Арфа в манто

      Можно, конечно,  отмахнуться и от Арфы и от Пальто, сразу сообщив обманутым читателям, вознамерившимся прочесть предлагаемый опус, что, мол, автор – истинный дебилоид, но, ведь, это очень емкое слово, из которого следует абстрактно-размытое понятие. Здесь, дорогой читатель, мы встречаемся с весьма распространенным, трогательным, незамутненным и неизбывным инфантильным примитивизмом, сдобренным редким случаем сетевого идиотизма.
      Несколько упреждающих замечаний. Сетевая графомания – это не тяга к писательству, что само по себе крайне редкое явление, а болезненное желание самовыразиться, тяга к признанию и славе. Причем этот патологический процесс можно сравнить с писаниной на стенах в туалете, поскольку сознание большинства сетевых авторов не терпит пустоты. Именно по этой причине они инстинктивно стремятся объяснить себе окружающий мир, чтобы обеспечить внутреннее равновесие типа наивного психологического комфорта, демонстрируя тем самым свою полную художественную инвалидность, например, используя такие метафоры, как: «Я всегда бегу впереди трамвая (поезда, парохода, самолета и т.п.)». Не знаю, кому – как, но иногда (поверьте!) очень хотелось бы послать такого(-ую) коллегу если не на ***, то, по крайней мере, на шпалы, палубу, взлетное поле, любую поверхность, обладающую свойствами линии Мебиуса. А вообще интересно, кто первый придумал подобные метафоры? Как без них жили наши доблестные Пургеневы и Шолоховы-Алейхемы в дотрамвайную эпоху и почему они не поставили памятники этому неизвестному гению? Представляете: стоит, скажем, на Дворцовой площади в Питере некий субъект с красным трамваем вместо собственного ***, а мы с Вами наблюдаем, стоя в укромном уголке круглой комнаты здания, что напротив, и слащаво улыбаемся… Короче: Господи! Вразуми автора!

    – Звуки в пруду. Пойду, познакомлюсь с квакухой. Может, надую.
   Однако, сломался насос.
   Думаю. Как за гумно побегу я,
   там наберу пук соломы и вставлю животному в нос!
   Говорю так, потому что уж больно хочется выиграть забег от самого себя к галопирующему по кругу ультранатурализму. Особенно в те непредсказуемые моменты оцепенения, когда открываю  питерский журнал знакомств "ОтдыХ по-русски в СПб", который мне позавчера втюхала дошкольная ручoнка на улице в окошко авто. Ибо не могу оценить навязываемую мне,  любимому,  способность  «… делать глупости, которых требует природа при использовании трамплинга, фистинга, футфетиша, порки, страпона и бисексуальных друзей для воплощения непристойных фантазий…» Посоветуйте,  ну, как при таком опрометчивом раскладе ни выпрыгнуть из постели обожаемой Нинели, выкрикивая в момент оргазма имя Святой Марии!? И как после этого прыжка осатанело ни засандалить сандальетом в держащего свечу Архангела Гавриила!?!
 –  Не бери в голову, –  сказал Резник из толпы и позвал шатающегося праздно вдоль Христианской церкви всех деноминаций Секвестра, задевая при этом представителей Иудейских конфессий, которые приперли юношей от официального Ислама к Стене, плача. – Ну, чего тут дездемониться?! Изгони себялюбие! И пригласи в Зал Общественных Показух Залупопердыщева для ликвидации визуальной неграмотности. Чтобы, возможно, его ораторские пассажи с Ели на твою мобилу бы сели, после чего смотрящие, ежели ты писуч, но слабо, то тогда бы тебя, патлатого, с аппетитом бы и схавали. Но так, чтобы только не наползало бы на пол Зала гламуром Его Величество Любопытство в аккурат на затоптанную их Гастрономическим Невежеством баночку томатов с бычками. А если Залупопердыщев – гад, поскуда и мерзопакость, то пусть дадут совместными усилиями с Андро Ботт и Челли свои трактовки фигурантов по делу об осмыслении пластики изображаемых объемов!
– Ну, будет, будет тебе… Только, пожалуйста, не уродуй итальяшек в одном флаконе… и, вообще, разреши-ка мне покинуть Зал?
– …
–  Спасибо. Ну, тогда ухожу, ухожу…
   И в самом деле, пойду обонюхивать миропоэтическое звучание куцей и необузданно фуриозной Людмилы батьковны, – дай бог ей душевного покоя и здравия! – которое переламывает человека обыкновенного в художника и вновь возвращает в исходное тело. Посредством фигуративной живописи. Ведь, вот, разрешает Господь творить этой веснушчатой ученице и К. Малевича, и П. Филонова, и В. Стерлигова!..
