Исследуя сны. Есть ли жизнь после кошмаров?

Дримофобия.

Я подскочила на кровати и стала жадно ловить ртом воздух, такой вкусный и необходимый мне сейчас. Сон. Всего лишь очередной кошмар, которые обычно снятся мне сразу после полуночи. А сегодняшний я знаю уже наизусть, он периодически повторяется. Впервые я познакомилась с ним лет в пять, когда в бабушкином саду наткнулась на ужасного монстра с бессчётным количеством волосатых ног. «Паук» - весело объяснила мама. Но сколько меня ни заверяли, что их не стоит бояться, я не поверила. Это как со стоматологом. Отец клялся, что сначала меня укусит комарик под язычок, а потом добрая тётя-врач залепит мою дырочку. Но он соврал. Меня укусил не комарик, а настоящий крокодил. И псевдодобрая тётенька лечила мой зуб так, что мои слёзы забрызгали и её саму, и все стены её кабинета. После этого, кстати, я решила не есть конфеты. Совсем. И теперь у меня восхитительные зубы. Но с пауками дело сложнее.
«Что мне перестать есть, чтобы не бояться их?» - плакала я в детстве. В юности пошла к психотерапевту. «Арахнофобия» - констатировал он. Да не боюсь я пауков! Я могу даже голыми руками снять его с какой-нибудь визжащей неврастенички-подружки.
Я Б О Ю С Ь С В О И Х С Н О В .
Сидим с Элькой в забегаловке, царапаем дно стаканчиков с мороженым. Я рассказываю о своих кошмарах при свете дня. Она смеётся, я смеюсь. Так всё просто. Сегодня я точно засну, ничего не боясь. Я дам себе установку: как только кошмар вернётся, я переключу свой мозг на этот день, на Эльку, на вкусное персиковое мороженое. И также посмеюсь. Спорю, кошмары уйдут!
И снова ночь, снова моя Любимая уже давно спит рядом, а я лежу и смотрю в тёмное никуда. Но усталость целого дня оказывается сильнее, и я засыпаю. Мне снятся пауки, много пауков, которые бегают по потолку, затем, один за одним, падают мне на голову и путаются в волосах. Сегодня они почему-то были красные, как стаканы из-под мороженого.
Я просыпаюсь в холодном поту, пытаюсь восстановить дыхание, смотрю на свою очаровательную девушку, которой, наверное, снятся бабочки и котята… Обнимаю её и ложусь назад, но уже с открытыми глазами. Не уснуть. Так что же мне перестать есть, чтобы не бояться своих снов???...




 
Невесомость.

- Динка! Мы получили новую квартиру!!!
Этого сообщения я ждала целых три года. Потрясающая новостройка, небесно-голубая, отличный район. Моему счастью не было бы предела, если б не…
- Семнадцатый этаж???!!! – я бы завизжала ещё сильнее, только горло мне что-то сдавило. – Мы же два года бились за первый, максимум за второй!
- Нам сначала дали квартиру на первом, но на горизонте появилась некая старушка. Представляешь, если сломается лифт, что ей делать? Короче, мы поменялись.
- А если у этой бабки ключ сломается?! Или она его потеряет?! Или дверь заклинит?! Или ещё что-то?! Какие к чёрту «если»??? Это наша квартира!!!
- Милая… Это же семидесятишестилетняя дама…
Вот всегда так! Ему важнее старухи, которые не дойдут до семнадцатого этажа, чужие дети, друзья, семьи друзей. ВСЕ, кроме меня. Да, он добрый и отзывчивый, он помогает всем, даже бездомным котам. Поэтому я (!) почти никогда не вижу его. Он вечно всех спасает. А я одна завтракаю, одна ужинаю, одна сплю, одна живу. Хотя считаюсь замужней девушкой. Fuck!

