Никос Самаритьидис палеографическая живопись

Касталия — нимфа, дочь речного бога Ахелоя. Спасаясь от преследования влюбившегося в нее Аполлона, она превратилась в источник на горе Парнас.

Кастальский ключ — источник на горе Парнас, посвященный Аполлону и музам. В воде Кастальского ключа очищались паломники, приходившие в Дельфы. В современном языке Кастальский ключ означает источник вдохновения.


Германия как Касталия
Встреча с Никосом Самаритъидисом, греческим художником, живущим в Германии, была внезапной и нечаянной.
Я не биограф этого художника. Ему жить и питаться белым солнцем, горько соленой водой Средиземноморья, выпаренными на солнце белыми атоллами, синей зеленью и неухоженными бурыми скалами. Ему жить и рисовать, рисовать так, чтобы выдвинуть свою Грецию в центр сознания мира. Наверное, такая у него сверхзадача.

Первое впечатление.
Нас познакомили жены: моя Галина и его Стелла. Они обе занимались на языковых курсах немецкого языка, а Стелла когда-то училась в аспирантуре в тогдашнем еще Ленинграде и очень прилично знала русский язык. Забежав как-то к нам и увидев то немногое хорошее, что есть у нас на стенах, пригласила нас к себе.
Квартира художника и студия, и место для житья большой семьи. Везде картины, заготовки холстов, подрамники, книги, диски СД и керамика. Конечно больше всего картин.
В основном ландшафты просто марины, нет портретов, но обычный сюжет - деревушка у кромки моря, лодки, море, горы. Однако больше всего абстрактных полотен с какими-то греческими письменами.
Синяя, синяя, синяя вода, вся в белых блестках ребристых волн и пены передо мной. Белые стены, белые крыши домов и даже бурая земля и желтый песок давным-давно выбелены до белизны снега. Они уже не бурые и не желтые.
Давным-давно!
Умеет рисовать рисунок – твердая, хорошая рука. Колорист, правда, излишне контрастный, с южной интенсивностью цвета. Если ночь – то глубокого сине-черного цвета, если день – то без оттенков оранжевая к пронзительному белому. Они бьют по глазам энергией и темпераментом юга. Понимаешь: пастельные тона в этих картинах невозможны. Потому что - Греция. Это в ландшафтах.
В абстрактных полотнах с письменами также виден высокий профессионализм. Техника письма: есть и обычная, но чаще – смешанная . На холсте или дереве, или на толстой многослойной фанере художник после грунтовки делает различный фон или чистый, или разнообразный, но в одной гамме. Затем формует некий рельеф на плоскости, выбирая ножом или другим инструментом первый слой или даже полслоя фанеры, создавая прожилки. Эти прожилки могут быть оттенками различного цвета. Они также создают беспредметную композицию и видятся ею, которая получается в виде орнаментального "фон в фоне" или "фон на фоне". И на этом мощном глубинном двух, а то и трехслойном просвечивающем фоне размашисто и по природе своей угловатая идет древнегреческая каллиграфия. Есть картины, на которых в фоне присутствует чуть смытая почти акварельная фигурация.
На полотнах древнегреческим шрифтом, а как затем я узнал, письменностью the Linear B, изображены цитаты из «Одиссеи» или Платона. Но больше всего цитат из Кавафиса, Элитиса и других современных греческих поэтов.
Но мало того, оказалось, что цитации из этих потов воспроизведены не на древнегреческом, а на протогреческом. Когда-то там, в месте что позже оказалось Элладой, язык был еще не древнегреческий, а письменность не алфавитной, а клинописной, которая сохранилась в камне и глиняных пластинках. Точнее это уже не клинопись, но еще и не сформировавшийся алфавит. По содержанию это были не поэтические тексты, а долговые расписки, записи о торговых сделках и инвентарные списки. Расшифровали их всего лет 50 тому назад и обозначили эту протогреческую письменность – the Linear B. Никос сказал, что этот язык так же отличен от древнегреческого, как древнегреческий от новогреческого.
Так вот, Никос освоил эту письменность и язык, переводит на него из современных греческих поэтов и каллиграфически располагает цитаты из них на своих полотнах.

