Взгляд выпученными глазами на Южную Корею

Нет, вообще-то я не претендую. Про Корею нужно писать трактаты, слагать песни и проводить всяческие изыскания. И все равно ее видимо русским умом не понять, не говоря уже про аршин. Но пока всего этого мало, я тут кое-что набросаю. От чего лично у меня в течение месяца широко раскрывался рот и выпучивались глаза.

Ну вот, например, Язык и Облик.

Язык, как всем известно, отражает ментальность народа. Вот попробуйте, к примеру, перевести одним словом на английский слово разлука, или на русский – challenging. Сразу упретесь в разницу менталитетов. Так вот, корейский язык принимает разные формы в зависимости от того, к кому обращена речь. Одним языком говорят с ребенком, другим – с равным, третьим – уважительным – со старшим. Меняется не просто набор слов, но грамматические их формы, окончания и строй предложения. Поэтому кореец быстренько стремится выяснить в разговоре твой возраст: на каком языке с тобой разговаривать? С этим трудно. Поначалу мы – «лупоглазые» - для них, как и они для нас, все на одно лицо и одного возраста. Вообще, первые ощущения – инопланетные: выходишь на улицу маленького городка и движешься, пронизанный взглядами, нет, не враждебными, но интенсивно-любопытными – коже тепло от этой интенсивности: ты – Иной. Открыто тебе в лицо никто не пялится: тактично отводят взоры. А вот дети младшего школьного возраста на перекрестке берут чужака в кружок и звонко выкрикивают выученные в школе английские вопросы: «What’s your name? How old are you? Where are you going?» Раз лупоглазый, значит не теряй ни минутки – практикуй полученные знания. Через неделю, впрочем, лица у всех разные и даже не всегда помнишь, что они – корейцы. С возрастом хуже. Я так и не научилась различать возраст местных жителей, хотя бы в пределах 10 – 15 лет.
Ну сначала, понятно, дети. Все как один чудесные и милые, похожие на зайчика МашиМару из мультфильма. (то есть это его наверно с них срисовывали). При этом всегда тихие, задумчивые и молчаливые. Отчего они такие – то ли от того, что им все разрешается до пяти лет (перед погружением в беспощадную круглосуточную школьную зубриловку), то ли от того, что сами родители такие тихие и задумчивые…
Вспоминается разъяренная русская мамаша и ее малолетний ангел: «Я кому, дрянь такая, сказала, паразит? Щас тебе настучу!» Я, впрочем, догадываюсь, почему русские мамы так вопят. Во-первых, на нее саму всю жизнь так орали, а во-вторых, она этим ором свое чадо подсознательно охраняет – строит ему непробиваемую защиту на всю последующую жизнь. Да если на него любимая – и любящая! – мама так орала, разве он испугается нервной воспитательницы, злобной учительницы и садиста-сержанта? У него навсегда иммунитет к направленной на него злобе. Ему параллельно.
Так вот, когда кореец (или кореянка) выходит из нежного Машимаровского возраста и достигает запланированного размера и роста, то в нем и остается до глубокой старости. На нем не появляются морщины, лысина, пузико и прочий целлюлит. В старости же кореец сгибается под прямым углом, берет в руки две палочки и еще долго очень быстро ходит. Возраст их поэтому отгадать можно очень приблизительно, ну а догнать невозможно ни в каком. Причин тому, наверно, миллион, но мне бросились в глаза две – еда и горы.
 
 Еда.
Это, конечно, рис насущный со всяческой растительностью, не всегда для русского живота удобоваримой. Куча маленьких мисочек на столе. А что это? – Это такое…из моря…А это такие веточки…овощи…и такие рыбки…Не знаю перевод… Красное жжет!!! Грустно плавает в мутном супе якобы капуста кимчи.
Увы, лично у меня любовь с корейской кухней не сложилась, видимо в силу собственной зашоренности, но попадаются среди лупоглазых и ее страстные фанаты. Подло хотелось все время бутерброда с сыром и творога со сметаной. Ну не едят они этот холестериновый кошмар! А что едят? Что-то непонятное, легкое,здоровое, питательное и острое. В целом, накушавшись корейской еды, хочется не откинутся на пуховые подушки и неспешно философствовать о несбыточном, а немедленно вскочить на ноги и ринуться в горы. Но об этом ниже...
Высятся на прилавках пирамиды из оранжевых шаров хурмы. Этими же шарами увешаны деревья в парке – осень. Рядом другие деревья с фигурными желтыми листьями – реликтовые гинко билоба – прямо подходи и жуй их от всех болезней.
На каждом углу жарят каштаны и – о ужас!- гусениц тутового шелкопряда. Гусениц сначала обмакнули во что-то сладкое и тягучее, и они весело трещат на зубах у школьников. Детям рассиживаться некогда: после школы идут на продленку – хагвон, где будут углубляться в разные предметы, а в перерыве нужно перекусить, вот и высыпают на улицы открытые фургончики с горелками, а в них что-то жарят, макают, заворачивают и суют в протянутую детскую пятерню.
Семейный корейский ресторан трогает сердце. Вы в нем не клиент, а личный гость хозяина: с первого раза запомнят, что вам понравилось и будут незаметно это подливать и подкладывать в маленькие мисочки. С легким поклоном и нежно улыбаясь.
А вот собак ни разу не видела, чтоб кушали...Не взирая на презрительное японское прозвище “dog-eaters”... С собаками творятся чудеса: все породы превратились в карликов – лабрадоры, боксеры, всевозможные терьеры ( чтоб поместиться в стандартной квартире), потеряли громкий голос и лают шепотом (что-то им сделали со связками, чтоб не беспокоить соседей в стандартной квартире) и сидят в стеклянных клетках за окном зоомагазинов – ждут хозяина...
Ну и напоследок: то, что продают в «корейских» уголках московских гастрономов ( дохлая бледная «спаржа», наструганная уксусная морковь и прочие салатики), никогда рядом не лежало с настоящей корейской едой. Говорят, это несчастные советские корейцы, заботливо переселенные Отцом Народов в казахскую и прочую глухомань, пытались из подножного корма соорудить нечто подобное милым сердцу блюдам. Оттуда и пошло...


