Подслушанная жизнь

Я говорю, ну не делай ты припуски на швы. Не слушает. Вот и пришлось кромсать, полвечера ушло. А она потом ко мне подходит, глаза вытаращила и говорит: «Он у нас взял папин телефон из него вышел в интернет. И оттуда счет пришел – в долларах». А я ей говорю, не нравится мне борщ. Нет, все-таки кофе в автоматах совсем дерьмовый. Позвонила она мне, плачет, просит земляных груш. Ей Марина сказала, что на площади Горького будет, только розовый не достать. Деньги-то заплатили, только потом что за это делать придется. Все ведь ночи в интернете просидел. Светка своему сказала – все, не будет тебе больше такого удовольствия. Ей сестра наволочки из Югославии привезла, и еще шампунь хорошую. Они уже давно женаты, соседей успели протопить два раза. Тетя Таня давала им добавки китайские «Тянь Ши», говорит, поможет, а Ирка все равно за муж не хочет. Ты видел, сколько она ест? Вечером сядет, и вяжет, вяжет. Холодно только последнее время стало, а белье такое красивое, такие розы и по бокам две полосы. Нет, не угрожал, только сказал, что если еще раз такое повторится – ****ец мне будет. Новые, раз сказал, новые, значит, надо новые купить. Ты посмотри какие швы – все фирменное. Ленка Прокланова от свекрови знаешь какие перцы приносила – три вечера крутили. Обои долго выбирали, а потом у меня одна банка вздулась. Она чистюля? Видела я, какая она чистюля – у самой тарелки с той стороны грязные. Вот-вот, мне Светка говорит, мам, делай чтобы светленько и хорошо будет. У них в Москве трехкомнатная, все хорошо, а вот под окном одни педики собираются. Ой, дай вам Бог доброго здоровья. Тебе за это, ой что будет! И кто это так набздел? Сама видела – вот – все зубы золотые. А муж у нее, ну такой вонючий мужик, это что это она, совсем за ним не следит. Я с ним в лифте ехала – чуть не задохнулась. Тут на шестом этаже несовершеннолетняя проживает, вы ничего нам о ней рассказать не хотите? И на Костю моего, значит, смотрит. Вот помню мороз был, я шла с сумками, знашь, там у северной пходной лужа замерзла, а я бегу, надо успеть пока не вернулся. Я кааааак на ней только навернулась, всем лицом ударилась – вот тут и вот тут. Асунсьон-то? Она в первой серии ребенка потеряла, а ребенок-то у нее от брата, только она этого не знала. Холодно, очень холодно весь август было. А я, купила путевку, оторвала, Маринка с триста тринадцатого зажопила. Я говорю, неееет, с Танькой со своей в прошлый раз съездила, ляжки, жопу жирную ей в море выкупала, свинью эту, этого борова. Теперь я поеду. Так что – подвинься. Она записку написала – мы с девками уссались. И только соли хорошо положи, иначе невкусно будет. У них сын – такой придурок, грубый, не здоровается. Я тут шла – волком на меня посмотрел. И знаешь, прям говно в почтовый ящик положили. А я понять никак не могу – откуда говнищем тащит. Уехал сын у них, уехал. Вот ты меня не позвала тогда капусту резать – сиди вот теперь одна. Жулики, кругом одни жулики. Я с утра встану, в окошко погляжу, вон, опять идет, и сумка в левой руке. Да отравить они нас всех хотят, ты читала, что на упаковке написано? Ужас, просто ужас, ведь развелись уже, а она опять от него, дуреха, забеременнела. Ну надо же, красное с белым простирала. Мы тоже тогда купили, но у нас конечно не такая же, ой нет. У нас таких денег нет, мы пенсионеры. Да я сама скромная, никогда никуда сама не высовываюсь, не шумлю. А сыночек-то у вас все с мамой, понятно. Вроде нормальный парень-то, а все равно того. Наш-то все в Америку хочет, но туда, я знаю, надо полторы тысячи долларов. Названивали, названивали, всю неделю названивали, в трубку смеялись, дура, говорят, дура. Это кто дура? Я что ли? Собаки все выходные по батареям скулили. Ты видела, где она у них спит? Я как зашлааааа. А псиной как воняет, и тут же дети сидят. Капельницу как любит ставить, только вот поставишь – сразу ляжет, глаза закатит – сразу все ей хорошо, а так сидит, все только жалуется. У них дочь – гулена. Одного родила – матери притащила-кинула, теперь вот смотри, смотри – еще одного нагуляет. Я за ними следила все выходные у подъезда дежурила, а она то туда, то сюда – бесстыжая. В тамбур – не зайти, псиной воняет. Я их кошку хлоркой хотела облить, сволочь, повадилась мне ссать на коврик. Вон, видишь чего наделала, все рукава окатала. Кофе? Вообще не пью. Ты сколько уже за сольфеджио не садилась, я тебе сколько раз говорить должна, иди расчешись. Кофту притащила с воооот такими рукавами, а я три дня готовила, иди немедленно поменяй. Вы у меня ее только плохим словам учите, а мне потом всю зиму ее отучивать. Бандиты, не дети, а бандиты. А я встала, так что-то колбаски захотелось. Дедушка вчера таллинской два батона привез, свежей