Путь
Как он пришел к линеар Б?
Всегда интересовался шрифтами. Не просто шрифтами, как знаками для записи звуков, но и их изобразительностью. Зрел протест против машинизации письма и стремление сохранить индивидуацию письма – почерк. В шрифтах поражали следы их ручной выделки, ручного написания.
Занялся изучением китайской каллиграфии, которая тоже была замечательна жизненностью и следами индивидуальной, личностной проработки в нарисованных иероглифах. Задумался: как сохранить почерк? Попытался изображать буквы древнегреческого алфавита на камне.
Много читал поэзии. Много читал Одиссея Элитиса – нобелевский лауреат 1979 года, живший на Лесбосе. У Элитиса встретил запись стихотворения записанного древнегреческим алфавитом без разделения на смысловые граммемы. То есть, Элитис знал, как записывался текст письменностью, еще не обросшей всем оформлением.
Современное письмо со всей графической оформленностью грамматики – предназначено для чтения. В нем заложена цель – необходимость восприятия, воспринимающего. Грамматика облегчает чтение. В древнем письме, письме на скрижалях, таблицах, папирусе превалирует смысл увековечивания, печати, жгучей страсти человека протянуть себя в вечность, продлить себя во времени, преодолеть время посредством отпечатывания своей единственности, уникальности.
Археологические раскопки крито-микенской культуры, которые идут много лет, уже дали возможность прочитать таблички линеар Б. А 10 лет назад были найдены новые таблички из Фив, на которых клинописью Агамемнон посылал сообщение к хеттам.

***
При второй встрече Никос находился дома. Между нами как-то сразу установилась некое доброжелательное взаимопонимание. Я оказался в уникальной ситуации общения с художником: грек, живущий в Германии, владеющий немецким и я, русский, не владеющий немецким. Нечто подобное было у Вальтера Беньямина, не знающего русского, в Москве. Итогом языковой немоты Беньямина стал знаменитый ”Московский дневник”. Наша разговорная связь происходит при помощи жен, то есть их совместного перевода с русского на немецкий и греческий, и с греческого и немецкого на русский. Поэтому мы фактически ”не говорили ни о чем земном” и, если пытались сказать что-то важное друг другу, то говорили эссенциями. Наше общение больше проходило с помощью телепатических интуиций и ассоциаций; и здесь картины Никоса являют себя в качестве камертона и материального физического медиатора…
Я не мистик, но все это: маленький городок Рюссельсхайм недалеко от Франкфурта–на-Майне, художник – грек, живущий в Германии, – это было как-то слишком много для мгновенного осознания. И вот в этом городке, где существует общество художников, открывается небольшая выставка, где были представлены и работы Никоса… Для этой выставки я написал небольшую заметку.


***
Воскрешение протогреческой письменности the Linear B
 
Каллиграфическая живопись Никоса Самаритьидиса извлекает из чувственной, телесной памяти понятия "место силы" и ясперовское "осевое время". Именно по оси времени располагались и образовывали фокусирующий магнит человеческих восхождений "места силы" то в Шумере, то в Древнем Египте, то древней Индии, Китае, Тибете, то в Афинах, то в Иерусалиме, то у славян. Такие магниты то полыхали испепеляющим пламенем, то обжигали ледяными лучами космической ночи. Одни места силы энергетически пульсируют и ныне, другие растворились в человеческой истории, но оставили сгустки вулканических следов. И в сегодняшних проявлениях эти следы фосфоресцируют, заряжая суггестией движение руки живописца.
Эти сгустки раскрываются через мощную разгрунтовку плоскости многослойным фоном различного цветового звучания в концептуальных полотнах Самаритьидиса. Но только когда мысль рождается из чувства и соединяется с ним.
Древняя Греция диктует потомку - не думай о себе – играй со смыслами – сохрани – передай дальше – откажись от времени...
И он играет смыслами своей древней культуры, окунаясь в Кастальский ключ Парнаса. Он знает, что небо, земля, солнце, камни, песок и синь моря – вещества без времени. Они лишены протяженности. И тогда давно, 25 веков тому назад были они же, те же. И эти горы, эти холмы, покрытые вечнозелеными лесами, это солнце над Грецией, в Греции, эти моря, эти скалы и песок - все вещи природы художник предлагает взгляду:
"Смотрите, в вещах, в веществах природы нет секунд, минут, часов, лет, столетий. Они не нуждаются в измерении. Они есть… Они вне времени, они – вневременны. Есть день и ночь не как время, а как свет и тьма".
Можно провести пальцем по бороздкам этих непонятных знаков, погладить их клинья и углы. Можно застыть, пытаясь разместить взгляд по всей плоскости картины – раскрой глаза пошире! Или уткнуться взглядом в клинообразный знак, напоминающий позу тела в сиртаки. А может быть Самаритьидис уверен, что будущее – в прошлом, что будущее и есть прошлое, что будущее вернется назад. Может быть художник стремится об этом поведать Кавафису в ответе на:
 Sophoi de prosionton
 
Грядущее известно божествам –
Одни они предержат все стихии.
А прозорливцам – вскоре предстоящее
Предчувствовать дано. Им, мудрецам
 (Перевод Г.Шмакова)

Как художник он уверен в том, что будущее – это то самое "вечное возвращение" Фр.Ницше. Такие полотна, как "Petalides", "Einode", "Jasmin" и особенно "Logos" и "Kytissos" метафизически наполнены. И это наглядное живописное свидетельство, что греческий художник, здесь-и-сейчас в Германии живет как Йозеф Кнехт в Касталии Германа Гессе. Он играет со смыслами протогреческого бытия. И этой игрой действительно служит тем невидимым смыслам, которые были и творились в началах человеческой истории. А это южное переживание цвета и света, может быть в чем-то излишне интенсивное, приближает знаки протогреческой письменности к живущим ныне и поддерживает надежду на возвращение великого Начала.
 