–  Эх, Казимирушка! И на фига тебе требовалось крахмалить холст для черного четырехугольника? Уж не для того ли, чтобы прилежная красноярская Люсиха, добросовестно приумножая выпуск обладателей дипломов ЛВХПУ им. В.И. Мухиной, сложила свои накрахмаленные манжеты ласточкой и спикировала бы в Международную Федерацию Художников?
   То-то же.
                –  На сердце – камень. Давит грусть
                и кость запихивает в горло:
                я в мир иной переношусь,
                читая надписи в уборной…
   Гляжу, да у этой матроны – вдохновенный переплет! Не то, что у В. Милосской: кукиш от Лукавого и вуаль от Профсоюзного Комитета. Такую не приласкать словами «Буду поздно. Суп – на полу. Вытри».
– Да, а тут-то что на картоне маслом писано? ..  О! Да, это же дохлая крыса, к волосам которой приклеены жженые спички! А, она, то ли смертельно ушиблась, упав со стула, то ли захлебнулась в миске от борща (!)...
– Чем мыслишь, писака, а? Ну-ка, накинь серьезное произношение на свое оБЕСличенное мурло! И, пожалуйста, изобрази свою интерпретацию «Осенней распутицы» Архипа!
– Какого-такого Архипа, говори?
– Куинджи. Архипа Куинджи, оБЕСдоленного, да и, к тому же, БЕСсребреника…
– Так… А это что за рисованый блудофакт на папиросной бумаге?
– М-да… Ну, я так полагаю, что здесь изображен БЕСсовестный цуцик, который возле Мавзолея БЕСхозные грабли опрокинул?
– Да, нет же, не-ет! Это разрезанный по швам Серый Волк, который мог бы оставаться в живых, коли не столкнулся б за Стеной с девахой в Оранжевой Шапочке. Да к тому же, БЕС всякого сердечного ожесточения в дымящемся тумане.
   Поэтому за пределами видимости, в которой я вообразил себя Люцифером, выговариваю стройбатовскому офицеру:
–  Не рой, паря, БЕСустали яму от нулевой отметки до обеда! Не нДравиЦЦа ультанатурализм – отойди в сторону. Перетопчешься… И, вообще, ботаник, отдохни на форточке! Ведь не БЕСпутным же теткам изобретать формулу весеннего невезения? Да и где ты столько цифр-то округлых найдешь?
–  А, вот, и надыбаю: к скучающему нулю добавлю БЕСдарный пропеллер, т.е. ноль, забравшийся на  ноль иной ориентации. Получаю, соответственно --> «08». Далее,  к следующему одиночке добавляю расчлененнку БЕСдаря вдоль промежности и получаю --> «03»! Таким образом, БЕСразмерная последовательность --> «08.03» с вторгающейся точкой согласуется в моей интерпетации с подъемом весенней сексуальности. Чтобы сердце стучало 7 раз об дверь, 1 – об рельс! Секи пафос вместе с Резником: фигуративная семантика бабы Люси близка к разгадке! Эники-беники, ось колеса, эники-беники, Бах!!!
   Вращаюсь против своей внутренней оси и осматриваю бумажный коллажик 96 года выпуска, на котором контур недоеденного кентавра с преобладанием желтого цвета борется, призывая на помощь Робин Гада. Гад, состоящий из красных плоскоугольников и неярких черных ромбовидных вкраплений цвета чернил для первого класса, с картона перепрыгивает на холст, рядом висящий. И убегает прочь, оставляя следы на номерных композициях 66, 41, 64, напоминающие шумерскую клинопись. Где-то рядом кучкуются полуразвалившиеся единицы из дневников непоседливых третьегодников, переходящие в многосторонники и снова – треугольники, а за ними «Сизый квадрат»: желтизна бледнеет и давит серятину, а краснота проваливается в черную дыру. Сильнее, чем телевидение! «Напряжение пространства» представляет собой красные и черные контуры примитивного лабиринта для котят, за которыми гонится полуслепая крыса, выпрыгнувшая из слухового окна в натянутый над страданиями земли Флаг Питерского Пролетариата.
   Секвестр душевно передохнул и дух испустил. В Зале Общественных Показух всхлипывало Братство и храпело Равенство. Свобода сонно ерзала в прилипшем к заднице кресле, оправдываясь:
– Без труда не вытащишь!
   И вновь вибрирует вдоль потолка автопортрет творительницы. И, конечно, с третьим глазом. От его лучистого воздействия на мою нетоптанную психику шизофреника волосяной покров моей головы моментально начинает увеличивать свою поверхность, и процесс этот, я надеюсь, будет разбухать в течение моего познавательного существования в этом мире. А с ним и «Воздушная волна» из мозаики, и пластмассовая стружка от арфы, и профиль зятя, Кота-Лизатора, целующего одаренную тещу ниже пояса.
–  Берегись, Кандинский! Даже, несмотря на то, что ты – лучший! – пикантно бравировала при этом составительница фигуративных ребусов.
