Страшные сны смешного человека

ТО, Что Я хочу сейчас сказать, обычно пишут в послесловии, но Я скажу вначале, и это будет ПРЕДИСЛОВИЕ! Потому, что рассказ – очень длинный и «редкая птица долетит до середины Днепра»…
Данный рассказ написан по следам одного моего яркого, как будто происходящего в реальности, сна - сна про ферму, где освежёвываются туши людей… И приснилось мне это в 17 лет…  Это было далёкое советское время, когда не ТО, что инопланетяне, а и существование души, и биополя у человека отрицались, а любые рассуждения на эти темы высмеивались и осуждались, а за развитие подобной тематики могли даже упечь в психушку. Не говоря уж о том, чтобы верить в ТО, что какие-то сомнительные призрачно-потусторонние сущности могут питаться психической энергией человека!

И сон ТОТ не выходил у меня из головы… Что же это, ЧТО?! – думала Я, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ??!!! И размышления главного героя – Василия Петровича об облаках, как о существах какого-то высшего порядка, которые как-то используют ни о чём не подозревающих людей – это тоже мои собственные   размышления… Затем Я описываю в рассказе сон про слияние моря и неба – как о замкнутом круге, о некоей  ловушке для ЧЕЛОВЕКА… И на протяжении всей своей жизни Я вспоминала, и вспоминала про эти сны... И всё пыталась понять – О ЧЁМ же ЭТО???!!!

Ну и вот – ЧТО же мы видим сейчас?! Теперь мы уже ТОЧНО знаем, что не только энергетические паразиты существуют, но МНОГОЕ из того, чему раньше народ слепо доверял, оказалось далеко не таким добрым и заслуживающим доверия…  Ах, о чём это Я?! Да о том, что творится в последнее время в нашем мире! Думаю, тут и так ВСЁ ПОНЯТНО!!!  Не говоря уж о том, чтобы верить в ТО, что какие-то сомнительные призрачно-потусторонние сущности могут питаться психической энергией человека!   
В общем - Спасайся, кто может!
                *   *   *
А ещё скажу такую Важную ВЕЩЬ, что это моё произведение можно прослушать на моём канале в Ютюбе - Я сама в последнее время больше люблю слушать, чем читать - так удобнее, хотя кто-то, возможно, захочет и поспорить на эту тему… Оставляю ссылочку на первую Часть этого рассказа, читаемую моим голосом – с неё потом можно выйти на Продолжение:

- Страшные сны смешного Человека - рассказ. Часть 1-ая. 12 июня 2021г
https://www.youtube.com/watch?v=KMIBaLmiT8c&t=182s
- Страшные сны смешного Человека. Часть 2-ая 13 июня 2021 г
https://www.youtube.com/watch?v=2F1mdwikgoM&t=317s
- Страшные сны смешного Человека. Часть 3-я. 16. июня 2021 г
https://www.youtube.com/watch?v=Poc-2dI3hKY&t=0s
- Страшные сны смешного Человека. Часть 4-ая. 24.06.2021
https://www.youtube.com/watch?v=yojrJyjIwZo&t=938s

ЭТИ же ссылки Я размещу в РЕЦЕНЗИИ под данным моим произведением - там они будут интерактивными!
                *   *  *         
               