Иконическая тональность
Картины Никоса имеют некую связь с иконой. Иконический акцент его картин подтверждают:
-- (а) изображение текста как сакрального предмета.
-- (б) изображение знака (буквы) с наполнением скрытого сакрального контекста.
-- (в) каждая картина Linear B изображает лик: лицо картины состоит из портрета слова, помещенного в ландшафт знаков.
-- (г) картины заряжены суггестией.
Компьютер не передает магию изображения. В компьютерном изображении от живых картин Никоса пропадает суггестия, весь манящий и притягивающий центр.
В живых полотнах Linear B эти непонятные цветовые абстракции линий, черточек, штрихов зритель воспринимает как показ соединения и совпадения в одной точке, или на малом куске пространства проблеск мысли и "трансцендентного чувства". (Конечно, этот термин невозможно тавтологичен. Понять, что это такое -- трудно, но все же он дает некое указание на существование невыразимого.). Созерцая их, у человека появляется желание произвести некое сосредоточенное действие. Нет, ты не впадаешь в прострацию, но даже атеисту начинает хотеться произвести молитвенный акт, как сенситивное размышление. То есть, впасть в то состояние труда молитвы, в котором ты можешь собрать все свои аналитические способности и сенситивные дарования в одну-единственную точку. Ведь нельзя молиться всякий раз и по всякому поводу; молитва – это подвиг собирания себя.
Вот одно из самых мощно заряженных суггестией полотно "Цикламен".
В начале ничего не видишь и не понимаешь. Только пятна. Затем в изумрудной гамме начинаешь различать линии, штрихи, иероглифы и незнакомые буквы. Откуда-то появляется желание рассматривать это далее. Из непонятного, нефигуративного рисунка взгляд начинает варьировать как бы возможные фигуры. Несуществующие фигуры. И постепенно картина образует в зрителе чувство предпонимания. Теперь возникает желание смотреть, смотреть и смотреть. А вместе с этим и желание понять то, что в картине так симпатизует тебе. Чем она манит и чем привлекает, чем притягивает и почему затягивает? Наконец, соображаешь: оказывается, очень хочется прочитать. Но ты не знаешь ни греческого, ни древнегреческого, ни этой письменности, про которую ты уже потом узнаешь, что это Linear B. Оказывается перед тобой матово-узорчатое стекло. Оно покрыто толстым слоем культурной пыли ненужного знания. А за ним мерцает нечто важное, может быть, самое главное для тебя, для твоей жизни. Тебе только нужно взять тряпочку и, смахнув со своей души мусор ненужного, очистить себя в обучении древнегреческому. Потому, что для человека, как ныне говорят, продвинутого, для знающего древнегреческий и эту неведомую мне письменность картина зовет к проговариванию, к артикуляции. Она побуждает к речевому поведению. И когда человек способен прочитать вслух изображенный текст картины, то этим акционистским жестом, зритель способен продлить действие картины и поместить ее вовне.
Так что же изобразил художник? Что за текст он записал на этом узорчатом стекле. Стекле или зеркале? Ведь своей картиной, этими знаками Linear B он пытается увидеть начало человеческого бытия. Потому что крито-микенское освоение жизни завершилось неизвестной и непонятной катастрофой, оставив на поверхности сознания некие знаки, только свидетельствующие о том, что крито-микенская культура была, жила.
Когда мне удалось в переводе с греческого на немецкий и русский узнать, какой текст оказался изображенным, то передо мной предстала цитата из стихотворения Никоса Гачоса "Кошмар Персефоны". Поэт в нем заклинает Персефону не просыпаться, потому что место, где когда-то праздновались Элевксинские мистерии, ныне превратилось:

Там, где росли флискуни и дикая мята,
там, где земля рождала свой первый цикламен,
сейчас черный люд торгует цементом
и птицы мертвыми падают в доменную печь

Французский поэт и эссеист Ив Бонфуа о греческом поэте Йоргосе Сеферисе как-то сказал, что он "человек солнечной природы. Но есть в нем и что-то земляное, пустынное". Вот эти же свойства присущи живописи Никоса Самартъидиса. И в прямых разговорах от него веет именно этим спокойствием напряженного солнца и глубочайшей темной синевы южной ночи.

