Справимся!

Как бы жизнь не была прекрасна, временами она загоняет в угол. Ты старательно перекраиваешь её, меняешь, а всё бесполезно. И как бы ты ни пытался взглянуть на мир иначе, приходит та страшная минута, когда хочется уснуть и не проснуться. Запрятаться в темный угол и сидеть там не шевелясь. Чтобы НИКТО не услышал твое дыхание. И тебе стыдно в такой миг, потому что ты чувствуешь запах своей слабости. Но стоит лишь приподняться над проблемой, как ощущаешь в себе силу.

1.

Меня зовут Алекс. Должен признаться сразу, чтобы не вводить вас в заблуждение, - моё прошлое неординарно. Я был гомосексуалистом. Когда я сообщаю это своим знакомым, они удивленно приподнимают глаза и с умилением спрашивают: "Правда? Я и не думал(а)..." Мне смешно наблюдать за их актерской реакцией. Общественное мнение для меня немного значит, но всегда небезынтересно услышать, почувствовать, что о тебе думают другие. По правде сказать, это было моё единственное развлечение, не считая частых знакомств и секса с подобными мне, – шокировать влюбленнных в меня девушек своей "личной тайной", признаваться, что вот такой я рассякой-несчастный-одинокий, всеми заброшенный, педик... Многих девчонок это огорчало настолько, что они полностью прекращали со мной общаться, аргументируя: "Я думала, ты нормальный. Ты мне даже нравился... Фу, Леша, как ты мог обманывать меня всё это время!" Я не слишком расстраивался по поводу ухода очередной представительницы близкой мне по духу женской половины человечества. Меня откровенно забавляли их девичьи сплетни о любимых и ненавистных парнях, они часто плакались в мое плечо, как в подушку. Правда как только я видел их вожделенные взгляды, румяные щечки и горящие глазки, я очень деликатно преподносил им "истину", дабы со временем не ставить ни себя, ни их в неловкое, идиотское положение. Ну мне и льстило, конечно же, в какой-то степени, что я был постоянно окружен милыми ухоженными красотками, они повышали моё самолюбие. А что говорить, я и вправду ого-го: высокий, стройный, стильный и модный 22-летний мальчик! Метрасексуал! Долго без ухажеров я не оставался...

2.

Пока в поле моей жизни не вторглась Катя, мой распорядок был достаточно однообразен, скучен и уныл. Я учился в областном центре ***, уехав из родного провинциального городка – "дыры", как у нас любят называть. Родители не знали о моей нетрадиционности, поэтому для них я оставался пай-мальчиком, культурным, целеустремленным. Отец купил мне в кредит однокомнатную квартирку недалеко от центра, платил за моё обучение в престижном вузе на факультете PR. Каждые две недели я ездил домой, отчитывался перед родителями, убеждал, что всё у меня просто замечательно, не считая усталость, недосыпание и голод как тяжкое следствие "упорного" учения. Мать понимающе качала головой, варила мне домашние пельмени и давала полную сумку еды, отец строго наставлял, чтоб я больно не "роскошествовал", экономил как следует. Я послушно брал деньги, еду и уезжал наслаждаться городской жизнью дальше. Безусловно, я любил своих родителей, потому никогда не был с ними до конца откровенным, я берег их от сердечного приступа, не дай бог, они узнали бы о моей ориентации! Отец бы в ярости убил бы если не меня, то по меньшей мере, себя. Мать бы с горя и от стыда ушла в монастырь или слегла бы, больная, в постель. Я тщательно скрывал от родителей даже то, что я курю и пью по вечерам пиво в компании друзей. Скрывал и про все свои хвосты в университете, про денежные долги своим друзьям, по большей части, подругам, про пьянки до утра на гей-вечеринках, куда цена билета равнялась трем обедам в студенческой столовой. Мне действительно приходилось недоедать: я мог позволить себе пообедать в дорогом ресторане один раз в неделю, а потом до отъезда домой сидеть на одной картошке и варенье к чаю. Я любил роскошь, дорогие марочные магазины, носил только качественную стильную одежду, душился только дорогой туалетной водой, покупал недешевую косметику по уходу за кожей, свечи и ароматические масла. Но мне жилось скучно! Как только я не изощрялся разнообразить свой быт, мне постоянно не хватало "качественного" общения. Среди десятков знакомых, которых я зачастую приглашал к себе на чашечку кофе, не было ни одного, способного уловить все тонкие переливы моей печали, способного зацепить меня своей личностью. Все казались мне поверхностными, полупустыми человечишками, набитыми никчемными знаниями и чувствами, которые не совпадали с моими. Многие считали меня высокомерным, манерным снобом и боялись моих острых замечаний, часто обходили меня стороной, стараясь не встретиться со мной взглядом. На самом деле я был другой: ранимый, чуткий, чувственный, сентиментальный и нежный. И это почувствовала во мне лишь одна Катя.