                СТРАШНЫЕ  СНЫ  СМЕШНОГО  ЧЕЛОВЕКА

      ...Он был простой советский взяточник с серым «закрытым» лицом, как у слепого, маленькими мутными глазками за толстыми линзами очков, в сером потёртом костюме с пузырями на локтях и коленях. Простой советский взяточник, хороший человек, немного смешной - только вышел на пенсию, и вдруг, - приснится же такое… Не думал, не гадал, в мыслях не было. Ну, к чему бы это? Приснилось, будто бы он шёл куда-то по зелёному высокому холму, а внизу, в долине - то ли ферма, то ли скотный двор - какие-то длинные белёные сараи, как в том пригородном колхозе, где они с женой недавно купили домишко по дачу.
Только предназначена была эта ферма не для коров и телят, а… Страшно вспомнить - очки запотевают, слезятся в ужасе маленькие глазки смешного человека, и пузыри потёртого костюма вздуваются, как паруса под попутным ветром.
Там, во дворе фермы освежёвываются туши… людей. Ещё живые, корчащиеся человеческие тела движутся конвейером, подвешенные на огромных чугунных крюках, всунутых в разинутые окровавленные рты или воткнутых под подбородки. Движется конвейер… Чьи-то ноги в ботинках, с подгибающимися коленями, перебирают судорожно по земле, пытаясь противостоять силе, которая влечёт и волочит их под разного рода ножи и пилы, под струи душа в конце конвейера.
Похолодев от ужаса, стоит человек на зелёном холме, не в силах двинуться с места. А рядом ни куста, ни деревца, за которыми можно было бы спрятаться. Да провалиться бы сквозь землю, чтобы там, на ферме не увидели и не затащили бы на железный крюк.
Но вот, вглядываясь в страшную картину, человек вдруг понимает, что те голые ноги в ботинках, волочащиеся по земле – его собственные ноги, и ботинки - его ботинки, и обрывки старого серого костюма, прилипшие кое-где на окровавленном теле - тоже его.
Голое, наполовину ободранное от кожи тело с багровыми рёбрами ещё вздрагивает, стонет и хрипит. Нижняя окровавленная челюсть отвалилась безжизненно, холодный литой крюк вонзён прямо в нёбо. Глаза ещё живут на обезображенном лице, а в них - животный ужас, смертная тоска и угасающая мольба.
 
* * *

Смешного человека звали Вася. Как у каждого порядочного чиновника (читай, человека), всё у него было в порядке. Жена, семья. Недавно вот и дачку приобрёл, предусмотрев свой выход на пенсию. Они с женой уже наводили там порядок - чистили и мыли, скребли и проветривали, копали грядки под огород. Если бы в молодости ему кто-то сказал, что в таком возрасте можно быть счастливым, он бы не поверил. А оказывается, можно… Осенняя пора, очей очарованье… Хотелось говорить стихами, петь, декламировать.
А что? Дочь они определили, сами с женой честно отработали положенное и теперь с чистой совестью могли насладиться деревенским покоем, мирным созиданием, окидывая мысленным взором достойно пройденный жизненный путь. Теперь, в этом новом состоянии умиротворённости появилась у Васи приятная привычка пофилософствовать, улететь мысями куда-нибудь в заоблачные дали.
Вместе с женой Верой, крепкой ещё женщиной, они жили на даче почти безвыездно с весны. Сегодня была суббота - выходной. И завтра будет выходной. И всегда теперь будет выходной. Вася сидел во дворе дачи на крылечке и не спеша крошил бурячок в видавший виды помятый алюминиевый таз. Заходящее красное солнце ещё обдавало жарким летним дыханием, а из-под густых зарослей возле сарая уже вытягивала по-кошачьи мягкие лапки вечерняя прохлада. Слышно было, как в сарае крутятся на месте, звеня цепями и фыркая, почуяв близкий ужин, два бычка-подростка.
Лето уже шло к концу, но впереди ещё была щедрая, многообещающая осень. Приятно было сидеть и думать о быках - какими большими да гладкими они скоро станут. Невольно мысли перескочили в далёкое прошлое. Вдруг вспомнилась Елена Дмитриевна, товарищ по работе. Эх, Лена, Лена, где-то она теперь… Загремела Елена Дмитриевна лет пять тому назад по чьему-то гнусному доносу. Но и то сказать – уж больно была смела, до нахальности. Ну, а в таких делах с оглядочкой надо, с оглядочкой. Вот Вася не сплоховал, всегда держал нос по ветру, и потому сейчас себя прекрасно чувствует – и прекрасно, и уверенно.
Мысли плавно скользили. И вдруг вспомнился недавний сон. Неспокойно и отвратительно стало опять на душе. Приснится же такая гадость - подумал Вася. Вечер густел, и в тёплом вечернем воздухе ближе стали слышны и запахи, и звуки. Запах земли с поля перемешивался с медовым запахом скошенного сена. Хозяйки звали домой гусей и уток с пруда неподалёку. Те отвечали им, незримые. Явственно слышалось, как они бьют крыльями по воде, отряхиваясь и суетливо гогоча. Блеяли козы, помыкивали коровы, доносились человеческие голоса и бряцание вёдер, и этот вечерний радостный разговор людей и животных то стихал, то звучал громче в движениях остывающего воздуха.

