Форвин

Я пристально посмотрел на человека. Крепкий и древний как мир старик. Крепкой медвежья шкура была его одеждой, она была лишь малость перешита, для удобства, а так оставалась именно шкурой. Шкура была крепкой и доброй, в такой можно спать на снегу. Чувствую, чувствую, что ой как не просто погиб прошлый хозяин этой шкуры. От старика так и веяло смертью и хладом.
- Кто ты? - Он повторил, но уже без эмоций, наполовину сузив глаза и обнажив скулы.
Я медленно встал, приготовился, несколько сдвинул брови:
- Я просто путник, иду… ищу дорогу.
- Дорогу куда? – старец напрягся, казалось, что он вот-вот обратиться зверем и ринется на меня.
- Дорогу на волю. – я широко раскрыл глаза, вдохнул пьянящего льдистого воздуха и с силой выпустил его носом на секунды окутав себя паром, подобно тому как огненный змей источает из себя пламя и дым.
Старец расслабился, прыть и опасность отошли в сторону:
- В какой стороне твоя воля, путник?
- Не ведаю. – я глубоко моргнул, лицо несколько посерело, взгляд потерял яркость.
- Ты страж Замка Изо Льда?
- Да.
- Ты хочешь выбраться из нашего мира?
- Да.
Старец покачал головой, присел на корточки, вздохнул:
- Замок тебя отпустил?
Я скрестил на груди руки, приподнял бровь:
- Да.
- Как тебя зовут, путник?
- Кудеяр – ни голос, ни взор, ни дыхание, нечего не дрогнуло во мне, я оставался каменно спокоен.
- Кудеяр… - старец опустил голову, за тем резко ее поднял и будто плетью ударил взглядом во взгляд – ты еще долго не вернешься домой, само время призвало тебя, - затем, мотнув головой, для чего-то добавил – вот такая вот, диспозиция…

…Старца звали Форвин. Он представился, как “следящий за горами”. Уже второй день мы шли по заснеженной дороге в сторону, как сказал Форвин, небольшого хутора. Холодный и молчаливый лес мягко, но крепко пеленал нас. Ощущение того, что повернув с дороги ты не вернешься никогда ни оставляло меня, штыки старинных, заснеженных елей отчётливо говорили об этом. Ветер утих и немощная тишина доносила хлипкие окрики зверей, сокрывшихся в лесу. Я было хотел спросить Форвина далеко ли они, но вдруг отчётливо понял – далеко, чуть после я вновь попробовал поговорить со стариком, но тот лишь боязливо приложил палец к губам, и взглядом попросил молчать и скрыть магию.
Примерно через час мы снова отошли на обочину, чтобы отдохнуть и поесть. Довольно быстро занялся костер, яркое пламя было прекрасным ориентиром, для возможных недругов, но Форвин сказал, что сдесь таковых нет, сдесь вообще никого кроме нас не было, от этого становилось ещё холоднее, после, Форвин, малым, почти незаметным заклинанием наполнил угли “силой”, после чего довольно сказал:
- Теперь до утра гореть будут – старик неловко, озябшей рукой почесал нос.
- Форвин, чего вы боитесь? – я сидел на пальнике, грея руки на огне.
- Всякого, Кудеяр, всякого – слишком уж древние эти горы, слишком много всего в них сплотилось, неспроста Кудеярушка, ой неспроста твой замок ожил, - Форвин по-простецки шмыгнул носом, - слишком уж времечко настало, неспокойное…
Я пристально посмотрел на мага. Несколько дрожащее, морщинистое лицо, покрытое белоснежной щетиной, серые усталые глаза, древний маг, был похож скорее на деревенского ведуна.
- Форвин, если, как вы сказали, мне отсюда не вернуться довольно долгий период времени, поведайте мне, чего такого происходит в мире, кто были эти всадники, которые встретили меня ранее.
Форвин, перевел на меня озябшие глаза. Вздохнул и начал тихо, но медленно и очень четко рассказывать:

- …Давным-давно, когда земля была юной и величавой, когда по земле ходили титаны, а в небе парили драконы, Рогдансурт под прикрытием последних валькирий низверг в естество мира змея Раган-Волда, посадив того на цепь, а сверху он поднял из-за моря рунные горы, наказав тогда первым из людей сторожить змея. Самого Рогдансурта, принявшего смерть многим позже от ядовитого кубка, из которого поил его южный князь Харлаш, захоронили в восточной земле, в серой гробнице, во святом камень-гробе, первым среди камней из появившихся на земле. И всюду была устроена Рогдансурту стража, а поверх стен гробницы, ибо дверей в ней не было, ведь так завещал он сам, была поставлена печать, стерегущая вечный сон величайшего из витязей. И была устроена великая тризна, и многие клялись словом и кровью, мечом и честью, главы тысяч поникли в уныние.
 Но прошло много времени, многое было забыто, многое унесла талая вода весенних ручьев. Горы были забыты и заброшены, давшие клятвы ушли вслед за великим воином. Сброшены будут чудодейственные чары земли, и почуял змей Раган-Волд силу. Когда забыли древние предание, когда уйшло понимание того, что не удержат змея стены, не удержит живая земля, когда ушла память о змее разрушителе…
 Не задолго до того, как начало стало меркнуть перед вечностью, когда стены обратились в камни, а земля, задрожала под собственным весом и рухнула вниз, на обломки мира выполз Великий Змей Раган-Волд. Взор его был подобен лучу солнца, а в пасти его царил огонь, который рушил горы и сжигал города. А тело его было подобно необоримой крепости, существо которой ковалось из небесной стали. Змей, что томился восемь веков под землей, выбрался на волю. И не было края его страсти уничтожения, и не было края его ненависти и жестокости. Над обломками сущего, воцарилася хаос. И никто не мог победить змея, великие короли и ратники, богатыри и властители, и многие, многие другие пали приняв мученическую смерть во имя. Казалось, мир обречен, спасенья нет. Последних люди склонились в великой печали. Последними, кто помнил о воине Рогдансурте оказалось два ясно сокола, Ротанарт и Суртогор. И устроили ясно солколы, великий плачь по земле, да по богатырю-чудотворцу. И от такого плача, от такого огня душ, расплавилась печать, ключ приложен к основанию склепа. И пробудилась стража, и Рогдансурт открыл глаза.
 И увидел великий воин древности, как разорена земля. Увидел, как трещат величавые Хмурые Горы, увидел, как реки обратились вспять, увидел как горит земля. И слышал он, от ясно-соколов, весть о том, что твориться, узрел мира единого расколотый образ. Встал Рогдансурт и пошел.
 … Далеко летят ясно-соколы всю землю видят, на восьми ветрах восседают. Только силы их недостаточно. А Змей уже поедает небо. Рывками откусывает облака, роняет звезды, крошит луны. Упираясь на остатки земли Змей Раган-Волд рушил мир. И ясно-соколы спешили. Как и наказал им Богатырь-Чудотворец, полетели ясно-соколы в Рамарову Кузню, чтобы забрать меч, кованный, первым средь кузнецов, спустившихся на землю, Рамаром. Сам Рамар, давно ушел на покой, но кузня его, отстроенная на вышине Мглистых Гор, осталась нетронутой. И меч, схороненный в веках, лежал там. А Рогдансурт шел на бой. Остатки земли стонали под весом змея, небо рвалось на части, раздираемое челюстями чудища. И вот Рогдансурт увидел Змея. Огромный, величиной с крепость, восьмиглавый ящер, черного цвета. В тот момент змей уже вплотную приблизился к луне.
- Эй, Змей! – крикнул Рогдансурт – выходи на бой!
Зарычал змей и от крика этого, разорвало луну в клочья, а солнце погасло и стало темно, но тут во мраке кромешном, луч появился, потом ещё один. А потом и целый огнешар сверху появился, то браться ясно соколы меч Ромаров несли, Рогдансурту на выручку – миру на спасенье. Светло от меча того стало, деревья ко нему потянулись, думы вокруг него сполошились, только света того недостаточно. В трещинах сама сыраматёрая земля, того и гляди рухнет в бездну будто бы её тут и не было. Но увидел Рогдансурт, что под змеем Рогдан-Волдом земля пуще прочего трещит, тогда обернулся он волком и прыгул на змея, не выдержала земля обоих их да и пропустила в себя…
Солнце потом, вновь зажглось от Ромарова меча, луна от света вновь собралась, трещины заросли и щаветрились, но воин и змей воюют до сей поры, и иногда змей подбирается настолько близко к земле, что видно его огненное дыхание…

