Куда уходят Деды Морозы

КУДА УХОДЯТ ДЕДЫ МОРОЗЫ
(РАЗМЫШЛЕНИЯ О ДЕВАЛЬВАЦИИ НОВОГО ГОДА)

Вот и опять грядет очередной Новый год. Грядет... Почему-то, на мой взгляд, это слово подходит больше всего. Это когда-то давно, в далеком детстве он приходил вместе со словом праздник, а сейчас, наверное, все-таки грядет. Не как какое-то эпохальное событие в твоей жизни, а как нечто уныло надвигающееся подобно огромной безликой толпе. Эта серая масса в масках краснощеких старцев и слегка синих молоденьких внучек не причиняет вреда, а лишь проходит за мгновение сквозь каждого, показав, что от тебя или соседа ничего в этом мире не зависит и человек не властен над временем. Проходит и ставит за собой жирную черточку, за которую обратно уже не переступить...

В раннем детстве, когда мир еще не познан и все вокруг виделось в радужных красках, когда размеры жизни ограничивались друзьями и родственниками, а родной город порой представлялся бесконечностью, которую, наверное, никогда нельзя пройти полностью, Новый год действительно казался чудом и самым лучшим праздником после дня рождения. Он приближался кокетливо с заманчивой рекламой в виде запаха мандаринов и со сладостными намеками на нечто необыкновенное. И когда я, навешивал блестящую игрушку на полуголую ветку елки, вызывающую некое чувство вины у отца, поскольку лучше елок в продаже не бывает, мне уже виделось волшебство. Скоро, скоро придет этот праздник и будет весело, будет много лимонада и сладостей, будут обязательно такие вкусные вещи, как твердокопченая колбаса, которую мама купила по случаю в наборе еще в августе, будет не так скучно, как всегда, и меня вместе с другими детьми посадят за один стол с взрослыми и дадут после полуночи чокнуться с остальными. И в этом уже было нечто необыкновенное. А совсем ночью, когда я послушно закрою глаза, случится чудо. Придет Дед Мороз и исполнит мое заветное желание в виде подарка. Оно будет не такое заветное, как на день рождения, но все равное очень важное, нужное, а главное обязательно исполнится. А, может, исполнится и не одно, если есть несколько небольших желаний. Все зависит только от трех условий: чтобы у Деда Мороза было время рассмотреть мои нужды, чтобы он подошел честно к оценке моей послушности в уходящем году, от чего зависит количество подарков и их весомость, и чтобы я обязательно уснул, а не пытался увидеть дедушку, тем самым, спугнув его.

На утро, когда под елкой я находил подарки, то понимал, что не зря вчера размахивал валенком и обращался в куда-то к доброму и умному Деду Морозу. И хотя впереди был еще целый день праздника, и был такой же стол, как и вчера, и я так же звенел своим бокалом с лимонадом, но уже понимал, что волшебство ночи закончилось, завтра все будет обыденно и сегодня уже как-то не так, фальшиво и не сказочно. Просто весело, а следующий такой Новый год только через год. И хотя этот срок по времени казался чем-то длинным, конца которого попросту не дождаться, но, запихивая в рот очередную конфету, я утешал себя, что как-нибудь проживем, и чудо придет вновь с грохотом хлопушек и шуршанием серпантина. Ведь чудеса каждый день не могут быть чудесами. И тогда я не задумывался о том, что в этом году все будет у меня хорошо, не так, как в прошлом, поскольку у меня все время было все хорошо. И чудо состояло лишь в том, что исполнялось мое желание, на фоне праздничной круговерти вокруг.

