одёргиваю себя и ругаю

Седой старик. Его волосы - седые, серые от грязи, трепыхаются на ветерке старой паклей. Глаза бледны до талого непогожего света, одежда многослойна и засалена грязью. На ногах - старые строительные сапоги. Он стоит у ограды храма с пластмассовым стаканчиком и терпеливо намывает в него крупицы людского участия. Через пару часов, сходив к ближайшему магазину, покупает чекушку дешёвой водки и какую-то булочку. Вернувшись к своему месту и вылив половину водки в тот же самый стакан, разворачивается лицом в распираемым благочестием луковицам и, выдохнув, выпивает всё до капли. Неторопливо зажёвывает хлебом, смотрит на церковь. Ополовиненная чекушка стоит на парапете и просится к его грязной, с давно нестриженными ногтями, руке. Вылив в стакан остальное, погложает с уже слегка успокоенной жадностью и, спрятав булку в карман, стряхнув что осталось со стаканчика, снова присаживается на картонку, на парапет. Выставляет в сомкнутых руках стаканчик и, наклонив голову, ждёт. Мимо, возвращаясь откуда-то, проходишь, ну, скажем, ты - то, что ты знаешь о жизни и то, что ты чувствуешь. И вот, в твоём кармане мелочь, и вроде бы не трудно. Так проходил я множество раз. Тепреь я бросаю мелочь не из соображений, без мысли. Просто. А когда это получается иначе, одёргиваю себя и ругаю.