О ностальгии

В самом начале романа И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева» его герой размышляет об ощущении собственной смертности. Точнее, он задаётся вопросом: а любил бы он жизнь, если бы жил один на необитаемом острове, не подозревая о существовании смерти, и если бы не имел представления о своём возрасте, не зная, когда именно родился.

Действительно, не догадываясь о том, что ему суждено умереть, человек, скорее всего, считал бы себя бессмертным. Но вряд ли это заблуждение было бы таким уж приятным. Французский писатель Жюль Ренар, к примеру, предупреждал: «Вообразите себе жизнь без смерти. От отчаяния каждый день мы пытались бы себя убить».

Так или иначе, но мы живём не на обитаемом острове и прекрасно знаем, что рано или поздно всем суждено умереть. Вряд ли кто-либо проводил соцопрос на тему: «Боитесь ли вы смерти?» Но скорее всего, на этот вопрос подавляющее большинство людей ответили бы утвердительно.

Человек боится своей смерти. Философы во все времена учили людей не бояться её, постоянно повторяя, что боязнь смерти хуже самой смерти. Но те до сих пор боятся. Цицерон стыдил людей за этот вид страха: «Жалок старик, который не сумел в течение столь долгой жизни научиться презирать смерть!» Конфуций успокаивал: «Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем ещё, что такое жизнь?» Эпикур вразумлял: «Самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мёртвых, так как для одних она сама не существует, а другие для неё сами не существуют».

Тем не менее, с приближением смерти большинство из нас всё более ценит жизнь, всё отчётливее понимает: всё, что было, – прошло и никогда уже не повторится. С возрастом мы начинаем ценить каждое мгновение своей жизни.

Память занимает настолько важное место в человеческом сознании, что воспоминания в живом языке приобретают некоторые качества материальных предметов: образы или картины прошлого могут вставать, оживать, возникать, воскресать в памяти, сталкиваться, наплывать друг на друга, тесниться, проходить или бродить в памяти. Их можно также вызвать или восстановить.

Прав был немецкий писатель Жан Поль, сказавший: «Память – единственный рай, из которого нас не могут изгнать». И что бы ни случилось в будущем, какие бы горести, несчастья и катастрофы нас ни ждали, память о хороших событиях в прошлом всегда будет с нами.

Переживание приятных воспоминаний с примесью тоски по безвозвратно исчезнувшим временам принято называть ностальгией. Правда, некоторые понимают последнюю исключительно как тоску по родине, но одно другому не противоречит: и оставаясь на родине, можно тосковать по прежним временам, то есть по родине, которой больше нет (ибо «всё течёт, всё изменяется»).

Вообще, слово «ностальгия» в последнее время употребляется где попало, становясь размытым и в некотором смысле «заляпанным». Говорят о ностальгии по операционной системе DOS, по чемпионату мира по футболу, по арифметике, по будущему. Этим словом называют не только книги («Утоление ностальгии» Владимира Данилова, «Ностальгия» Игоря Поля, «Кафе «Ностальгия» Зое Вальдес, «Ностальгия» Миклоша Геренчера, «Ностальгия по будущему» Виктора Калинина, «Ностальгия по чёрной магии» Венсана Равалека, «Ностальгия обелисков» Григория Кружкова), но и рестораны, камины, цветочные букеты, наборы шахмат и даже элитные жилые комплексы в Москве.

Ностальгия свойственна, пожалуй, каждому человеку старше определённого возраста, причём не обязательно зрелого (наверное, ностальгия бывает уже лет в 15-16). Более того, Милан Кундера так писал в романе «Неведение»: «Чем неохватнее время, оставленное позади, тем неодолимей голос, зовущий нас вернуться назад. Эта сентенция кажется самоочевидной, однако она неверна. Человек стареет, близится конец, каждый миг становится всё дороже, и уже недосуг тратить время на воспоминания. Надо понимать математический парадокс ностальгии: сильнее всего она в ранней молодости, когда объём прожитой жизни совсем незначителен».

Но какого бы возраста ни был человек, его личная ностальгия всегда уникальна. У одних жгучая тоска возникает по довоенным временам, у других – по отдыху на море прошлым летом, у одних при перелистывании альбома со старыми фотографиями наворачиваются слёзы, у других – на лице появляется лишь лёгкая улыбка. Ностальгия подобна любви, которую также все чувствуют и объясняют по-своему.