Но так, собственно, продолжалось всего лишь три года моей сознательной жизни. В семь лет, когда я твердо решил проверить утверждение моего одноклассника Вовки, что Деды Морозы - чепуха для детского сада, и ночью, дождавшись с закрытыми глазами шороха под елкой, увидел зад моего отца, старательно запихивающего в валенок очередное желание, мне стало понятно, что Дед Мороз, наверное, есть, но я его теперь уже точно не увижу. А еще через год родители ушли праздновать к друзьям, а к нам привели всех детей, чтобы они уже не сидели вместе с взрослыми, не мешали им, а пили лимонад за отдельным столиком, как большие и как можно подальше. Мы обожрались сладким, начокались до изнеможения, так как теперь частота ударов не зависела от желания старших, и нащелкались досыта двум телеканалами. А в первом часу ночи к нам пришел Дед Мороз. Он долго пыхтел и мучительно пытался выудить из нас стишки за подарок, но съехавшая набок борода с потного лица пьяного отца Мишки никак не наводила на мысли о волшебстве. Мы поочередно что-то мычали, чтобы не расстроить неожиданного гостя, но было скучно, тоскливо и как-то не по себе. Как будто тебе обещали подарить блестящий конструктор, а вместо этого дали огромный красивый пакет, внутри которого оказался лучший подарок на все времена - скучная книжка. Не спасла положения и мать Катьки тетя Галя, которая пришла на подмогу в роли Снегурочки, но из-за отсутствия должного наряда вообще не походила на нее, а напоминала подвыпившую дуру, которая все время хлопала в ладоши, что-то громко кричала, а в перерывах ржала. Тогда почему-то я убедился, что Деда Мороза я не увижу точно, поскольку его, наверное, точно нет.

Чудеса закончились. Осталась только радость от Нового года в виде праздничной мишуры, елок, веселых родителей и исполнения желаний. Хотя мечты теперь выполнялись без сказок о ночных визитах Деда Мороза, а просто в виде ответа на вопрос: “Сынок, что бы ты хотел на Новый год?”. Но они все равно исполнялись и были хорошим подспорьем ко дню рождения в плане уменьшения увеличивающейся кучи желаний. Хотя так называемые елки, на которые родители продолжали меня водить, начали раздражать. Раздражала орущая вокруг мелюзга, которая пыталась доораться до тупой, слепой и глухой тетки с перекрашенными глазами и в пожухлом костюме Снегурочки, не понимающей, что за спиной прячется баба Яга, желающая украсть у ребят праздник. Раздражал подвыпивший мужик с уставшим от осточертения взглядом в красном халате и с ватной бородой, который заставлял водить хороводы. Раздражали надоевшие однообразные праздничные сухпайки в бумажных пакетах с вафлями, конфетами и почему-то всегда зеленоватыми, но уже подгнившими мандаринами. Раздражало попросту то, что вместо того, чтобы играть дома долгожданным подарком, я теряю время на топтанье с незнакомыми детьми в огромном зале.

Когда я стал еще старше, и все дурацкие елки закончились, шары и хлопушки неожиданно перешли в обычные атрибуты хорошего веселого праздника. А потом, после школы, когда желания перестали исполняться совсем и преобразились в милые знаки внимания, когда о Дедах Морозах я вспоминал с легкой поминальной ухмылкой по далекому детству, когда можно было пить уже по-взрослому, а гулять где вздумается, Новый год превратился просто в надежду на то, что этот год был хорош, а следующий станет непременно лучше. И надежда эта была одета в очень веселый костюм морозной свежести молодости, украшенный шарами, блестящим дождем и серпантином, обильно смоченным шампанским.

А потом как-то все закрутилось, понеслось в огромном катящемся вперед клубке времени, когда ты лишь иногда высовываешь нос из этой кучи малы и удивленно думаешь: - “Е-мое! Еще вчера на пляже загорал, а уже на тебе, елка! Ну надо же!”. Семья, дети, работа, проблемы и в перерыве мелкие заботы. Новый год превратился исключительно в некую итоговую черту, когда ты до поздравления по ящику усиленно провожаешь старый год под водку только с двумя вариантами мыслей: “Ну не такой уж был и плохой этот год” или “Хреновый год выдался. Ушел, и пес с ним”. А потом бой курантов превращался под шампанское в “Белого медведя” уже с одной мыслью: - “Следующий будет лучше”. После чего праздник становился обыденной коллективной пьянкой за тем лишь исключением, что пить нужно всю ночь, стараясь дожить до утра, чтобы потом, днем, проснувшись с больной головой и похмелившись среди устойчивого аромата прошлогодних салатов сказать: - Да, вот в этот раз погуляли. В семь только улеглись. Вот это Новый год!

