Визит к редактору или 20 лет спустя

 Визит к редактору или двадцать лет спустя.


 Стас Резинкин вытер пот со лба и поставил жирную точку. « Тяжко свой хлеб добывает литератор» - вздохнул он, откидываясь на спинку кресла и глядя на экран компьютера, где стройными рядами теснились буквы.
 - А что, лично мне нравится. Теперь, главное, чтобы понравилось редактору.
 Но его трудности на этом не закончились. Как подписаться: С. Резинкин, или А. Резинкин? С фамилией своей он уже свыкся, хотя и в школе, и позже в университете натерпелся. Как только не дразнили, Презервативов, Кондомский, а то и ещё похлеще!
 Можно, конечно, взять литературный псевдоним, но грыз Стаса червь тщеславия. Всё-таки хотя и жёлтая, а газета, как-никак тираж - десять тысяч. Кто-нибудь из знакомых, но увидит, другим передаст.
 Всё дело было в имени. По паспорту он был Анастасом. В далёком шестьдесят седьмом его бабушку Даздраперму Петровну чуть не сбил правительственный ЗИЛ. Водитель выскочил из машины и, убедившись, что с женщиной всё в порядке, принялся собирать разлетевшиеся по брусчатке колбасу, почти живую рыбу и две французских булки. А пребывавшая в ступоре Даздраперма, как загипнотизированная смотрела в нутро автомобиля, откуда на неё с мудрой кавказской улыбкой взирал бывший сталинский нарком. Когда пришла пора родиться Стасу, бабка настояла на имени Анастас. Мучения начались ещё в детском саду, да и с первого по восьмой дразнили Настей, и только в девятом классе помудревшие однокашники великодушно переименовали в Стасика. К тридцати годам он несколько раз порывался поменять имя на Станислава, но Даздраперма, к тому времени ставшая Дарьей Петровной и регулярно посещавшая церковь, пригрозила страшным родительским проклятием.
 - Чем тебе Анастас не нравится? Прекрасное христианское имя!
 Всегда уважавший свою бабку за крутой нрав, мягкотелый Стас подчинялся, утешая себя тем, что, сменив имя, он обретёт новую судьбу. А иной судьбы он не хотел. Выходец из интеллигентной московской семьи, выпускник Бауманки, Стас всю жизнь прожил внутри Садового кольца, и выбираться за его пределы на ПМЖ в обозримом будущем не собирался.
 Итак, к тридцати годам он остался при своём имени и почти без трудового стажа. Всё это не особо его тревожило, пока жила бабка Даздраперма и были трудоспособны родители. Но ушла в иные миры раба Божья Дарья, вслед за ней отправился отец, до конца дней трудившийся на благо столичной подземки, и на материнскую пенсию жить вдвоём стало нереально.
 Служить Стас принципиально не хотел, потому что считал себя творческой личностью. Мысль о том, что нужно каждое утро вставать в семь часов и собираться на службу, вызывала у него панику. «Праздность – мать размышления» - говаривал в своё время учитель Кун, и этот постулат был неистребим в молодом человеке как чувство голода или жажды.
 А всё началось с того, что в журнале «Пионер» напечатали стихи одиннадцатилетнего Стаса. Стихи были про перестройку и новое мышление и начинались слишком глубокими для такого юного дарования строками:
 
 По стране несётся тройка:
 Трезвость, Гласность, Перестройка.
 
