Могло случиться

Первый день. Толпа. Толпа, состоявшая только из девушек и женщин разного возраста, человек в тридцать, собралась в маленьком душном зале с двумя зеркальными стенками и крошечными окошками. На высоких широких подоконниках громоздились горы пакетов, сумок и прочих разнокалиберных вещей, считаемых этой самой толпой ценными. Толпа волновалась, в зале стоял гул, от которого порой хотелось закрыть посильнее уши. Гул этот был рождён разговорами, больше похожими на жужжание пчелиного роя, шуршанием длинных юбок – у кого просто «солнце», у кого с яркими, пестрыми, иногда даже с безвкусным цветом оборками – и стуком небольших широких каблучков о чёрный линолеум, плотно покрывающим доски.
Женщины разбились на небольшие группы по четыре-пять человек, шептались, улыбались, делились новостями и показывали друг другу давно заученные движения. И только две девочки-девушки, скорее всего, самые маленькие в этой общей толпе, стояли почти посередине зала, мешая всем и тупо глядя перед собой, боясь породить даже писк. Они стояли, такие непохожие на других, не улыбались, казалось, что каждая из них под своим колпаком. Они даже были одеты одинаково: чёрные, облегающие фигуру топы на тоненьких бретельках и такие же чёрные блестящие юбки с яркими малиновыми оборками. Девушки постоянно одёргивали одежду, изредка с испугом, неким недоверием посматривая по сторонам.
Одной из девушек было шестнадцать, хотя на вид можно было дать и больше, тем более, что сейчас она стояла, серьёзно глядя внутрь себя, пытаясь что-то найти у себя в душе или попросту надеясь успокоиться. Эта девушка была высокой, стройной с тёмно-русыми по плечи волосами, собранными в низких «хвост» у шеи. Её взгляд, обычно живой, энергичный, теперь казался отсутствующим и закрытым ото всех. Видно было, что девушка чувствовала себя неуютно, боялась чего-то и нервничала, хотя старалась изредка говорить на отвлечённые темы и даже шутить. Её карие, цвета крепкого кофе глаза, сначала были устремлены в пол; потом взгляд блуждал по залу, рассматривая окружающих и оценивая их, и уже вскоре он остановился на отражении девушки в зеркале. Взгляд, будто вспыхнувший на мгновение, теперь снова потух. Девушку звали Каторина.
Другая же девушка, нет, пока только девочка, стояла рядом с Каториной. Её можно было бы дать тоже лет семнадцать, но, присмотревшись, точно определяешь – пятнадцать. Она стояла совсем близко от своей подруги, изредка даже задевая её покатым плечом. Поначалу эта девочка разглядывала свое отражение: овальное, довольно правильное, чисто славянское лицо, больше всего в котором ей не нравился нос: курносый, он портил всю картину. Глаза девочки были зеленого, болотного цвета, обрамлённые не очень густыми, короткими ресницами (в отличие от глаз Каторины). Брови были густыми и немного срастались на переносице, что тоже её нервировало. Под левой бровью была крупная, выпуклая тёмная родинка, которая, не нравилась девочке, но не приносила лишних хлопот. Сложение тела было отнюдь не совершенным, в отличие от модельного сложения Каторины. Девочка была небольшого роста, на полголовы ниже своей подруги, да и фигура оставляла желать лучшего: крупные бёдра, довольно полные плечи – это только то, что в первую очередь бросалось в глаза. Девочка поняла уже давно, что со всеми этими недостатками нужно смириться. Её звали Элена, и только что эта девочка отвернулась от своего отражения в большом зеркале, попятилась ещё дальше с середины зала и потупила взгляд в пол. Казалось, она вот-вот дёрнется и убежит вон.



Толпа гудела. Все чего-то ждали. Чего-то? Нет, кого-то. Пожалуй, только эти две девочки-девушки, две подруги, из всей этой толпы встретили его первыми ещё до того, как он зашёл в это здание.