На следующий день я пошла смотреть квартиру. Одна. Шикарные апартаменты, ничего не скажешь. Только вот зачем бабульке двухкомнатная квартира такой площади? Богатая она, видно…
- Балкон, Диана Сергеевна, - подсказала мне женщина, впустившая сюда.
- Потом выйду, он меня не интересует, - соврала я, хотя всю жизнь обожала их.
До шести лет я жила на Сахалине с бабушкой, дедушкой и тётей. Родители уехали в Москву. У отца была работа, а мама… Она просто была очень хорошей женой и не очень хорошей матерью. Я росла одинокой. У меня была детская комната, огромная, с игрушками, с цветочками. Но я жила на балконе. Меня ничем нельзя было выманить с него. Когда родные это поняли, они махнули рукой, а дед провёл туда отопление. Мы жили на втором этаже.
В шесть мать забрала меня в Москву. Они с отцом разошлись, и ей стало одиноко в трёхкомнатной квартире. Она плакала днём, рыдала вечером и выла ночью. Мне было невыносимо с ней. Я ютилась на балконе первого этажа и вспоминала о бабушке.
В семнадцать лет я переехала в общагу при институте. Но там не было балкона, поэтому спустя два месяца я сняла квартиру в спальном районе. За копейки. Очень плохую. Но с балконом. Он у меня стал за неделю самой красивой комнатой. Выглядел на миллион долларов. Стоит ли говорить, что квартира располагалась на первом этаже?
С Михаилом я познакомилась как раз стоя на этом балконе. Через полтора года мы жили вместе. На втором этаже.
- Ну, наконец, балкон! – не отставала от меня дама-«гид». – Вы уже всё, кроме него, посмотрели. А я пойду принесу документы.
Да чёрт с вами! Я сдалась и сделала шаг на балкон СЕМНАДЦАТОГО ЭТАЖА.
Меня однажды вырвало на четвёртом.
Вроде ничего. Пол на месте. Крепкий. Я даже потопала, дабы проверить.
В двенадцать лет у меня закружилась голова, и я ударилась лицом о подоконник, падая. Зря я пошла к Юльке в гости. С тех пор у меня на щеке маленький шрамик, который очень нравится Мишке.
- Вы посмотрели? Шикарная лоджия, правда? – продолжала донимать меня эта баба.– Вот, подпишите здесь.
А в два года мне впервые приснился кошмар.
Я подписала и ушла. Одно дело, когда тебя стошнило в семь, а другое – в двадцать три. Рисковать я не хотела.
В такси было тепло и уютно. А я давно не спала, решила прикорнуть.
Я вернулась на двадцать один год назад. Мне, двухлетнему ребёнку, приснилось, что я женщина. У меня муж и две собаки. Я выхожу на балкон, чтобы полюбоваться на закат, подхожу к краю. И вдруг он ускользает из-под ног. То шатается, будто навесной мост, то превращается в горку, по которой я вот-вот скачусь, то вообще исчезает. Я прижимаюсь к стене, я его боюсь, я смотрю вниз и умоляю, чтобы это непонятное и двигающееся снова стало балконом.
Раз в год мне это обязательно снилось. Когда появился Мишка, стало сниться чаще. А он смеётся. Я никогда не падала в этом сне. Я люблю балконы. Не понимаю, почему я до остановки дыхания боюсь таких снов? И почему они мне снятся? Я не боялась высоты. Но сны сделали меня параноиком. Меня стало тошнить выше второго этажа, я падаю в обморок, стоит мне подойти к краю балкона.
Я проснулась в такси, когда мы прибыли на место. С одной мыслью: я хочу упасть! Во сне. Упасть, чтобы узнать, что дальше. За пределами моего неустойчивого балкона, в месте, которое ещё в два года я назвала н е в е с о м о с т ь …


 


Там Кира!