 Мальчику прочили блестящее литературное будущее, бабушка хотела отвести его в литературный кружок, но родители встали Брестской крепостью. Талант надо холить и лелеять, и не нужны никакие литкружки, где ребёнка начнут загонять в совершенно не нужные ему рамки! Талант, он не знает границ и правил! С упорством, достойным лучшего применения они начали холить и лелеять самого Стаса, подразумевая, что это окажет благотворную роль на сидящий внутри него талант. В итоге получили великовозрастного трутня, с грехом пополам окончившего МВТУ, и больше трёх дней не продержавшегося ни на одном рабочем месте. Надо заметить, что те стихи про трезвость и все ей сопутствующие благотворные перемены были единственным творением Стаса.
 И вот к тридцати годам перед Анастасом встала диллема: либо влачить жалкое существование на пенсию матери, либо…
 После месяца телефонных звонков, бесконечных и в основном бесплодных разговоров, один не очень близкий знакомый, наконец, шепнул на ушко редактору газеты «Блудни» про юное дарование. Стасу назначили, и он пришёл в редакцию на всякий случай с потрёпанным журналом из прошлого тысячелетия, надушившись «Эгоистом», который купил на мамину пенсию.
 Редактор, сверстник Стаса, сразу взял быка за рога.
 - У нас в ходу две темы: деньги и те, кто ими владеет, ну, и сам понимаешь жёсткая эротика. Пусть читатель захлебнётся слюной, изведётся от вожделения! Если людские пороки способствуют росту нашего тиража, да здравствуют людские пороки!!
 Получив такое недвусмысленное задание и две недели сроку, Стас взял под козырёк и отправился размышлять на свой любимый диван.
 Решил он начать с первой темы. Сосед Толян с четвёртого этажа за последние два года довольно резко преуспел. Сменил не новую «девятку» на «Ауди» шестой модели, и к своей двухкомнатной прикупил у пятидесятилетнего алкоголика Григорьича ещё одну «двушку» на той же лестничной клетке. Устроил в обеих квартирах грандиозный ремонт, в итоге чего из двух «сталинок» сделал шикарные апартаменты, в которых запросто можно было снимать фильм про излишества русской буржуазии кануна октябрьского переворота. Но на косвенный вопрос, откуда такая красота свалилась на сына дворничихи и слесаря, Толян, подобно заправскому одесситу задал встречный и прямой как рельса.
 - Ты, Настён, жить хочешь?
 - В каком смысле? – не врубился Стас.
 - Ну, в смысле, пить водочку, дышать озоном, женщин оприходовать.
 - Странные ты, какие-то, Анатолий вопросы задаёшь?
 - Я-то странные, а вот ты – опасные! Ты в налоговую что ли устроился, или в ОБЭП?
 - Да нет. Я в газете теперь работаю, хотел вот про тебя, преуспевающего, статью написать.
 - Рано, Стасик меня под статьи загонять, рано!
 На этом разговор о деньгах иссяк сам собой.
 Время шло, а в голове у Стаса не родилось ни одной строчки и даже точки. Строчки-точки! И тут Стаса осенило! Он набрал номер редактора.
 - А стихи можно?
 - Ну, почему же нельзя? Но чтобы от твоих стихов у читателя стояк был на полдня!
 Пора было вспоминать пионерское, перестроечное детство. Вот так и родился у Резинкина опус, который он не долго думая, назвал «Эротические записки русского путешественника». И вкусно и полезно, читатель удовлетворяет свои животные инстинкты и географию подтягивает. Поэма сия повествовала о сексуальных подвигах русского кобеля в разных странах, причём географические названия, где метил свою территорию герой располагались в алфавитном порядке.
 И вот Стас, благоухающий Шанелью, с папочкой в руках стоял в приёмной редактора. Секретарша, переговорив по телефону с шефом, объявила:
 - Венцеслав Иванович примет вас через десять минут.
 - Простите, а где Михаил? Ведь он мне задание давал.
 - Михаил в отпуске.
 - В длительном? Может я лучше позже зайду?
 - В декретном – в голосе женщины Стасу послышалось раздражение. – Садитесь вон туда на стул и не отвлекайте меня, пожалуйста.
 Он покорно сел, куда ему указали, а секретарь уставилась в свой монитор.
 - Между прочим, газета поменяла своё название – через несколько минут заявила она.
 - Вот как? И как же она сейчас называется? «Шашни»?
 - Наша газета сейчас называется «Новое слово» - с гордостью сказала секретарша.
 - Хорошее название – упавшим голосом ответил Стас.
 А сам подумал, что его гениальное творение, отнявшее неделю жизни, может не совпасть с новой концепцией газеты. «Пойду-ка я лучше домой». Но в этот момент дверь редакторского кабинета распахнулась и оттуда выскочил распаренный молодой человек.
 - И не забывайте о художественной и нравственной ценности слова! – полетел ему вслед голос из кабинета.
 Сотрудник, видимо подвергшийся экзекуции отряхнулся, как пёс только что вылезший из воды и на нетвёрдых от пережитого ногах покинул приёмную.
 - Ксения Викторовна, ещё соискатели имеются?
 - Прошу вас – приглашающее подняла руку Ксения.
 Стас входил в кабинет редактора, как в своё время в кабинет директора школы, после того как они с Витькой Шебалкиным разбили окно в учительской.
 - Здравствуйте, Венцеслав Иванович.
 «Вот тоже имечко досталось. Интересно, как его в детстве дразнили? Веник?».
 - Доброе утро, молодой человек. Простите, не имею чести знать вашего имени.
 - Стас. Я у вас недавно.
 - Присаживайтесь, э-э Стас. Простите, но Стас звучит несолидно. Если вы позволите, я буду называть вас полным именем, Станислав?
 Стас, сглотнув, только осторожно кивнул.
 - Ну-с, что вы нам принесли, Станислав?
 - Собственно, Михаил, ну, который был тут до вас…
Венцеслав Иванович поморщился.
 - Михаила Сергеевича перевели на другую работу.
 - Да? А Ксения Викторовна сказала, что он в отпуске.
 - Пока в отпуске, отдыхает от напряженной работы. Труд редактора, знаете ли, не сахар.
Стас и сам не сообразил, как в руках нового хозяина кабинета оказалась его папочка.
 - Надеюсь, вы не против? Так, что тут у нас? О-о, «Эротические записки русского путешественника»! Почти как у Карамзина. Ну, что ж, и классики не пренебрегали эротикой.
 - Это задание от Михаила, – смутился Стас, - для увеличения тиража.
 - Тираж – это, конечно немаловажно. Но не будем забывать о художественной и нравственной составляющей русского литературного языка. – Венцеслав Иванович даже нравоучительно поднял указательный палец. - Я, молодой человек, с 77-го года редакторствую.
 Тут Стас только сейчас обратил внимание на не молодую, академическую внешность редактора.
 - Приступим – тот раскрыл папку.
 
