78. Я гуляю по Нью-Йорку

 

Параграф 78 из книги автора "Прозрение". Полностью с фото см.:
http://world.lib.ru/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-133.shtml

 Ещё перед отъездом в командировку я объявил, что не могу уехать из Америки, не побывав в Нью-Йорке. Хези, председатель совета директоров нашей фирмы, в число которых входил и я, – усмехнулся, но согласился.

 Все последние месяцы события обгоняли мои способности их осмыслить.
 Вот и сейчас в Нью-Йорке не было хоть какого-то плана что посмотреть и как.
 Да, и вообще, как исполнения последнего в жизни желания, ждал чуда – бухнуться в самую сердцевину столицы мира, идти, не разбирая пути, вглядываясь в лица, вдыхая то, чем дышат здесь, впитывая каждой жилкой долгожданную свободу, убеждаясь, наконец, что справедливость не наивная мечта, а просто естественный способ существования людей.

 И вот ноги сами по себе несут моё тело по неширокой «Пятой авеню». Голова вращается, словно ею, наконец-то, завладел мой привод.

 Глаза беснуются, запоминая поражающее, перепрыгивают с основания небоскрёба, которое вполне заурядно, хотя и шикарно, на стены, что уходят ввысь, в неощутимое пространство, и на вывески, которые провозглашают давно звучавшее в ушах – Рокфеллеровский центр, Уолл-Стрит, Эмпайр Стейт Билдинг, Бродвей, Юнайтед Нешн,
 Твин-Тауерс («башни-близнецы» стояли ещё, бедные)...

 Я захожу в первые попавшиеся входы и выхожу из нечаянных выходов. Множество людей идёт в параллель со мной и навстречу. Никто не спешит и не смотрит на меня. Все ловят кайф окунания в этот Центр Света.

 В незаметной впадине мраморной стены примостилась баскетбольного размера фигура негра, вольно сложенная гораздо более чем в «три погибели». Неосторожно задержал взгляд... и он, мягко распрямляясь, отделяется от опоры и что-то предлагает. Страшный вид, красные белки глаз...

 Скорее двигаю к небольшой толпе, перед которой с самодельного возвышения страстно вещает в микрофон проповедник – то ли защиты евреев, то ли их искоренения. Кто-то из слушателей обращает внимание на появление нового возможного приверженца.
 Быстрее отруливай к другой группе, а лучше просто в очередную авеню или стрит.

 Светофоры мигают красным и зелёным, но прохожие, не обращая на них внимания, влекутся через переходы. И водители знают, с кем имеют дело, гонят только по пустой улице, а перед людьми притормаживают.

 О! Публичная библиотека. Сюда надо завернуть. По парадной лестнице поднимаюсь в здание.
 Никаких проверок, никакой записи. Огромные пустые холлы. В залах привычная деловая жизнь книжных людей. Свободно иду между полками хранилища. В уголках приютились ксероксы и компьютеры. Может, найти что-то интересное? Нет, мало времени.

 Свернём по указателю Rockefeller Center. Иду по скверу между двумя огромными зданиями по направлению к небоскрёбу.
 По сторонам у фонтанов и бассейнчиков присели фигуры, читаю – Роден. Среди прекрасных цветов в текучей воде балетничают красные рыбы.
 На скамейках отдыхают, беседуют граждане. И совсем не обязательно миллионеры. И чего ради для них этот богач так старался?

 Может быть, мир вовсе не делится на строго очерченные классы, а устроен свободнее, и, как между пролетариями встречаются пропойцы, так среди буржуев случаются щедрые, использующие свою возможность украсить жизнь многих людей?

 Но вот, пройдя всего несколько шагов в сторону, оказываешься в среде противоположной.
 Прекрасный парк тишиной, сенью настоящих берёзок, прозрачностью озёр вдруг заставляет вас засомневаться: а были ли только что эти чудеса цивилизации?
 На свежей травке полян сидят мамы, а их дети бродят с кукольными колясками.

 Центральный парк, его неприкасаемость стерегут прямые манхеттоновские улицы, ни метра лишних не уступят дома и машины, но и нисколько не заберут от вечной природы.
 Но природу я видел достаточно, а вот Нью-Йорком не надышался.

