой обычный, мимолетный взгляд, наверное, проскрипел дверями "ещё один...", отвернулся и больше не смотрел на него, как будто Андрея Владимировича и вовсе в нём не было.
       Ещё полчаса назад это только обрадовало бы Андрея Владимировича. Но теперь он почему-то разозлился на равнодушие людей. Хоть бы кто подошёл и спросил его: "Почему тебе так плохо, человек? Человеку не должно быть плохо. Хочешь, я помогу тебе? Я успокою тебя. Я скажу тебе, что всё будет хорошо. Что это была не колдунья, а просто больная, старая женщина. Что не ты первый, не ты последний, кто расстается с человеком, прежде бывшим тебе самым дорогим на свете (а в том, что он расстаётся с Мариной, сомнений не было никаких)..." Нет. Никто не подошёл и не сказал ничего подобного...
       Андрей Владимирович раздражённо бросил в окошечко кассы название станции, наугад вырванное им взглядом из расписания, и с ожесточением взял билет.
       "Сейчас сяду и уеду отсюда к чёртовой матери!" - заорал он - на этот раз про себя, чтобы опять не напугать какой-нибудь глупой старухи, - "Где эта вонючая электричка? Быстрее... Я задыхаюсь здесь... Задыхаюсь..."
       И он сел в поезд.

2

       Электричка действительно оказалась вонючая, так что задохнуться в ней было не многим сложнее, чем в душном от жизни городе. Но, в положительное отличие от последнего, - подобно покойнику, мертво лежащего на своем месте, - электричка двигалась, гремя железными колесами по отполированным стальным рельсам, моталась из стороны в сторону, как пьяная, на неудачно выложенных перегонах и везла в своем грязно-зелёном чреве Андрея Владимировича прочь от ставшего ему ненавистным дома и ожесточённой к нему семьи.
       Андрей Владимирович, чтобы хоть чем-то занять свою уставшую голову и глаза начал смотреть в окно.
       Электричка всё ещё ползла в черте города. Мимо Андрея Владимировича, подпрыгивая, бежали серо-коричневые от специфической железнодорожной пыли дома и деревья. Внезапно Андрею Владимировичу ужасно захотелось стать деревом. А что? Стоять, как истукан, возле железнодорожного полотна, постепенно покрываться железистой грязью и ничего не хотеть. Ибо дереву можно ничего не хотеть. Оно все равно останется стоять на прежнем месте независимо от своего - пусть даже очень жгучего желания - уйти и спрятаться от шума поездов, от холодной зимы, от убийственных молний и рук человека... А Андрей Владимирович был вынужден бежать. От кого? От чего? Куда?
       Этого он не знал.
       Андрей Владимирович вынул свой взгляд из окна и посмотрел на попутчика - неопрятного, даже грязного старика, сидящего напротив.
       "Что это за человек?" - подумал Андрей Владимирович, - "Куда он едет? Может быть, его выгнала из дома родная дочь, устав стирать за ним испачканное старостью и болезнью бельё? А, может, его старуха умерла и теперь лежит, не убранная, в их затхлой постели, а у него нет ни денег, ни сил, ни желания её похоронить?..
       И почему в попутчики всегда достаются люди, с которыми даже не хочется заговорить? Почему они не так красивы, не так интересны, как попутчики других пассажиров?..
       А, может, они думают то же самое?.."
       От всех этих мыслей Андрея Владимировича отвлекло пришествие, вернее, почти нашествие контролеров.
       Их было пятеро, и они все, кроме одного, были женщинами - в непонятной темной униформе, в чудовищных фуражках с кокардами и с замусоленными сумками бывшего черного цвета, в которых скрывались квитанции и деньги уличённых в обмане Железной Дороги. Одна из этих путейских валькирий обратила свое внимание и на Андрея Владимировича.
       - Билетик, гражданин.
       Андрей Владимирович достал из кармана мятую бумажку и протянул её железнодорожной гарпии:
       - Пожалуйста.
       Неизвестно почему, но вежливость пассажиров усиливает подозрение ревизоров примерно втрое. Да и билет Андрея Владимировича был слишком уж помят в душном кармане.
       Горгона Желедуза придирчиво осмотрела билет со всех сторон. Сторон, к сожалению, было только две, и на них всё было проставлено верно - число, месяц, зона отбытия и зона прибытия. Контролёрша с трудом удержалась от искушения попробовать билет на зуб, как золотую монету. Но, как говорится, noblesse oblige - положение обязывало, и, возвращая билет, ревизорша строго сказала:
       - Не надо так мять билет, гражданин.
       И, не дожидаясь ответа, пошла, качаясь вместе с вагоном, дальше - выполнять свои служебные обязанности.
       "У курсанта нет прав. У курсанта есть одни объязанности..." - всплыло в памяти Андрея Владимировича далекое время обучения на водителя в автошколе ДОСААФ. Именно объязанности, через твёрдый знак. Так говорил большой школьный начальник, величина звания которого выветрилась из памяти Андрея Владимировича. Но там осталась эта фраза и фамилия военного - Змиевец.
       - Вот тебе! - процедил сквозь зубы Андрей Владимирович и, скомкав билет в маленький, неровный шарик, запулил им в открытое окно.
       Через некоторое время он заснул.

       И ему опять приснилась свадьба...
       ...шумные гости, пьяный тамада, прекрасная молодая жена и проклятый мужик, всё время желающий им всевозможных благ и радостей жизни.
       "Кто ты такой?!!" - заорал на него Андрей, - "кто?!! Откуда ты взялся?!!"
       Но пьяный гость не отвечал ему, только смеялся и продолжал произносить тосты и здравицы в их честь. И тогда Андрей Владимирович Болшев - Андрюха Болшев, всю свою жизнь отрицавший насилие, схватил со стола нож и, не помня себя от бешенства, бросился вперёд...

       Согласно статистике, большинство убийств на бытовой почве осуществляется обыкновенным кухонным ножом. Странно: один и тот же предмет режет и хлеб, и горло человека, который этот хлеб подал на стол...
       И ещё одна странность: для владения оружием нужны соответствующие документы и умные справки, а для того, чтобы пырнуть собутыльника ножом, требуется только нож...
       И немного водки.