* * *

С наслаждением, окунаясь в ласковые волны звуков и запахов, Вася проплыл к сараю, где уже заждались два широколобых тёплых зверя, прямолинейных в своих желаниях.
- А-а, черти, проголодались - разговаривал с ними Вася, высыпая буряк, и отпихиваясь от их грубой силы. С чувством выполненного долга он постоял возле сарая. Тихо, тихо, ни ветерка. И, кажется, вся Вселенная сосредоточилась сейчас в этом укромном квадратике двора, в кудрявых кустах крыжовника, в изумрудном магните густой шёлковой травы. Сюда же тихо стекает небо с высоты, заполняя каждую ямку на земле, наполняя ведро на срубе колодца, разливаясь по периметру забора, затопляя собой дом и огород, и человека, очарованного мгновением. И, казалось, вся Земля сейчас живёт только мирными заботами. Люди всего мира высыпали из своих домов и хаток, вигвамов и хижин, чтобы вдыхать запахи земли и купаться в вечерней свежести.
По всей Земле, - представлял себе Вася, - сейчас блеют, мычат, жуют и чавкают животные. А человек всему этому творенью венец - с гордостью думал он.
- Человек подчинил себе природу, вывел законы и, объяснив различные явления, поставил их себе на службу. И над животными человек - царь.
- Вот, например, мои быки - развивал он мысль дальше - разве они знают, зачем живут, разве у них есть цель в жизни? Их жизнь подчинена моим целям. Я - хозяин, я над ними главный. Они же радостно жуют свою жвачку, принимают корм из моих рук, растут, здоровеют и не знают о том, что в одно прекрасное утро вместо привычной охапки сена получат удар молотом в широкий лоб. А вместо ласковых рук хозяина, которые приветливо трепали их по лоснящимся бокам, острый нож умело пройдётся по содрогающемуся телу.
Кровью, потоками красной бурлящей крови оплачивают животные своё сытое неведение и беззаботное существование в хлевах и сараях, загородках и курятниках. Их мир ограничен глинобитными стенами, их горизонт и цель - кормушки и корыта, и пока они сыты, они не взбунтуются. Большие и сильные, они будут покорно принимать хлеб свой насущный из рук человеческих, пока не захрипят с ножом в сердце.
 
