Место для чуда

Это было совсем другое зеркало. Не то старинное – от пола до потолка, на деревянной основе, в которое можно было войти целиком, включая каблуки, усыпанные драгоценными камнями и высокий парик с соломенным фрегатом и ажурными парусами...

"Тому зеркалу" было от силы лет 70 – и увы, ничего подобного в нём не отражалось, во всяком случае, на веку Марианны... Его при отъезде просто стащили во двор и прислонили к мусорному контейнеру с перекошенной ржавой пастью. Зеркало сразу преобразило замысловато замызганные, по-яичному облупленные стены стоявшего углом 5-этажного дома, пару скамеек с перебитыми хребтами и прочую убогую натуру в сюжет, достойный Дали.

Обратил ли следующий владелец внимание на записку, которую Марианна прилепила синей изолентой к раме, неизвестно. Однако "то зеркало" уже на следующее утро перестало закидывать в окна соседей ослепительных солнечных зайцев.

В зеркале, которое отражало Марианну сейчас, помещался только поясной портрет. Ну, и ещё то, что сзади и сбоку. А поясной портрет, скажем прямо, совсем не обнадёживал: самопальный «ёжик» светлых волос; одно ухо явно слегка более лопоухое, чем другое – спала в детстве, неудачно загнув, шутила мама – робкие карие глаза с припухшими от недосыпа и красноватыми от частых слёз веками; нос с маленькой горбинкой, правда, был интересен и губы... Но "от пола до потолка" Марианна себе нравилась гораздо больше. Её внешность сильно вытягивали длинные, хорошей формы ноги и женственные, необычайно красивые руки – с узкими запястьями, тонкими пальцами и нежной кожей... Да только в широких джинсах, из которых Марианна не вылезала, в кроссовках и свитерах навыпуск ничего из этого богатства не замечалось...

«Громадное зеркало просто ставить некуда», – категорично заявила свекровь, в однокомнатную квартиру которой пришлось вселиться Марианне с дочкой Катей и двумя морскими свинками Бастиндой и Гингемой, – «Смирись, я отдам тебе своё.»

Марианна и так уже изрядно насмирялась за последние месяцы. Её бывший муж, отец Кати, сын Варвары Андреевны и любимец свинок, научивший их непрестанно целоваться в губы и меланхолично танцевать на задних лапках полонез Огинского, продал принадлежавшую им жилплощадь, а сам перебрался к другой женщине.

Продажу жилья и присвоение себе лично всех денег за него Андрей объяснил тем, что он решил начать новую жизнь, а это требует капитала. Марианне же с дочерью и свинками следовало, по убеждению Андрея, продолжать старую жизнь, поэтому они могли и обойтись до лучших времен...

Свекровь Марианны работала поваром в детском саду, в тот же детсад устроили пятилетнюю Катеньку. А Марианна шила дома на заказ. Её клиентками были или очень полные, или очень худые, в основном, немолодые и нездоровые женщины. Марианне приходилось ездить к ним, а иногда самой ещё и выбирать в магазинах ткани и всё необходимое.


Марианна обладала подлинным талантом и вкусом. Она получила художественное образование, писала с шестого класса изумительные акварели, из которых у неё не осталось ни одной – все пришлось раздарить тем, кто не мог на них насмотреться...

Ещё в институте, впервые грунтуя холст, лаская кисточкой шёлк, Марианна заболела тканями как материалом творчества... Её первые работы были далеки от портновского искусства, но постепенно Марианна нашла то, что стало для неё способом самовыражения, смыслом и источником существования...

Марианна очень мало просила за свой труд. «Я так много получаю от того, что я делаю – как же можно называть за это большую цену!» – неизменно отвечала Марианна на упрёки мужа и друзей, что шить у неё так дёшево стоит. С подходом Марианны Андрей соглашаться не хотел – что тоже служило поводом для скандалов... В той или иной мере понимали её только рано умершая мама, свекровь, отчим и две самые близкие подруги, одна из которых вышла замуж за итальянца в Америку, а другая, декабристка, уехала за сибиряком-геологом в тайгу...