       Испуг от содеянного был так силен, что Андрей Владимирович проснулся, дернувшись при этом всем туловищем и чуть не задев ногой старичка напротив.
       - Фу ты! - пробормотал он, вытирая лицо рукой, стараясь снять с себя страшный сон, как липкую паутину.
       Старичок испуганно вздрогнул, отвернулся и стал напряженно смотреть подслеповатыми глазами в мутное оконное стекло. Его явный страх взбесил Андрея Владимировича.
       - Что ты морду воротишь! - закричал он шёпотом, нагнувшись к старику, - тебя я что ли зарезал?!..
       Старик не выдержал такой непонятной для него злобы Андрея Владимировича, насколько мог быстро встал и поспешил прочь из вагона.
       - Ну и пошёл ты... - пробормотал Андрей Владимирович, обращаясь не то к сбежавшему старику, не то к самому себе.
       Успокоила его только скорая остановка поезда на той станции, куда Андрей Владимирович взял билет. Электричка судорожно подёргалась, замерла, двери разжмурились, и Андрей Владимирович без сожаления покинул этот тесный и злой вагонный мирок.

       Погода стояла чудесная. Голубое небо казалось упругим и впуклым, как внутренность резинового мяча. Оно буквально засасывало в себя, манило пухлыми ручками облаков, звало, приглашало: оттолкнись от земли и лети ко мне!.. Деревья сплетничали с кустами, и ветер рассказывал что-то такое весёлое, даже, может быть, неприличное траве, так что она шшшшшумно, но по-женски красиво смеялась...
       Когда-то так смеялась и его Марина. Между прочим, даже над его шутками. Столько лет они были счастливы... Действительно счастливы и действительно были. У них родились чудесные дети. (Эта фраза всегда ввергала Андрея Владимировича в лёгкое, минутное веселье: выходит, дети рождаются сами, без участия родителей? Если бы так, то некоторые люди просто не захотели бы рождаться. Одним из них сейчас был он сам...) Потом появился и собственный дом, в смысле - отдельная квартира. Отдельная квартира... Когда мы так говорим, то мысленно отождествляем эти две совершенно разные жилищные единицы: дом и квартиру. Чтобы, так сказать, острее почувствовать разницу, позовите гостей и разгуляйтесь на всю ночь в собственном доме, и попробуйте проделать то же самое в своей, якобы собственной, квартире...
       Погрузившись в воспоминания, Андрей Владимирович спустился с безлюдной платформы и, не оглядываясь на свистнувшую ему вслед электричку, пошёл по извилистой просёлочной дороге, которая, делая поворот, уходила куда-то за деревья.
       Обогнув перелесок, Андрей Владимирович вышел к полю.
       Справа от него стоял обыкновенный, знакомый каждому грибнику лес, составленный природой из всех видов деревьев, кроме, пожалуй, фиговых пальм, и дорога, теперь заметно выпрямившись, видимо почувствовав раздолье, уходила вдоль него куда-то в знойную, расплывчатую даль...
       Андрей Владимирович не долго выбирал себе путь. Слева поле. Справа лес. И одна дорога. Что тут долго думать?
       "Всегда бы так", - подумал Андрей Владимирович, - "было бы намного проще жить..."
       И Андрей Владимирович решительно пошёл по сухой, пыльной земле.
       Скоро его мысли опять вернулись в прежнее, трагически-философское русло. Но сколько он не размышлял о том, где и когда случилось непоправимое, это ни к чему не приводило. Ответ не шёл. Слишком уж много всего произошло за эти годы...
       Примерно через час Андрей Владимирович почувствовал в ногах некоторую усталость. Он сошёл с дороги и углубился в лесную тень, которая сразу щедро обдала его прохладой, так что истома разлилась по его отвыкшему от долгих прогулок телу.
       "Вот бы сейчас поесть!" - посетила Андрея Владимировича вполне гениальная и откровенно мужская мысль.
       На незнакомых кустах без энтузиазма, видимо от чувства собственной невостребованности, висели какие-то ягоды. Они показались Андрею Владимировичу съедобными. Он нарвал целую пригоршню и, хлопнув себя по губам ладонью, отправил их в рот. После этого он прошёл ещё немного в глубь леса и лёг на траву.
       Прикосновение к живой земле заставило привычного к бездушному уюту дивана Андрея Владимировича почувствовать неодолимое желание поспать. А так как никаких противопоказаний в отношении сна врачи (только не военные) ещё не обнаружили, то он поудобнее улёгся на правый бок, положил на руку тёплое ухо, закрыл уставшие от солнца глаза и немедленно уснул...

       ...И ему приснилась свадьба.
       Андрей Болшев опять сидел за столом. В его руках были нож и вилка, и он ел что-то тёплое, нежное, сладковато-солёное, с терпким, жарким ароматом, который даже ударял в нос. Посмотрев в свою тарелку, он увидел кусок сырого мяса, обильно источавший свежую, дымящуюся кровь. Нож и вилка тоже были в крови; его руки были в крови; весь стол вокруг него был запачкан кровью. Андрея начало мутить. Гости по-прежнему орали во всё горло, сыпались здравицы и пьяные шутки, но среди всех этих криков не было слышно так надоевшего уже ему отвратительного голоса. Он посмотрел на то место, где прежде сидел пьяный мужик, и увидел лежащий на столе, с головой в тарелке, окровавленный труп. Вновь обратившись к своему прибору, Андрей понял, что на нём лежало. И тут его вырвало...