Он вошёл незаметно, опустив голову в раздумье. Его шаги подобно шагам кошки, были тихими, но уверенными, внушали уважение. Он медленно оторвал взгляд от пола, поднял голову и посмотрел на затихающую волнами толпу.
- Hola! – громко поприветствовал он, сдержанно, но приветливо улыбаясь. Элена ещё не знала, что с этого дня, нет, с этого момента вся её жизнь перевернётся с ног на голову. Её что-то тонко кольнуло, и почему-то захотелось тут же провалиться сквозь пол, спрятаться, только бы не слышать этот голос… С хрипотцой, шероховатый, он завораживал и очаровывал, он завладел полностью её слухом… Взгляд же Элена не могла оторвать от этого мужчины, как бы не хотела, как бы не стыдилась: не слишком молодой, лет тридцати пяти, крепкий, невысокий, чуть повыше её самой, он был удивительно пропорционально сложен. Всё это подчёркивала смуглая кожа, на фоне которой Элена казалась белым пятном. Руки его, когда он говорил, при всей резкости жестов, оставались плавными и поразительно мягкими.
Он стоял шагах в десяти от неё, может, в пяти, отдалённый от неё одной плотной линией женщин… Элена почувствовала сладкий и одновременно освежающий аромат – восточный, который очень шёл этому молодому мужчине с правильной осанкой и с каким-то необъяснимым обаянием…
Он всегда держал голову прямо, а короткие волосы, некогда темного, но не жгучего цвета (теперь они потемнели ещё сильнее и чуть поседели), подчёркивали абсолютную форму черепа. Лицо его было довольно просто, может, даже и некрасиво, как поначалу показалось Элене. Но этот нос, абсолютно прямой, аристократический в какой-то мере, и тонкие губы, которые почти никогда не сжимались!.. Вообще, мимика этого мужчины была поразительной, не похожей на мимику ни одного, находящегося здесь и во всей стране! Лицо его никогда не каменело, не застывало, как у этих женщин, ловящих каждый его вздох и слово. Выражение лица менялось с каждой сказанной им фразой, произнесённой таким необычным голосом…
Элена не могла понять, почему она слушает его с такой жадностью: ведь он говорил о танце, о тех вещах, которые она прекрасно знала, но… Вдруг ей захотелось забыть всё и внимать с новым чувством, она жаждала первых движений – его: убедительных, грациозных, а потом – своих: неуверенных и слабых. Главное – повторить; главное, чтобы ему понравилось…
Началось. Элена настолько ушла в себя, что не замечала ничего вокруг, даже своей подруги. Казалось, она видит только его, пытается повторить только его движения… Не получается. «Значит, делай, как можешь, - говорил ей внутренний голос. – Он поправит».. Но в последнем голос ошибся. Он не видел её, не замечал, и от этого Элене хотелось плюнуть на всё, прямо тут разрыдаться, показать, до чего её довели, крикнуть что-нибудь невнятное и убежать: всё-таки первое ощущение всегда правильное. Но она продолжала повторять движения, следила за ним взглядом, а он, только лишь заметив, что она смотрит не туда, показывал ей рукой: «Нет, отвернись, смотри в другую сторону, по направлению движения!» Да как же она могла смотреть туда, когда он тут! Когда он показывает то, что непонятно, не заучено… Как это было возможно? Элена краснела, пыхтела, но ненадолго успокаивалась …
Ближе к концу занятий он всё-таки подошёл к ней, поправил буквально одним касанием: кончиками пальцев тронул плечи, развернул бёдра… Элене хотелось упасть, желательно, на него: её действительно не держали ноги, а когда он начал поправлять, она больше всего боялась потерять равновесие… «Только молчи, не рыдай, - умоляла она себя». Вокруг толпа женщин критически смотрела на неё, в том числе и Каторина. «Помогите мне, кто-нибудь!» – шептала Элена про себя, вглядываясь в сосредоточенное лицо подруги… Он отошёл, кинув только:
- S!
