Туман

 Игорю и Свете


- Ну, поехали со мной! А? Она от меня все равно не отстанет! – уговаривал меня Коля. Коля – мой друг еще со школы. А «она» - его жена, Оленька.
Маленькая и хрупкая Оля – девушка неугомонная, вечно что-нибудь придумывала: какие-то поездки, путешествия, походы в театры и музеи. Коля был бы и рад скоротать вечерок дома у телевизора с парой бутылочек пива и соленой рыбкой, но нет, Оленька тянула его в филармонию, где Коля поначалу тосковал, а потом развлекался, наблюдая за музыкантом с треугольником. Считал, сколько раз за то время, пока длится симфония, этот человечек во фраке поднимается со стула и с серьезным видом вздымает свой инструмент над оркестром - «дзынннь»!
Так вот, нынче Оленька тащила его на Ладогу, где проводился этно-фестиваль под названием «Танцы народов мира» или «Песни народов…», черт его знает.
 - Ну поехали, ты же музыкант все-таки, тебе должно быть интересно там, - привел Коля, как ему казалось, убедительный для меня аргумент. – Там еще волынщики будут. Здорово, а?
Я заглянул в глаза товарища и понял, что отвертеться не удастся. Попытался вспомнить, когда я в последний раз слышал прогноз погоды… Вроде бы «над Северо-Западом установился устойчивый антициклон»… Ладно, поеду. Тем более, Ладога. Все-таки, не каждый день приходится бывать на природе.
Пока за окнами электрички пролетали утренние платформы с дачниками, веселые березы и сосны, а так же слегка задумчивые елки, воображение рисовало экзотических красавиц с обнаженным животом, плавно покачивающихся в такт дивной музыке. И я уже не жалел, что пришлось встать в такую рань, а снисходительно слушал Оленьку, которая щебетала, словно птичка, радуясь новому чудесному летнему дню.
От железнодорожной платформы Приозерска до места назначения были организованы автобусы. Забираясь в один из них, я оглядывался, пытаясь найти среди гостей фестиваля хоть одну из тех привлекательных девушек, что танцевали мне танец живота по пути сюда. Но, увы, видел я только лысеющих дядек, полнеющих теток и их суетливых деток – никого близкого мне по возрасту и духу.
Оказалось, что от автобусной остановки до берега Ладоги еще несколько километров пешком. Тетки сразу запричитали:
- Ой, а как же мы с сумками! Не донесем! Не дойдем! Пропадем!
- Дамочки, мы вам поможем, - по-джентельменски выступил Коля.
Я молчаливо согласился.
Увешенные нелепыми баулами мы двинулись по лесной тропе. Коля был покрупнее и поздоровее меня, поэтому он еще шутил:
 - Что вы туда положили-то, в сумки свои? Утюги? Гантели? Детективы?
- Костюмы, - с достоинством отвечали женщины. Значит, это и впрямь были «танцовщицы».
Чтобы не впасть в уныние, я стал любоваться природой. Лес, через который мы шли, напоминал картину импрессиониста – всю в зеленых и желтых мазках с яркими вкраплениями белого, сиреневого и розового - июльских цветов.
Через десять минут движения караван встал. Тетки устали и, побросав поклажу, повалились на травку. Мы тоже вынуждены были сесть, предоставив местным комарам хорошую возможность пообедать.
Оля, бывшая горная туристка, вступила в оживленную беседу с нашим провожатым. Потом подошла к нам:
- Ребят, я тут узнала, что тропа одна. Можно я пойду, а? А то через каждые десять минут присаживаться – с ума сойти можно… Я палатку поставлю к вашему приходу?
- Ну, иди уж, - вздохнул Коля.
Оленька радостно подскочила, быстро отвязала от Колиного рюкзака палатку и, чмокнув любимого мужа в щеку, рванула вперед, вскоре исчезнув за деревьями. Коля с завистью проводил ее взглядом и прихлопнул на шее очередную пару комаров.
Когда, наконец, мы были на месте, Оленька уже поставила палатку, искупалась в холодной Ладоге, нагрела воды для чая и теперь кипятила ее снова на горелке, так как та уже успела остыть.
- Ну и клуши, - бросил Коля, - через каждые сто метров присаживались.