 Снова, смешиваясь с разноязыкой пёстрой толпой, бреду по стрит и авеню, сижу на тёплом граните у подъезда какого-то знаменитого магазина, прошу по-английски у случайного соседа прикурить, он отдаёт мне весь коробок спичек и показывает на безработную зажигалку. Мы разговариваем по-английски.
 Когда спокоен и собеседник не спешит, оказывается, можно и на английском говорить и понимать. Так сидел в самолёте над Америкой рядом с симпатичным молодым негром (извиняюсь, в Америке так не называют темнокожих граждан) и слово за словом разговорились. Он оказался компьютерщиком, было очень интересно и поучительно услышать оценки состояния Хайтека из самой горячей точки развития этой техники.

 Как знакомого встречает вас на улице солидный человек и предлагает не пропустить возможность всего за 20 долларов подняться на крышу экскурсионного автобуса. Он проходит по центру с двадцатью остановками. Можно где хочешь сойти, а потом в любом месте подняться и продолжить поездку с одним билетом.

 Уставшим голосом гид начинает рассказ на... испанском языке. Всех пассажиров кроме меня ещё человек пять. Парень с девушкой, видно, тоже не понимают по-испански и смотрят только друг на друга. Молодая женщина в чёрных очках интересуется главным образом своим бутербродом.
 Снова проплывают очертания уже знакомых небоскрёбов. Выезжем к причалам, вдали узнаётся фигура женщины с факелом, сплавать бы туда, но нет времени. Снова подъезжаем к главной улице, но что это?

 Автобус прочно застывает среди машин. Оказывается, по Пятой авеню неспешно идёт демонстрация. Людей в ней мало, но они рассредоточились на всю ширину улицы и хорошо экипированы: флаги, плакаты...
 Это идут жители нового штата Пуэрто-Рико. Они требуют свободы и отделения от США. Неважно, что этим, самым бедным и неприспособленным, людям дали все права и льготы американцев. Никто не мешает им носить свои большущие шляпы и цветные одежды, и вот – заткнуть движение в центре Нью-Йорка тоже не препятствуют вежливые полицейские.
 Но главное – свобода! Пришлось оставить автобус и продолжить свой путь пешком.

 Случился конфуз, выйдя из своего номера на 40-м этаже гостиницы, я захлопнул дверь и забыл там карточку, которая служит ключом.
 Обычно вставляешь её в прорезь, ждешь, когда мигнёт сигнал и открываешь. Заспешишь – дверь подозрительного не впускает, заволнуешься, тыкаешь так и сяк карточку – никакого результата. Успокойся, подыши, попробуй снова – вот так, другое дело.
 Но теперь все эти навыки бесполезны. Спустился к портье, стараюсь объяснить свою беду, вежливый мальчик спросил только номер моей комнаты, нажал на компьютер и без слов с улыбкой выдал мне новую карточку. И дверь также доверчиво впустила к себе.

 Мне понравилось в Америке. Так просторно, спокойно и приятно. Чувствуешь надёжность и разумность жизни. Если уж люди что-то полезное изобрели, то все без споров и сомнений пользуются этим. Даже мелочи…

 Например, краны в ванной не какие-то хило-экономичные, а крупные массивные и абсолютно надёжные, делают своё дело мягко и чётко.

 Даже унитазы незнакомой конструкции, но крепкие удобные, а вода, когда спускаешь, не бросается на авось, беспокоясь, что не справится, а начинает постепенно усиливающееся мощное круговое движение, всё, что бы там ни сопротивлялось, подхватывается и затаскивается куда надо.
 Процесс заканчивается довольным урчанием устройства, хорошо сделавшего своё дело.

 Во всём ощущаешь заботу о достоинстве человека.
 Никто не стремится ограничить занимаемую им площадь – ни в личном автомобиле, ни в гостиничном номере и его необъятно широкой кровати.