       Андрей Владимирович проснулся, чувствуя, что его горлом следует жгучая, горькая жидкость. Его и в самом деле тошнило.
       "Это ягоды", - сказал он сам себе и тут же понял, что соврал. Это были не ягоды.
       "Это ещё ягодки", - пронеслась в его голове одинокая мысль.
       "Помрёшь скоро", - всплыли слова старухи.
       Андрей Владимирович медленно и устало поднялся с мятой травы. Шум свадьбы в голове понемногу затихал и плавно переходил в мягкое жужжание насекомых. Андрей Владимирович отряхнул с одежды прилипшие к ней мёртвые былинки и выбрался на дорогу.
       Солнце уже давно перевалило за полдень. Жара стояла невыносимая, и Андрей Владимирович вновь моментально взмок. Оглянувшись назад и никого там не увидев, он продолжил свой путь в прежнем направлении, то есть пошёл вперёд, к горизонту. Сейчас Андрею Владимировичу казалось, что если он пройдет ещё пару часов, то непременно в него упрётся, может быть, даже стукнется лбом. "И что дальше?" - подумал он горько, - "куда потом идти дальше? К кому? С кем я могу поделиться своим...?"
       Вдруг Андрея Владимировича, как радикулит, прострелила одна мысль, да так сильно, что он даже остановился.
       "А почему я до сих пор никого не встретил? И не видел ни одного дома? И сзади меня тоже ни разу никто не обогнал..."
       Андрей Владимирович повторно оглянулся и вновь никого не увидел. Чистая, как скатерть радивой хозяйки, дорога, не спеша скрывалась за лесом. Над ней низко летали ласточки.
       "Дождь будет", - не к месту вспомнил Андрей Владимирович уроки природоведения в школе. "А что это была за станция? Куда я приехал?"
       Он, было, полез в карман за билетом, но тут же вспомнил, что на билетах проставляются лишь зоны, да и билет-то свой он уже выбросил.
       "Ну и чёрт с ним!"- выругался он с досады, и тогда из тёмных глубин его памяти вдруг почему-то всплыли слова родной бабушки по материнской линии: "Андрюшка, запомни: лучше матом заругайся, а нечистого не поминай..." И ему вдруг стало страшно и зябко, несмотря на отчаянный солнцепёк. Одновременно с этим у Андрея Владимировича возникло неодолимое желание вновь сказать запретное слово, как это бывало с ним в подобных ситуациях с самого раннего детства. Ещё ребёнком, проходя во время дождя под высоковольтной линией, когда железная ручка зонта накапливала статическое напряжение, достаточное для хорошего разряда, ощутимого даже рукой, он всегда хотел лизнуть её языком, зная, что это наверняка его убьёт. Сейчас желание прикоснуться к смертельному железу голой плотью было такое же сильное.
       - Чёрт! - сказал он негромко.
       Ничего не случилось.
       - Чёрт! - повторил он.
       Опять тишина.
       - Ложные страхи... - пробормотал он, вытирая ладонью лицо и думая: не закурить ли ещё одну сигарету?
       И в этот момент сзади послышался какой-то шум.
       Андрей Владимирович вздрогнул и быстро обернулся.
       Из-за поворота, метрах в пятистах от него, в туче пыли появилась какая-то удивительная процессия: впереди ехала тройка лошадей, запряжённая в празднично убранный экипаж, за ней, подпрыгивая на ухабах, катились ещё повозки, тоже изрядно наряженные, в которых сидело полным-полно поющих и смеющихся людей; а дальше шли отдельные всадники - все пёстро разодетые и, видимо, сильно хмельные, так как они то и дело сталкивались потными боками своих коней и пьяно хохотали. Вообще, вся эта кавалькада производила чрезвычайно много шума: звенели гармошки, пели скрипки, кричали и смеялись люди, ржали и фыркали разгоряченные быстрым ходом лошади...
       Когда первая тройка подошла ближе, Андрей Владимирович увидел, что на лошадиных шеях надеты венки из цветов - там были и полевые, названия которых Андрей Владимирович не знал, и чудесные розы, и трогательные ромашки, и красные, как кровь, гвоздики, и белоснежные хризантемы... Также он увидел утопавших в цветах молодого черноволосого парня с желтой астрой в петлице и прекрасную девушку в подвенечном наряде и с пышным букетом алых роз.
       "Да это свадьба!" - наконец понял Андрей Владимирович, - "Деревенская свадьба!.. Только где же деревня?"
       Ещё через мгновение свадьба поравнялась с ним. Андрей Владимирович, едва не споткнувшись, спешно попятился к обочине, уступая дорогу и собираясь поприветствовать молодых каким-нибудь неловким жестом. Но тут вся свадьба неожиданно остановилась, и Андрея Владимировича обдало пылью, жаром и запахом конского пота. Шум и песни не стихали ни на минуту. Смеющийся жених, неучтиво облокотившись на плечо невесты, поднялся со своего места и крикнул Андрею Владимировичу что было силы, хоть они и стояли друг от друга всего в нескольких метрах:
       - Здравствуйте, любезный!
       - Здравствуйте, - Андрей Владимирович хотел ответить громко, но голос его неожиданно осёкся, и он закашлялся.
       - Что, пыльно? - снова засмеялся жених и его поддержала невеста, ровно, как и все остальные, кто следил за их разговором. Андрей Владимирович развел руками: дескать, сами видите, сколько напылили - чего спрашивать?
       - Куда путь держите? - спросила на этот раз невеста.
       Андрей Владимирович неопределенно махнул рукой.
       - Понятно!.. Поехали с нами! Погуляем! - она вновь засмеялась.
       - Поехали!!! - закричали все хором, и тут Андрей Владимирович почувствовал необычайную легкость.
       "А что?" - сказал он сам себе, - "поеду и погуляю. Может, напьюсь..."
       - Поехали! - звал жених, откупоривая шампанское и заливая его брызгами платье любимой.
       - Поехали! - звонко смеялась невеста, игриво кидая в Андрея Владимировича алые розы.
       - Эххх! Поехали! - крикнул в ответ Андрей Владимирович, задавив последние чахлые сомнения. Сильные руки оторвали его от земли и подняли наверх, к жениху и невесте.
       Так он, совершенно неожиданно, попал на эту странную свадьбу.