... Это одна из “волчьих” легенд, - Форвин одобрительно хмыкнул, - недавно, по меркам общего порядка сил, этот горный удел, вновь начал оживать. Но, сила идущая от гор чужда нашим волшебникам. Более того, эта сила враждебна нашему миру. Многие волшебники пробовали с ней бороться, после ряда неуспешных походов “внутрь гор”, началось смятение в умах и идеях. Многие, как твой учитель, старый хозяин “Замка Изо Льда” ушли из мира. Притом, что каждый “выход” каждый толчок “наружу” сложнее и опаснее предыдущего. Понимаешь, Кудеяр, мир себя пытается защитить, чем больше он ощущает опасность, тем сложнее из него выйти. Примерно так же поступают и другие миры, не давая возможной магической заразе пробраться наружу (мне машинально вспомнились многочисленные неудачные операции по пересылке фантомов и прочих существ). А твой учитель, он покинул нас недавно, как бы отталкиваясь, от того напряжения, которое сформировалось при твоем входе в наш мир.
Сейчас горы, а вернее сила, что в них уже может обретать силу в физических формах, пока эти существа лишены магии, но это на недолгое время. Наши укрепления, стоящие поверх гор, пока еще, принадлежат и служат нашему порядку. Но с каждым днем контроль, за ними теряется, отдельные башни уже наполнены слугами той силы, что проснулась в горах. Кудеяр – ты видимо последний кого сумел наш мир мобилизировать на выручку. Всадники это и есть физическая оболочка творящихся в глубине заклинаний.
Началось движение.
- Вы имеете в виду, что Змей вырывается наружу? – я легко улыбнулся.
- Сложно сказать, понимаешь, наружу он рвётся всегда, но и это всего лишь легенда, волки и те не говорят о том, что змей близко – скорее о том, что он мог приблизиться, бес его знает, но чуждая нам сила действительна пришла. Мы, жители этого мира, ощущаем ее присутствие. А уж как это назвать, змей, черная тьма или черный властелин удел летописцев… - Форвин хмыкнул и слегка рассмеялся.
Я поёжился, мне вдруг стало несколько холодно. Нехорошо это как-то, змей, тьма. Где источник этой тьмы? Куда бить? Да и что есть тьма? Любой свет можно размножить на тысячи граней, да так, что застлан будет, весь небосвод. И каждый, каждый будет по-своему светом и по-своему тьмой. И каждый будет отличаться друг от друга и бороться друг с другом. Может быть, тьма и есть сам процесс, когда начинается эта борьба, уничтожающая и дополняющая саму себя. А от чего она начинается, почему в иных условиях её и быть не может? Ну нет, об этом думать решительно невозможно, очень холодно, мысли медленны и туманны, Форвин чего-то боится. Дай Бог завтра войдём в хутор, там и поговорим поконкретнее. С сией мыслью я лёг в мешок и прикрыл глаза. Ручей моих мыслей остывал, и в какой-то незаметный момент я замёрз. Течение времени остановилось или быть может, стало просто нестерпимо быстрым. Я легко чихнул и уснул.

Лето-зима 2006; 4 января 2008