- Зачем так, - возразила Оля. – Ты развит физически, а они, может духовно в сто раз богаче. И еще неизвестно что с тобой будет в их возрасте.
Я улегся прямо на сухую землю, усыпанную сосновыми иголками, и смотрел на Ладогу. А она была прекрасна. Удивительно спокойная в тот день, ярко-синяя, с дальними скалистыми островами… Наш берег был песчаным, почти у самой воды застыли безмолвные сосны с рыжими стволами.
- Черт, красиво здесь, - не удержался я. – Не зря все же приехали. Может, по берегу прогуляемся?
- Я бы похавал сперва, а потом покемарил часок, – зевнул Коля. – Уж больно рано сегодня пришлось вставать, я на работу-то так не встаю…
- Все ясно с вами. Ну, ничего, я один поброжу.
И я пошел. Песчаный пляж, усеянный валунами, большими и маленькими, которые зачем-то тащил в стародавние времена за собой суровый ледник, сменился розовым гранитом скал. Шторма гладко вылизали камень, и временами казалось, что я шел по рукотворной гранитной набережной. На озере появилась легкая рябь, и сосны теперь уже не молчали, жмурясь на теплое июльское солнце, а переговаривались с беспокойными чайками, что во множестве кружили над Ладожскими волнами.
Внезапно мое сознание переключилось с этой умиротворяющей картины на… я сразу и не сообразил на что, а, приглядевшись, понял, что это разноцветное пончо. Тряпка зашевелилась и оттуда показалось заспанное белобровое существо со множеством светлых косичек. Это была девушка, загорелая и молодая, с большими серо-голубыми глазами.
- Привет, - пробормотал я смущенно. – Прости, если разбудил… А тебе не холодно на камнях?
- И на каменном ложе телу счастливому тепло, как в постели, - последовал ответ.
- Хокку это хорошо, - только и нашелся я и поспешил продолжить прогулку.
Украдкой глянув через плечо, я заметил, что девушка смотрит мне вслед, уютно завернувшись в свое пончо. Красоты природы сразу как-то потускнели, а мысли стали вертеться вокруг таинственной незнакомки.
Когда я вернулся, Коля с женой уже пообедали и выспались. Я сел доедать оставленную мне картошку с тушенкой.
- Как прогулялся? Красиво здесь?
- Отлично, - ответил я сразу на оба вопроса.
- Мы сейчас с Колей тоже гулять. Еще хочу пофоткать, - сказала Оля, которая давно увлекалась фотосъемкой. – С нами пойдешь?
- Ну нет, настал мой черед вздремнуть… А вообще я что-то не понимаю… мы зачем сюда приехали – спать и есть тушенку? Где обещанные танцы? Где волынщики, черт их побери?
- Танцы будут, - уверенно заявила Оля. – Ну, мы пошли.
- Удачи, - буркнул я, раздвигая полы палатки и заползая внутрь.
Мне хотелось еще в тишине и покое поразмышлять о встреченной мной девушке, но сон быстро меня сморил. И это, в общем, было не так уж плохо, потому что девушка-блондинка, о которой я собирался помечтать, сама явилась ко мне. И, как это часто бывает, сон был гораздо смелее яви. Проснулся я под вечер, со сладкой истомой во всем теле и с таинственной улыбкой на губах…
Вечернее солнце придало пейзажу карамельные оттенки. Люди не нарушали своим видом гармонию природы, куда-то подевались… Оглядевшись, я понял что, очевидно, все собрались в большом зелено-фиолетовом шатре, наподобие циркового, который вырос на лесной поляне, будто диковинный гриб, пока я спал. Потянувшись, я направился к шатру.
Внутри действительно собрался народ. Толпа водила хоровод вокруг гитариста и еще одного парня с маракасами. Под однообразную музыку собравшиеся пели что-то похожее на мантры.
У кромки шатра сидел Коля. Я подобрался к нему и тоже сел.
- Что это тут происходит?
- Наверное, это и есть танцы народов мира, - проговорил Коля, с беспокойством следя за Оленькой, которая кружилась вместе со всеми, поднимала к потолку руки и весело хлопала в ладоши.
- Какая-то секта религиозная. Сейчас охмурят Ольку, вон как ручками машет, радуется.
