01. Где та грань?

рассказ

Это настоящая мука, видеть, как страдает твоя единственная, всею душою обожаемая умница-дочь, знать рецепты всех лекарств от этой повальной болезни восемнадцатилетних, и бездействовать, с надеждой ожидая неизбежного кризиса и обязательного последующего исцеления как избавления от необходимости вмешательства личного опыта: а вдруг он окажется разрушительным для этой чудесной домашней девочки.
 - Юлечка, солнышко, - Я гладила её по головке. – Ты пойми, все мы, женщины,..
 - Ма-ма! – Моя Юля даже притопнула ногой. – Не нужны мне эти твои прописные истины! Я давно уже прочитала все книги, которые прочла ты, а может быть и больше. Я не Джен Эйр, не Настасья Достоевского, и не Екатерина Дашкова вместе с Софьей Ковалевской! Я женщина совсем другого столетия, и если меня бросает мой любимый мужчина…
 Я не удержалась и хмыкнула:
- Хм… Это ты Анрюшку своего так сурово – мужчина?
- Да, мужчина! Это для тебя мужчины Фидель Кастро и Че Гевара…
- Дед Мороз ещё… Тоже с бородой…
- Ма-ма, ну будь же серьёзной!
- Серьёзной надо быть, когда происходит что-то серьёзное. Понятно
тебе, Че-Бурашка?
Чебурашка – это домашнее детское прозвище моей дочуры. Когда, лет в семь, дочь поняла что это "грубая насмешка" над её "очаровательными розовыми ушками", мы в семье перестали употреблять его всуе, оставляя в арсенале наиболее действенных средств для экстренного пробуждения праведного девичьего гнева дабы перевести, как это порою требуется, неустойчивое настроение в другое русло. Вот и сейчас я не преминула им воспользоваться. И помогло.
- Я-больше-с-тобой-не-раз-го-ва-ри-ва-ююю!!! Ты бессердечный, чёрст-вый человек! Так говорит папа, и он прав. Да, я уверена, он тысячу раз прав. В то время, когда у твоей дочери неприятности… нет, - не неприятности – кру-шение личной жизни, когда все её надежды (это мои, ты поняла, да?) развали-лись, как карточный домик…
- Рассыпались…
- …Что? О чём ты… - осеклась Юлька.
- Ну, домики карточные рассыпаются, а не разваливаются…
- Это одно и то же!
- Существуют определённые устоявшиеся формы…
- Нет, ты – не мать. Ты – мачеха: грубая неласковая и нетактичная.
Юлька замолчала и села в кресло, извечно по-женски всплеснув руками. Она сидела с прямой спинкой, подтянутая и аккуратная толстушка с потерянными глазами.
- Юль, ты знаешь, у меня…
- Знаю. Всё-всё знаю. У тебя папа не первый парень, с которым ты познакомилась.
- Правильно, но не перебивай. Я не то хочу сказать.
- Мамочка! Но всё это ты мне уже говорила, когда мне ещё пятнадцати не было, после ссоры с Сашкой Пикаловым! Что это не любовь, что еще будут другие мальчики. Ну? Ну и были мальчики: И Витька-пловец, и сын тётинвалин, и Бобка из института… Ну? И все меня бросили! А это потому что я толстая, некрасивая, и несовременная. А всё ты со своим папочкой, вырастили игрушку себе. А меня в институте все "плюшевая" зовут. А мне – ЧТО делать?
Ну, если пошли "А…", можно мысленно перевести дух. Переходит на рассуждения…
- Это ведь лучше, чем "плюшка", как в школе. Ты знаешь, в наше время…
- Да, "в ваше время"… – Передразнивая меня, дочь перешла на нравоучительные интонации, - Отношения были более чистыми и доверительными. А я, твоя дочь, вызываю у тебя подозрения только потому, что живу в 21 веке. А это мой век, и я – ничуть не хуже тебя! Вот…
- Дети всегда лучше родителей, милая…
- Ага, скажи, что во мне соединились прекрасные черты мамы-педагога и папы-дипломата! А всем на эти черты пле-евать! А я не могу надеть мини-юбку. Что мне, на дискотеке бегать и кричать: Посмотрите на меня, я умная!?
- Ты и красивая, ты знаешь это.
- Кустодиев не в моде, мама! Проснись!
- Слушай, Юлька-бамбулька, сегодня по радио передали, что в Испании приняли закон, по которому модели, выходящие на подиум, не могут весить менее 56 кг. Это потому, что молоденькие девчушки голоданием болезни зарабатывают.
Я подсела на подлокотник кресла, в котором страдала моя глубоко несчастная дочь, обняла её за плечи и доверительно потёрлась носом о пушистую каштановую макушку. Юлька дернула головой, будто бы отстраняясь.
- Нет, ты не понимаешь, ты ни-че-го не понимаешь! Испания меня интересует только с познавательной точки зрения, как потенциального туриста. А вот когда наши мальчишки моих подружек на дискотеку приглашают, они там думают их охмурить-обкурить-обдурить, а потом и трахнуть. А ты не морщься, мама, ты уже взрослая девочка, знаешь, что это такое. А мне они говорят: "дай" – ТОГДА на дискотеку или в киношку приглашу. А я хочу и в кино, и на дискотеку хочу ходить не одна! И что прикажешь делать? Я устала от того, что какой-то прыщавый идиот кричит другому такому же: " - Васька, посмотри, у Юльки попа ещё колышется? Я её утром шлёпнул!". И каждый, ты понимаешь, каждый, цапнуть за грудь норовит, мол, так в руки и просится! А Андрюша твой любимый тоже из-за насмешек меня бросил. Мама, но ведь я же не толстая совсем, я ну, как бы в теле – и талия тонкая, и бёдра хорошие… У Людки, ну, из соседней группы (Патрищева, ты её видела) на что уж тощая, да старая, уже 23 ей. Так вот – целлюлитик у неё, ага! Точно. А у меня кожа - как мрамор… шлифованный! Девки все завидуют, да пакостят от зависти. А те дураки озабо-ченные ни черта в красоте женской не понимают… А ты? Ты же всю жизнь говорила, что тоже полной была до шестого класса, а потом эту полноту переросла, и мне обещала. А я уже в шестнадцатом, наверное, и ничуть не похудела! А ещё ты закармливаешь меня, папа говорит. И спортом ты со мной никогда не занималась, потому что сама насквозь неспортивная…