   Меня частенько терзали опросами: что означает мое факсимильное число «1008». И приходилось хитрить, так:
–  Отрубаем все то, что болтается вместе с головкой слева – («1»), отбрасываем и отнимаем ее от правой части тела числа – («8») и сохраняем результат – («7»). Т. о. : «1008» --> «008» --> «00(8-1)» --> «007».  Так, и только так, господа, присяжные завсегдатаи! По аналогии с Филоновской «Формулой Весны», где одна сплошная конструктивная формалистика.
  Короче, нет, чтобы спокойно рассматривать эквипотенциальный лоб Крестьянина от Малевича… Я глянул, покосившись влево:
– Ба! Да не иначе как сама Лилька Вихрова!
   Она самая – смотрительница Зала № 81 Наших Генераторов Планеты Форм, корпус Бенуа. Ну, а Музей – Русский! Русский Музей и в нем – скукоженная временем потаскушка Лилька! В роли смотрительницы Зала № 81! «Вы что, не понимаете, о чем это я пытался сэмоциональничать?..»
   Под завязку я, попросту, остолобенил:
                –  Глаза, гражданин, это вовсе не то,
                чем ты обуваешь арфистку в манто.
                Об этом писала Агния Барто:
                уж  коль ты буржуй, так не жуй своим ртом!
   Это она, Лилька, ровно тридцать три года назад попалась мне в тамбуре пригородной электрички. Я тогда ей сунул, ну, клок газеты с номером своего телефона, потом встретились, потрахались, пришли друзья – и им досталось, и приятелям обломилось, и просто так знакомым  – тоже…
   А это что за ПОСТЕЛЬ пастелью писана? Ведь до этого я, стоя на ПОСТу, ПОСТился, измеряя ПОСТупивших в аршинах, и обозревал произрастающую рядом ЕЛЬ.
– ПОСТой, ПОСТой … ПОСТоронние на своем ПОСТу, а причем тут ЕЛЬ? Уж не кремлевская ли она?
– Трудно сказать… Короче, возможно… ладно … хорошо… Ну, хорошо. Ладно.
– Так ладно или хорошо?
– …
– А, вот, ты сам, например, не пробовал  ПОСТиться в ПОСТели ПОСТоянно?
– Обижаешь, дарагой! Канэчна!! И исключительно с постфиксом «ить». И только с «ить». И никаких «ричь».
   Однако, чтобы возникли примитивные желания во время ПОСТа, да вдобавок в период кризиса, но меньшей твердости, – скажем, по Брюннелю, – добавляю символы «2М». Он, т.е. кризис, кстати, ну, никак не похож на ПОСТель-ТМ, который являет собой нечто среднее между ПОСТелью-2Т и ПОСТелью-2М. А если кто и добавит любимый всеми очаровательный «+», то получим в остатке и голямый наив, и положительный интим и БЕСпардонный нулевой секс во время несения караульной службы.
   Короче, перехожу в зал № 85 – Петр Суходольский (1835-1903). Полдень в деревне (деревня Желны Калужской губернии Масальского уезда. Год 1864. Три года уже как крепостному праву наступил всероссийский абзац). Пьяных мужиков всего-то двое. И те – спят. Рядом 13 детей разного возраста, ожидающих от взрослых сентенции «Все лишнее – пацанам!»
   По виду детки – непьющие. Но это пока. Поодаль прохлаждаются 9 баб, состояние которые не вызывает опасения, хотя молодух – трое, а двух других увлекла стирка нательного белья. Еще одна - смотрит на своего пьяного мужика. Завидует. Тем, которые в ручейке. Также разбросаны в разных концах необъятной картины господина Суходольского 8 типичных мужских персон единого рода и состояния, но слабого вероисповедания. Где-то там, на телеге, сладкая юношеская парочка приготовились бухнуть. А, может быть, – вмазать, хотя лучше – вдеть по-свойски. Потому что полдень.
   «Взялся за гуж, не забудь сходить в душ! Вот...». Несмотря на тот факт, что сегодня в доме у небогатого электрика Петрова только один стул. И тот - электрический. И некуда посадить важного гостя, проживавшего в столице на Басковом переулке…
    И, как водится, посреди полдня лежит в деревне животное свиного обличья. Чуть припудренная. Придорожной пыльцой. Не исключено, что дюже вдетая. Скорее всего, под воздействием усилий мужиков. Для ихнего куражу. Оттого что в деревне – полдень. А вокруг – лето! А на поросячьем крупе восседает птичка-галка, настоящая. И хвостик черный. Ну, почему, почему мы не ценим в нашем мужике готовность к свинству? Наверное потому, что некто делает из него знаковую фигуру, которая, по его словам, и символизирует «Крестьянский мир в русском искусстве».
                –  В букете из роз рос,
                дышал через нос взасос.
                Но как на воду ни дуй,
                не всплывет продырявленный буй!