Будучи человеком абсолютно непрактичным, Марианна создавала уникальные вещи, зарабатывая при этом столько, что не могла вот уже три года купить себе хорошее теплое пальто и сапоги. Варвара Андреевна, исповедуясь каждую неделю отцу Леонтию, называла невестку «блаженной Марией», а в разговорах с родней и знакомыми – «моей дурындой».

Отец Леонтий всей душой молился за рабу Божию Марию, которая мало того, что баловала его матушку, преподнося ей по праздникам собственноручно изготовленные то платье, то юбку редкого 58-го размера, но и обшивала по мере сил и возможностей маленьких инвалидов из специального детского дома, с которыми познакомилась в церкви. Из любви. Но Марианна вообще всё делала из любви.

Заказщицы почти «не передавали» Марианну – разве только очень дорогим людям, тем, кому нужна была помощь или кому хотели оказать особо значительную услугу. Почти никто не ограничивался только одним платьем или несколькими, общение с Марианной, её чуткость и умение становились потребностью...

Прежде всего она подводила будущую или уже настоящую свою клиентку к самому большому зеркалу в доме и просила попытаться представить за стеклом желаемый образ... И женщины, такие разные, "просыпались" – фантазировали и постепенно начинали меняться... А там и Марианна поспевала – она брала в руки ткани, гладила их, расправляла... Раз прикоснувшись к человеку сердцем, Марианна проникалась замыслом творения – и ей удавалось шить вещи, которые дарили радость, подсвечивали и подчеркивали привлекательность...

Зеркало свекрови – небольшое, без рамки – не позволяло Марианне включиться в ту мысленную игру, которая всегда её поддерживала и позволяла обходиться фактически без полноценной женской жизни... То, с чего начиналось творчество у клиенток, было пусть и не оригинальной, но действующей находкой Марианны. Не в моделировании одежды, а в достижении душевной гармонии и поисках сути.

Записку, которую Марианна приклеила к "тому зеркалу", она могла бы прикрепить и к этому: «Отражайте в зеркале самое лучшее – и пусть жизнь становится прекраснее самой прекрасной мечты!» Только "это зеркало" не показывало ей ничего приятного и не вдохновляло. И Марианна всё чаще задумывалась о том, что, может, кроме того, что уже есть, с ней больше хорошего и не случится...

Марианна по привычке откидывала несуществующие волосы до плеч, срезанные сгоряча после ухода Андрея... «А хорошего-то – немало! Катенька растёт здоровой и счастливой. С Варварой отлично ладим – замечательная она, родная... Вот у Анны Сергеевны Ключниковой давление нормализовалось, уже полгода без таблеток обходится и сбросила 9 кг, пришлось, слава Богу, платье перешивать! А Симочка ходить стала ровнее и увереннее... А Светлана Скородько скоро позабудет о мигрени...»


Наступила зима... Марианна, стараясь выполнить все предновогодние заказы, не поднималась от машинки. Необозримые равнины самых разнообразных материалов, редкие островки кружев, особо волнующие свинок горки катушек, коробки с бусинками, пуговицами, лентами, перьями, перламутровой «чешуёй» заполонили квартиру...

Варвара Андреевна будто невзначай подходила собрать с пола ненужные обрезки, нитки, мусор, а затем неумолимо отвлекала... То просила с улицы санки, оставленные далеко от подъезда, занести – чтобы Марианна хотя бы чуть-чуть воздухом подышала, по лестнице туда-сюда пробежалась; то ещё чего похитрее...

Она массировала «своей дурынде» затекшие плечи и шею и несколько раз в день ставила на безопасное расстояние от маниакальной машинки табуретку с подносом, заставленным вкуснятиной. «Силы нужны, Машенька... Ну, поешь, попей горячего, я твоё любимое приготовила!..»

Свекровь полностью взяла на себя малышку и все домашние заботы. Ни слова не говоря, покупала корм, меняла воду, ухаживала за так ужасавшими её в первые месяцы совместного бытья Гингемой и Бастиндой, регулярно чистила клетку. Варвара Андреевна даже позволяла им себя мусолить вместо Марианны, сплёвывая и поминая Господа всуе, а ещё ставила раз в день полонез, от которого у всей семьи давно была чесотка. Чтобы не разучились – под другую музыку привередливые свинки танцевать отказывались...