Я понаблюдал за Олей, а потом еще, неожиданно для себя поискал глазами ту, с косичками и не нашел…
- Да не волнуйся ты, - успокоил я друга. – Оля просто человек такой увлекающийся, легкий на подъем. Приедет домой и забудет сразу всю эту муру.
Моя последняя фраза пришлась на паузу между двух песен, и, судя по нескольким неодобрительным взглядам из толпы, услышал ее не только Коля.
- А кто дал вам право судить о том, что есть, как вы выразились, мура, а что нет? – раздался рядом голос, и я его немедленно узнал.
Тон девушки не был осуждающим, скорее наоборот, в нем слышалась готовность согласиться со мной, если я приведу убедительные доводы.
- Ну, некоторый жизненный опыт позволяет мне скептически относиться к религиозным обрядам…
- А жизненный опыт дает вам ответы на вопросы, что есть жизнь и смерть, любовь и искусство, космос и…
- Эти абстрактные понятия, - прервал я девушку, – в каждом конкретном случае обретают свой смысл. Для каждого индивидуума отдельно. Могу сказать за себя. Пока я живу, мне неинтересна смерть. Когда я люблю, я знаю, почему и чего я хочу. Космос, если я не ошибаюсь, это - мир, бесконечный во времени и в пространстве и бесконечно разнообразный по формам. Так, вроде, нас учили… Что же касается искусства, то это ветхозаветное понятие в эпоху засилья масскультуры лишено всякого смысла… Я материалист и атеист, а религиозные культы были выдуманы людьми от скуки или в корыстных целях.
- А как быть с необъяснимыми явлениями?
- Какими, например?
- Ну, когда молодой человек видит сон, в котором занимается любовью с незнакомой девушкой, которую он встретил два часа назад, а девушка тем временем видит точно такой же сон и даже запоминает, что у этого молодого человека родинка под левым соском?
Я вздрогнул. У меня родинка точно под левым соском.
- Ого, какой поворот, - пробормотал Коля. – Пожалуй, пойду-ка я к Оле, попрыгаю с ней вместе…
Я с трудом собрался с мыслями:
- Ну, то что молодой человек видит подобные сны – ту ничего необъяснимого нет… У нормально функционирующего половозрелого мужчины… неизбежно возникают… определенные мысли, когда он глядит на… привлекательную женщину… девушку… Так что… сон – это просто проекция этих мыслей.
- Ну, а девушке откуда про это может быть известно?
Я не хотел сдаваться:
- Девушке, если она неглупая, а в этом я даже не сомневаюсь, нетрудно догадаться о том, какие сны видят иногда молодые люди, испытывающие интерес…
Я запнулся. В следующую минуту девушка была уже в толпе с остальными, кружилась, смеялась, и ее белые косички задорно танцевали вместе с ней…
Когда песни и пляски закончились, она исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Мы вернулись к палатке.
Чтобы разогнать комаров и слегка раскрасить серые сумерки, мы развели костер на месте старого черного костровища, оставленного другими туристами.
Некоторое время мы сидели в тишине, наблюдая, как разгорается огонь.
- Да, - заметил я, нарушая молчание, - какие-то танцы здесь неубедительные. И песни тоже. Что за фестиваль?
- Слушай, - вдруг встрепенулся Коля, - а давай у того чудика попросим гитару? Я давно не слышал, как ты поешь!
- Да он не даст. У него инструмент неплохой – я бы не дал на его месте.
- А мы к нему Ольку подошлем. Она выпросит, вот увидишь.
Оленька сопротивлялась недолго – наверное, ей тоже хотелось меня послушать. Вскоре уже гитара оказалась в моих руках. Что же, раз эти псевдо-танцоры и распеватели мантр не умеют веселить публику, то мне это не впервой.
Через пару песен вокруг собралась изрядная толпа. Со всего лагеря, побросав недоеденный ужин, стекались люди. Откуда-то появились все же музыканты с разнообразными дудочками и погремушками. В середине этого импровизированного концерта из темноты возникла моя блондинка. Босая, в льняном платье в свете костра она сделалась красной, словно сама она была лепестком огня.
- А можно мне попробовать? – тихим голосом произнесла она и протянула руку к гитаре.