3.

У Кати были огромные наивные глаза. Она редко красила их, да её лицо было столь совершенным, что и без косметики она была необыкновенно красива, в отличие от многих других моих подружек, которые могли тратить на косметику ну почти бешеные деньги! Катя отличалась от них всей своей изящной простотой, чистотой и искренностью. Понятное дело, она не училась на "грязном" факультете "для мажоров" PR, она была на год меня младше, и когда мы встретились первый раз, была в нашем вузе первокурсницей филфака (факультета невест, как у нас говорили).
Мы встретились в студенческой столовой. Тот день отдавался в голове у меня вчерашней попойкой, лицо у меня было опухшее, я ужасался встретиться с отражением в зеркале, с отвращением отворачиваясь от собственной физиономии. Денег у меня хватило на гречку и котлету и пакетик апельсинового сока J7. Пока я стоял в очереди, я обдумывал: что окажется полезным моему желудку: сок или же чашка кофе? Впереди меня ожидали ещё три пары: две лекции и семинар по специализации, и решил, что если не кофе, я не выдержу мощного напора на мой мозг – и усну на лекциях. Когда я взял пластмассовый белый поднос с едой в пластмассовой посуде, и направился к пустому столику в центре зала, на встречу мне шла невысокого роста и миниатюрного телосложения девушка в коричневом свитере. У нас на психологии учили, как с первого взгляда опредилить главные особенности психики человека. Да и без психологии я мог просто видеть и чувствовать человека, так я почувствовал, что эта девушка – скромная, милая и незаурядная. Почти серая мышка. Но когда она подняла свое лицо и посмотрела своими глазами, я... Черт, ну такое может быть только в кино! Я засмотрелся на неё и ... опрокинул на неё весь свой поднос! Её глаза СОВСЕМ не соответствовали моим представлениям о ней. Это были наивные, искренние и эксцентричные глаза скромной девочки! Пока я подбирал разбросанную посуду на полу и пока ОНА подбирала вместе со мной свои тетрадки, которые она выронила из-за меня, я думал о том, какой же я идиот, слон, растяпа! Мне было жутко стыдно смотреть ей в глаза, извиниться. Но я выдавил из себя сжатое извинение, чувствуя, как краска бежит по моему лицу. Девушка посмотрела на меня и, это невыносимо!, засмеялась мне прямо в лицо!

- Ты такой красный! Не переживай так сильно! Я не в обиде! – ласково, именно ласково, прозвенела она мне. У неё был звенящий голосок, словно звон колокольчиков. Но он мне не понравился – этот правильный чистый голос. Я со злобой уставился на девушку, пытаясь унизить её тяжелым взглядом. Мне всегда говорили, что у меня "ужасные глаза" – красивые, злые, пустые и тяжелые. Жуть! Но она и глазом не моргнула – ответила:
- Подожди секундочку, пожалуйста. Я должна тебе кое-что дать.

Я, ничего не понимая, поставил поднос с пустой посудой – а теперь, вы понимаете, мне было нечего есть – и непонимающе с нескрываемым недовольством смотрел на неё. Девушка поставила свою большую бардовую сумку на молнии известной мне марки на стол и достала оттуда ручку и записную книжку. Аккуратно она вырвала чистый кусочек бумаги из книжки и что-то на нем чиркнула. Затем ловко протянула мне бумажку и улыбаясь скромными губами легкими быстрыми шагами ушла из столовой. Оставила меня как идиота. Я с пренебрежением посмотрел по сторонам и, смяв бумажку в кулаке, с высоко задранной головой, демонстративно удалился. Никто никогда не должен видеть меня посрамленным, даже если я остался без обеда. Мне почудилось, как две накрашенные девчонки пошло посмеялись мне в след, но я не обернулся. Слишком горд для этих насмешек.

Я передумал идти на лекции и прямиком отправился домой – восполнять часами крепкого сна свой измученный после вчерашних ночных бдений организм. В руках у меня был номер телефона Кати и смайлик, подрисованный под её именем. Я не понимал, к чему она решила вдруг оставить мне свой номер. Это выглядело более чем странно. Будучи впечатлительным романтиком, я не мог просто так выбросить этот листок. Более того, я собирался обязательно написать смс-ку этой девушке: мне хотелось с ней пообщаться и узнать поближе. Я люблю интересных и странных людей. Катя показалась мне необычной; обычная бы девчонка не дала бы свой телефон молодому человеку, который едва не ошпарил её горячим кофе!
Но когда я доехал на троллейбусе до дома, сразу свалился на диван и проспал до сумеречного вечера.

4.