* * *

И вдруг воображение смешного Васи поразила неприятная, можно даже сказать, отвратительная мысль. А вдруг и человека так же используют неведомо для него какие-нибудь высшие существа? Охнув, Вася даже присел на широкий пень для рубки дров возле сарая.
А что, если и мы, люди, сами того не зная, живём, подчиняясь чьей-то высшей воле, по заранее написанному сценарию, нам неизвестному? Мы думаем, что вольны в своих поступках, а на самом деле все они ведут нас к той же конечной цели, что и животных к их кровавому концу.
Вася заёрзал, оглядываясь: где они, где?! Почему их нигде не видно? Нет, для человека, видимо, расставлены более хитрые сети. Тут всё не так грубо и просто, как нож или молот. Он-то, дурак - человек, ест, пьёт, веселится, тешит себя иллюзией, что он - «творенью венец», он - царь природы. А кто-то свыше усмехается над ним и тянет потихоньку за невидимые ниточки, направляет его движения, подбрасывает ему удары и удачи, испытывая его на прочность в борьбе с судьбой, и зачем-то это, видимо, нужно. К о м у нужно?!
- А-а, - осенило Васю - а может для этих «кого-то» мы - как аккумуляторы, и они, высшие и идеальные заряжаются от нас, земных и материальных, энергией наших мыслей и чувств, радостей и отчаяния. Они хладнокровно разводят нас, как кроликов, регулируют численность войнами, выводят новые породы так же, как мы выводим породы овец. Они питаются нами, как мы - мясом животных и так же целенаправленно проливается в одно прекрасное утро наша кровь. Но что ж это такое? Откуда она взялась - эта гадкая непрошенная мысль, глупая фантазия? Почему она вдруг явилась среди гармонии чудного летнего вечера? А сон-то, сон? …Освежёвываются туши людей, движется конвейер с окровавленными человеческими телами… Это ли не подтверждение? Как всё было ясно и хорошо, и вот н а тебе. Вася тёр лицо рукой, словно силясь стереть эту застрявшую в мозгу химеру.
- Ага, а ведь могут же эти «кто-то» наблюдать за нами, к примеру, с неба? Вот облако, например, - что это? Для нас облака – это такие сгустки пара или воздуха… А может, это существа такие, которые живут и двигаются по своим собственным, непонятным для нас законам, и они, находясь рядом с нами и над нами, видят и наблюдают каждый наш шаг.
Вася вспомнил, как в далёком детстве он иногда, в лесу или в поле, вдруг засматривался, на низко плывущие, нависающие над самой головой облака. Уже тогда закрадывалась ему в голову мысль об одушевлённости, о какой-то упорядоченности их жизни.
- Но для нас их действия загадочны просто потому, например, что у нас не так устроены глаза, - думал он, - или в силу того, что чего-то мы не улавливаем в их движении, каких-то закономерностей, которые не в силах воспринять из-за разной скорости нашего и «ихнего» бытия. И е щ ё не так: они-то нашу колготню, мятушню (а для них она именно таковой и кажется) прекрасно улавливают и понимают, а вот для нас они непостижимы потому, что их события, и движения растянуты во времени.
- Вот, если на примере насекомых, - сколько раз приходилось Василию наблюдать, как двигаются и бегают вверх - вниз по травинкам – былинкам муравьи и букашки. Им совсем не страшно, что вот тут, в траве, лежит рядом с ними и смотрит на них в упор, приблизив совсем близко и лицо, и глаза, огромное и страшное по сравнению с ними, чудовище - человек, которому ничего не стоит раздавить их, стереть в порошок. Вот большие глаза чудовища наблюдают за ползущей по листку букашкой, он поднял палец и помахал им перед ней. Нет, букашке не страшно. И так же, ничего не поняв, она окажется вдруг раздавленной, растертой в этих пальцах. Букашка до последней минуты не поймёт и не осознает, отчего произошла её смерть. Возможно, она воспримет это, как стихию, увлёкшую её за собой; как некую глыбу, накрывшую и придавившую её. Значит, Вася для неё не существовал. Он был, наверное, для неё, таким же бессмысленным образованием, чем для него были облака, то набегающие откуда-то на небо и клубящиеся там, то начинающие уплывать, таять, растворяться и исчезать. Они кажутся совершенно безобидными, но, возможно, человек, как и букашка, просто не улавливает закономерностей их жизни.
А существа – облака, тем временем, спокойно высматривают внизу, на земле, прямо под собой то, что им нужно. И мы, люди, перед ними, как на ладони – выбирай любого, - что хочешь с ним, то и делай. И мягкие облачные лапы, прозрачные, не замечаемые нами, что-то переставляют у нас на пути, что-то меняют в наших судьбах: кому-то от этого – везение, у кого-то наоборот – сплошные неудачи. Эти мягкие облачные лапы кого-то гладят и голубят, а кого-то окружают незримой ватной стеной неудач, непонимания, неприязни, и человек бьётся в них, как в паутине, не в силах вырваться, не видя, что это и есть паутина, не зная, кем и откуда она наброшена на него.
 
