Жизнь, как Жизнь гл. 44 - МАТЬ и... МАМА

           Мария Сергеевна навещала Шуру часто, иногда с Александром Васильевичем, иногда с Танюшкой, но чаще одна.
           Она приносила Шуре фрукты и конфеты и подолгу сидела с ней в больничном коридоре. Мария Сергеевна говорила, а Шура слушала.
           - Андрей рассказывал, тесновато у вас. Вот, выпишешься из больницы и будешь у нас жить. Танюшка, так та, уже надоела, всё спрашивает и спрашивает, когда же Шурочка придёт. Только и твердит о том, как уроки будет с Шурочкой учить, да, как по выходным на коньках с ней кататься будут...
           - Ничего-о-о... Выйдешь, начнёшь работать и легче тебе будет. Я-то знаю, за работой горе быстрей забывается, - отвечала Мария Сергеевна на отрешённое молчание девушки.
           - Только, где я работать буду? В школу я больше никогда не пойду... - проронила Шура, с тоскливой надеждой глядя на женщину, которую - так хотелось назвать мамой.
           - Была бы шея, а хомут найдётся, - улыбнулась Мария Сергеевна. - Андрей говорил, ты на все руки мастерица. Тебе ли о работе горевать?!.. Об этом ты не волнуйся. Что-нибудь придумаем...
           Она уходила домой, а Шура снова ждала её прихода. С каждым посещением этой удивительной женщины сама Шура становилась всё ближе и ближе к жизни.
                ...
           - Гулявцева, Вас мама внизу ждёт, - торопливо объявила невысокая полная женщина в больничном халате, резко открыв и тут же захлопнув дверь Шуриной палаты.
           Девушка старательно спрятала под подушку, принесённый Марией Сергеевной розовую тетрадочку - дневник Андрея, надела тапочки, потуже завязала поясок своего не по размеру длинного больничного халата и пошла вниз по лестнице.
           В кресле коридора первого этажа, не снимая пальто и шапки, непринуждённо и удобно расположилась Клавдия Даниловна.
           - Сядь, посиди... Поди, надоело лежать-то? - заговорила она без лишних предисловий, указав дочери на место рядом с собой. - Сколько тебя ещё здесь продержат?
           В ответ девушка только пожала плечами.
           - Что, с матерью и разговаривать не хочешь? Чего у тебя болит?
           - Ничего не болит, - через силу выдавливая из себя слова, отозвалась Шура.
           - Если ничего не болит, так что ты тут лежишь?.. На работе тебя никто ждать не будет... Уволят, как миленькую, и совсем сядешь ко мне на шею!.. - раздражённо говорила Клавдия Даниловна.
            - Не сяду, - слабо возразила Шура, - я у Андрея жить буду...
           - У какого Андрея?.. У Андрея... Ты что, совсем свихнулась! Нет у тебя никакого Андрея!.. Не-е-е-т!.. Утонул он... Понимаешь!.. У-то-ну-л!.. И закопали уже...
           - Знаю... Мария Сергеевна сказала... Андрей так хотел... - опустив голову настолько низко, чтобы мать не смогла заметить предательские слёзы, сдерживая дыхание и еле проворачивая слова, чуть слышно отозвалась дочь.
           - Ну, пра-а-а-вильно... Теперь ты всё будешь делать, как Андрей хотел и, как чужие люди сказали... А на мать тебе наплевать!?.. Павел тысячу раз прав, в могилу ты меня загнать хочешь!.. Забыла, что врач сказал? Мне волноваться нельзя, а ты тут сцены устраиваешь!..
           Она ещё что-то долго говорила, размахивая руками и стукая себя в грудь, но Шура снова уже ничего не слышала. Снова в голове закипал котлован, а пар готов был разорвать хрупкую черепную коробку.
           Девушка, как в первый раз, обеими руками с силой сжала свою голову и, с невероятным усилием сдерживаясь, чтобы не застонать прямо здесь, нетвёрдой походкой пошла вверх по лестнице в свою палату.
           - Кто это к тебе приходил? - спросила дежурная сестричка Света, спешившая к очередному больному с капельницей в руках.
           - Мать, - перебарывая невыносимую боль и едва сдерживая дрожь в голосе, коротко отозвалась Шура.
           - А кто же к тебе вчера приходил? - Светлана остановилась, поставив на пол свою установку с капельницей и совершенно позабыв, куда она только что так торопилась.
           - Мама, - не задумываясь, ответила Шура и скрылась за дверью своей палаты.
           Сестричка с минуту постояла посреди коридора, что-то соображая, потом взяла свою установку и, направляясь с ней в палату в конце коридора, где находился конечный пункт её назначения, пожимая плечами, удивлённо повторяла:
            - Это мать... Это мама... Мать... Мама...
                ...
           - Что с Гулявцевой? Кто к ней сейчас приходил? - допытывался у дежурной медсестры Артём Тимофеевич.
           - Она сказала, что мать...- виновато лепетала сестричка.
           - Эту мать в больницу больше не пускать!.. - кипятился молодой врач. - Твою мать!... Ноги, чтобы её здесь не было!..
           Светлана молчала и, часто хлопая своими длинными густо накрашенными ресницами, недоумённо смотрела на врача, до сего момента не перестававшего удивлять коллег по работе своей несовременной аристократичностью.
                ...
           Прошло ещё две недели. Молодость и жизнь, не без помощи настойчивой психотерапии Марии Сергеевны, брали своё.
           Шура выздоравливала и крепла.
           Она поняла, что от матери ей всё равно не уйти, и, смирившись с этим, как с неизбежностью, готова была дальше нести свой крест.
           - Когда меня выпишут? - спросила она однажды, лишь только Артём Тимофеевич открыл дверь её палаты.
           - А ты уже по дому соскучилась? - довольно заулыбался - обычно серьёзный молодой эскулап.
           - Да, нет... Просто, пора...
           - Ну, допустим, когда будет пора, мне решать... Но, если очень надо, то на следующей недели выпишу...
           - Вот, спасибо... - улыбнулась девушка своей прежней, лёгкой улыбкой.
           - Какая Вы красивая, когда улыбаетесь... Улыбайтесь почаще, Щурочка... Вам так идёт... - говорил он любуясь результатом своей работы.
           - Гулявцева, к Вам пришли! Не успев открыть дверь, радостно и шумно сообщила Светлана. - Здрасте, Артём Тимофеич!.. - значительно убавив громкость, смущённо добавила она, увидев в палате своего шефа.
           - Кто там? - сразу насторожился врач.
           - Подруга...
           - Хорошая?
           - Говорит, школьная.
           - Пусть заходит... - и, простившись со своей пациенткой одобряющей улыбкой, доктор вышел из палаты, аккуратно закрывая за собой дверь.