Мне не хочется есть. Странно. Наверное, я перенервничала.
Помню только, что я захотела крекеров и какой-нибудь позорный журнальчик, который я прочту под одеялом в тайне от подруг, увлекающихся Фрейдом и Ницше. «Cool girl» я купила на углу своего дома, а за крекерами пришлось идти в универсам.
Мне не хочется в туалет. Странно. Обычно от нервов я бегаю в три раза чаще.
Последнее воспоминание: серая коробка с крекерами, самая большая, четыреста грамм. Я была голодна.
А дальше я очнулась тут. Кто и зачем украл меня? У моих родителей нет денег, они не бизнесмены и не мафиози. Меня бесполезно держать в заложниках! Но так есть.
Наверное, мне что-то вкололи, подсыпали или просто долбанули по голове, потому что у меня провал памяти. Раз – я в магазине. Два – я уже здесь.
Мой мобильник молчит. Странно. Мама давно должна была поднять панику. А я дозвониться не могу – «ошибка связи». Может, я уже не в России, меня вывезли в другую страну?
Здесь странно ВСЁ! Я никак не могу найти того, кто меня похитил. Но тут много народа. Стоит их спросить о чём-то, они начинают говорить, говорить. Вроде не на иностранном языке, но я не могу уловить смысл.
Мы находимся не в тесной комнате, без кляпов во рту и заломанных за спину рук. Я гуляю. На одном здании написано: «Врач. Осмотр новеньких с 2х до 3х», на другом: «Столовая», на третьем: «Стань красивее».
Я не хочу спать. Странно. По моим внутренним ощущениям прошло уже около двух суток. Только тут светло. Всё время.
Как я уже сказала, я свободно перемещаюсь. Просто где-то глубоко-глубоко я понимаю, что отсюда нет выхода. Это город заложников.
Я успела пройти осмотр. У входа стояла женщина, которая кивнула мне, видимо, узнав во мне новоприбывшую.
Осмотр походил на тест «профпригодность к полётам в открытом космосе». Потом на меня повесили бирку. Как я не понимала речь людей вокруг, так не сумела и причитать два слова на моём «клейме». Будто ребёнок лет трёх, знающий некоторые буквы по-отдельности, но не способный прочитать слово целиком.
Я не боюсь. Странно. Не боюсь ни этих людей непонятной национальности, ни того, что я ничего не понимаю в сложившейся ситуации.
Я просто хожу и осматриваюсь. Пытаюсь определить размеры и границы этого города заложников. Большой.
Я не чувствую стыда. Странно. После теста на «космопригодность» я вышла обнажённая. Как и все тут. Обычно я раздеваюсь под одеялом, а сейчас хожу и с гордым видом демонстрирую всему городу свою попку.
У меня появился друг. Нет, не из-за попки! У него есть девушка, он сильно влюблён. Просто мы немного понимаем друг друга. Он стал неслышно ходить следом. Мы болтаем, не открывая рта. Ему двадцать пять, его любимую зовут Вероника. И он тоже ищет выход отсюда. Мы условились искать вместе. И бежать отсюда тоже вместе.
Я не хочу пить. Странно. Постоянное ощущение в горле, что я только что напилась «Спрайта».
Однажды я набрела на выход. Банальная дверь, но тяжёлая, как в сказках про замурованных царевен. Возле двери – человек.
- Вы не подскажете… - начала было я, но замерла на месте, как подстреленная, стоило ему посмотреть на меня. Глаза в глаза. Его зелёными в мои карие. Этот взгляд, этот цвет говорили: ВЫХОДА ТУТ НЕТ!
Я рассказала об этом своему другу. Он отреагировал вяло. Я надеялась, что мы вместе вернёмся к двери и если не сбежим, то хоть что-то узнаем. А мой друг сообщил, что решил остаться. КАК ТАК? Ну и что, Вероника? Бери её, и сваливаем! Но он передумал.
Я с горя пошла в здание с надписью «Столовая». Там стояли мои крекеры. Я съела все четыреста грамм. Потом попила кока-колы, сходила в туалет и решила найти диван. Я не хотела ничего из этого. Просто ради приличия. Или из вредности.
Диван я нашла, и даже «Cosmopolitan». Я начала читать. Я всё понимала! И надписи на зданиях тоже. Так что же на моей бирке? Я схватила её в руки, но нет. Я не понимала. Как и речь людей.
Я хотела, чтобы моя мобила, наконец, зазвонила. Странно. Обычно я не выносила входящие звонки. Я звоню только тогда, когда Я хочу этого. Но телефон замер. Даже не разряжался, хотя должен бы.
Я уже перестала чему-то удивляться и пытаться понять что-либо. Будь что будет. Ну, разве что попробую ещё раз сходить к двери. Одна! Не нужна мне ничья помощь! Я всегда была самодостаточным человеком.
И вот я пошла снова искать ВЫХОД. Точнее ВЫХОДА НЕТ. И увидела ЕЁ. Наташу. Рыжая, обнажённая, она прыгала через скакалку. Когда-то она была моей лучшей подругой. Но полтора года назад Наташа… умерла!
И тут я услышала, как парень, проходящий мимо меня с дамой, сказал: «Милая, пойдём пообедаем?». А дети, катающиеся неподалёку с горки, уже не издавали просто шум. Они визжали имена друг друга и хвастались, на каких аттракционах им довелось кататься.
Я взяла в руки бирку. «Остановка сердца». Обычными буквами. Знакомой с детства кириллицей.
Я умерла? Поэтому мне не звонят? Поэтому меня не выпускают? Поэтому мой друг решил остаться? Он просто понял всё?
Я подошла ближе к Наташе. Рядом с ней стояла зеленоглазая худенькая брюнетка. Кира. Я её никогда не видела, но много о ней слышала. Она была близкой подругой Наташи и тяжело переживала её смерть.
Мне захотелось кое-что узнать. Я приблизилась почти вплотную. «Самоубийство» - значилось на бирке у неё на груди…