Это короткое слово будто вставило в девочку стальной стержень, и Элена смогла выйти из позы.

На сегодня занятия окончились. Он сказал, что ждёт всех завтра. Попрощавшись, он сел на колонку у зеркальной стены недалеко от выхода. Рядом, на стуле повыше, села женщина, которая до этого то и дело перемещалась по залу, по коридору, и, наконец, она начала что-то ему говорить. Она говорила весело, оживлённо, помогая себе жестами и красиво улыбаясь. Он же запрокинул голову и слушал её с закрытыми глазами. «Он устал, - подумала Элена, застёгивая сумку на подоконнике. – Он хочет побыть один». Вдруг он открыл глаза. Элена на секунду обернулась. Его взгляд, когда он только появился в зале, был жестким, не пропускал ни единого лучика света, был стальным занавесом. Какая-то тяжёлая мысль всегда читалась в его взгляде, что бы он ни говорил и ни делал. И теперь взгляд почти не изменился, лишь позволил заглянуть на какое-то мгновение внутрь себя. Та же жесткость чёрных глаз, та же дикая усталость, но всё это под каким-то бархатным налётом, мягким и даже теплым… Элена отвернулась, прочитав в глазах: «Оставьте меня, наконец, одного! Я хочу побыть один хотя бы минуту…».
- Давай замешкаемся, - вдруг услышала Элена над самым ухом. Это Каторина, медленно перекладывая из пакета в пакет свои вещи, шепнула своей подруге, видимо, давно приготовленную фразу.
Элена взглянула на неё отрешённым взглядом, потом огляделась: все итак уже ушли, мешкаться глупо, а та женщина, что рядом с ним, уже подозрительно посматривает на них…
- Давай окно откроем, - предложила Каторина, откладывая пакет в сторону и подходя к заклеенному какой-то серо-зелёной краской окну.
- Давай, - согласилась Элена, чувствуя на себе его напряжённый взгляд и немного смягчённый взгляд женщины. Элене было очень неуютно, ей казалось, что они с подругой тут лишние и нужно поскорее уйти.
Она подошла к Каторине сзади, помогая открыть узкую створку. Но что-то потянуло её снова обернуться. Уставший, замученный взгляд встретился с её – испуганным, немного забитым и стесняющимся.
- Open? - тихо спросила Элена у него. Женщина обернулась и смотрела на девочек уже снисходительнее: мол, хоть какая-то польза.
Он же, только моргнув, дал понять: «Открывайте, но, умоляю, оставьте меня в покое…». Элена легонько, едва заметно толкнула Каторину локтем, и девочки, вдруг заторопившись, побежали к выходу. Осматривая зал - ничего ли не забыли? - Элена остановилась на пороге. Он повернул на неё голову; женщина продолжала что-то яростно, оживлённо и энергично говорить.
- My head… - одними губами прошептал он, как бы жалуясь и оправдываясь за свой равнодушный взгляд. Он снова прикрыл глаза и закинул голову, полагая, что это поможет избавиться от головной боли. Элена понимающе кивнула и поспешила скрыться за белой дверью.
В коридоре уже никого не было: казалось, всё и все вымерли. Каторина, наверное, уже ушла в раздевалку, хотя раньше никогда не бросала её вот так. Элене захотелось где-нибудь присесть. Вдоль белой стены стоял небольшой диванчик, и Элена, не раздумывая села прямо около двери. Так что, если дверь откроется (она открывалась наружу), она спрятала бы её за собою. Элена вздохнула, так же, как он, прикрыла глаза, закинула голову и закрыла лицо руками. Она не плакала, её просто постигло то же желание, что и его: «Оставьте меня, ради бога, наедине с моими мыслями». Она сидела так недолго, около пяти минут, как открылась дверь зала, и оттуда, счастливая, с сияющей улыбкой во всё лицо, быстрыми шагами вышла женщина. Дверь осталась открытой настежь, спрятав Элену за своим белым телом. Девушку уже искали: Каторина выглядывала из раздевалки и не могла понять, куда же пропала её подруга. Не долго думая, Каторина дошла до зала и обратно, не заглянув за дверь, и пошла вниз по ступенькам. Она собралась домой. Элена не хотела, чтобы её нашли: здесь так тихо и спокойно; раздевалка пуста, коридор пуст.