В её телефонном номере было целых четыре семерки. Удачливая, наверно, подумал. Я проснулся и съел целую сковороду жареной картошки с луком. Потом с больным животом лег на диван и тупо смотрел в голое, без штор, окно. Ничего в окне не видел, кроме уродливого фасада банальной многоэтажки. В руке я зажал листок с номером и мобильник. Медленно ввел номер в свой телефонный справочник. "Катя... – думал я. – Дурацкое имя. Деревенское." Катей звали мою бабушку, она умерла от рака легких, когда мне было семь. Но я до сих пор помню её протяжный голос и горький вкус её пирожков с печенью. Нет, эта девушка действительно повергла меня в шок. Смелая. Я люблю таких. Но если она узнает, что я из себя представляю... Захочет ли она со мной общаться? Что ей написать в смс... Хм. Пригласить в клуб? Да, почему нет. Так всё станет ясно. В пятницу как раз будет гей-пати. Соглашаться или отказываться – это уже её проблемы. Я отправил на её номер довольно сухую смс, подписавшись Alex. Так называют меня все мои дружки. Право, гейское имя. Через меньше чем минуту мне пришел ответ – "Отлично! Буду! В хорошие местечки ходишь! " Не понимаю, почему она согласилась, и вообще её ответ показался мне ироничным и двусмысленным. Я способен терзать себя разгадыванием подобных секретов и фантазировать нечто невообразимое. А вдруг она окажется трансвеститом? Было бы забавно, правда!

5.

Оставшиеся дни до конца недели мы с ней не пересекались в универе. Я часто осматривался по сторонам, выискивая её невысокий силуэт, присматривался к девушкам с длинными светлыми волосами, и с грустью отмечал, что они не так своеобразны и привлекательны, как Катя. И глаз таких огромных и выразительных ни у кого больше нет. Какого же цвета у неё были глаза? Почему я не обратил внимания... Наверное, зеленые. Она ведь такая эксцентричная. У ярких людей обычно зеленые глаза. Ну не могут быть голубыми. И у меня совсем не голубые глаза, как считают многие мои дружки. У меня серо-зеленые глаза, чем не уникальный цвет? И очень даже люблю свои глаза.
И так как я не видел Катю до пятницы, я немного сомневался, увижу ли я её в клубе. Всегда подозрительный, я мог себе позволить не доверять никому. Даже самым близким, даже родителям. Все изменчивы, как вода. А что говорить о девушках.

6.

Но Катя пришла. В дорогой стильной маечке цвета морской волны и коротенькой джинсовой мини-юбке. Просто секс-бомба! Я впервые пожалел, что люблю мальчиков. Впрочем, я тоже выглядел мажорно, как и полагается, метрасексуалу. Бежевые льняные брючки, коричневые кожаные туфли, идеально вычищенные, и темно-бежевая рубашечка от Manko.
Мы встретились у барной стойки, поцеловали друг другу щечки, как старые знакомые. Катя показалась мне стервочкой в своем откровенном одеянии. Я с нескрываемым любопытством разглядывал её грудь и ноги. Красотка. Если бы я родился женщиной, я был бы счастлив в таком теле. Мы заказали два мартини, громко смеялись, остроумничали и перестреливались колкими взглядами. Естественный румянец скромно пробивался сквозь слой, явно недешевой, качественной косметики. Я не отрывал от Кати своего томного взгляда. Я почти забыл, что мы с ней находимся в гей-клубе, среди пьяных извращенцев с красными губами и выпуклостью между ног, если бы ко мне не подошел мой еженедельный клубный дружок Гей и не поцеловал меня, по привычке, в ушко. Фу, я чуть не ударил ладошкой по щеке этого мелированного уродца. Если бы не глаза Кати. Она посмотрела на меня с приподнятой бровью, затем перевела взгляд на Гея и снова вопросительно посмотрела на меня. Гей ушел с бокалом колы целовать остальных мальчиков, а Катя громко засмеялась. Я жутко покраснел. Я, конечно, хотел рассказать девушке правду, но не таким образом. Этот Гей выставил меня на посмешище.
- Не обращай на меня внимание! Я смеюсь, потому что ты вновь покраснел. Ты чертовски милый!
Катя начала пьянеть. Мы пили по второму мартини и курили тонкие слимз с ментолом. Я посмотрел на неё поверх бокала.
- Не считай меня за гея.

Кажется, я сам не понимал, что говорил. Но мне страстно захотелось эту удивительную Катю. Прямо такую её, с обнаженными тонкими ногами, упругим телом и изящными руками. Я захотел девушку и это шокировало меня. Никогда, никогда раньше я не мог представить себя наедине с девушкой, со всеми её прелестями. Я хотел от Кати не только миньета, но я захотел оказаться в ней! Уверен, она это почувствовала, перестала смеяться. Мы пошли на танцпол. Это место для страстных физических слияний, изощренных прикосновений под ритмичный однообразный хаос. Sexy, Sexy, Sexy! Катя двигалась превосходно, мы зажигали на танцполе так, что вокруг нас образовался кружок глазеющих. Кто-то засвистел: в гей-клубах не так часто встретишь двух жгучих гетеро. Я обхватил Катю за бедра и прижался к её ягодицам. Словно током ударило. Катя обернулась ко мне лицом и присосалась к моим губам.

