Суббота, после полудня

Я стояла у раковины в ванне, обнаженная, и задумчиво, как будто впервые, рассматривала свое отражение в большом, слегка запотевшем от бесстыдно хлещущей из крана горячей воды, зеркале. Смутное, волнующее ощущение охватывало меня. Оно, это ощущение, было трудно описуемо словами, но в нем угадывались черты чего-то знакомого, всегда, особенно в ранней юности, пора которой миновала, будоражившего меня и заставлявшего терять голову.

Это ощущение оформилось вслед за тем, как я открыла глаза одним субботним утром. Впрочем, утром его назвать можно было с большой натяжкой – часовая стрелка подбиралась в цифре 2, да и солнце вовсю нагревало мою комнату, так что становилось душно.

Накануне я готовилась к институтскому зачету по искусствоведению. Зачет должен был состояться в понедельник и был посвящен мастерам живописи возрождения – Микеланджело, Рафаэлю, Тинторетто и иже с ними. Пытаясь запомнить многочисленные даты из их биографий и названия произведений, я ловила себя на противоречивых ощущениях. С одной стороны, я всегда плохо запоминала конкретные цифры и пользовалась шпаргалками, если нужно было отвечать на экзаменах. Трудности с датами вызвали во мне раздражение, я нервничала и изгрызла за вечер почти всю пачку моих любимых крекеров, хотя не хотела наедаться на ночь. С другой же стороны рассматривание обнаженных тел уводило мои мысли совсем в другую сторону, заставляя затуманиваться мой взор, да и, как я отметила, когда ходила в туалет, увлажняя мои трусики. Все же перебарывало раздражение, я потом долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок. Даже несколько раз вставала пила то чай, то воду и, в конце концов, заснула, проснувшись на следующий день далеко за полдень. Впрочем, если бы не духота, я, может быть, проспала и дольше – меня некому было будить, поскольку живу в квартире одна, отдельно от родителей. Эту квартиру мне подарил на одну из круглых дат мой отец. Впрочем, углубление в историю этого события увело бы меня далеко в сторону от моего повествования.

Итак, как уже было сказано, я стояла в ванной и рассматривала себя в зеркале. При этом пальцы моей правой руки, украшенными вчерашним маникюром, едва заметным, с розовым перламутровым оттенком, путешествовали по гладкой шее, упругим соскам. На последних задержалась подольше, несколько раз сжав их между подушечками большого и указательного пальцев. Скользнув по животу и небольшой темной рощице внизу живота, я средним пальцем нашла бугорок, притаившийся в складках больших губ. Сделав несколько круговых движений вокруг бугорка, я почувствовала где-то в глубине груди тревожное и вместе с тем сладкое ощущение. Оно показалось мне знакомым и через мгновение я осознала, что именно оно примешивалось к моему вечернему раздражению.

Я продолжала себя ласкать, совершая медленные круговые движения вокруг клитора, периодически спускаясь вниз и чувствуя, как мой палец проваливается в углубление, прикрытое темно-красными лепестками.

Сладостное ощущение росло, оно поднималось по бедрам горячей волной, почти осязаемо касалось моего разгоряченного тела, заставляло биться сердце в бешеном ритме. Волна уже начала охватывать голову, затуманивая сознание и вот-вот должен был наступить момент наивысшего наслаждения. Однако, несмотря на разнообразие продолжающихся движений пальцами, я почувствовала, как волна спала, оставляя меня в неприятном подвешенном состоянии. Эта волна спустилась ниже и зацепилась где-то в груди, над сердцем, превратилась в какое-то неприятное существо с когтями и теперь царапала изнутри, пытаясь выйти наружу.

Не скажу, что такое возникло впервые, однако эта ситуация всегда вызывала во мне чувство досады и даже обиды, которое, впрочем, никогда не было направлено на себя. Я всегда искала причину во внешних обстоятельствах, списывая неудачи на боязнь того, что меня застанут за этим занятием, на какой-то посторонний шум за стеной и прочие, как я впоследствии понимала, совершенно второстепенные и не имеющие отношения к делу, вещи. Вот и тогда я попыталась списать свое состояние на вечернее раздражение, духоту в квартире, неудобное положение тела. Некоторое время продолжала движения пальцем, но, окончательно убедившись в бесполезности этого занятия, прекратила.

Решив принять душ, расслабившись под его теплыми струями, я пыталась прийти в форму, успокоиться. Постепенно царапанье в груди ослабло, однако полностью не исчезло. Я направляла мелкие, колющие струйки воды из душа на живот, бедра, задерживаясь на пространстве между ними. Тем не менее, желанное ощущение не приходило. Я выключила воду, тщательно вытерлась мягким полотенцем и, разочарованная, вышла из ванны.

Пошла на кухню, поставила чайник на плиту, села на табуретку с любимым мягким синим пуфиком и задумалась. «Да, подруга, стареешь…».

Заварила кофе, села поудобнее, помешивая ложечкой густую ароматную жидкость…

…помимо моего желания стали разматываться воспоминания о том, как за неделю до этого, в той же кухне мы занимались любовью с моим бой-френдом. В тот день я как раз готовила кофе на двоих. После ночи, проведенной вместе, мне хотелось чем-то его удивить и заварила купленный накануне в «элитном» магазине какой-то редкий мексиканский сорт кофе, с крупными зернами. На упаковке было рекомендовано заваривать по-турецки, но у меня не было соответствующей техники, и я решила приготовить доступным мне способом. Когда я стояла у плиты, Саша неслышно приблизился сзади, обнял меня за плечи и мягко развернул меня к себе. В голове промелькнула мысль о закипающем уже кофе, но тут он нежно прикоснулся своими, пахнущими мятой, губами, к моим. Его руки действовали мягко, но настойчиво. Развязав завязки халата, сбросил его с моих плеч. Халат упал к ногам и нам пришлось переступить через него, тем самым оказавшись у кухонного стола. Саша был в одних трусах, и я краем глаза отметила, что его член, достаточно внушительных размеров, был уже в «боевой готовности». Продолжая ласкать меня, он ловко скинул с себя уже мешавшую преграду. Подхватив под ягодицы, Саша посадил меня на край стола. Не могу сказать, что это была самая удобная для меня поза, но ее любил Саша и я обычно не препятствовала такому развороту событий. Его член оказался прямо напротив моей уже изрядно намокшей «киски». Но он не спешил его вводить. Помогая себе рукой, Саша перемещал головку между губ, задерживаясь на клиторе. Возбуждение мое росло, мне уже не было никакого дела ни до неудобства позы, ни до готового уже выплеснуться от негодования на нас кофе. Наконец Саша «сжалился» над нами обеими (мной и «киской») и ввел член во влагалище. Несмотря на то, что ощущение введения мне было хорошо знакомо, оно никогда не притуплялось, и каждый раз в нем были какие-то свои, присущие только этому случаю, оттенки. В отличие от моих рук, Сашин член никогда не оставлял меня неудовлетворенной. Поэтому минуты через три сладостной пытки мы кончили одновременно, причем к нам присоединился и кофейник, обдав нас резким горьковатым запахом выкипевшего кофе…

Кофе в моей чашке начал уже остывать, но мне было теперь не до него. Нахлынувшие воспоминания смели досадные ощущения в груди. Рука сама потянулась было откинуть полу халата, но этого даже не потребовалось. Минуя тело, сладостная волна подступила к горлу, накатила и погребла под собой всю меня, без остатка. Но, видимо, ей было мало одного раза. Как бы беря реванш за недавнюю неудачу, она накатывала еще и еще раз, лишая способности думать, сужая пространство до объема моего содрогающегося тела…