- Я одна, - блаженно подумала Элена, улыбаясь самой себе. Она расслабилась и вытянула далеко вперёд уставшие ноги, приподняла до колен длинную юбку, чтобы дать напряжённым мышцам остыть и успокоиться. Элена снова закрыла лицо руками.
Вдруг дверь резко захлопнулась – Элена встрепенулась, но не сменила позы, ожидая, что будет дальше. Она лишь притянула чуть-чуть ноги.
Он закрыл дверь ключом и, проходя мимо дивана, на котором сидела Элена, улыбаясь, спросил:
- Что-то случилось? – его голос звучал тихо, успокаивающе. Он пропел эти слова по-испански, чуть наклонив голову к правому плечу, став похожим на любопытного щенка. Видно, что он, побыв немного один, как бы зарядился энергией. Элена убрала с лица руки и подняла взгляд на стоявшего так близко от неё молодого мужчину, который, без сомнения, обращался к ней и только к ней.
Элена покачала головой, слабо улыбнулась и так же тихо произнесла по-английски:
- Нет, всё в порядке, - и она боялась, что он уйдёт. Но он не ушёл, наоборот, будто не поверив, сел рядом, с правой стороны от неё, и положил свою сильную руку ей на плечо. Элена похолодела от волнения, покраснела и не знала, куда ей деваться от напористого взгляда, который вдруг родился в этих жестких глазах. Он смотрел на неё с любопытством, с интересом, потом наклонился к самому её уху и повторил свой вопрос:
- Я же вижу, что что-то произошло. Расскажи…
Его тон был настолько нежен, что Элена совсем растерялась и ещё сильнее замотала головой, тем более, что вопрос был к ней обращён на испанском языке, а Элена хоть и знала несколько фраз, но боялась говорить. Она прекрасно понимала, что такое «языковой барьер», но совершенно не представляла, как его сломать и преодолеть.
 Элена сложила руки на коленях, поспешно одергивая юбку. Он на это только улыбнулся. Элена осмелилась повернуть к нему голову, но не стала останавливать свой дрожащий взгляд на его лице. Он сидел так близко! Она чувствовала, как он дышит, тепло его руки жгло плечи, девочка слышала даже, как пульсирует кровь у него в виске, и, казалось, старалась дышать в такт биению его сердца. Молчание неприлично затягивалось. Он молчал, понимая, что любое слово будет сейчас казаться глупым и сконфузит девушку, а она молчала, потому что не знала, что можно было бы сказать, о чём спросить. Она тупо смотрела в одну точку, рассматривая свой коричневый туфель на вытянутой правой ноге. Он заметил даже это и толкнул своей, левой, приглашая тем самым немного побаловаться. Элена опешила и спрятала обе ноги далеко под диван, чем рассмешила рядом сидящего. Он убрал с её плеч руку, а Элена, которая боялась пошевелиться все эти мгновения, вдруг почувствовала, что без этого прикосновения ей больше не жить. Она думала, что если он уберёт руку, она почувствует себя свободнее, раскроется, а получилось наоборот. Теперь ей явно чего-то не хватало. Он медленно поднялся с дивана, заглядывая в её смущенное и испуганное лицо, пытаясь поймать её взгляд, а Элена боялась поднять голову, оторвать взгляд от своих вмиг похолодевших пальцев. Он поднялся, подошёл к ней вплотную, взял за онемевшую руку и поднял. Элену затрясло, как при тридцатиградусном морозе, хотя его пальцы были горячими и теперь перебирали короткие, чуть полноватые пальцы Элены. Элена подняла на него голову, посмотрела полными слёз глазами:
- Не надо, - запищала она по-русски, будучи уверенной в том, что он поймёт её.