 Утром по многорядному шоссе быстро и равномерно идёт поток машин. Никто не норовит обогнать другого. Какое-то дружелюбное согласие в этих вроде и не спешащих по делам людях. Правые ряды забиты, а левый свободен.
 Так было в Калифорнии. Мы всегда выбирались в левый ряд, и Эйтан быстро скользил, обгоняя правых. Странно, но нам полагалось преимущество.
 – Вот знак, позволяющий в левом ряду ехать только машинам, в которых имеются пассажиры кроме водителя. Так поощряется перевозить больше людей меньшим числом машин. А меньше машин – свободнее дорога.
 Мне казалось, что водители в отстающих машинах посматривали на нас не совсем равнодушно. Каждому хочется проехать быстрее. Но никто не пользовался этой запретной и соблазнительной возможностью.

 А сами американцы такие спокойные и доброжелательные, упитанные и надёжные. При нечаянной встрече прохожий может вам легко улыбнуться.
 В ресторане дают бифштекс такого размера, что едва отъешь четвертину. Официант улыбнётся, принесёт подходящего размера коробку, и сытый до отказа клиент уходит, улыбаясь, обеспеченный хорошей пищей для всего семейства.

 Если выехать за пределы туристского Манхеттена, например, в Бруклин, то попадаешь совсем в иной, но не менее удивительный мир.
 В трёх минутах от станции метро оживление исчезает, идёшь по самого обычного вида пустынной улице, один за другим минуешь серые оштукатуренные жилые дома.
 И вдруг, что это? Ты каким-то чудом оказываешься… в Индии. Из маленьких кафешек выглядывают пёстро одетые с чалмами на головах люди, оживленно беседуют, наверное, на хинди. Черноволосые женщины с метками на лбу гордо несут на себе длинные куски ткани. В витринах лавочек яркие кувшины, медные щиты, фигурки слонов с настоящими бивнями. И все заняты собой, и никакого им дела до забот других народов.
 Ещё через сотню метров этот экзотический мир прерывается, будто и не был. Может, здесь научились, как в новостях телевидения, включать прямо на улицах сюжеты из разных концов планеты?

 Американцы свободны от пошлого чувства национальной гордости, которое прививалось нам в стране, чьим гимном был интернационал.

 О, своей принадлежностью к Соединённым Штатам они искренне дорожат, но превосходства белой кожи над чёрной или круглых глаз над узкими, в самом деле, не понимают.
 Такое не просто вытравить из себя. Можно успешно притворяться. Даже перед самим собой. Но чуть окажешься в «питательной» среде и сразу узнаешь приятеля.
 Вот так бы и жить каждой стране! Правда, в Америке и земли, и воды много, всем общинам места хватает.
 Известно, что в просторных апартаментах мирно жить можно, а попробуй сосуществовать в узкой квартирке с одним туалетом.

 В Торе есть место, где рассказывается о лучшем периоде в жизни еврейского народа, когда он расположился в своей земле, и каждый делал то, что ему нравится!
 Разгуливая по Америке, мне постоянно приходила мысль, что здесь знакомы с этой формулой и намерены её осуществить.

 Я покидал Нью-Йорк, но он, надеюсь, уже никогда не покинет меня.

 Как преподаватель я понял, что полноценному инженеру необходимо кроме теорий и практик внушить ещё особую дерзкую веру в величие и всесилие техники, уверенность в том, что можно создать самые фантастические вещи, если основать их на строгом расчёте и упорном поиске союзников.

 Для этого молодой инженер должен побывать в Нью-Йорке.

 Как человек техники я понял, что всю жизнь изобретал и выдумывал – робко, думал – скованно, мечтал – приземлённо.
 Рядом со мной уже существовала овеществлённая идея, которая могла освободить мои мысли и дать настоящий простор творческому заряду, если он был мне подарен.

 Я смог бы сделать больше, если бы в молодости побывал в Нью-Йорке.

 Как житель планеты Земля я понял, что прожил большую часть жизни за железным занавесом... да, какой там занавес – в душной советской банке со злобными пауками и испуганными гусеницами. Притёртая крышка не пропускала даже малого ветерка с морского необъятного простора.
 Но мне повезло вырваться и отдышаться.
 
 Мне даже повезло погулять по Нью-Йорку.