3

       Вся последующая дорога слилась для Андрея Владимировича в один непрекращающийся и весьма странно переживаемый кошмар: земля под ним тряслась, как больной в лихорадке; уши заложило от неимоверного шума; обоняние не успевало отделять друг от друга стремительно сменяющиеся запахи; глаза болели от скачущих цветов; его целовали, его дергали за руки, поили шампанским; ему что-то кричали в оба уха сразу несколько человек, давали в руки гармошку и заставляли петь... Впоследствии он, как ни старался, никак не мог вспомнить, где и когда свадьба свернула с дороги и въехала в лес. Он лишь заметил, что стало заметно темнее и прохладней. Один раз, делая очередной глоток шампанского прямо из бутылки, он поднял глаза к небу и с удивлением увидел пляшущие голубые пятна на тёмно-зелёном фоне. Лишь несколькими секундами позже он понял, что то были клочки голубого неба, запутавшиеся в густой листве старых, необыкновенно высоких деревьев. Воздух в лесу был настолько прозрачен, что после пыльной дороги казалось, будто он попал в чисто вымытые декорации, с приглушенным светом и незаметно работающими кондиционерами.
       "Декорации к фильму про вампиров", - почему-то подумал Андрей Владимирович, и эта мысль показалась ему одновременно и очень смешной и чрезвычайно реальной. Он громко расхохотался.
       - Вам нравится? - крикнула ему на ухо невеста.
       - Очень! - от страшного грохота колес звук собственного голоса он слышал как бы исходящим изнутри.
       - Отлично!
       Сколько продолжалась эта бешеная погоня, Андрей Владимирович не запомнил. Может быть, десять минут, а, может быть, и два часа кряду. Несмотря на очень небольшое количество выпитого шампанского, Андрей Владимирович чувствовал себя совершенно пьяным: он никак не мог сосредоточиться ни на одной мысли, не мог долго смотреть ни на один предмет: тем более что на такой скорости все предметы скакали, как безумные, и рассмотреть их мог разве что хитроглазый хамелеон. Сердце Андрея Владимировича было готово вырваться из груди, как птица из тесной и обветшалой клетки; он глубоко дышал, хотя на такой скорости можно было вообще этого не делать, - казалось, открой рот, и воздух сам полетит в широко распахнутые лёгкие... Его сознание немного прояснилось, лишь когда свадьба заметно сбавила ход и въехала в какую-то странную деревню, стоявшую прямо в лесу.
       Теперь они ехали мимо старых, почерневших от вечного времени домов, казавшихся сырыми и тяжёлыми. Лучи солнца сюда почти не проникали, и бревенчатые срубы давно покрылись зеленовато-бурой слизью, в которой наверняка сидели и уютно себя чувствовали холодные серые мокрицы и жирные пауки. Андрей Владимирович был уверен, что если прикоснуться к этим древним стенам, то они окажутся липкими и ледяными, как своды забытого Богом и людьми подземелья. Окна были черны и безжизненны и походили на пустые глазницы гнилого черепа. Казалось, что оттуда вот-вот выползет холодная змея или с резким писком вылетит летучая мышь, хищно оскалившись и царапая воздух острыми когтями...
       "Да в этой деревне никого нет", - проползла по спине Андрея Владимировича ледяными мурашками совершенно отчётливая мысль, - "Деревня давно мертва... Зачем мы здесь?.."
Он обратил внимание, что свадьба заметно поутихла, и теперь даже был слышен приглушённый топот лошадиных копыт по хвойному ковру. Андрей Владимирович почувствовал себя очень неуютно. Он захотел обратиться с вопросами к жениху или невесте, но они опередили его.
       - Зябко? - спросил жених, мягко улыбнувшись.
       Андрей Владимирович не нашёлся, что ответить.
       - Сейчас тут станет очень жарко, - пообещала невеста, - и очень весело...
       Затем она немного приподнялась со своего места и крикнула, обращаясь к гостям, или кто там они были:
       - Добро пожаловать, дорогие вы наши! Стол уже накрыт!
       Крикнув это, она повернулась к Андрею Владимировичу и, сверкнув лукавыми глазами, сказала:
       - Милости просим. Чувствуйте себя, как дома...
       И тут Андрей Владимирович вспомнил о своём доме, впервые с того времени, как ему повстречалась свадьба. "Странно", - удивился он, - "До этого я только о нём и думал..."
От размышлений по этому поводу его отвлек черноволосый жених.
       - Выгружайтесь, любезный. Вот наш дом, - он указал рукой на большой, добротный, явно не такой старый, как соседние, сруб, - кстати, как вас величать?
       - А... Ссс... Сергей... Владимирович, - вдруг зачем-то соврал Андрей Владимирович, - можно просто Сергей...
       - Нет, зачем же, - улыбнулась невеста, - пусть будет Сергей Владимирович, - она явно выделила его имя.
       "Почему?" - вспыхнуло в мозгу Андрея Владимировича.
       - Меня зовут... Марина, - снова улыбнулась она, - а моего мужа... ("Андрей!!!") Александр... Что с вами? Вы побледнели, - её лицо потеряло улыбку и обрело заботливо-участливое выражение.
       - Ннничего, ничего... меня просто немного укачало, - ответил Андрей Владимирович, - мы так быстро ехали...
       - Да, у нас славные кони, - с лёгким налётом гордости произнесла Марина, - теперь таких нет...
       Андрей Владимирович непонимающе посмотрел сначала на неё, затем на Александра, но они оба лишь улыбнулись и ничего больше не сказали.
       - Сергей Владимирович, милости просим! Проходите и присоединяйтесь к гостям. Они у нас тоже славные... - почти пропела Марина и, взявши Александра под руку, проплыла мимо Андрея Владимировича, направляясь к широко распахнутым дверям.