Сам термин «ностальгия» (от греч. nostos – возвращение домой и algos – страдание) в 1688 году ввёл швейцарский врач Иоганн Хофер в своей диссертации «Die Nostalgia oder Heimweh», где шла речь о заболеваниях швейцарских солдат, служивших наёмниками вдали от своей страны, и студентов, которые исцелялись вскоре после возвращения на родину. Причины болезни Хофер видел в «постоянных вибрациях животных духов сквозь фибры среднего мозга, в котором сохраняются следы идей о родине». Лечение включало в себя использование пиявок, слабительного, рвотного и кровопусканий. А для поздних стадий заболевания Хофер рекомендовал «снотворные эмульсии», «бальзамы для головы» и опиум.

С тех пор на долгое время к ностальгии относились исключительно как к болезни в медицинском смысле этого слова. Например, в Словаре Даля носталгия толкуется следующим образом: «тоска по родине, как душевная болезнь». Кстати, и поныне ностальгия у моряков и космонавтов представляет собой существенную проблему военной и космической медицины.

Часто считается, что тоскуют по прошлому те, кто не может найти себя в настоящем. Известный немецкий философ начала XX века Макс Шелер писал: «Присущая романтической душе тоска по какой-либо эпохе исторического прошлого (Эллада, средневековье и т.д.) основывается в первую очередь не на притягательности для субъекта самобытных ценностей того времени, а на стремлении убежать из собственной эпохи. Поэтому в его похвалах «прошлому» ощущается намерение принизить настоящее – окружающую субъекта действительность».

Во всяком случае, статистически доказано, что ностальгические настроения наиболее распространены в эпохи социальных катаклизмов, например, после смены государственного строя, как это случилось в начале 90-х прошлого века в нашей стране. Известный военный журналист Игорь Ротарь в книге «Пылающие обломки империй», повествуя о жизни людей в горячих точках, пишет: «Самое интересное, что горячими приверженцами советской системы являются не только мирные жители, но и боевики, защищающие с оружием в руках идеи весьма далёкие от коммунистической идеологии. Так, многие рядовые таджикские бойцы-исламисты говорили автору, что они за «Советский Союз и исламскую республику». И даже чеченские борцы сопротивления на чём свет клеймили «развалившего» Советский Союз Горбачёва и с ностальгией вспоминали о доперестроечных временах, когда, к слову говоря, ни о какой чеченской независимости не могло идти и речи».

Таким образом, прошлое объединяет людей, роднит их между собой. Неудивительно поэтому, что современные российские политики активно пользуются ностальгической риторикой. Вот лишь несколько показательных примеров. За годы правления нынешнего Президента был принят новый гимн России на музыку гимна СССР, на знамя Вооружённых сил была возвращена пятиконечная звезда, был восстановлен бронзовый бюст Феликса Дзержинского во дворе здания московского ГУВД. А в прошлогоднем Послании Федеральному собранию Путин сказал: «…Следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века». Как пишет американская исследовательница Светлана Бойм (кстати, родившаяся в Ленинграде), «ностальгия – это меч с двойным лезвием: обещая деполитизацию, она становится любимым политическим оружием». Некоторые авторы (например, Ольга Шабурова) считают, что к образам мифологизируемого прошлого правители обращаются тогда, когда они не могут предложить народу дорогу к утопическому будущему вроде коммунизма или американской мечты.

Осознали значимость ностальгии в жизни людей и бизнесмены. В зарубежные маркетинговые исследования прочно вошли такие термины, как «эффекты воздействия ностальгической рекламы» (nostalgia advertising effects), «ностальгический маркетинг» (nostalgia marketing) и даже «ностальгические технологии» (nostalgic technology). На западе существуют компании, специализирующиеся на ностальгическом дизайне, фирмы, разрабатывающие для заказчиков их генеалогические древа (кстати, поиск своих исторических корней стал очень популярным в Америке). В Венгрии одна туристическая фирма под названием «Ностальгия» предлагает необычные путешествия – в обновленных поездах времён 19-20 веков. Парк насчитывает 50 различных по типу поездов, представляющих собой музейную ценность.

В России также появился ряд компаний, избравших ностальгию своим бизнесом. Это телеканал «Ностальгия» на «НТВ+», радиостанции «Ретро», «Русское радио – 2», «Милицейская волна», арт-клуб «Nostalgie» на Чистых прудах в Москве и некоторые другие. Производители продуктов питания дают своим товарам советские имена. По-прежнему популярными являются такие торговые марки, как: «Советское шампанское», пиво «Жигулёвское», «Хрустящий картофель», сигареты «Ява», водка «Столичная» и др. В газете «Аргументы и факты» два года назад писали, что в 2004 г. компания «Союзплодоимпорт» отсудила себе товарный знак «Советское шампанское». Госпошлина за регистрацию товарного знака составляла смехотворные 60 рублей. При этом «Советское шампанское» в России выпускало более 30 предприятий, а поскольку торговая марка стала принадлежать «Союзплодоимпорту», с той поры каждое из них обязано было отдавать указанной компании по 80 копеек с бутылки (сейчас, может, и больше).

