Снег

– Ой, снег! Митя, снег!
Митя поглядел на Изу. Она стояла у окна в пижаме, и не раскрыв жалюзи, смотрела сквозь пластинки, и по ее лицу Митя понял, что наступило счастье.
Его еще так никто не будил. Было в этом что-то странное и детское. Это он всегда вскакивал первым, садился за письменный стол и писал, пока его подруга не проснется. Это он всегда будил, предаваясь утренним забавам, балуясь, играя, это он всегда открывал женщинам глаза и слух и вещал о погоде. Особенно он любил принести снег в кулаке, собрав его с подоконника, и аккуратно положить его на губы любимой. Но ни одна любимая его еще не будила так.
Он медлил вставать. Это открытие, сделанное другим человеком, было сильнее, чем его собственное. Он представил преображенный снегом двор, и вся даль, все пространство, убеленное, укрытое. Каково – увидеть другими глазами и почувствовать чувством другого. Не это ли любовь? И человек этот становится ближе, роднее, милее. Казалось, что и снег там должен быть иной, особенный. И поэтому он медлил встать, чтобы сохранить подольше ощущение счастья.
Снег, действительно, показался другим. Он выпал неслышно, но что-то ночью тревожило, беспокоило, какая-то приятность то ли снилась, то ли задержалась в объятье. А какие были объятья?
А какой снег? Он остановил все предыдущее мелькание дней и дел, превратив мир в застывшесть, накрыв его белым покровом, бескрайней шубой, завернув в пеленки, и надолго исчезли грязь и серость этого города. Снег все еще валил крупными хлопьями. Митя разволновался, ему скоро предстоит выйти на снег, в магазин.
Сели завтракать. В кухне от двух конфорок несло жаром. Хорошо завтракать в тепле, особенно в такой день. Снежная белизна отсвечивала лучами и слепила глаза, в окно невозможно было смотреть.
– Какие у тебя планы? – Иза всегда за завтраком интересовалась планами Дмитрия.
Планов особенных никаких не было. Пойти в магазин. Но это как Иза скажет. Он подумал и с радостью ответил.
– Да никуда не должен идти. Можем погулять немного.
Иза ничего не ответила и писала на желтом клейком листочке список покупок на сегодня.
Он вспомнил первое утро на этой квартире, у Изы. Первое утро, первая ночь. Это было год назад. И он как-то так просто переехал к ней жить, не обговаривая с ней ничего, постепенно, одну за другой, перевозя вещи со своей квартиры. Началось все с тапочек. Иза как будто не возражала. Но очень скоро Дмитрий понял, с ней надо считаться. Она, похоже, и сейчас, спустя год совместной жизни, раскачивается и решается – быть ли с Дмитрием. Быть ли с Дмиртрием? Странный вопрос..Для него такого вопроса с первой их случайно встречи не возникало. Как-то сразу осенило, что она, эта молодая женщина с серыми волосами и зеленоватыми глазами, должна быть его. Его любимой, его женой. И лучше ее никого он не встречал.
Они часто говорили о первой встрече, первом свидании, первой ночи. Пытались найти причины в этих случайностях и установить закономерность. Но когда заходила речь о первой ночи, Иза хмурилась и гасла.
– М-да, это было произошло слишком скоро.
– Подумаешь, скоро, – обычно отвечал Дмитрий. – Зато у нас все хорошо. Хорошо, ведь правда?
– М-да, хорошо.
Но не будем об этом более. После заврака, покурив, Дмитрий со списком вышел в снег, за покупками. Первое соприкосновение со снегом. Дмитрий шел не спеша, наслаждаясь возможностью побыть на морозе, на снегу.
Придя домой, он снова вышел, так как оказалось, что забыли о масле и молоке. О главном забыли. Иза очень любит молоко.
И снова снег. Словно окунаешься в бешеный вихрь, в состав воздуха из мороза и снега. Ходить становилось труднее. Потом надо было выходить с мусором, потому что пакеты наполнились до отказа, а мусоропровод которую неделю не работал, замороженный.
После этих хождений Дмитрий устал и прилег отдохнуть. А Иза собралась делать пирог, сырник. И месила тесто без миксера. Это полуобиженное движение он почувствовал сквозь стену.
– Иза, а почему ты без миксера? Это тесто легкое.
– Ты лучше знаешь, или я?
Надо было идти на кухню и сидеть рядом с ней, хотя бы так участовать в кухонном шаманстве. Иза вообще хорошо готовит. Если начнет готовить, то увлекается и работает целый день. А бывает, вообще на кухню не ходит. Эти крайности – Дмитрию это казалось крайностями – он не любил, не мог к ним привыкнуть. Так же как и к перепадам настроения.
Рядом с рассудочностью Изы была какая-то нелепая спонтанность. Однажды Иза подробно выпытывала к Мити планы. Их у него не оказалось, и он думал, что они проведут вечер вместе, куда-то сходят. Но Иза вдруг объявляет, что договорилась с подругами и идет в кафе, всего на два часа.
– Но у меня нет планов. Если бы я знал о твоих планах, я бы придумал себе занятие на вечер, а так я думал, что мы будем вместе.
– Но я же тебе об этой встрече говорила, еще на прошлой неделе. Забыл?. У меня в рабочей книжке – так назывался ее еженедельник – об этом уже записано. Я не могу изменить своих планов.
Из-за этого они поссорлись и три дня не разговаривали. Это была самая длинная их ссора.
Дмитрий вернулся в комнату, лег. Ему хотелось написать что-то о снеге, стихи в прозе. С большими периодами, с неспешным, но динамичным ритмом, который простукивается, как удары сердца, в этом спокойном движении белой материи за окном. О белизне хотелось написать. Он настраивал себя, готовился.