       Стол, что называется, ломился от выставленной на нём роскошной фарфоровой посуды, щедро наполненной всевозможными яствами; от тяжёлого посудного серебра; от чугунных, витых канделябров с жёлтыми, восковыми свечами и от старых, толстостенных бутылок с вином. У Андрея Владимировича возникло ощущение, будто он перенёсся как минимум в прошлый век, а как максимум... куда-то очень далеко. Вокруг стола суетилась прислуга, гости постепенно рассаживались, и Андрей Владимирович решил, что настало самое время тоже подыскать себе место где-нибудь недалеко от молодых, ибо это именно они его позвали на дороге и, следовательно, знали, кто он и откуда тут взялся. Он без труда нашел свободное место, откуда ему были хорошо видны молодожёны, и где они его тоже без особых хлопот смогли бы заметить. Помещение было не из самых светлых, даже несмотря на горящие свечи, но Андрей Владимирович отчётливо видел и Александра и Марину. "Тоже Марина", - подумал он, - "Почему же я так испугался, что его могут звать Андрей? Что со мной?.." Слуга налил ему бокал красного вина. Один из гостей, видимо, самых близких, - высокий светловолосый молодой человек, поднялся из-за стола и, постучав вилкой по горлышку бутылки, призвал всех к тишине.
       - Господа! - провозгласил он, - сегодня, в этот счастливый день, мы собрались здесь для... чего?
       Вопрос не был риторическим.
       - Для попить-покушать, - пошутил кто-то из гостей, и его наградили жидкими хлопками, вполне соответствующими уровню показанного остроумия.
       - Нет, господа! - продолжил молодой человек, видимо шафер, легко улыбнувшись, - попить-покушать свободно можно и дома. А вот поздравить наших молодых всегда можно исключительно здесь! И сегодня - один из таких дней!
       "Почему всегда и почему один из?" - недоумённо подумал Андрей Владимирович.
       - А посему я поднимаю этот бокал и предлагаю выпить за наших вечно молодых Александра и Марину!
       С шумом отодвинув стулья, гости встали и принялись чокаться своими фужерами, обильно орошая при этом как стол, так и друг друга. По всей видимости, ни одного трезвого среди них уже давно не было.
       Андрей Владимирович выпил свой бокал до дна и невольно оценил качество вина. Хотя "оценил" - это слишком сильно сказано: Андрей Владимирович не мог выступить хоть каким-нибудь маломальским экспертом, когда дело коснулось вина такого качества. Ему ещё не приходилось пивать ничего подобного: его рот наполнил непередаваемый букет ароматов и вкусов, да-да, именно вкусов, ибо в этом вине заключалось их, по меньшей мере, с добрый десяток; но ни один из них нельзя было почувствовать отдельно, так же, как и невозможно было не заметить, что всё же их много...
       Светловолосый юноша тоже допил свое вино, бросил дорогой бокал оземь и громко крикнул:
       - Горько!
       Его предложение было моментально поддержано всеми без исключения гостями:
       - Го-рько! Го-рько-о!! Го-о-рь-ко-о-о!!!
       Молодые медленно поднялись, Александр обнял Марину за талию, она томно возложила свои белые руки на его плечи, и они слились в долгом, даже слишком долгом поцелуе.
       Вино уже ударило в голову Андрея Владимировича, тем более что до этого он пил шампанское.
       - Го-рько! - присоединил он свой голос к общему крику, - го-о-рь-ко-о!!! Раз! Два! Десять! Плохо целуются молодые!.. Пусть им роди...
       Внезапно Андрей Владимирович осёкся. Он понял, что рядом с молодыми не было никаких родителей. "Может, они просто заболели?" - успокоил он сам себя, и это предположение показалось ему вполне убедительным, - "Конечно. Они заболели. Может быть, меня именно по этой причине и пригласили? Чтобы я исполнил роль посажённого отца... или даже двух посажённых отцов... И двух посажённых матерей..." Он пьяно засмеялся.
       Вино лилось рекой, шампанское открывалось и пилось с таким усердием, что свадьба была похожа на стрелковую подготовку на берегу пенящегося моря. Хмель необычайно быстро забирал Андрея Владимировича. Этому способствовала и та атмосфера всеобщего безумия и безграничного, почти бесконечного раскрепощения, которая сразу бросилась в глаза Андрею Владимировичу ещё на дороге...
       "Дорога..." - на секунду вспомнил он, - "когда это было? Вчера? Месяц назад? Не помню..." Буйное веселье увлекало его, как быстрый поток тянет за собой всё, что в него попадает. Андрей Владимирович чувствовал себя пловцом, которого неумолимо засасывает под проплывающий вблизи огромный корабль. Он не мог и не хотел бороться с силой, влекущей его под холодное, чёрное днище и могучие винты...
       - Го-орь-ко-о!!! - вопил он в упоении, и десятки пьяных голосов вторили ему.
       - Подождите! - внезапно крикнул он, что-то вспомнив, - я хочу сказать тост!
       - Просим! Просим! - поддержали его соседи по столу.
       Андрей Владимирович с трудом поднялся.
       - Я хочу выпить... - начал он, но его перебили:
       - Тоже мне - удивил! Выпей!..
       Некоторые из гостей загоготали, но Александр строго на них прикрикнул:
       - Тихо!
       И обратился к Андрею Владимировичу:
       - Пожалуйста, продолжайте.
       - Спасибо, - заплетающимся языком проговорил Андрей Владимирович, - меня перебили... Ах, да! - он прочистил горло, - Я хочу выпить за то, чтобы у наших любимых молодых был свой дом, ибо свой дом - это моя, то есть их... ваша крепость! За это!
       Он опрокинул в рот очередной бокал чудесного вина и грузно опустился на свой стул, который недовольно заскрипел.
       Марина ласково улыбнулась Андрею Владимировичу и мягко, как говорят с душевнобольными людьми, сказала:
       - Но ведь у нас есть дом, Сергей Владимирович. Вот, смотрите.
       И она обвела рукой вокруг себя.
       Андрей Владимирович с глупым видом огляделся.
       - Да, дом, - согласился он, наконец,  с Мариной, а, заодно, и со своими глазами, - действительно - дом...
       - А у вас есть дом? - вдруг спросила Марина.
       - Конечно, есть! - Андрей Владимирович попытался вспомнить свою квартиру, но почему-то не смог этого сделать.
       - Конечно, есть... - повторил он тихо.
       - Ну и отлично! - и Марина обратилась к гостям, - что-то вы плохо едите, господа! Я на вас обижусь! Прошу вас, наливайте вина!
       Андрей Владимирович погрузился в себя. Почему он не может вспомнить своей квартиры? "Открываешь дверь, входишь... Что там стоит сразу в прихожей? Стол? Нет... Вешалка? Какая?.. А комната? Сколько их? Не помню... Что за чччёрт..." Опять всплыли слова его бабушки: "Не поминай нечистого!"
       - Чёрт! - тихо сказал он вслух.
       Женщина, сидевшая рядом, повернула к нему своё безобразное, безвкусно размалёванное лицо:
       - Вы меня?
       - Нет-нет! - Андрей Владимирович отрицательно замотал головой.
       Женщина развратно засмеялась, обдав Андрея Владимировича отвратительным запахом старого перегара.
       "Надо ещё выпить", - решил он, - "Я просто пьян..."
       Его бокал опять стоял полный. Андрей Владимирович вновь поднялся со своего места.
       - У меня есть тост! - закричал он, стараясь перекрыть общий шум, - я хочу, чтобы у молодых родились (сами, что ли, родились, Андрюха?) дети! Две дети! То есть, конечно, я хотел сказать, два! Мальчик и... господи, как их... девочка! (Где я это уже слышал?) И чтобы мальчик был непременно старше, так как он - мальчик, а девочка должна родиться младше, так как она - не мальчик и объязана (именно объязана, через Ъ) рождаться младше...
       - Ну, загнул, - пробормотал кто-то.
       - Сергей Владимирович, - обратился к нему Александр, - а у вас есть дети?
       - Конечно... - сказал, было, Андрей Владимирович, и тут же засомневался, - по-моему... были...
       Он устало опустился.
       "Что со мной? Почему я не помню, есть ли у меня дети? Ведь есть, так? Есть?! Сын и, как её... девочка, то есть дочка!.."
       Голова шла кругом.
       - Идёмте танцевать, Сергей Владимирович! - услышал он голос Марины.
       Он поднял глаза и увидел, что почти все гости уже танцевали. Гармошки раздували свои меха, подобно рыбам, раздувающим свои жабры, когда они неожиданно попадают на сухой берег. Пели и играли на гитарах и скрипках пёстрые цыгане. Андрей Владимирович удивился, как он вообще узнаёт в этом хаосе отдельные мелодии. Его схватили за руки и вовлекли в неистовый хоровод. Земля поплыла под ногами, стены слились в тёмный круг, сердце колотилось в унисон бешеному ритму этого дикого танца. Неожиданно, прямо над своим ухом он услышал чей-то голос:
       - Ну как, вам нравится у нас, Андрей Владимирович?
       Это была Марина. Её всего на одну секунду приблизило к нему танцем и тут же унесло дальше.
       "Андрей?!! Андрей Владимирович?!! Она сказала - Андрей Владимирович?!!" - от ужаса он остановился, как вкопанный. Танец не мог этого допустить, и в следующее мгновение Андрея Владимировича вышвырнуло из круга. Он ударился о стол и чуть не упал.
       "Мне нужно выпить..." - подумал он, - "мне непременно нужно выпить..."
       Сколько он просидел, склонившись над своим бокалом, Андрей Владимирович не заметил. Когда он более или менее пришел в себя, молодые и гости снова были за столом и продолжали шумно веселиться.
       - Сергей Владимирович, - с озорным укором крикнула ему Марина, - что же вы больше нам ничего не желаете? Или вы нас разлюбили?
       В руке Андрея Владимировича неизвестно каким манером очутился новый бокал с вином. Ему пришлось подняться, хотя на этот раз, после ужасного хоровода, сделать это было очень трудно.
       - Да, - сказал он, - я хочу пожелать вам - тебе, Марина, и тебе, Александр, любви навеки вечные, взаимоуважения, и уважайте и любите друг друга!..
       Он был уже настолько пьян, что не мог четко формулировать свои мысли.
       - Любовь - это... Это... Это когда ты любишь. И когда тебя любят - это тоже любовь! Эти две любви нужно объединить в одну! И этим занимаются... (кто и где этим занимается, он никак не мог вспомнить) в этом, как его... ГАЗХ... Нет... ЗАГХ... Короче - занимаются. А любовь - это главное!..
       Все одобрительно загалдели и поддержали тост Андрея Владимировича.
       Вдруг Александр внимательно посмотрел на него и спросил:
       - А вы - любите, Сергей Владимирович?
       Андрей Владимирович потерялся. Он не знал этого. Любит - он? Кого?
       - Тогда я желаю вам здоровья! - обиделся он, - раз вы не хотите пить про любовь...
       - Как это не хотим?!! - раздались пьяные голоса, - мы хотим!..
       Андрей Владимирович, не садясь, налил себе ещё один бокал вина.
       - Я хочу...
       - Не торопитесь, Сергей Владимирович, - тихо сказал Александр, - ох, не торопитесь...
       Но Андрей Владимирович уже не слышал этого. Отчаянно качаясь, он прокричал:
       - Желаю молодым здоровья! Ибо здоровье - это здорово!.. А здоровое здоровье...
       Он не договорил. Силы оставили его. Последнее, что запечатлела его память, это было лицо Марины, таинственно улыбающееся, и её алые губы, говорящие что-то на непонятном ему языке. А потом все запахи, шум гостей и вкус вина стали быстро закручиваться в тугую, тёмную спираль, и Андрей Владимирович Болшев провалился в чёрную пустоту, имя которой - вечность...