Интерес современного человека к прошлому хорошо удовлетворяется в Интернете. Любой «поисковик» по таким ключевым словам, как «ностальгия», «ретро», «прошлое» и т.п. выдаст вам сотни ссылок на сайты, посвящённые советской музыке, сайты «ностальгических» ресторанов и кафе (с названиями типа «СССР», «Зов Ильича», «Ностальгия», «Советский Союз», «Пропаганда» и др.), на ностальгические сообщества (в ЖЖ – Живом Журнале, в котором авторами являются сами пользователи, на разделы воспоминаний некоторых форумов, на сайт «Энциклопедия нашего детства» для родившихся с 1976 по 1982 гг. – www.76-82.ru) и на большое число бесплатных интерактивных музеев и электронных энциклопедий. В Рунете есть энциклопедии марок СССР, орденов и медалей СССР, советских денежных знаков и монет, пропагандистских плакатов и открыток (самым известным из подобных сайтов является, пожалуй, www.davno.ru, популярность которого под Новый год составила по 120 тысяч посещений в день с 23 тысяч ip-адресов). Кроме того, в Интернете есть музеи советских автомобилей и мотоциклов, электротранспорта и метро, телефонов, патефонов, грампластинок и даже музеи калькуляторов и синтезаторов (тоже советских).

Английский историк американского происхождения Дэвид Лоуэнталь констатирует: «Теперь прошлое – это чужая страна, в которую хлынул целый поток туристов. Прошлое испытывает на себе все обычные следствия популярности. Чем больше его ценят само по себе, тем менее реальным и достоверным оно становится». Таким образом, в настоящее время наблюдается тенденция «опошления» ностальгии, её коммерциализации. Она превращается в ассортимент сувениров, персонализированных на любой вкус. А вот в советское время, кстати, с такой ностальгией боролись на государственном уровне. Например, в 1920-е годы со страниц центральных газет звучали призывы к «борьбе со старым бытом». Ностальгические символы домашнего уюта: жёлтая канарейка в клетке, фикус в горшке, фотографии в рамках, открытки на стене, самовар на столе, кошка на коврике – рассматривались как вещи, чуждые строителю коммунизма. Помните у Маяковского:

На стенке Маркс.
Рамочка ала.
На «Известиях» лёжа, котёнок греется,
А из-под потолочка
верещала
оголтелая канареица.

Маркс со стенки смотрел, смотрел...
И вдруг
разинул рот,
да как заорёт:
«Опутали революцию обывательщины нити -
Страшнее Врангеля обывательский быт.
Скорее
головы канарейкам сверните —
чтоб коммунизм
канарейками не был побит!»

Что для современного человека ностальгия? Какие образы прошлого знакомы большинству людей определённого возраста и вызывают в них похожие чувства? Существуют исследования перечней подобных образов для разных эпох (на западе такие перечни называют «индексами ностальгии»). 60-е годы прошлого века, например, согласно одному такому исследованию, ассоциируется с таким списком образов: Ленин, первая учительница, Хрущёв и Гагарин, Бармалей и Айболит, Василий Иваныч, Шурик, 4 танкиста и собака, голубой огонёк, Фантомас, милиционер, пионер-герой, Мачек, хоккей, фигурное катание, Джон и Джеки, Мишель Пуакар, портрет Хэмингуэя, Бременские музыканты, Биттлз, голос Литвинова, Клуб кинопутешественников, Окуджава, Галич, Высоцкий, Солженицын, Че Гевара, стиль шпильки, лапша и т.п.

«Ностальгическими» являются чаще всего зрительные образы, но не обязательно: они могут быть и звуковыми, и вкусовыми, и даже обонятельными. Как поётся в песне Олега Митяева «Мама»,

И тот пьянящий запах новеньких сандалий,
И в кульке за рубль десять карамель,
И в шариковой ручке радостный Гагарин…
Так ничто не может радовать теперь…

Как уже говорилось, ностальгия особенно распространена в периоды социальной нестабильности, когда уровень жизни людей, как правило, падает. Но ностальгия – очень странный феномен. Даже когда человек стал объективно лучше жить: многого достиг и стал уважаемым человеком, когда у него есть любимый и любящий человек, дети, высокооплачиваемая работа, хорошая машина и когда он может позволить себе проводить отпуск в любой части земного шара, – даже в этом случае он часто тоскует по своему прошлому. Прошлому, когда джинсы можно было достать лишь по большому блату. Когда на лето дальше Крыма или – в лучшем случае – Болгарии он никуда не уезжал. Когда он проводил досуг не в фитнес-центрах и соляриях, а в секциях бадминтона и в авиамодельных кружках. Когда он пел не под караоке, а под гитару, и парился не в саунах, а в общественных банях. Даже в этом случае он тоскует по прошлому, в котором всё было очень просто и незатейливо.