 Горы.
Свежим утром все жители нашего городка, не работающие в Самсунге, стройными рядами карабкаются на крутую гору.(Работники Самсунга имеют свою собственную гору, на которую забираются в обеденное время.) Гора поросла соснами, тропинки – мягкие и желые: смесь песка и хвои.
Сначала гора кажется бесконечной и неодолимой – просто уходят ввысь крутые деревянные ступени и ползешь по ним покуда не остановится сердце. Тогда садишься отдышаться и замечаешь, что мимо тебя бодрым маршем проносятся вверх и вниз корейцы всех возрастов. При этом люди преклонных годов просто активно размахивают руками, а твои ровесники несут в руках увесистые гантели. Ну а обгоняют тебя поголовно все, включая годовалых младенцев, которых у подножия горы вынули из коляски и поставили на ножки. Вот тут и задумаешься...я, вроде, дома девушка спортивная...а что же они такое съели...
Доползя к полудню до вершины горы, видишь помутившимся взором....нет, не МакДоналдс... – прекрасно оборудованный фитнес центр на открытом воздухе: качалки, крутилки, виселки....А тут как раз на гору взлетают служащие из близлежащих офисов в белоснежных рубашках и галстуках – свежие как майское утро – у них обед.
А один знакомый кореец сказал: «Да, я тоже хожу в обед в гулять в этот парк. А какая там гора?»
Захотелось узнать, что такое корейская гора.
...
Двухдневный подъем (и спуск) на 1700метровый Сораксан сейчас вспоминается как нежная и победная песня. Забылись ужасы: рвущееся из горла сердце, пропасть под ногами, воющий ветер, скользский холодный рис из пластиковой банки и кромешная тьма в горном шелтере.
Зато стоят перед глазами: группа сияющих пожилых монахинь из Бенедиктинского ордена на крутой горной тропе – в косынках с белым ободом, подоткнутых рясах и горных ботинках. Одна – Женевьева, 72 года – узнав, что я из России, отставила в сторону альпийскую палку и звучно пропела: «Широка страна моя родная!». Оказывается ездила в Петербург на слет... А на Сораксан они с подругами почти каждый месяц восходят. И зимой тоже...
Стайка подпрыгивающих школьников... наткнувшись на сидящую в обнимку с валуном меня с остекленелым взором – нет сил даже ответить на приветливое Хамсамнида! - трое молча поставили рядом со мной свои пакетики с соком...
А вид с вершины?!...Это впрочем уже не только про Корею, а общечеловеческое...
Оказалось, что идти вниз еще труднее, чем карабкаться вверх. Ноги соглашались переступать, только если согнуться под прямым углом и опереться на впереди идущего товарища (вспомнились согбенные старушки – вот, оказывается, почему...)

Вообще-то вся Южная Корея – одна сплошная гора. Все плоские участки, все дороги и поля отвоеваны у нее в тяжелом бою упорным и трудолюбивым маленьким народом. Не могут они себе позволить подумать о том, что умный в гору не пойдет... Все как один шагают в гору.

И еще очень много удивительного...
Динамик в стене коридора, откуда вдруг начинает верещать взволнованный голос. Что такое? Война? Бомба?... Нет, ребенок во дворе потерялся – помогайте, ищите!
Сауна, где всем выдаются одинаковые серые хлопковые костюмы. И все лежат рядом и вдыхают какие-то неведомые травяные испарения...Чувство совместности, семейности всего народа.
Буддийский храм высоко в горах, рассыпающаяся дробь барабанов и сотни маленьких Будд, смотрящихся в озеро с золотыми рыбками. Неведомый запредельный покой.
Свобода телесных проявлений на публике – все,что естественно, не стыдно...
 
Другие они. И что? Выхода нет... Только повторить вслед за чудесной Улицкой: «Каких только людей нет у Нашего Царя!...»