4

       ... шшш... шшшш... шшххх... ххххх... ххггг... ххггооо... хггоооо... ггооорько...
гооорько! гооорькоо!! гооорькоооо!!! (Что это за шшшум? ) ээээййй... оуууу... (Где я?) шшшш... гооорькооо!.. (Кто я такой?) ооооо!.. (Я большой, холодный, чёрный камень, лежащий на дне реки... Надо мною многометровый слой тёмной воды...) ааааа!.. (Вода должна быть тихой... Откуда же этот шшшшуммм?..) гооорькооо!!! (Невыносииимый шумммм... Перестаньте... У меня раскалывается голова...)
       Пробуждение было тяжёлым, как любое похмелье. Но оно уже началось и, поэтому, было неизбежным, как рождение дня после восхода солнца. Пьяные вертолёты в голове по одному шли на посадку; чёрное вращение постепенно замедлялось, зелёные круги входили в одну плоскость и, отвратительно шатаясь, останавливались; тёмно-красные искры медленно гасли одна за другой. Прошло ещё несколько томительных минут и заработало сердце, лёгкие с трудом начали тянуть в себя воздух, зашевелились почки, тяжело вздохнула печень... Сознание не спеша растекалось, расползалось по всем закоулкам мозга, наполняло его, как вода наполняет высохшую на ветру губку...
       Андрей Владимирович Болшев, сделав неимоверное усилие, открыл глаза. Яркий, мельтешащий свет ослепил его. Он сидел, но по какой-то неведомой причине его сильно качало. Это показалось ему странным, и он сделал ещё одну попытку окинуть взглядом окружающий мир. На этот раз он увидел перед собой какой-то серовато-коричневый блин с тремя большими и двумя маленькими тёмными отверстиями. Блин мотался прямо перед лицом Андрея Владимировича и уследить за ним без того, чтобы не захотеть основательно прочистить желудок, было просто невозможно. Одно из отверстий неровно расширилось, и из него, в сопровождении отвратительного запаха, вылезли глухие звуки. Андрею Владимировичу они что-то напомнили. Он напрягся, и звуки неожиданно оформились в слова:
       - Гражданин! Граждани-ин! Сейчас конечная! Просыпайтесь! Надо выходить!..
       Тут Андрей Владимирович, наконец, пришёл в себя полностью. Он увидел, что находится в электричке, сидит возле окна, а напротив него стоит пожилой мужчина и теребит его за плечо.
       - Гражданин, вы проснулись? Выходить надо...
       - Спасибо, - просипел Андрей Владимирович. Горло скрипело, как будто им не пользовались минимум полгода.
       Старик облегчённо вздохнул и, исполнив свой христианский минимум, двинулся на выход.
       "Где я?" - вновь подумал Андрей Владимирович. Он посмотрел в окно и увидел, что поезд движется по его родному городу, с каждой минутой приближаясь к центральному вокзалу.
       "Совершенно не помню, как я сел в электричку", - Андрей Владимирович выпрямился на сидении и сделал попытку потянуться. Тело отозвалось глухой болью.
       "Что за ччч... Что со мной?" - передумал он, - "чувствую себя, как старый дед..."
       В этот момент поезд, наконец-то, подполз к вокзалу и, конвульсивно дернувшись, остановился. Андрей Владимирович, тяжело ступая негнущимися ногами, вышел на платформу...
       ...И на него сразу обрушился грохот вокзальной жизни. "Гооорькооо..." - послышалось ему в многоголосом шуме. Андрей Владимирович потёр виски.
       - Где я был? - спросил он сам себя вслух, - какие-то лошади в цветах, люди, странное вино, танцы... Марина!
       Яркая вспышка воспоминания ударила в него, как молния в одинокое дерево.
       - Свадьба! Я был на свадьбе!
       Теперь он постепенно припоминал всё: как в дурном расположении духа он сел в грязную электричку, долго ехал, потом вышел на каком-то одиноком полустанке, бесцельно брёл по пыльной и жаркой дороге, как его нагнала свадьба... Затем эта странная, мёртвая деревня... удивительно богатый стол... тёмно-жёлтые свечи... старинная посуда... изысканные яства... черноволосый Александр... красавица Марина...
       - Марина!
       На этот раз память вернулась к нему окончательно. Он вспомнил свою Марину, свой дом, своих детей... Свою ссору. Теперь всё встало на свои места. Подошло самое время для принятия какого-нибудь важного решения.
       "Надо идти домой", - сказал сам себе Андрей Владимирович, - "может, и на этот раз помиримся... Не в первой..."
       И он направился к автобусной остановке.