– Митя, ты мог бы мне помочь? Найдешь в Интернете рецепт пирога – «Поцелуй негра».
Для этого нужно было включить компьютер, встать, а этого Дмитрию уже не хотелось делать. Он это решил в течение сегодняшнего утра. Он знал, что если засядет за компьютер, до вечера его не оторвешь, а Иза к тому же ревновала его к занятиям. Она его окликала, висла не плече, шутила, говорила: «И пишет, и пишет, мой писатель». Он нервничал: «Не называй меня писателем. Ты же знаешь, я над статьей». На это она иронично ахала: «Статьей, видите ли, это называется. А может быть – доклад шефу». Но никакой статьи тогда Дмитрий не писал. Так себе, набирал какой-то текст, вел дневник. Но не скажешь ей: «Извини дорогая, я пишу дневник». Это может ее вывести из себя: «А у меня дневника нет, что ли?». Есть, и еще сколько. У нее есть еженедельник, который она называет «Рабочей тетерадью», у нее есть еще пара блокнотов в твердом переплете с изображением слоном и жирафов, в которых она что-то записывает, рецепты или статьи вклеивает из дамских журналов. Есть особенный блокнот для занятий психологией. Но ведь Дмитрий не отвлекает ее от занятий.
– Митя, ты включил компьютер?
– Нет. Я сейчас хочу отдохнуть.
– Но я тебя прошу. У меня рук не хватает. Не можешь помочь с тестом, так хоть в интернете поищи. У тебя это лучше получается.
Это было слишком. Он вскочил и рванул дуерь на кухню.
– Послушай, дорогая. Когда ты отдыхаешь, я тебе мешаю? Мешаю? И на цыпочках хожу, и компьютер выключаю, и рядом с тобой ложусь, хотя у меня работа горит. Все для тебя. А теперь человек хочет отдохнуть, а ему поручения дают. Сколько раз я выходил сегодня по твоей милости7 Три? И это за какой-то час. А теперь устал и хочу отдохнуть. Что, не могу?
Она спокойно выдержала до того момента, пока он не перегибал палки и задевал ее. Отреагировала молниеносно. Опустила глаза. Начиналась рапсодия горючих слез.
– Но я не знала о твоих планах. Ты же мне ничего не сказал.
– А это не видно, нельзя почувствовать за другого человека?
– Я думала, что ты можешь отдыхать и лазить по интернету одновременно. Ты так делаешь часто.
– А ты можешь?
Что тут было делать. Планов у Дмитрия не было никаких. Выходить было некуда. А выйдешь, через полчаса замерзнешь. Ну, в кафе посидишь. А сколько высидишь, один? Злость взяла, что выйти некуда. А ведь могли бы вдвоем совершить замечательную прогулку, промесить снег, устать как собаки и зайти в какое-то теплое местечко попить горячего шоколаду или глинтвейну. А теперь все полетело к чертям.
А все потому что у него не было планов. Нет, планы были, но он о них не сказал.
– Планов, видите ли у меня нет на сегодняшний день. И день к черту, – сказал он вслух.
Сколько девушек у него было, и все с разноцветными именами. Вика, Софи, Беата. Везет ему на них. И на их пестрый характер. На их музыкальные руки, на их ранимые души. Но была ли пресловутая органическая сращенность душ? Не это ли называется «жить душа в душу», когда можно и помолчать, и быть понятым, когда можно и пробурчать в ответ что-то нечленораздельное, и о планах своих не говорить, но чтобы эти планы были ясны, прочитывались по одним глазам, через стенку.
За стеной чувствовалась обиженная колючая тишина. Это надолго. Дмитрий разволновался. «Поцелуй негра» называется. Ты думаешь о белизне, а тут этот чертовый поцелуй негра. Где гармония? И неужели непонятно, что он устал, выдохся во время этих утренних прогулок. Снег валил и не хотел закончиться.
Что ж, надо выйти. Он стал собираться. Иза закончила месить тесто и сидела на кухне. Плачет, как всегда. Хочет взять слезами. Так всегда слезами умела разжалобить. И сколько она проплакала за этот год, счастливый год. И сколько раз он делал ей предлолжение и получал в ответ невнятные ответы. Значит, и у нее нет планов на этот счет. А чего ему торопиться?
Он вышел. Снег все падал и падал, как утром, не замедляя и не убыстряя своего темпа. Бродил один по городу, опустевшему, белому, нагруженному снегом. На улицах творился бардак. Засыпанные машины не справлялись с карпатами на мостовой. Буксовали, переползали, скользили. Он зашел в кафе. Заказал себе горячий шоколад. Стало немного легче, успокоился.
А из-за чего он так разволновался? Из-за поцелуя негра, или из-за Изы? Из-за Изы. Из-за Изыного языка. Из-за Изыной язвительности, мягкой, нежной, закамуфлированной, но язвительности. Как звучит, однако.
Нет, все-таки из-за себя весь этот сыр-бор. Маловато выдержки на эту женственную агрессию. И тут родился образ, тот образ, который Дмитрий хотел поймать и лежа в постели, чужими чувствами и чужими словами, и когда выходил за покупками и, нагруженный сумками, возвращался, и когда хотел написать о снеге. «Снег как белая страница. Не исписанная еще страница Жизни».
«Что ж, пойду, поживу у родителей. Дня три. Там видно будет». Так он решил и пошел на остановку.
А снег превратился в шапку, которая покрыла заспанное и не пробужденное бытие Дмитрия.


понедельник, 1 января 2007 г.