Я слушала гневный монолог дочери и радовалась, что его накал остывает, что вот так, безболезненно в общем-то, удалось отвести её гнев, переключить на другой объект, на себя любимую, то есть, но я-то мать, выдержу. Не впервой, чай.
Надутая дочь сунула в уши опята со шнурами, врубила mp-3 плеер, и, ритмично подёргиваясь, погрузилась в анабиоз. Глаза её были уже не потерянными, а бессмысленными (кто знает, что страшнее?). Она демонстративно не замечала поверженного, по её мнению, в споре оппонента, который, чтобы позорно не убегать с поля боя, бесцельно побродил по комнате, а затем удалился на кухню залечивать свои раны путём прикладывания компрессов из тарелок с тёплой водой и пенящимся моющим средством.

Мытьё посуды, как всем женщинам известно, располагает к размышлениям. Губка с пеной то и дело выскальзывала из скользких резиновых перчаток, но это не раздражало меня, как бывало обычно.
Я мысленно задавала себе вопрос, который, я уверена, многие матери за-дают себе в той или иной форме: Где та грань?

Я, опытнейший педагог, психолог-практик, по уши (извините) напичканный профессиональными штампами, как никто другой отчётливо понимаю, что все слова мои успокаивающие, все подходы мои педагогические - это меры по ОТСРОЧКЕ, как ни страшно это говорить, времени принятия решений.

Юлька-партизанка неслышно подкралась сзади и чмокнула меня в шею, чем вывела из состояния задумчивости и физического равновесия.
Я попыталась шлёпнуть её по попе, шутка у нас такая не очень интеллектуальная, а она резво увернулась и хихикнула: - Тоже экспериментируешь? – и скрылась в ванной. Ну, раз шутит, значит, отпустило…
А я снова повернулась к раковине и меня, как говорится, снова закачало "на волнах моей памяти".