7.

Потом мы ехали в такси и, держась за руки, смотрели на освещенные оранжевым светом улицы Челябинска.
В моей квартире, не включая света, прямо с порога мы сбрасывали друг с друга одежду. Катя оказалась очень инициативной, львицей. Я испытал такой оргазм, что не мог не кричать на всю комнату. Катя судорожно смеялась. После секса мы почти сразу уснули, совершенно удовлетворенные. Я ещё не понимал, что же всё-таки со мною произошло. Что сделала со мной эта Катя. Она и впрямь была удивительной, если заставила изменить меня взгляд на секс. В ту ночь я стал гетеро и не мог поверить в это!
Катя ещё спала, когда я сбегал в магазин и купил баночку дорогого черного раствримого кофе. Я, конечно, понимал, что стоило бы лучше приготовить настоящего кофе, но турки у меня не было да и воодушевления готовить его не было тоже. Потому я купил кофе и два брикета белого русского пломбира к нему. Кофе с мороженым – моё любимое блюдо, вполне изысканное, по сравнению с обычными бутербродами из хлеба и докторской колбасы. Для студентов более чем сгодится. Я скипятил воду в чайнике и залил кофе кипятком в коричневых стильных чашках, которые были подарены мне на День влюбленных моим бывшим.

Борис, как его звали, он работал шеф-поваром в одном небольшом стильном ресторане, дарил мне посуду, готовил божественную свинину с ананасами, десерты. Мы с ним периодически встречались на протяжении года, пока мне не надоело быть одним из экспонатов его галереи любовников. Я горжусь тем, что сумел вырваться из той зависимости от этого самоуверенного гомика, хотя, безусловно, такую пасту больше никто для меня не приготовит. Когда-то я ездил в деревню к бабушке и у неё был рыжий бычок Борька. Моего Бориса я за глаза звал Борькой. Глупо, право.
Катя, голая, прошла в кухню. Я немного стеснялся – я никогда не был наедине с головой девушкой после совместной бурной, пьяной ночи.
- Вкусно пахнет. Варишь кофе?
- Нет. То есть уже готов. Идем, мадам.
- С мороженым? Как я люблю!

Я дал Кате свою хлопчатобумажную голубую футболку, в которой она была похожа на красивого мальчика. Я вновь испытал жжение внизу живота. Катя смотрела на меня своими зелеными глазами и захохотала:
- Ты такой смешной, блин!
- Что? Я тебя не понимаю. Ну почему ты смеёшься? Я тебе не мешаю?
- Ты такой мнительный! Тебе ничего и сказать нельзя? У, какой!
Я отвернулся.
- Ну, чего обиделся? Тебе понравилось? А ты мне вообще очень понравился. Давай на неделе ещё куда-нить сходим, потусим? Ты ведь би?
Катя так и сыпала на меня свои вопросы. Я топил белую мороженую нежность в чашке и вычерпал его ложкой себе в рот.
- Больше, я тебе скажу, мадам. Я был геем. До сегодняшней ночи, хм!
Я истерично засмеялся. Катю этот ответ, похоже, воодушевил, и она захлопала ресницами, как Мальвина из сказки.
- Серьезно, что ль? Вот эт да! Я, чесслово, не знала. Даже не думала, даже... даже... Понимаешь? – она тоже захохотала. – Блин, и как? Скажи?
Я покраснел и с недовольством взглянул на неё.
- Замечательно. Нет, серьезно, мне понравилось. Я не думал.
- А у тебя что до сих пор девушки не было, даже не целовался?
- Ну конечно, были, - соврал я. – Что уж пошутить нельзя.

- А, - успокоилась будто Катя. – Так это ж нормально... Би, значит, как я и думала. Ну я тоже би. И круто это. А давай оргию устроим?
Я подавился мороженым.
- Ты такая извращенка, я не пойму, что ль?
Катя залилсь смехом.
- Нет, я так, к слову. Ну если ты надумаешь, зови, я твоя.
Я подошел к Кате и погладил её по шее. Страсть. Меня всегда волновало, как это все происходит у девушек, как они возбуждаются, как доводятся до оргазма. И теперь я мог сам держать в руках настоящую женщину и наблюдать за возбуждением: её густым румянцем, за тем, как потеет лоб и нос, как дрожат губы...

8.

Мы начали встречаться с Катей каждый день. Днем мы виделись в универе, сбегали с последних пар, чтобы сходить пообедать в любимое студенческое кафе на углу alma-mater. Потом мы ходили гулять в парк, или бродили по дорогущим магазинам одежды, иногда ходили на дневные сеансы фильмов, когда студентам предоставлялись пятидесятипроцентные скидки. Катя жила на окраине города, с отцом в двухкомнатной квартире. Мать у неё умерла пять лет назад, и та до сих пор её вспоминает со слезами на глазах. Отец – главный инженер в какой-то малоизвестной компании, тоже очень болезненно переживал смерть жены. Но в большие подробности её быта и ранней жизни я не входил никогда. Да и надобности в этом не было. Я верил, что надо жить сегодняшним днем.