       У дверей своего подъезда Андрей Владимирович без лишних раздумий бросил в урну мятую пачку с оставшимися в живых сигаретами. Он не хотел давать Марине ещё одного повода для скандала. Сейчас, от непонятной, бесконечной усталости, он опять желал примирения. Он даже где-то раскаивался и чувствовал на своём сердце осторожные покусывания и прикосновения острых коготков совести...
       Поднявшись на свой этаж, Андрей Владимирович вышел из обшарпанного лифта на лестничную площадку и поискал в кармане ключ.
       Ключа не было.
       "Наверное, по пьянке потерял", - решил Андрей Владимирович, - "Придётся звонить..."
       Откровенно говоря, этого ему хотелось меньше всего. Если ты держишь в руке ключ, то до определенной степени ощущаешь себя хозяином, ну, хотя бы, этой двери. А когда звонишь... В этом есть что-то унизительное: тебя могут впустить, а могут и...
       Андрей Владимирович подошёл к своей квартире и с удивлением обнаружил, что дверь обита дерматином и, подобно варёной колбасе, туго перетянута витыми, немузыкальными струнами. Андрей Владимирович никогда не мог себе позволить соорудить подобную дверь.
       "Что за... такое?" - недоуменно спросил он себя и посмотрел на номер. Номер был правильным. И тогда он, как лунатик, нажал на холодную кнопку звонка...
       Звонок, как и дверь, тоже был другим.
       Долгое время никто не открывал. Он позвонил ещё раз. За дверью кто-то заворочался, видимо, орудуя замысловатыми запорами, и она, наконец, открылась.
       На пороге его квартиры стоял совершенно незнакомый ему мужчина лет тридцати пяти. В руке он держал бутылку пива. Некоторое время оба молча смотрели друг на друга. Первого терпение покинуло мужчину с пивом.
       - Вам кого? - спросил он и сделал изрядный глоток пузырящегося напитка.
       "Пива бы сейчас", - Андрей Владимирович лихорадочно пытался сообразить хоть что-нибудь ещё, кроме этого.
       - Вам кого? - голос хозяина колбасной двери немного повысился.
       - А где Марина? - наконец нашёлся спросить Андрей Владимирович.
       Мужчина в дверях насторожился.
       - Какая Марина? - спросил он, прищурив глаз и наклонив голову, как это делает собака, подходя к незнакомому и опасному предмету.
       - Моя жена... - только и успел прошептать Андрей Владимирович и в тот же момент увидел маленькую - лет пяти - девочку, появившуюся за спиной человека, открывшего ему дверь его собственной квартиры.
       - Пап, - испуганно пропищала девочка, тараща чёрные глазёнки на Андрея Владимировича, - а что хочет этот дядя?
       - Дядя хочет узнать, где наша мама, - ответил мужчина и погладил дочку по голове, - иди в комнату, папа сейчас придёт...
       Андрей Владимирович был не просто ошарашен, он был убит, раздавлен, как глупый червяк, бездумно выползший в дождливую погоду на мокрый асфальт осеннего тротуара.
       - Как - мама?.. - голос его задрожал, - где моя жена?
       - Где ваша жена, я не знаю, - решительно сказал мужчина и крепко взялся за ручку двери, - а моя жена дома, но я не намерен предъявлять её, как паспорт, каждому, кто меня об этом попросит...
       Он стал закрывать дверь. Андрей Владимирович со слабым вскриком вцепился в ручку со своей стороны. Его поразила собственная слабость.
       - Где моя Марина?!! Где мои дети?!!.. Это моя квартира!!!
       Неожиданно мужчина в дверях расхохотался.
       - Ваша квартира? Это - ваша квартира?!! Марин! Ты только послушай!..
       И тут из комнаты вышла абсолютно незнакомая Андрею Владимировичу молодая, довольно симпатичная, хоть и не красавица, женщина. Она с недоверчивым любопытством подошла к двери и, в свою очередь, спросила:
       - Что вы такое говорите? Ваша квартира? - она явно слышала весь разговор, - перестаньте хулиганить, гражданин. А ещё седины набрался...
       - Вот что, уважаемый, - отсмеявшись, заявил мужчина, - мы живём здесь вот уже пятнадцать лет. И мы вас никогда тут не видели. Если вы больны и заблудились, то я сейчас вызову "Скорую помощь". А если вы таким образом развлекаетесь, то...
       И он недвусмысленно посмотрел на свои крепкие руки.
       Андрей Владимирович, как пьяный, попятился к лифту. Дверь его квартиры громко захлопнулась. Это прозвучало, как выстрел.
       - Ничего не понимаю, ничего не понимаю, ничего не понимаю... - бормотал Андрей Владимирович, вновь оказавшись на улице. Он чувствовал, что сходит с ума.
       - Это же мой дом, моя улица... Вот, правильно, - говорил он сам себе, тупо уставившись на серое, равнодушное здание, - квартира тоже моя... Что же случилось?.. Где моя семья? Почему в моём доме живут чужие люди? (пятнадцать лет) Ничего не понимаю...
       Андрей Владимирович за раздумьями даже не заметил, как вновь очутился на вокзале, в этом странном, подвижном мире, в котором единственно реальной вещью было время...
       "А какое сегодня число?" - вдруг подумал Андрей Владимирович и посмотрел на большое чёрное табло, висевшее под самым потолком.
       Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать увиденное. Андрей Владимирович Болшев, Андрюха Болшев, всю свою жизнь не веривший в бредни о ведьмах и об инопланетянах в летающих тарелках, медленно опустился на случайно стоявшую рядом деревянную скамейку. Но даже если бы она там и не стояла, он бы все равно опустился. Ему показалось, что сердце его останавливается.
       - Целый год?.. - прошептал он и провел рукой по лицу, почувствовав при этом мягкую, неровную бороду и усы, - целый год?..
       Наверное, если бы Андрей Владимирович был женщиной или героем мыльной оперы, то он непременно впал бы в хорошую, добротную кому не меньше чем на десять серий. К сожалению, для него это была абсолютная, неимоверно фантастическая, но - действительность. С тех пор, как он вышел из дома и сел в электричку, прошёл ровно год. Как это получилось, Андрей Владимирович понять не мог.
       "Может, я впал в летаргический сон и ездил на этой проклятой электричке целых двенадцать месяцев?" - предположил он и тут же сам разбил это предположение в пух и прах. За год он точно намозолил бы глаз бдительным контролерам в солдатской униформе. Может быть, он просто сошёл с ума и находится сейчас не на вокзале, а в одной из своих галлюцинаций? Да, но где же, в таком случае, остались все остальные галлюцинации за прошедший год?.. (Гоорькооо!..) "Свадьба!" - мелькнуло в бедной голове Андрея Владимировича, - "Это - галлюцинация? Был ли я действительно на свадьбе?!!.."
       Проверить это, показалось Андрею Владимировичу самым простым и самым логичным решением проблемы. Он направился к расписанию электричек. Проходя мимо высокой стеклянной витрины, за которой прятались непонятные, пыльные товары, он взглянул на свое отражение и остановился, как будто наступил на ядовитую змею или на безжалостную противопехотную мину...
       В тёмном стекле он увидел себя - сгорбленного семидесятилетнего старика, с седыми волосами и безобразно оформившейся бородой.
       - Проклятая свадьба, - простонал он, и на его воспалённых глазах выступили скупые, старческие слезы... - проклятая...
       Некоторое время Андрей Владимирович пытался внимательно изучить расписание поездов. Но его зрение заметно ослабло, и с каждой минутой буквы всё больше и больше походили на маленьких колючих муравьев, разбегающихся во все стороны по своим неотложным делам. Андрей Владимирович никак не мог вспомнить, на какую станцию он брал вчера (год назад!) билет.         Внезапно его охватил смертельный ужас: он понял, что он просто не знает её названия.
       - Как же мне тебя найти? - шептал он, пряча слова в бороду, - как же?..
       Он стал припоминать сумму, которую заплатил у окошечка, но это так же ни к чему не привело. И тогда его осенило.
       "Нужно взять билет до конечной станции и следить за дорогой! Я её узнаю... Непременно узнаю..."
       Он купил билет (странно, но у него ещё остались деньги) и с трудом дождался ближайшей электрички. Войдя в вагон, он занял место у окна и стал ждать...
       "Гооорькооо..." - стучали колеса...
       "Гооорькооо..." - бубнили пассажиры...
       "Гооорькооо..." - прокричала электричка...
       Андрей Владимирович проснулся.
       Поезд недвижимо стоял в конечном пункте назначения. На улице начинал хозяйничать вечер: солнце осторожно, как бы примериваясь, прикасалось к острым крышам домов, и некоторые, самые длинные антенны уже бессовестно вонзились в его многострадальное, щедрое на тепло и ласку тело...
       "Я проспал", - пронеслось в голове Андрея Владимировича, - "Она усыпила меня! Ну, ничего! Сейчас я поеду обратно и всё равно её найду!.."
       Весь обратный путь Андрей Владимирович не отрывал затравленного, близорукого взгляда от окна, но так не увидел ничего похожего на тот полустанок, где он встретился с проклятой свадьбой... и потерял свою жизнь.
       "Я сижу не на той стороне!" - вдруг догадался он и быстро пересел к другому окну. Однако к тому времени уже здорово стемнело. Уставшая за день электричка делала свой последний рейс и теперь направлялась отдыхать в отстойник.
       "Ничего", - рассудил Андрей Владимирович, - "чёрт с ней! Переночую здесь. А с утра..."
       Он не успел додумать до конца и опять заснул.