 
Раддом.

Я люблю варёную рыбу, блюз и рассказывать всем свою странную историю жизни.
- Что-что? Роддом? – переспрашивают меня в сто первый раз.
- Да не рОддом, а рАддом! Дом радости!
Я называю так то место, где живу вот уже третий год. На самом деле это обычная дурка.
Однажды мне приснилось, что моя мать сошла с ума. Я тогда был одиннадцатилетним мальчишкой. Меня это испугало. Целый месяц я не отходил от мамы ни на шаг, даже на работу с ней ездил, наврав в школе, что сильно болен. Мне казалось, я оставлю её на пять минут, и она сразу сойдёт с ума.
В двенадцать лет сон повторился. Только на этот раз спятили отец и брат Юрка. Я хотел сопровождать папу везде, хотя бы первое время, чтобы уберечь от этого. Но он уехал в командировку во Владивосток, а меня, бьющегося в истерике по непонятным ни для кого причинам, отослали в школу.
Отец не вернулся. Его поезд сошёл с рельс по дороге домой. Я убил его. Но я никому не сказал об этом.
В тринадцать свихнулась бабушка.
В четырнадцать – снова Юрка. Его больше всех бесило, когда я ходил за ним хвостом. Но повторный сон про его сумасшествие меня очень испугал. А мы к тому времени сильно сдружились. Мои преследования привели к тому, что я влился в его компанию. Старшеклассники. Я перед ними преклонялся. У них были самые клёвые девчонки. С одной из них, Танькой, я закрутил роман.
В пятнадцать она сошла с ума в моём сне. И я впервые решился рассказать о своих кошмарах. Она рассмеялась, я обиделся. Мы не виделись два дня, а на третий её убили в собственном подъезде.
В шестнадцать сошёл с ума я сам. Я знал, что когда-то мне это приснится. На следующий же день я пошёл проверяться. Моё психическое состояние было на зависть хорошее.
Но через неделю сон повторился. Он будто спорил с диагнозом, настаивал на своём. В этом сне я жил в сумасшедшем доме, и мне там было так здорово…
Через пару дней я нашёл в дурдоме двух друзей. Ещё через неделю – девушку. Казалось, кто-то нажал на кнопку и замуровал меня в этом сне навечно, закрыв все выходы из него на огромные замки без ключей.
Мне это надоело! Я узнал адрес ближайшего заведения для душевнобольных и пошёл узнавать о вакансиях. На меня странно посмотрели (конечно, зачем шестнадцатилетнему здоровому парню работа в дурке?!), но ответили положительно.
И вот я три года здесь живу. Дома бываю редко, на материн и Юркин дни рождения да на новый год. Они так и не поняли меня.
Сны исчезли. Они просто перетекли в явь. Только иногда снятся папа и Танюха.
А последний год я нахожусь тут не только в качестве работника.
У нас живут милые бабульки, от которых отказались родные. Мы с ними сразу понравились друг другу. Я помогал им во всём: кормил, переодевал, развлекал рассказами, даже танцевал с одной в её восемьдесят пятый день рождения. Она тогда решила, что ей пять.
- Сашуля, я ещё маленькая, не дотянусь до карниза. А штора упала. Ты не повесишь? – попросила она.
Ну как я мог отказать? Залез на стол и начал насаживать петельки на крючочки. А бабушка моя продолжала восхищаться:
- Какой же ты красавец! И добрый! Было бы мне хоть на десять лет побольше, я бы тебя добилась!
И тут я упал со стола. А рядом находилась чугунная батарея…
- Так вы теперь здесь как пациент? – удивляются все, как по команде, когда я заканчиваю свою историю.
- Точно!
- А не скажешь… Вы не похожи на психа.
- Я не помню половины своего прошлого. Только по снам. Я знаю, что у меня мама и брат. Я по-прежнему езжу к ним на праздники, но их лица для меня чужие. А ещё… Я узнал т а й н у этого дома. Иногда люди сходят с ума, а их родственникам сообщают об их смерти. Это жестоко, на мой взгляд. Но это желания самих людей. Против них не попрёшь.
- Ну а почему всё-таки раддом?
- Тут хорошо! Легко! Тут ты без масок, ты тот, кем ты являешься. Это лучшее из всех мест! Мне здесь радостно. И я стараюсь приносить радость всем. Я люблю этих людей! А теперь извините, у нас обед. Пойду поем с отцом и Татьяной…