Через три недели наших встреч Катя переехала ко мне. Забавно было наблюдать за реакциями моих знакомых. Они были просто в шоке, когда узнали, что у меня, у "самого последнего гомика на селе", появилась самая натуральная девушка! Мои бывшие бой-френды смотрели на меня сверху вниз и не утруждали себя здороваться со мной.
С Катей жилось легко. Она внесла в мой распорядок дня свой задор и веселье. Сексом мы занимались постоянно. Иногда устраивали себе загулы, когда оба целый день валялись в постеле с мороженым, смотрели тупой телек и занимались сексом. Завтраки готовил я, а обязанность за обеды и ужины брала на себя она. Мы вместе принимали ванну, пенили друг другу головы, натирали друг друга маслами и были по-настоящему счастливы. Я даже собирался везти Катю домой и знакомить её с матерью и отцом, которым уже много рассказал о своей замечательной девушке. До тех самых пор...

9.

Я долго не мог поверить в это.
Моя девушка, которая восторгалась мной, веселила меня, разнообразила наш досуг, на третий месяц наших встреч убила меня. Наступала уже весна, такая противная, скользкая, мокрая весна, с серым ещё небом, серым асфальтом. Авитаминоз.
Катя прыгнула в постель с чашкой молока и тарелкой гречки. Неожиданно она заплакала.
- Я так больше не могу, Алекс.
Я, предчувствуя что-то неладное, испуганно молчал. Что могли значить эти шесть слов с такой пугающей интонацией, я даже не хотел разгадывать. Я с недоумением смотрел в огромные глаза Кати. Из глаз лилась вода. И я слышал этот тонкий запах, кисловатый запах слез. В голове у меня стояла одна мысль: Катя хочет уйти. Она давно решила об этом, просто не решалась сказать мне, да и сейчас трусит. Я не мог этого терпеть.
- Кого ты нашла себе?

Катя с ужасом взгшлянула на меня:
- О чем ты? Как ты можешь...
Я разозлился, как она может медлить, тянуть и лгать.
- Не надо врать! Когда, когда это началось?
Катя молчала, качая головой. Я злобно сжал челюсти. Я хотел услышать всё в подробностях и не понимал причину её ступора.
- Ну? Чё ты молчишь?
- Я не хочу есть, - сказала она, отставив еду на пол, рядом с диваном. Я недовольно взглянул на нетронутую гречку. - Я беременна.
Я сел на стул и тупо сидел, вглядываясь в лицо моей красавицы. Она, видимо, шутит.
Но конечно, никто и не думал шутить. Что-то порвалось по швам внутри меня и вокруг меня на две части. Я ощутил себя идиотом, обыгранным жизнью.

10.

- И, - выговорил я через какое-то время.
Катя улыбнулась.
- Мне двадцать лет, я хотела бы. То есть я бы не хотела бы, если бы не это... а ты?
Я засмеялся, меня бросило в дрожь.
- Это значит... У нас, у тебя и меня, будет ребенок? Может быть ребенок? И что мы с ним будем делать?
Катя задумалась и подкусила губу. Всё это походило на жалкую комедию. Вновь она зарыдала. Я вынужден был её утешить. Мне было страшно прикасаться к ней, мне казалось, что в ней теперь есть что-то ужасное, что внутри у неё монстр, который способен нас, замечательных и беззаботных, уничтожить.
- О! – Катя заговорила низким голосом, смотря в пол. – Ты думаешь, каково мне? Но мы не виноваты. Я знаю, давай убьем его. Но я боюсь. Это так больно, наверно. И кровь. Я так не хочу всего. Ты понимаешь?

Я ничего не хотел понимать, но ответил, чувствуя, что должен быть сильнее:
- Да. Ну ты же действительно понимаешь. Бл.., чё за х..ня!
Катя резко вытерла слезы, встала с постели и убежала в ванную. Я ушел курить на балкон.
- Жизнь – такая жопа! – сказала Катя, вытирая нос рукой. Глаза её были красными от слез и нос тоже. Она подоша ко мне и прижалась своей беременной плотью ко мне. У меня по коже побежали мурашки отвращения. Я осторожно вырвался из её объятий.
- Счас можно делать аборты без крови, ты знаешь? Большой срок?
- Недели четыре.
- Давай завтра сходи к платному гинекологу, окей?
- Угу.
Я ушел на занятия, Катя решила остаться дома. Однако, когда я пришел вечером из университета и принес продукты к ужину, Кати не было. Я испугался, на смс она не отвечала. Я решил спокойно ждать её прихода. Я надеялся на лучшее, на что-нибудь хорошее.

11.