Он улыбнулся одними губами, его взгляд потеплел ещё больше, он погладил Элену по голове, приговаривая на испанском:
-Всё нормально, успокойся… Вот видишь, я спрашивал, всё ли нормально, ничего ли не случилось? А ты молчала. Ведь что-то случилось?… И теперь ты плачешь… Успокойся…
Элена понимала всё, что он говорил, плакала, причём без дрожи в теле, просто слёзы капали по её щекам и потом падали на его руки и белую, отдающей ароматом альпийской свежести майку. Элене захотелось по-детски уткнуться носом в его плечо, но она стояла и не шевелилась, отдав ему свою руку, которую он, едва касаясь, гладил, и от этого пальцы ещё сильнее немели. Подождав немного, он притянул Элену к себе, понимая, что ей нужно просто прижаться к кому-нибудь. Элена не выдержала и, кинувшись ему на шею, плакала и плакала, и горячие слёзы текли по её щекам, по его напряжённой шее… А он всё гладил её молча по светлым, немного спутанным волосам, приняв совершенно отцовское выражение лица. Элена не хотела успокаиваться, хотела вечно быть с ним, вот так стоять, обняв его за теплую шею, уткнувшись в его плечо, чувствовать, как его лёгкая, нежная рука касается её волос, чувствовать себя такой беспомощной по сравнению с ним…Она плакала, ни о чём не желая думать, плакала, не понимая причину своих слёз. Он же понимал всё и снова посадил вдруг задрожавшую девочку на диван. Теперь он обнял её двумя руками, крепко прижал к себе, и Элена вдруг успокоилась, притихла, слушая, что вот тут – стучит сердце, а здесь, на шее, пульсирует горячая кровь. Но понимая, что продолжаться так больше не может, она отстранилась от него, вывернулась, подобно змее, и замерла, глядя ему прямо в глаза и не встречая в них ничего, не видя даже собственного отражения. Он, помедлив, поднял руку и аккуратно смахнул слёзы на успокоившемся, окаменелом лице девочки. Потом он улыбнулся одними губами и спросил:
- Теперь всё в порядке?
Элена едва заметно покачала головой: теперь стало ещё хуже. «Я думала, ты поймёшь, что смотреть на тебя мне больно, а ты обнимаешь меня и утираешь слёзы… Это ведь пройдёт через секунду, улетит с прошлым!.. Тебе, может, ничего: ты улыбаешься, а я через минуту почувствую себя... нет, уже чувствую себя полной дурой!». Элена отвернулась от него, разрываясь между двумя желаниями: кинуть его и броситься в раздевалку, потом домой или сейчас, сию секунду, обнять его и никогда не отпускать? Не успела она и додумать, как он незаметно встал. Через мгновение Элена услышала лишь тихие удаляющиеся шаги. Она резко развернулась: волосы хлестнули её по влажному лицу.
- Куда же ты?.. – хотелось прошептать ей, но было поздно: он, ни разу не обернувшись, прошёл и скрылся за дверью длинного коридора.
Элена осталась одна. Она не знала, что теперь делать, куда деться: ждать его теперь – унизительно; возвращаться домой? – Пожалуй…
Внутри у Элены всё сужалось и больно, со скрипом разжималось. Кровь отошла от мозга, и девушке казалось, что вот-вот её голова сожмётся… Слёзы не текли, но казалось, что вся соль этих слёз была рассыпана по свежей ране в сердце…Элена бездумно глядела перед собой, потом поднялась и прошла в раздевалку. Там она машинально переоделась, вышла будто наощупь и, изредка оглядываясь назад стеклянным взглядом, уехала домой.
На следующий день она снова пришла в зал.