Я отдал ей инструмент. И она заиграла. И запела.
Какой же это был голос! Хрустальной чистоты, то низкий, теплый, бархатный, то взмывающий к ледяным высотам Эвереста. Она пела что-то про ночных птиц и про звезды. Пожалуй, в ее песне был скрыт глубокий смысл, но я не постигал его, пораженный прежде всего красотой музыки и этого голоса.
Я не один его оценил.
- Сирена, - вздохнул кто-то, когда песня закончилась.
- Спой еще, - попросили все.
Но девушка покачала головой и снова исчезла в сумерках.
Постепенно люди стали расходиться. Костер догорал.
- Идешь спать? – позвал меня Коля.
- Нет, еще немного посижу.
Коля с женой ушли в палатку. Какое-то время я смотрел на тускнеющие рубины углей. Потом встал и побрел к Ладоге. Озеро, казалось, тоже задремало. Я слышал, как ровно оно дышит во сне – тихие плески воды о гладкие скалы.
Внезапно меня обвили загорелые руки. Я знал, чьи они.
- Ты здорово поешь, - начал я.
- Тсс, - прошептала девушка, целуя меня в губы…
Вскоре мое счастливое тело уснуло, завернувшись в пончо. И я действительно не ощущал, что камень подо мной жесток и холоден.
Утром с Ладоги поднялся густой туман. В нем по самые макушки утонули сосны. Я поежился от холода и понял, что рядом никого нет. Тогда я поднялся и побрел к своей палатке.
Оля уже заварила чай и при моем появлении, ни о чем не расспрашивая, протянула мне обжигающую эмалированную кружку.
Туман сгустился еще сильнее. Мне хотелось отщипнуть от него кусочек, будто бы это сладкая вата, и заесть горечь крепкого чая.
Сквозь нереальность туманной пелены я вдруг разглядел на берегу людей. Взявшись за руки, они, как и вчера, пели свои мантры.
Я подошел поближе и сел на холодный песок. Сегодня в этом тумане мантры звучали волшебной музыкой. Я зачарованно смотрел как в полупрозрачной, словно тюль, пелене, кружатся эти счастливые люди. И мне хотелось встать, подойти к ним, и тоже кружиться, ощущая как тело постепенно становиться невесомым, а радость наполняет каждую его клеточку. Но я боялся выглядеть глупо.
Покружившись, люди, не разжимая рук, цепочкой двинулись вдоль берега, постепенно исчезая в тумане. Вдруг я заметил, что шествие замыкает моя странная девушка с косичками. Мне даже показалось, что она улыбается и манит меня за собой.
Но какие-то неведомые силы не дали мне подняться и последовать туда, куда она меня звала.
Вскоре люди исчезли, остались только мантры, которые плыли в тумане над ладожской водой. Потом и они стихли.
Я вернулся к друзьям. Они допивали чай.
- Ну что там? – поинтересовался Коля
- Ушли куда-то по берегу…
Прошел час, но никто не возвращался. Туман стал таять – он еще не совсем сдал свои позиции, но уже приобрел легкий золотистый оттенок и стал почти прозрачным. Еще через час над нами вовсю светило солнце, голубая вода Ладоги весело искрилась, и еще ярче зеленели в синеве неба сосны.
Люди так и не вернулись. Мы недоуменно бродили по брошенному лагерю, несколько раз заглядывали в шатер – никого…
Раз, правда, всем показалось, что ветер откуда-то донес обрывки знакомых уже мантр.
- Черт, как-то не по себе становится, - пробормотал Коля. – Может, уйдем отсюда? А то вся эта мистика…
- А может они вернутся? – робко предположила Оля
Но друг мой был непреклонен.
Когда мы топали по лесной дороге обратно к станции, нам навстречу попались крепко сбитые бородатые ребята. Оказалось, это волынщики.
- Мы правильно идем на этнический фестиваль? – осведомились они у нас.
Коля только неопределенно хмыкнул, а я сказал:
- Ага, правильно.
И затем, под предлогом того, что для записи в студии мне понадобиться волынка, взял у одного телефон.
Я позвонил ему потом с вопросом, как все прошло.
- Отлично выступили, - ответил он мне на это.
Чтобы не выглядеть идиотом, дальнейшие расспросы я прекратил.