 

Летят, летят, летят…

«Крылатые качели летят, летят, летят» - весело пела девочка лет семи, раскачиваясь на качелях в одном из этих милых двориков. Я весь вечер не могла выкинуть это мотив из головы. Даже настроение улучшалось.
Я обожаю детей! И меня тянет к качелям. А уж на ребёнка, качающегося на них, я могу смотреть часами.
Качелей я ещё недавно боялась. Одно время мне снились кошмары. Качели. Высокие – высокие. Даже смотреть страшно. Но я забираюсь на них и начинаю качаться. Сильно. У меня душа проваливается в левую пятку, а сердце стучит под языком. Но я раскачиваюсь и раскачиваюсь. Земли уже не видно. Зато я любуюсь соседними городами и иногда, если качнусь совсем уж сильно, странами.
Во сне мне не страшно. Мне страшно наутро, когда я открываю глаза после этих снов.
Иногда в них я слышала детский смех. Позже смех переродился в плач. Это была девочка. Я раскачиваюсь, а она плачет.
Однажды я спрыгнула с качелей на песок, а на нём, будто веточкой, кто-то написал: АЛИСА.
О! Я давняя поклонница группы Алиса! Странный был сон: в нём намешалось всё, и качели, и детский плач, и мои музыкальные пристрастия.
Утром снова было неприятно, страшно, и меня тошнило.
Я решила бороться с этим. Сама. Поехала в парк и купила аж четыре билета на самые высокие качели.
Адреналин! Здорово! Я стала посещать парк постоянно. За три летних месяца утренний страх исчез. Я победила!!!
В сентябре я стала искать работу. Желательно в детском саду. Хотелось быть ближе к детям, хотелось катать их на качельках.
Звонок застал меня на детской площадке у моего дома.
- Дмитриева Евгения?
- Да, я слушаю.
- Ждём вас на собеседовании в четверг. Часов в десять утра. Ваше резюме нам понравилось.
- Хорошо, я буду!
Я была рада! Я сделаю всё, чтобы понравиться им и живьём! Хочу эту работу!
В четверг в восемь утра я второпях искала все документы, которые могут понадобиться. Паспорт, трудовая, права, паспорта родителей, метрика, аттестат, диплом… Чёрт! Сколько барахла! А что это? В маленькой папочке лежали два документа. Я медленно их вытащила.
Мне привиделись качели. Высоченные. Зелёные.
Я открыла одну бумажку. Свидетельство о рождении. Дмитриева Алиса Викторовна. Пятое мая 2001 год.
Мне привиделся ребёнок. В жёлтом платьице, в шляпке, с куклой. Возле зелёных качелей.
Я открыла второй документ. Свидетельство о смерти. Двадцатое июля 2004 год. «Кровоизлияние вследствие удара качелями»…



Сонник.