Катя появилась лишь через два дня. Всё это время я ждал её дома, пропустил контрольную работу по профильному предмету, почти ничего не ел, много курил. Я сильно обнял Катю, она казалась бледной и исхудавшей. Где моя красавица, где? Я испытал такую жалость к ней.
- Теперь ты доволен? – спросила она бесцветным голосом.
Теперь я с ужасом смотрел на неё. Она зря так говорила, ведь я очень волновался, почти не спал и не ел, разве по мне не заметно? Я ничего не ответил.
- Я думаю, нам надо расстаться.
Я молчал.
- Ты ведь не сильно против будешь?
Я не знал, что сказать.
- Но я люблю тебя. То, что произошло не меняет сути!
Катя посмеялась мне в лицо своими бледными губами:
- Ты сам-то веришь себе? Это тупо и отвратительно, что было! И меня будет тошнить, когда я буду видеть твое лицо. Это ты убил. И я тебя ненавижу. Все мужики – дерьмо. Я перееду к Оле.

Катя рассказывала мне про свою бывшую любовь – двадцатичетырехлетнюю Олю, работающую менеджером в косметическом магазинчике. А ещё мы пообещали, когда начали вместе жить, что никогда не вернемся к однополой любви, пока мы рядом. Но тот случай всё изменил, я это понимал, да.
- Окей.
Мне было невыносимо больно, но я сдержался. А может, и не надо было сдерживаться!
Катя собрала вещи, положила ключи с брелком в виде сердечка на стол и ушла. Молча. Некрасиво. Мне стало гадко. Это я, значит, убийца и дерьмо. Больше мы с Катей не созванивались, и что самое удивительное, не пересекались даже в университете.

12.

Вечером я позвонил Борису.
- Ты можешь приехать?
- А как же чикса?
Я бросил трубку, говорить с ним было тошно. Не в его привычке было перезванивать.
В институте начали ходить плохие слухи: я одновременно умудрялся носить репутацию и гомика, и гомофоба, и отца будущего ребенка, и изверга-отцеубийца. Меня не смущали эти слухи. Я старался не обращать внимания, я ненавидел тех жалких подобий людишек, которые распространяли сплетни. Я по-прежнему питался в общей столовой, общался с девчонками, которые подкалывали меня острыми шуточками в тему: "А ты сколько детей хотел бы?", "А как ты бы назвал малыша?" Я только тогда понял, как ничтожно, как безнадежно больно общество, в котором я живу. Но что мог я поделать? Самое страшное, я понял, что любви нет. Я ненавидел всё вокруг меня: универ, людей, весь город. Единственной отдушиной я счел поездку домой.

13.

Мать и отец как всегда оживились, встретив меня. Я был единственной их надеждой, что их род может наконец выбраться из ничтожного бытийного тупика, безденежья, безграмотности, что будущее поколение будет высокообразованным, интеллиигентным, материально обеспеченным. "Какая у тебя красивая рубашка! Опять похудел," – тараторила радостная мама. Она тут же усаживала всю семью за стол и за вкусными котлетами и жирными макаронами с салатом оливье распрашивала меня об учебе, о б успехах сокурсниках, чем я питаюсь, как веду бюджет. "Уставший ты какой-то, неразговорчивый!" Я отмалчивался, может, мне бы и хотелось поделиться с ней своим пережитым горем – так или иначе, а я убил ребенка, и теперь тону в своем блеклом одиночестве, как в болоте, но я сказать матери ничего не мог, потому отнекивался и говорил, что "да, я устал и надо отдохнуть хорошенько". Отец спокойно смотрел телевизор, мать мыла посуду, а я сидел в своей комнате и тупо смотрел в зеркало. Похоже, я действительно сильно похудел.

14.

Дома выходные пороходили мгновенно, это несмотря на то, что я почти ничего не делал, лежал в постеле, выходил во двор, зимний спящий огород, курил в отсутствие отца и думал. Я думал о Кате, странное чувство меня угнетало. Ведь Катя мне очень нравилась и я к ней привязался. Конечно, это было зря, что она залетела, мы могли бы провести ещё вместе много счастливых минут. И как я мог её просто так отпустить от себя? Ей-то, уж пришлось явно не слаще меня. Я впревые задумался о своем безволии, слабохарактерности. Хотя, черт возьми, если бы не мое одиночество, разве тосковал бы я о ней? Думаю, нет. Однако я решил позвонить ей. Стоя в резиновых с меховой оборкой галошах, на какой-то заснеженной грядке, я набрал её номер и, облизывая губы, вслушивался в гудки. В груди у меня неровно стучало.
- Привет, Лех, - Катин голос был уставший, спокойный. Я оробел, я скорее ожидал, что не услышу её больше голоса никогда, что она сменила свой номер, что по крайней мере не поднимет трубку, увидев высветившийся мой номер.
- Как дела? – ласково и волнительно спросил я. Мне было стыдно за свой дрожащий голос.
- Хочешь встретится?
- Угу, ты не против? Давай завтра встретимся в "Сугарро"?