Парадоксальность ностальгии иллюстрируется шуточным, но весьма точным, определением, которое гласит: «Ностальгия – это когда ты вспоминаешь, как уютно было сидеть тихими вечерами перед тёплым камином, но уже не помнишь, как пилил дрова для него». Сергей Аверинцев, перечисляя героические эпохи, которые традиционно ставились в пример потомкам, пишет: «…Как не чувствовать, насколько любое доброе старое время было страшным и смутным, как много опасностей таилось в уюте, как много нечистоты – в благонравии, как много жестокости – в благообразии». Однако человеческая память такова, что лучше запоминаются светлые стороны жизни. Видимо, это механизм психологической защиты – вытеснение отрицательных эмоций. Но разве это плохо – когда человек забывает зло, но помнит добро? Когда, окружённый злом, он может чувствовать добро, пусть лишь в воспоминаниях?

Ностальгия, безусловно, играет положительную роль в жизни человека. Да и всего человечества! Как пишет известный российский философ академик А.А. Гусейнов, «многие из великих моралистов черпали идеалы из прошлого, полагая, что там остался золотой век. Согласно их представлениям, человечество движется вспять. Основной признак деградации они усматривали в том, что люди всё больше отдают предпочтение материальным интересам перед моральными обязанностями. Они стремились остановить губительный, с их точки зрения, процесс смешения критериев».

Как бы мы ни относились к советскому строю, разве можно не умиляться, вспоминая себе наше детство и юность и разве можно представить их вне советского строя?

Помните пионерские времена? С каким волнением мы произносили заученную наизусть торжественную клятву пионера: «Я (имя, фамилия), вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза». Помните, как каждое утро приходилось утюжить свой оранжево-красный пионерский галстук, предварительно смочив его водой?

А после учебного года, летом, в пионерском лагере по окончании смены эти галстуки расписывались душещипательными пожеланиями друзей из отряда, их адресами и телефонами или просто забавными и дерзкими четверостишиями.

Пионерские лагеря – вообще отдельная тема. Ежедневные линейки, песни у костров, молоко перед сном, «страшилки» после отбоя, вызовы к директору, походы, зарницы, обработка синяков и ссадин в изоляторе… Кто из нас не проходил через это, тот многое потерял.

А помните сбор макулатуры, металлолома, обязательное участие в демонстрациях 1 мая и 7 ноября, народные дружины и танцы по вечерам? А вокально-инструментальные ансамбли?

Московскую Олимпиаду-80 помните? Как неблагонадёжных людей высылали за 101-ый км, а Москву наводнили неизвестно откуда взявшиеся дефицитные товары: американские сигареты, индийские джинсы, финские ликёры... С окончанием Олимпиады все они исчезли с прилавков так же быстро, как и появились там.

Но всё это – известные образы, можно сказать, коллективная ностальгия. Но есть ещё ностальгия личная, глубоко интимная. Её нельзя в полной мере описать словами. Она имеет смысл только в контексте жизненного пути конкретного человека, встреч и расставаний, переплетений судеб, закоулков бессознательного. Засохший цветок, который остальные могут принять за неубранный мусор, для кого-то может воплощать в себе целый период жизни, историю любви, разбившиеся надежды.

Такая интимная ностальгия особенно печальна, порой даже скорбна. Чувствуя именно такую ностальгию, человек в полной мере осознаёт необратимость времени и уникальность каждого момента своей жизни. Потеря близкого человека переживается при разглядывании его фотографии спустя годы всё же острее, чем исчезновение политического строя – при разглядывании пионерского галстука. Чувство, которое переживает ссутуленный старик, когда, опираясь на трость, он шагает по земле, по которой когда-то бегал мальчиком и на которой не был уже несколько десятков лет, и шагает, возможно, в последний раз, – это чувство известно только ему. И ещё богу, может быть. Об этом чувстве старик не сможет рассказать никому, и окружающие никогда не поймут, из-за чего плачет этот странный пожилой человек в этих заурядных, ничем не примечательных местах.