 Он приехал в Амстердам,
 Чтоб пощупать местных дам.

 - Заинтриговали!
Далее Венцеслав Иванович скучным невыразительным голосом читал о том, как главный герой щупал рубенсовские формы дебелых нидерландок и, в конце концов, овладевал ими посреди многочисленных каналов.
 - Не знаю как мне, но современному читателю должно понравиться.
 Стас приободрился.
 Далее его герой отправлялся
 
 в страну Ботсвану
 Где поймал болезнь нежданну.
 
 - Простите, Станислав, а что вы подразумеваете под нежданной болезнью?
 - Ну, какое-нибудь местное экзотическое, венерическое заболевание.
 - А что, в нашей средней полосе венерические болезни ожидаемы?
 - Почему именно венерические. Если человек ведёт неправильный образ жизни, ожидать можно любых недугов.
 Редактор, отличавшийся нездоровым цветом лица, угрюмо промолчал.
 - Далее у нас, что?
 Далее на маршруте была Венгрия. Герой прибывает

 В страну мадьяр
 Чтоб разжечь любви пожар.
 
 Там он вытворяет чудеса с местной красавицей, оказавшейся праправнучкой ужасного Атиллы.
 - Сколько же лет этой праправнучке, если Атилла жил в пятом веке?
 Но к этому Стас был готов.
 - Если я начну указывать на сколько пра она ему внучка, это займёт половину текста, как минимум.
 Потом шла Греция и фантастический секс с одной из потомков Александра Македонского. А вот Дания неприятно удивила Венцеслава Ивановича, что он даже не заметил, как повествование стало вестись от первого лица.

 Я приехал в Данию,
 Но в Дании не дали мне.
 