Знаете, если вы мужчина-маньяк, вам надо жениться на девушке с галлюцинациями! Хотите сказать, таких мало? Ха-ха! Оглянитесь вокруг! Думаете, вон та, в розовой юбке на шпильках, или та, в модных джинсиках, не страдают ночными кошмарами, виденьями и прочей дребеденью? Да этим страдают девять из десяти. Уверяю вас! Выбирайте любую.
И вот вы женитесь, она доверяет вам «страшную тайну», как самому близкому на свете существу. И всё, она в ваших руках. Играйте ею, пишите сами сценарий её дальнейшей жизни. Убедите её, что это сон. И она будет для вас вставать под пули, резать себя или летать с балкона семнадцатого этажа. Нужное подчеркнуть.

Знаете, есть такая болезнь. Она очень редкая, в отличие от девушек со сдвигами. Вы засыпаете абсолютно в любом месте. Точнее не засыпаете, а впадаете в лёгкую кому. Вы не защищены от подобного приступа ни во время сдачи экзамена, ни во время катания на американских горках, ни во время ожидания своей очереди в кассу, ни даже во время секса. Люди думают, что вы просто спите стоя, сидя, согнувшись, задрав ногу на забор. Нужное подчеркнуть. Вся фишка в том, что вы переживёте всё увиденное во сне. Если сон решит быть про смерть, то, увы… Вы умрёте на самом деле. «Ветераны» уже научились управлять своими снами, своей болезнью. Они путешествуют по миру, они спят с огромным количеством мужчин и женщин, они едят в дорогих ресторанах. А новички как раз чаще всего мрут. Прискорбно, ах.

Знаете, вам стоит присмотреться к своим снам. Иногда я намекну вам на будущее. Тогда готовьтесь! А могу и напомнить о прошлом. Я вроде узелка на носовом платке. Но не потому что я сама Доброта и хочу облегчить вам жизнь. А потому что я само Зло и ненавижу тех, кто забывает дела своих рук!

Знаете, есть такие люди. Их меньше, чем носителей «сонной» болезни и ещё меньше, чем девушек с галлюцинациями. Это люди, с которыми я не в силах справиться. Прискорбно, ах. Их что-то держит там, наяву. Какое-то чувство. Я не знаю его названия, свойств и срока действия, но оно яркое, искрящееся и, видимо, липкое. Потому что постоянно утягивает людей назад, сквозь запертую дверь. Благодаря этой липучке они вновь и вновь открывают глаза. Я могу подпустить в их сон хоть пауков, хоть скорпионов, хоть крокодилов. ОНИ ВСЁ РАВНО ПРОСНУТСЯ. Загадка.

Знаете, два ваших злейших врага – Страх и Сон.
Третий – я.
Я и то, и другое.
У меня к н о п к а.
Щёлк, и вы наедине со Страхом и Сном, НАВСЕГДА! Я контролирую все ваши сновидения. Я знаю о них ВСЁ.
Если вам ничего не снится, вы сошли с ума.
Если вам снится, что у вас накануне свидания сломался нос, вы сошли с ума.
Если вам снится, что вы родили ребёнка ни от кого, а потом отдали его незнакомке, целующей вас в шею, вы сошли с ума.
Если вам снится, что вы стоите в очереди за пирожными на горе песка, и он под вами начинает рассыпаться, вы сошли с ума.
Если вам снится, что вы гуляете по городу с синяком в пол-лица после аварии, а никто этого не замечает, вы сошли с ума.
Если вам снится, что вы сочиняете и декламируете стихи, а наутро не можете их вспомнить, вы сошли с ума.
Если наутро вы вспомните то, что сочинили во сне, вы и сами сразу поймёте, что сошли с ума.
Если вам снится, что вы соревнуетесь с президентом в метании жвачек в мусорные корзины, вы сошли с ума.
Если вам снится абсолютно обнажённая девушка, вымазанная блёстками, с татуировкой розой внизу живота, да она ещё и поёт, вы сошли с ума. Прискорбно, ах.
Что-то из этого вам обязательно когда-то снилось или ещё приснится. А нужное… подчеркнуть!

август 2005

(все сны – МОИ)

СПАСИБО: моим ночным кошмарам за верность, Ирине за идею и Музе за ВСЁ.