Дерзкое смирение
Он работает подобно иконописцу, то есть, соблюдая канон. В рамках и условиях канона. В этом добровольное смирение художника, сознающего свою ответственность перед призывами древнего мира. Но смирение это дерзко, поскольку он стремится, не нарушая рамок и жестких установлений канона, установить новое начало.
Цель – строить заведомо не новое здание, не новый храм, а строить, делать руины здания, руины дворца, руины храма.
Его картины – письма. Это письма из Греции рубежа 20-21 века, извлеченные в крито-микенской Элладе в будущее.
И написаны кистью посредством цвета греческим эмигрантом в Германии.


Лицо времени года
Как-то на замечание, что в последних картинах некоторые штрихи так тонки, что имитируют стертость времени, Никос ответил, что это не так, потому что это технически он сам неудачно сделал. А он стремится не к демонстрации стертости времени, а к показу и остановке начала времени.
Художник – это прежде всего живописец.
А живописец – это:
- рисунок,
- цвет (колор) и
- неутолимая страсть к из-ображ-ению
Не просто к жесту, который фактически в основе своей есть тоже изображение некоего или нечто, но к изображению при посредстве все того же рисунка и/или цвета.
Потому живописец – это глаз и рука, это рука и глаз. Глаз, который мыслит и чувствует, рука, которая сама чувствует и думает.
От умного глаза и умной руки качество одаренности живописца.
Он – художник изображающий и воображающий.
Где взять объект для изображения?
Голова движется как рука, как кисть. А кисть руки движется за головой и его думающими, представляющими, рассчитывающими пропорции глазами.
Он пишет за кистью или кисть пишет за его головой?
За всем этим – солнце, море, горы и холмы. За всем этим – Греция.
Греция или Эллада?
Этот художник больше всего и прежде всего, прежде архитектуры, прежде скульптуры, прежде объемных форм, любит живопись. Но у него знающий, замечающий и запоминающий взгляд, а главное – мыслящий глаз.
"Большое искусство всегда радостно. … Радость искусства – это радость воплощения. Это радость найденных форм". (М.Волошин. Лики творчества. С.266)

Живопись – как поэзия
И самая большая драма и трагедия – это как изобразить поэзию?
На вершине этой трагедии – картина с текстом. Как руины замка, который не должен быть построен, достроен и завершен, а должен быть, стать изначально руинами, где сокрыт кувшин запечатанный печатью Соломона, и запечатана красота оплавленного синевой солнца.

Художник
Кандинский говорил, художнику не нужно много знать – тогда он пишет свободной грудью. Но это правда только для Кандинского. Да и сам Кандинский знал немало.
Сколько нужно знать художнику? Много ли нужно знать художнику?
Русский художник Целков, давно живущий на западе, как-то заметил, что когда он эмигрировал в Европу, то не знал ничего.
Просто у каждого художника свой багаж и свой опыт постижения.

***
Начало всегда есть только начало. Начало равно вечности.
Знаковая живопись – знак как предмет.Нечто каббалистическое, где знак-буква только ключ к шифру мира, где зашифрован целый мир. В тоже время эти знаки в восприятии художника полны содержанием вещи. Отсюда его шрифтовая живопись обладает емкостью и контекстом фигуративности. Поскольку знак (буква) видится его глазу предметом, то и форму предмета изменить никак нельзя – исчезнет тот второй и он же главный план изображения – содержание письменного высказывания. Художник здесь выполняет сразу же два завета старых китайцев: не изменять внешние формы предметов и суметь передать общее положение предметов внутри картины. Поэтому знаки-фигуры Linear B, сохраняя свою природу предметов, сделанных из камня и глины, пристально смотрят из картины, и беседуют со зрителем. Заставляют его беседовать. Никос принадлежит к тем творцам, что создают новые предметы, новые вещи, тех, которых нет в природе, нет в космосе. Он художник, обладающий предметной формой таланта. И этот предмет – живопись, цвет, свет, текст, в котором знак есть штрих.

***
В диком месте господства белого камня, зелени винограда, олив и разно синего моря, где давно не было ни деяния, ни мысли, он строит храм или замок, но не как декорацию, а как именно то, что было и выглядело разрушенной церковью или обвалившимся замком. То есть он создает руины того архитектурного объекта, которого не было, в определенном смысле копию без оригинала, копию – в отсутствие оригинала.

***
В том, что он делает и пытается сохранить протогреческую письменность и язык видна надежда на то, что есть вечность – это возможность бытия, когда времени больше не будет. Его живопись – это борьба со временем, это бытие света и цвета вопреки Времени, это в конечном счете человек, личность вопреки Времени.

Декабрь 2005 г.

Это последнее произведение моего мужа. Оно не закончено. Последние страницы писались под диктовку. Мысли, которые были им высказаны в конце текста, так и не были раскрыты до конца. Не успел.