Когда мне было восемнадцать, пословица "Береги честь смолоду" была жизненным кредо большинства моих сверстников. Мальчишки вкладывали в эти слова один смысл, девчонки – другой, но сути это не меняло. Насилие не пропагандировалось, и не возводилось в культ, происшествия умалчивались, народ жил спокойно и лишь изредка встряхивался слухами. Но и в те внешне весьма спокойные времена, когда, по словам современных остряков в СССР и секса-то не было, даже тогда любовь была: и счастливая, и несчастливая, - для каждой женщины своя.
Теперь уже и самой странно, но ведь было же: когда у женщины из-под платья чуть-чуть выглядывало кружево комбинации, к ней устремлялись люди, искренне стремящиеся подсказать, какое неожиданное несчастье её постигло, и она, рыдающая, убегала куда-нибудь, пряталась, чтобы никто не видел, как она будет исправлять допущенную оплошность.
И девчонки в подавляющем большинстве выходили замуж непорочными, а некоторые до свадьбы считали, что дети рождаются от поцелуев.
ГДЕ та грань?

В начале восьмидесятых наша семья жила в Пхеньяне, это столица Северной Кореи. Мы, советские, не знавшие ещё о своей "ущербности" в вопросах взаимоотношения полов, хихикали над местной традицией не прикасаться к девушке до свадьбы. Не прикасаться в буквальном смысле: при необходимости подать девушке руку, например, при переходе через ручей, юноша протягивал ей веточку-щепочку, чтобы она оперлась о другой конец, чтобы избежать касаний.
Где ТА грань?

А недавно я прочла роман классика английской литературы Рут Ренделл "Поцелуй дочери канонира".
Наоми, женщина пятидесяти четырёх лет, мать восемнадцатилетней Дейзи, говорила своей подруге:
"Давина считает, что было бы здорово, если бы Харви переспал с Дейзи. Посвятил её, как выразилась Давина, стал бы её первым мужчиной. Потому что он чудесный любовник, и ей не хочется, чтобы у Дейзи было так же, как в своё время было у неё".
Давина – мать Наоми, бабушка Дейзи, старейшина аристократической семьи, глубоко за семьдесят.
Харви – её второй муж, чуть моложе.
Бабка, в первом своём браке восемь лет до гибели мужа остававшаяся девственницей, боялась, что внучка повторит её путь…
Где та ГРАНЬ?

Во всём мире весьма распространена практика "приобретения опыта" мужчинами.
В разных странах существуют "кошачьи", "собачьи", другие периоды совместного приобретения сексуального опыта девушками и юношами. У нас в стране – хаос, сумбур человеческих взаимоотношений: воры уже не "в законе", а в почёте, шлюхи – образец для подражания…

У меня так часто бывает: мысли текут, перемещаясь из одной картины в другую, а потом очнусь словно, и ощущаю себя не мамой, а бабушкой – слишком большой и тяжёлый опыт достался нашему поколению женщин! И поэтому часто моя забота о дочери превращается в "ворчание с элементами нотации", как клеймит меня поборница справедливости. А я старше своей дочери всего на 19 лет…

Эта страшная ответственность: предостеречь, уберечь, сохранить, – как это банально ни звучит, тяжким бременем легла мне на плечи. И неправда это, что "своя ноша не тянет". Но я должна справиться с нею!
Время, когда родители, выпуская подросших чад в Большую жизнь, снимали с них "розовые очки", прошло бесследно.
Теперь мальчики из школы уходят на войну, а девочки… девочки тоже на войну. Свою, женскую. И их надо к этому подготовить.
И сделать это должен не мужественный, суровый отец, а я – слабая женщина, нежная и ласковая мать…

Какие слова найти? Как определить,
ГДЕ ТА ГРАНЬ,
когда уже необходимо рассказать дочери, что, если её схватили за руки – нужно плюнуть в лицо. Обхватили сзади – бить затылком.
Растопыренными пальцами – в глаза или горло. Ногой – по яйцам.
Жёстко, безжалостно, на опережение…
И совсем неважно, будет ли это матёрый уличный хулиган, или любимый муж-одноклассник.

* * *
Ну вот, разворчалась, а Юлька моя уже завалилась спать, обняв своего любимого Толстунчика – потёртого хомячка с кармашком для платочка. Во сне она выглядит ещё моложе и беззащитнее.
И защитить её кроме меня – некому.

ГДЕ ТА ГРАНЬ?