Причем пьянка эта была вымученной. Вымученной беганием по магазинам в поисках зачастую ненужных подарков-безделиц, но лишь бы с новогодней атрибутикой кому надо и не надо, но чтобы не обидеть, особенно если о ком-то забыл или сознательно не вспомнил, а он вспомнил. Вымученной до чертовской усталости и полного безразличия к жизни какой-то предсмертной доделкой всех дел в жизни, поскольку все вокруг доделывают, а в следующем году почему-то их доделать уже нельзя. Вымученной бесконечным шастанием по продуктовым магазинам и стоянием в длинных и очень унылых непраздничных очередях, сметающих все, как перед войной, которыми все недовольны, но все их упорно создают, потому что праздник. А еще испорченной мелкими стычками с женой, которая полностью погружалась минимум за два дня в приготовление своей доли салатов объемом на добрую дивизию и не желала, чтобы я ходил без дела, придумывая при этом мне из чувства сострадания к себе всякие пакости навроде вытирания пыли или беготни до ближайшего магазина, поскольку “майонез неправильно рассчитала”.

А еще в перерывах между застольем все упорно продолжали искусственно поддерживать необычность этой ночи и ту устойчивую в детской психике мысль, что “Новый год - самый лучший праздник после дня рождения”. И пытались создавать подобие нестандартного веселья, придумывая какие-то тупые конкурсы, потому что на обычной пьянке это как-то неприлично. И бахали на улице пиротехникой, облегченно вздыхая, что не убило, когда все это взлетало со свистом, и также облегченно переводя дух, что не попало в нас или в квартиру, когда пускать уже было нечего, а пускали другие. И всю ночь обязательно кто-то пытался смотреть телевизор с абсолютно однообразными каждый год тупейшими программами с одними и теми же рожами на всех каналах, которые мелькают и так каждый божий день, но без серпантина и конфетти. Это был своеобразный мазохизм по детству, когда родители смотрели “Голубой огонек” и полночи спорили, будет ли Маврикиевна с Никитичной, что смешного скажет Хазанов, что споет Пугачева и похудела ли она снова к Новому году.

А еще все дружно обманывали детей, рассказывая им по телефону истории о Деде Морозе, который придет ночью и принесет уже заранее перед уходом упрятанные под елку подарки, а если дети спали здесь же, то старательно запихивали подарки под елку в течение ночи. При этом каждый вспоминал свою детскую травму от разочарования, что доброго дедушки нет, но с самоукором и в то же время с самолюбованием мстительно заставлял ребенка верить в чудо, надрывно приговаривая про себя в оправдание: - “У нас-то детства не было, пусть у вас оно будет”. И точно также, как и когда-то родители, водили своих чад на общественные елки в детские сады, школы и дворцы спорта. И, дожидаясь, когда твой или твоя наконец-то расскажет свой стишок про Новый год, бередили с примесью мазохизма свои старые воспоминания и не винили, а жалели убогих артистов в костюмах, осознавая, что когда ты больше ни на что не годен, то Новый год, видимо, для тебя чудо в плане подзаработать.

В общем, по большому счету все это было уже обыденно, надоедливо и без примеси волшебства среди елочно-игрушечной мишуры. И только женщины в своих новых одеждах с блестками создавали необычность. Потому что на Новый год у них принято одевать все новое и выглядеть очаровательнее, чем в день своего рождения или восьмого марта.