- Это почему такая предвзятость к датчанкам? Бывал я в 75-м в Копенгагене, на конференции «Писатели – в борьбе за мир и социальный прогресс». Так вот, женщины там достаточно, э-э сексапильны.
 Тусклые глаза редактора за очками подёрнулись паволокой воспоминаний о сексапильных датчанках.
 - Плохо, значит, просили, молодой человек, раз не дали! – дал он оценку «датской теме».
 Потом герой отправляется в Египет, чтоб посмотреть параллелепипед.
 - Я в прошлом году был в Египте, никаких параллелепипедов не встречал. Только пирамиды.
 - На что не пойдёшь ради рифмы.
 - Дайте, попробую угадать, – редактор оторвал взгляд от рукописи, - герой крутит любовь с правнучкой Тутанхамона?
 - Почти – скромно улыбнулся Стас. – С дочерью покойного президента Садата.
 - Ну, это в корне меняет дело. А что, у Садата была дочь?
 - А разве не было? – в вопросе Стаса прозвучал вызов.
 Далее следовали мало, чем отличающиеся друг от друга оргии в Женеве, Зимбабве, Италии и Китае. Причём репродуктивные китайцы чуть не оторвали герою те органы, где копится и ждёт своего часа мужская сила. Видимо, чтобы не портил и без того сложную демографическую ситуацию в стране.
 - А почему, Станислав, у вас на и краткую ничего нет? Интересно было бы почитать о приключениях, например, в Йошкар-Оле.
 Венцеслав Иванович явно заскучал, по крайней мере, вожделения на его лице Стас не замечал. «Старый импотент!» - с раздражением думал он. – «Из-за таких как ты, эротическая литература в России обречена вечно прозябать на задворках!».
 - А вот это интересно! – вдруг оживился редактор и продекламировал:

 Как вернулся из Непала,
 Так либидо и пропало.

- Что же так в Непале отрицательно действует на либидо?
Стас замялся.
- Разреженный горный воздух, наверное.
- Ну что ж, – Венцеслав Иванович отодвинул от себя рукопись, словно это был спичечный коробок с опарышем.
 Он снял очки, достал бархотку и принялся основательно протирать их.
Пауза затянулась и Стас счёл нужным прервать её.
 - Там ещё четырнадцать стран осталось.
 - Да, я просмотрел, ветка сакуры упала на её обнажённую спину.
 - У меня такого нет – встревожился Стас.
 - Естественно. Вы давно занимаетесь сочинительством?
 - С детства – гордо ответил Резинкин.
 - С детства, это хорошо. – задумчиво посмотрел на него Венцеслав Иванович. – В середине восьмидесятых я работал заместителем главного редактора журнала «Пионер». Какие самородки мне там попадались. Вот, например, стихи одиннадцатилетнего мальчика про перестройку и новое мышление.
 Он достал тот самый номер журнала «Пионер», где был опубликован опус Стаса, вызвавший тогда столько восторгов.
 - Послушайте, вам это будет полезно.
 Редактор раскрыл журнал.

 Что б открылась к счастью дверца,
 Перестрой, товарищ, сердце!

Начал он читать поэту-эротоману его собственные стихи двадцатилетней давности.
 - Вот у кого надо учиться, Станислав. А это, - он брезгливо указал на рукопись, - заберите и никому больше не показывайте!
 Стас выходил из кабинета такой же поступью, как и его предшественник. Это было фиаско, полное крушение надежд на вожделенный гонорар.
 Он вышел из редакции в огромный коридор офисного здания, тупо посмотрел на свои «Записки» и стал оглядываться в поисках урны. Взгляд его упал на одну из дверей, где на красивой табличке из жёлтого металла было выбито:

 Издательство Барковъ.

« Может к Баркову этому зайти?" - мелькнула мысль.
 Надо отдать должное Бауманке, образование там давали на совесть, даром, что техническое. Где-то в закоулках сознания всплыл почти стёршийся образ давно почившего литературного хулигана. Надо же, двести лет прошло, а люди всё помнят! Значит и у него, Анастаса Резинкина не всё потеряно. Он нежно, как любимую женщину, погладил рукопись и уверенно открыл дверь с жёлтой табличкой.

 * * * *