       И ему вновь приснилась свадьба. Но, на этот раз, это была не его свадьба. Он был гостем - тем гостем, который громче всех кричит, больше всех шутит, дольше всех танцует... Андрей Владимирович давно уже чувствовал, что он чудовищно пьян и до смерти надоел молодожёнам, но он никак не мог остановиться. И тогда жених - удивительно знакомый черноволосый молодой человек, бросился на него и вонзил в его пьяное сердце ледяное лезвие ножа...

       Андрей Владимирович проснулся от ужасной боли в груди. Он согнулся почти до пола и захрипел. Секунду спустя боль отступила, оставив на поле боя - на сердце - первый мёртвый рубец...
       "Что это - инфаркт?" - подумал Андрей Владимирович, - "Но у меня никогда не болело сердце... до этой свадьбы..."
       Он почувствовал, что времени остается всё меньше и меньше. Нужно было спешить. И он снова обратил всё своё внимание в окно.
       Там, за окном, просыпалось утро, и ещё почти пустая электричка выходила в свое первое сегодняшнее путешествие... по давно знакомой и опостылевшей ей дороге...
       Через три часа Андрей Владимирович снова был на конечной станции, так и не заметив в пути проклятую платформу. Ещё через полчаса он поехал назад...

       ...Тёплый, летний вечер застал Андрея Владимировича бессильно лежащим на деревянном сидении: его левая рука безжизненно свисала и касалась пальцами грязного пола; лицо было перекошено; один глаз широко и слепо уставился в потолок... Он ещё жил, но уже только наполовину. Его разум пока не угас полностью, и он пытался в последний раз напрячься и поднять непослушное, разбитое параличом тело...
       Электричка остановилась, и Андрей Владимирович в противоположном окне увидел старые, высокие деревья и вдруг узнал их... Или ему это только показалось? Двери, закрываясь, издали отвратительно громкий скрежет. Казалось, электричка находилась в агонии и яростно скрипела железными зубами, в бессильном бешенстве стараясь перемолоть ими огромную, тёмную и неимоверно твёрдую глыбу, имя которой было Смерть... В окно, с улицы, ворвался резкий порыв ветра. На секунду Андрей Владимирович ощутил на ещё живой половине своего лица жаркое дыхание свадьбы: он почувствовал запах горящих восковых свечей; терпкий аромат старого вина; услышал музыку, хрип могучих коней; пьяные крики и пение разгулявшихся людей...
       Горячий ветер коснулся его седых волос, разметал их по лбу и нежно поцеловал его в ледяные губы. Затем он пробежался по его холодным рукам, забирая последние силы, и тихо тронул его измученное сердце. И оно, устало покорившись, отдало последнюю каплю своего тепла...
       С тем, чтобы Свадьба могла жить вечно...

1997