"Сугарро" – это наша любимая пиццерия на Пушкинском проспекте. Красивое и очень стильное местечко, где кушанье дорогое, но приятное.
Молчание. Она, видимо, решала, согласиться ли, либо подыскивала нужные слова, чтобы отказать.
- Впрочем, если ты не мо... – хотел я вставить, но Катя уже ответила.
- Давай, - голос её мягкий и родной-родной. Внутри меня перестало биться нервное сердце, внутри расцвели подсолнухи.
- Спасибо, завтра значит после занятий.
- Угум.
Я подождал, пока она закончит разговор и продолжая стоять с телефоном на грядке, счастливый,слушал короткие гудки: ти-ти-ти.

15.

Не надо искать чего-то нового, не надо искать легких одноразовых путей увеселения, когда за спиной тебя родные люди. Когда эти увеселения пройдут никем, кроме тебя, не замеченными, когда они со временем превратятся в труху и иссушат твоё духовное нутро. Я почти философствовал, заглядывая в окошко электрички. Поезд почти не обогревался, стекла окон были покрыты коркой льда, и мне приходилось выковыривать снег пальцем, проделывая дырочку-глазок. Нужно брать дорогих людей, близких тебе и заботиться о них, любить. Я мечтал о том, как завтра увижу любимые глаза Кати, как подарю ей красивую белую розу, или оранжевую – не важно. Нет, она любит тюльпаны, я подарю ей пять красивых розовых тюльпанов. Она мне тихо улыбнется, и мы будем пить чай и разговаривать тихонько, осторожно присматриваясь друг к другу и параллельно про себя будем анализировать наши отношения, выискивать в них хорошее и плохое. Потом мы будем держаться за руки и гулять по проспекту, пойдем к снежному городку. Я приглашу её к себе на чай, а она, если согласится, останется ночевать. Я обещал себе в тот миг, что буду как никогда ласков с нею. Электричка гудела, руки мои посинели и я грел их в кармане дубленки. Вокруг меня сидели чужие люди с сонными лицами, оставалось ехать ещё два часа.

16.

В понедельник занятия тянулись, как жевательная резинка, долго, нудно, и однообразно. Я каждые десять минут смотрел на часы и безнадежно падал головой на парту, с нетерпением ожидая окончания лекций и семинаров. "Спать вы можете и дома, не так ли?" – с укором проговорила молодая аспирантка, уставившись на меня. Но я даже не смутился и равнодушно посмотрел в её раздраженное лицо.
Я спешил в магазинчик цветов на углу, чтобы купить розовых тюльпанов, когда мой мобильник зазвонил. Звонок был от Кати. Смущение овладело мною: может, она отменит встречу, руки у меня в мнительном предчувствии опустились.
- Алло, - я тревожно выдавил из себя вместо приветствия.
- Здорово! – Катя иногда по-мальчишески приветствовала меня, и меня это веселило. Но сейчас я насторожился. – Давай лучше у тебя встретимся? Ты ведь один? Можно я сразу заночую у тебя? Я такая наглая, наверно.

Я улыбнулся, махнул рукой.
- О чем разговор, конечно. Во сколько мне тебя ждать?
- Позже, часов в девять.
- Окей, приходи. Всегда рад!
Удивительно, - думал я, как она легко принимает решения и не стесняется брать инициативу за других в свои руки. Я посмотрел на часы: 5.30. У меня было ещё много времени, чтобы успеть сбегать в магазин за продуктами, прибрать в квартире и настроиться на нужный романтический лад. Я должен был воскресить наши отношения, в конце концов, вина нашего разрыва лежала на мне. Я купил пять тюльпанов, как и предполагал, затем пешком дошел до большого фирменного универсама, где долго и трепетно выбирал подходящее красное полусухое вино, голландский сыр и виноград с грецкими орехами. Купил йогурт и сырки на завтрак, замороженную рыбу к вину на ужин и китайские рисовые спагетти к рыбе. Захватил упаковку греющих свечей, расплатился и пошел с двумя пакетами и букетом цветов домой. Часы показывали 6.40. Я волновался.

17.

Катя пришла чуть раньше девяти. Я с полотенцем встретил её у входа. Поцеловались в щечки, какая у неё нежная кожа! У меня, как у девушки, кружится голова, от её легкости, нежности, женственности. Хотелось бы запутаться в её белых шелковых волосах и вдыхать их тонкий аромат. Хотелось бы самому стать ею. Ну почему я родился не девушкой, мы бы были лесбиянками и никто бы не залетал и не рожал никаких детей, мы бы не ссорились и не расставались...
- Готовишь рыбу? Ммм... Вкусно пахнет! – у неё добрые глаза, она снимает куртку и разувается.
- Проходи, ага, я стараюсь, - не могу скрыть своего легкого возбуждения. Мне кажется, я краснею. Я быстро прохожу в кухню, начинаю перекладывать рыбу в тарелки к белым тоненьким спагетти.
- Красиво, - любуется Катя.