Готовые изделия в эти горячие морозные дни тоже отвозила Варвара Андреевна, прихватывая с собой Катеньку. Возвращались они часто на машине – то сама довольная клиентка подкидывала домой, то кто-то из её родни... И всегда с подарками, всегда с благодарностями и пожеланиями счастья!

Как-то, зайдя домой, смеющиеся и румяные, Варвара Андреевна с Катей застали Марианну спящей на темно-васильковом бархате, по которому машинка вышила белым шёлком ромбы – и остановилась, не соображая, что же дальше... Бабушка с внучкой осторожно вытянули ткань из-под Марианны, а саму мастерицу волоком дотащили до матраца. Варвара Андреевна раздела невестку и бережно накрыла одеялом. Поцеловала в «ёжик», перекрестила: «Дай Боже, тебе, доченька...»

Суета не прекращалась до 30-го числа. Наконец, всё было исполнено... Но комната не опустела. Вместо буйства тканей, гладильной доски и переносной треноги-вешалки с платьями маленькая ёлочка, прикрывая пушистой юбкой ветвей подарки, мигала разноцветными огнями, вызывая одобрительное посвистывание Гингемы. Бастинду больше притягивали лакомства, которые свинки в эти дни получали чаще обычного: свежие огурцы, петрушку, листья салата...

- Ты решила, Маша, пойдёшь с нами к Анне? Там будет и Владимир Александрович, и племянницы с семьями... Детишек много намечается, вот уж Катюша наша повеселится! И молодежь приглашена – потанцуете. Ты же помнишь, у сестры гостиная метров шестьдесят. Балы давать! Вот и отчима твоего Анна уговорила нарушить затворничество, чтобы Новый год встретить...

- Я, конечно, провожу вас. Посижу часов до десяти, а потом сюда вернусь, домой... Устала я очень, Варвара Андреевна, хочу выспаться, телевизор посмотреть...

- Маша, ну, что с тобой? Нельзя же...

- Я знаю.

- Вот так всегда, - Варвара Андреевна, не желая продолжать вечный спор с невесткой, поднялась и вышла на кухню. Загремела посуда, полилась вода, захлопали дверцы духовки и холодильника ... «Ну, почему она закрылась в себе, никого не пускает, мается?!. Я же всё понимаю... Не годится в тридцать с небольшим крест на себе ставить. Замуж бы ей... Человека настоящего, чтоб любил и дорожил таким чудом!.. Так нет... То работает дома без продыху, то просто так дома сидит...»

- Бабуя!!! - голосок Кати переливался, звенел, захлебывался от восторга. Девочка даже перестала выговаривать недавно обретенную букву «р», - Ва-ва-а! Ва-ва-а, ско-ее!!!

Варвара Андреевна мгновенно примчалась на зов.

- Смот-иии!!!

Марианна держала в руках два сказочных платья. Одно – на чехле из золотистой парчи распускались волны светло-голубого шифона – наряд принцессы. Второе – темно-василькового бархата, до слегка завышенной талии расшитое белым шёлком, удлиненное, с глубоким вырезом каре и прямыми рукавами три четверти – одеяние королевы.

Две женщины – крошечная и немолодая – обнявшись, замерли и не сводили глаз с творений Марианны. А Марианна плакала от нежности, глядя на Варвару Андреевну и Катеньку.

- Примерьте! Я ведь на глазок, по старым выкройкам – может, что срочно подправить придётся...

Малышка тут же протянула ручки, боясь сама дотронуться и вспугнуть волшебство... Варвара Андреевна же первым делом полезла в шкаф за белыми туфлями на высоком каблуке.

Катенька, едва обернувшись принцессой, нажала кнопку магнитофона, позабыв, что из него в первую очередь зазвучит набившая оскомину мелодия – и закружилась под незаслуженно опального Огинского. А ведь принцесса – в отличие от свинок – могла танцевать под любую музыку. Компанейские Гингема с Бастиндой тут же откликнулись и стали дружно перетаптываться в своей клетке. При виде этого всеобщего ликования Марианна с Варварой захохотали, повалившись на ковёр.