Очень похожее на ностальгию чувство, но всё же не ностальгия, – это тоска не по реальному прошлому, а по упущенным возможностям, по тому, что могло было быть, но чего не было, тоска по зря прожитой жизни. Подобное чувство хорошо передано в строках Вероники Тушновой:

Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
он весь потемнел и намок,
ступени завалены палым листом,
висит заржавелый замок...
А гуси летят в темноте ледяной,
тревожно и хрипло трубя...
Какое несчастье
случилось со мной —
я жизнь прожила
без тебя.

Повсюду нас окружают воспоминания. Они хранятся не только в фотографиях, но и в крестике, подаренном мамой, в часах, подаренных отцом, в брелке для ключей, подаренном лучшим другом. Воспоминания хранятся в пыльном сундуке на чердаке деревенского дома, к которому, порой, долгие годы боишься подойти, чтобы не задушила смертная тоска по прошлому…

Воспоминания живут даже в элементах ландшафта. Вот, например, как об этом пишет своим лёгким стилем современный английский писатель Тибор Фишер в романе «Философы с большой дороги»: «Изменения – штука замечательная, но как же без эталона? Эталон: главная улица, на ней – библиотека, ресторан, магазины, полицейский участок, застывшие на своих местах, как деления шкалы. Этот эталон нам нужен не меньше, чем дом, куда можно вернуться, где тебе говорят «Привет!», даже если ты и говорящий тихо друг друга ненавидите, где можно занять денег, где твоё отсутствие, в конце концов, имеет смысл. Все это – подсказка, шпаргалка, по которой ты вспомнишь, что же такое юность…».

В иных случаях ностальгия, пожалуй, успешно замещает человеку некоторые разрушительные, отравляющие душу чувства. Зрелая женщина сквозь многие годы пронесла с собой любовь к одному мужчине, но так и не смогла его разлюбить. Когда-то давно они были вместе. Им обоим было очень хорошо и они были счастливы. Женщина знает, что это был самый лучший период в её жизни. А сейчас любимый человек с другой женщиной, у них есть дети. В такой ситуации могла бы возникнуть зависть к новой избраннице, ревность к ней. Но когда женщина понимает, что в какое-то время её любимому было хорошо только с ней, она делала его счастливым, занимала все его мечты и что тот период никто, даже нынешняя жена, не вычеркнет из его истории, эта ностальгия по совместно пережитым радостям выступает заменой ревности, чем-то вроде безобидной мести нынешней избраннице.

Да, ностальгия – это тоска. Но согласно словарю эпитетов русского языка, тоска может быть не только безнадёжной, невыносимой, безысходной, ядовитой и т.п., но и гордой, мятежной, сладкой, чарующей и даже счастливой. Именно второй ряд эпитетов описывает с разных точек зрения истинно «ностальгическую» тоску. Даже когда основной жизненный путь человека уже позади, когда он понимает, что самые беззаботные, радостные моменты его жизни остались в прошлом, можно относится к этому прошлому спокойно, без сожаления, а к молодому поколению – без зависти. Ведь прошлое недоступно для непосредственного вмешательства, от него нельзя ничего ждать, и его невозможно никак использовать. Наше отношение к прошлому отличается поэтому отсутствием прагматической заинтересованности, бескорыстием.

Как писал русский мыслитель Николай Бердяев, «в том, что было, не меньше от вечности, чем в том, что будет. И чувство вечности острее чувствуем мы в нашем обращении к прошлому. В чём притягивающая нас тайна красоты развалин? В победе вечности над временем. Ничто не даёт так чувства нетленности, как развалины. Развалившиеся, поросшие мхом стены старых замков, дворцов и храмов представляются нам явлением иного мира, просвечивающим из вечности… Не только развалины дают нам это чувство… но и сохранившиеся старые храмы, старые дома, старые одежды, старые портреты, старые книги, старые мемуары. На всём этом лежит печать великой и прекрасной борьбы вечности с временем…»

Закончить это эссе хочется истинно ностальгическим стихотворением Вероники Тушновой, тоскливым и вместе с тем оптимистическим:

В альбомчике старом снимки:
Сосны. Снега. Стога.
В рыже-лиловой дымке
давние берега.
Всё, что тогда любила, –
выцвело, отошло.
Помнится только – было.
Ну, было – и хорошо!
Вечером на закате, в особый июньский день,
девочки в белых платьях
в школу несут сирень.
Прошлое на закате
солнцем озарено.
Девочки в белом платье
нет на земле давно.
Это не боль, не зависть, –
юности милой вослед
смотрит не отрываясь
женщина средних лет.
Давнее тёплое счастье
мимо неё прошло.
Кивнуло ей, усмехнулось
и скрылось… И хорошо!
И хорошо, что годы
изменчивы, как река.
Новые повороты,
новые берега.

Любите своё прошлое!