Мои руки дрожат. На Кате узкие джинсы и черная майка, она изящна как никогда, белые волосы струятся по плечам. Я не без искреннего восхищения смотрю на неё. Руки дрожат, я не могу справиться со своей внутренней дрожью. Катя, вернулась ли ты ко мне, заслужил ли я это? Не сон ли это, что ты так красива и рядом со мной?
- Я помогу.
Катя выхватывает у меня две тарелки с ужином и несет в зал – нашу комнату любви. В зале всё красиво – приглушенный свет бра, свечи, салфетки, цветы. Я в кухне - выкладываю порезанный сыр на блюдо с орехами и виноградом, вернувшаяся из зала, Катя улыбается мне, благодарит за цветы и вновь уносит еду.

Наконец, стол накрыт и мы несколько скромно, словно стесняясь друг друга и этой романтической и торжественной обстановки – все-таки не каждый день едим так красиво: сыр, вино, китайская лапша, рыба. Я побеждаю утихающую дрожь в руках и разливаю вино по бокалам. Тишина, лишь звук струящегося напитка, горящего сквозь стекло и отблески свечей. Чокаемся, что-то говорим, едим. Тихо. Катя просит музыку, я послушно включаю тихий джаз. Уютно. В душе у меня горят свои свечки. Эта девочка самая красивая, самая родная. Вино разогревает заледеневшие наши отношения, мы разговариваемся, смеемся, смотрим на друг друга все чаще и дольше, не отрываем друг от друга глаз. Горят глаза, сглатываем. Жажда, пьем воду, вино. Виноград. Мелодия джаза уносит нас в иную реальность, мы почти забываемся, чувствуя нашу близость. Всё ближе и ближе. Еле чуемый аромат тюльпанов. Я вспоминаю лишь золотого Бога – о Боже, какая утонченная романтика у меня внутри, я должен сказать ей это.
- Прости!
Глаза Кати округляются, губы вздрагивают – я напомнил ей о боли. Моё сердце трясется. Чувствуя, что я сказал это не вовремя, хватаюсь за её руку, как за соломинку, тяну её всю к себе. Катя словно безвольна, на этот раз она желает мне повиноваться, гибкая, мягкая. И понимаю с успокоением – она моя!...

18.

Может, в тот вечер я впервые почувствовал в себе силу мужчины и мужественность. Я решил взять на себя ответственность за мою девушку. И она помогла мне в этом. Голова кружилась от любви. На банальных белых крыльях которой мы улетели в наш собственный мир. Мы сделали свою страну и царили в ней, единственные, нежные и любящие бесконечно души. Катя переехала ко мне. Она мне рассказала, как одиноко и неуютно ей было все это время без меня. Её подруга Оля давно ушла к другой девочке, и Кате не к кому было обращаться. Я вспомнил свой неуклюжий звонок Борису. Только настоящее доверие и настоящая поддержка могут успокоить душу. Я хотел доверять Кате, да и она доверилась мне. Через неделю я повез Катю к себе домой. Мама всё суетилась вокруг неё и беспокоилась, что моя любимая "не дай Бог, разочаруется в родне Леши". Отец осторожно, любопытствовал об её учебе, успехах и жизненных принципах, планах на будущее, старался не быть навязчивым, улыбался, покуривая сигаретки. "Я бы хотела быть журналистом в хорошем общественно-политическом издании. Ну впрочем, я бы могла поработать и учительницей. Я очень люблю детей!" – говорила моя светловолосая, лучезарная. Мать переглядывалась с отцом: хорошая девушка, годится в невесты, хорошая. Катя радовалась простоте душевной моих родителей и часто целовала меня, пока мы оставались наедине. Я был блаженно счастлив.

19.

Нас больше не беспокоили старые гомосексуальные партнеры, у нас была пара хороших друзей, с которыми мы весело проводили время, мы изредко ездили к моим родителям, а позже и её отцу. Мы учились, готовили друг для друга еду, дышали друг другом. Я начал работать в одной развивающейся рекламной компании, Катя внештатно писала статьи для областной газеты, у нас был общий доход, к тому же, нам помогали родители.

20.

Через полтора года мир в очередной раз
 перевернулся для нас. Катя подошла ко мне в зале, бледная, испуганная, в моей голубой футболке и босиком. Я вопросительно посмотрел на неё. Наши взгляды встретились... Внутри меня что-то громко забилось. И я слышал, как внутри Кати тоже билось. Мы молчали. Взялись за руки, мокрые ладошки, прижались друг к другу. Катя дрожала. Я поцеловал ей голову и искренне сказал:
- Мы справимся.
И Катя мне улыбалась.
И я не боялся быть сильным в этот раз.