Варвара – статная 57-летняя женщина, синеглазая, с русыми седеющими волосами – была дивно хороша в обновке и чувствовала себя необычайно легкой и свободной.

- Словно молодая... – сверкнула глазами свекровь.

- Молодая! – благодарно улыбнулась ей Марианна.


Как быстро пролетел день! Одинокие дни мелькают незаметно, они бесполезны, бесчувственны и бесцветны, как само одиночество. И только наполненные любовью – бесконечны, в них столько тепла, ласки, пленительного юмора и доброты!.. Столько драгоценных мыслей, слов, поступков, задумок, открытий...

Снежинки исполняли свой неслышный полонез. Ночь была в тон Варвариного платья, по бархату которого просыпался бисер звезд... Марианна, внезапно встав на цыпочки, увидела себя за зеркалом окна балконной двери. Всю – от шлёпанцев до «ёжика» на голове.

«Что же это я совсем позабыла про балконную дверь – стекло настолько большое, что можно рассматривать себя целиком... И даже лучше, чем зеркало – места не занимает и не ограничивает пространство!» Она тут же скинула с себя всё домашнее, а секунду поколебавшись – и невыразительное, вдруг показавшееся ей беспробудно унылым бельё, и, голая, стала колдовать...

«Куда я спрятала белый шифон?.. А, вот он!» - Марианна отмотала от рулона изрядное количество ткани – и решительно отхватила ножницами. Несколько узлов, множество замысловатых перекрестных витков серебрянной тесьмы, облако вуали с хрустальными капельками... Готово!

Парили снежинки, мерцали звезды, отражалась невообразимо прекрасная Марианна...

Но из разукрашенного морозным кичем окна на неё внимательно и восхищенно смотрела ещё одна пара глаз. Марианна провела ладонью, но стереть с гладкой поверхности или прогнать этот взгляд не смогла. А ведь и не хотела... Повернулась – и услышала:

- Ты не закрыла входную дверь.

- Да, со мной такое бывает...

- Я всё видел.

- Всё?!!

- Ну, что ты носилась по квартире, а потом, скинув одежду, превратилась в бесподобную женщину и за считанные минуты сотворила себе это...

- Плохо, - Марианна представила, как возилась нагишом, подпрыгивала, неуклюже ползала под диваном – и побледнела от неловкости.

- Нормально. Ты же не не знала, что я тут.

- Не знала. Но что-то всё-таки чувствовала...

- Ты узнала меня, Марианна?

- Вы... ты... были сегодня у Анны Андреевны... Но я не запомнила имени.

- Нет, я не об этом...

Марианна, спохватившись, всмотрелась в того, кто стоял напротив. «Обыкновенное лицо – вернее, даже приятное... Костюм очень уж хорошо сидит – ладная фигура или индивидуальный пошив?.. Нет, я с ним не знакома...Только в глазах что-то мелькает... что-то своё... моё... нет, наше!..»

- Женька, – выдохнула уже в галстук, потому что за миг до этого, он не выдержал – крепко схватил Марианну и прижал к себе.

- Узнала, наконец. А вот я сразу... Только увидел – без волос по плечам, в самом нелепом платье...

- Ну, сапожник без сапог... Варвара тебе про меня всё рассказала, да?
 
- 16 лет прошло, Марианна. Полжизни... Я сохранил, веришь? Все твои картины живут у меня с той поры. Все... На бумаге для рисования, на тетрадных листках, на обратной стороне плакатов, на чеках из магазина, на театральных программках, на шоколадных обертках... Только то, что было на обоях моей комнаты, осталось в девяностых...

- Я уже не пишу акварелей, Женя. Я теперь...

- Теперь мы...

Она не ожидала поцелуя. Марианна вообще была не готова к тому, что в её жизни найдётся место для чуда. И что этот год она встретит с двумя танцующими снежный полонез морскими свинками и старой новой настоящей любовью.