такой, ароматной, прямо только-то только с завода. Куда ты полез, куда, не бери это в рот, я кому сказала. Волос мне натрясла, ничего там не трогай, я сама все уберу без тебя, ну-ка. Подружки какие-то ходят, вот может, и стащили. Я шампунь купила, кто полбутылки уже вылил? Кто? Ты ведь последний раз мылся. Все выходные стирала. Я ведь Катьке-то все ползунки, все пеленки с двух сторон проглаживала. Положи это, нет, дай сюда. С Ленором прополоскала. Я прям не переношу его, приедет, строит из себя не знай чего, начинает убираться, все везде переставлять, словно он тут хозяин. Людка? Людка-то всю жизнь в городе, у нее ковры, мебель. Все всегда ей, все самое лучшее, а мне... уж что останется. Я ей тогда говорю – отдавай стенку. Знаешь, «Слава», такая красивая, полированная, не то что это говно. Отец через знакомых на базе достал, помню. Все, все Людке, а мне вон, смотри чего. Она вон вся поползла, расслоилась вон дверка. Ты посмотри, сколько она мне одежды накидала, я только все перестирала. Ты слышишь? Только все перестирала, опять стирать. Сволочь, сволочь, никакого уважения к матери. Ты мою косметичку брала? Это ты мне тут ногтей настригла? Все нервы, всю душу ведь мне вытрепали, сил моих больше нет. Привезла их в поликлинику, этот все скулит, все скулит. И эта, пить без конца просит. Уж купила ей, стоит пьет, прям жвахает, жвахает, никак, никак напиться не может, уж льется из-под нее, а она стоит, глаза вытаращила, и никак, никак не напьется, как лошадь, как лошадь прям. Льется из-под нее, а все к бутылке присосалась. Сил моих больше нет, не дети, а одно наказание. Все нервы мне вым... Тритатушки-тритата! Вот у нас какое платьице, ну-ка, покажись. А туфельки у нас какие. Знашь за сколько у Таньки выторговала? Она из Москвы привезла, говорит, больше ни у кого таких не будет. Ты перестанешь вертеться или нет, ешь по-нормальному. Ну что, что еще? На ручки? Ну давай на ручки, все руки с вами вывертела, всю кровь мне высосали. Наказание одно. Ну что, будешь сосиску? Вот какая у нас сосисочка: «Я сосиска поппури, очень вкусная внутри... Мммм...» Ну чего опять? Пить? На! На! На вот, держи обеими руками. Сколько это будет продолжаться? Дух прям не дышит, дух не дышит... Что? Ленка-то? Дрищет второй день. Хххххххха-ха-ха (долго смеется). Яблочек, говорит, моченых, не хочешь? Ха, мочененьких... Ядрёненьких, га-ва-рит... ххх ххха (опять долго смеется, задыхается). А я только посмотрела – фуууууууууууууууу. Второй день никак не продри... вывалил, паразит, вывалил все на себя. Вывалил весь майонез. Ну-ка марш из-за стола, я кому сказала! Так, иди сюда! Иди намой ноги и расчешись – я там колбасы купила. И чтобы я от тебя такого больше не слышала, ты поняла меня или нет, скотина? У них в Чехии стиральная машинка – все стирает, семь килограммов говорит. Только белье, значит, положишь, порошку насыпишь, кнопочку нажмешь – все, все сама выстирает. Вот посмотри, все руки себе содрала, а эта еще вон одежды накидала. Она мне последние нервы вытрепала. Вот молодец, расчесалась? Давай я тебе колбаски отрежу. Какие туфли? У какой Маринки? А, эти-то. Так у нее мать вообще бестолковая, я ей тогда говорю – не бери, гавно какое, так та все равно сцапала. Она ей, как я тебе достаю, никогда достать не сможет. Вон я тебе какие в прошлую субботу купила. Светка сказала в Москве последнюю партию взяла, больше, говорит, таких не будет. Кушай, кушай, я еще отрежу. Баааааа, а это что у тебя такое? Кольцо? Колечко какое... это кто это тебе такое... Максим? Это который Максим? Ты у меня смотри. Ты смотри у меня. Максим. Максим. Он шатается не знай где и ты с ним, смотри, шататься будешь. У нас наследственность плохая, Катя, притащишь вон не знай что от него. Чего вся скрючилась? Чего ты тут гнешь из себя? Не разговаривай со мной так. Ты мне белья когда столько успела накидать? Ты на меня голос не повышай, поняла? Ишь ты! Соплища еще зеленая. Ты к школе готовишься? Я к учительнице, к Петровой вашей, ходить больше не буду. Стыд, совсем обнаглела девка. Я все выходные стирала, вот только сегодня догладила. Иди учи сольфеджио. И собери косметику, что раскидала. Что? Что? Что? Что? Ну что еще? Чего? Чего скулишь? Пролил, паразит, опять все пролил? Сил моих больше нет, я все выходные стирала. Все рученьки свои содрала, спину гнула. Иди, я тебя переодену. Господи, одно мучение, не дети, а наказание. Иди сюда, сказала! Меня? Да, алло. Ой, здравствуй. (вздыхает) Да нет, поужинали. Дети? Нормально. Там супчик, котлетки, колбаски маленько купила, прям так все вкусно, так вкусно. Приходи скорее, покушаешь...

Вон он все ходит из комнаты в комнату, все зудит, что хлеб дорожает. Как, говорит, жить будем. А у меня прям что-то сил никаких нет. Дух не дышит.