А потом, когда дети подросли и с обидой стали спрашивать про обман с Дедом Морозом, когда каждый день рождения для женщины стал ножом в спину, а для мужчин растерянным подсчетом количества оставшихся патронов в обойме отбивающегося от врагов воина, этот когда-то волшебный праздник превратился в нечто ненужное и раздражающее. Раздражающее полным отсутствием ощущения праздника, бесящее враждебным Санта Клаусом в ужасном костюме с ощущением какой-то детской неожиданности в красных штанах, убившим под Jingle bells Деда Мороза, удручающее плохими масками веселья на лицах окружающих со скукой и ожиданием скорейшего окончания фарса в глазах. Все надежды на лучшее вдруг превратились в одно желание, чтобы никто из близких и друзей не умер в следующем году и ты стал жить не хуже, а само ощущение смены года превратилось в унылую армейскую фразу перед отбоем “Год прошел, да и хрен с ним”. И только по телевизору продолжали говорить о чаяниях людей, а вокруг все равно ни хрена не менялось, а если и менялось, то никак не зависело от маленького щелчка секундной стрелки под музыку курантов в двенадцати частях. Лишь утром при мутном взгляде на календарь происходило осознание чего-то непоправимого, но никак не волшебного, случившегося этой ночью. Когда перед твоими глазами висит целый календарь, подмигивая тебе красной единичкой, а впереди целый год с чистого листа. Хороший или плохой, беззаботный или проблемный, а, может, и трагичный. А старого, привычного, в котором все уже было просто и понятно больше нет. Он умер или ушел, да какая разница. Вроде бы ничто не изменилось, а между вчера и сегодня образовалась пропасть. Назад невозможно, а впереди все как-то по-новому, еще не обустроено и непривычно.

И все как-то больше в поисках радости и исчезнувшего волшебства друзья стали исчезать из ежегодных шабашей под предлогом “Новый год - семейный праздник”. А там получалось порой еще хуже, поскольку праздник тет-а-тет наводил многих под уличное хлопанье петард и наигранное веселье вокруг на мысль какой-то неправильности праздника и своей никомуненужности. И попытки как-то изменить принятый сценарий, убежав на всю ночь в какой-нибудь клуб или вообще уплыть куда подальше на корабле, оказывались еще хуже, скучнее и неинтереснее. Лишь продолжались украшаться елки, как попытки с блеском шаров хотя бы почувствовать, откуда идет запах праздника. Но шары уже не радуют, лампочки мигают тускло и искусственная елка без намека на этот запах, даже если полить ее хвойным освежителем воздуха, а круглогодичные мандарины, особенно на фоне безснежья, уже вообще ни с чем не ассоциируются. И Новый год становится уже обузой, которую почему-то нужно праздновать, иначе будет как-то не так, как у всех, а праздновать не хочется. Потому что Деды Морозы ушли давно и навсегда, не желая больше появляться в твоем доме, где остались только большие мальчики и девочки. Ушли не те, что еле передвигают ноги по улицам, влекомые Снегурками, не те, что в парках ездят на жутких деревянных санях и под аккордеон пытаются развеселить пьяную толпу, а настоящие. Наверное, они все-таки были, но наша жизнь чем-то их обидела, и они ушли, забрав с собой волшебство и разложив в нашем сознании все по реалистичным полочкам. И сейчас, когда я тупо смотрю на мелькающую гирлянду на только что наряженной елке, пытаясь уже не найти ощущение праздника, а вернуть хотя бы на секунды утраченные воспоминания детства, то думаю: а, может, каким-то образом получится найти тропинку к этим старикам со своими внучками. Наверняка они сидят где-то в лесу, в избушке или у костра, как двенадцать месяцев из сказки, общаются со Снегурочками и ждут прихода Нового года, поскольку само волшебство в нашем мире никто не отменял. Но почему-то для нас тропки к ним запечатаны, и следы их заметены...
20-26.12.2006


Рецензии