* * *

Да, - вспоминал Вася, - где-то он видел старинную картину и изображённых на ней человекоподобных богов, возлежащих на облаках и смотрящих вниз, на землю. Облака – боги – мужчины, старцы, женщины спокойно и величественно созерцали копошащихся на земле, на полях людей и их большие небесные лица выражали удовлетворение.
- Всё хорошо – говорили их лица, - всё у нас идёт, как по – писаному, всё хорошо, всё нормально. Тот мелкий народец внизу копошится, жизнедействует, и всё это для нашего же блага, для нашего процветания. Их жизнь нам нужна и она - в наших руках, в нашей власти…
Или так:
- А ну-ка, ну-ка, поглядим, как там наши отары, наши стада? О-о, отары этих потешных, суетливых карликов растут, стада плодятся… Ну, значит всё не так уж плохо, хоть они там иногда и истребляют друг друга. Нет, нет, всё далеко не так плохо… И ухода большого они не требуют, и неприхотливы – что им ни кинешь вниз – всё в дело пристроят, и чем их ни трави - всё обезвредят и используют – всегда найдут выход из положения… Ну, понятно, не без потерь, конечно, с их стороны, но ничего, жизнь всё равно продолжается… Молодцы, молодцы…
- Василёк! Оглох что ли? Ужинать иди. - Вера в цветастом платочке, такая милая и родная, стояла на пороге летней кухни.
И Вера, и её приглашение к столу спасли Васю и обрадовали. Старые, как мир, непреходящие земные радости, всегда оживляли и веселили душу. Сотни раз пробованные, но вечно новые борщи и вареники, пироги и галушки, они вносили в жизнь кажущееся обновление, вечную песню бытия, как, наверное, и в жизнь других человеческих существ. Вечную?! Быки в хлеву тоже не знают о том, что когда-то для них всё кончится.
Нехитрый деревенский ужин был собран на грубо сколоченном деревянном столе. Чисто подметенный глиняный пол был усыпан свежей травой, зелёными ветками и полевыми неброскими цветочками. Чисто, свежо… - молодец, Вера. Борщ в мисках на столе чудно пах и звал своими оранжево – красными, жирными озерцами. В свеженарезанных ломтях хлеба была видна каждая крупинка. Розоватые ломтики сала с прорезью кричали наперебой: Съешь меня! На овощах и зелени дрожали блестящие капли. Старая и вечно новая желанная картина, драгоценный натюрморт, от которого привычно ликует утроба.
Чертовщина какая-то привязалась - бодро подумал Вася, потирая руки, и захрустел лучком. Успокоившись сытным ужином, он вскоре прилёг и заснул до утра.

* * *

 И опять-таки ему приснился сон. Это был красивый морской пейзаж. На переднем плане - узкая белая полоска песка с искоркой. Тут же, в левом углу пейзажа, как на курортных фотографиях 50-х годов, белый мраморный постамент с венчающей его античной вазой, светящейся на фоне голубого неба. В небе - ослепительное солнце, а сразу от песчаной полоски начинается ровной голубой гладью море. Оно уходит вдаль, ширится, цвет его становится гуще, гуще, превращаясь из голубого в синий, из синего - в густо – синий, затем в фиолетовый. Постепенно к горизонту море поднимается вверх, опрокидывается и возвращается оттуда небом. Прекрасная, величественная картина, и Вася, проснувшись утром, был чрезвычайно доволен этим сном.
- Ну вот, это ли не символ прекрасно прожитой, достойной жизни, и это ли не пророчество счастливого светлого будущего? - думал он торжественно.
Но чем больше думал о сне смешной человек и чем дольше рассматривал его по памяти, тем сильнее ощущал, как что-то тревожное вползает в душу. Что-то было тут не так, и, как Василёк не крути, а было что-то пугающее в той величественной картине. Пугающим было то, как море переходило на горизонте в небо. Оно поднималось там наклонно всей своей громадой и грозило обрушиться оттуда тяжёлой массой воды. Но оно не падало а, постепенно голубея, подходило ближе, ближе и становилось безобидным воздушным пространством – небом.
Снова и снова Вася возвращался памятью в этот сон. Никогда за всю жизнь ему не снилось ничего подобного. И никогда наяву он не видел таких ярких, чистых красок: такого жёлтого – жёлтого солнца, такого белого - белого, искрящегося песка и таких синих – синих неба и моря. Сон был статичным, ничего в нём не двигалось. Было только величие, и созерцание величия маленьким человеком, стоящим одиноко на белой полосе. Вновь и вновь пытался он растолковать себе сон. Что ни говори, а сон был необычен и красив, хотя и грозен. Угроза и безвыходность были в том, как море, уходя вдаль, сливается с небом. Не символ ли это смысла человеческого бытия? Иллюзия бесконечности, замаскированная конечность. Кажется, что небо и море огромны, что они уходят вдаль, как и возможности человека - стоит только ему захотеть и он улетит мечтой и делом в неоглядные дали. На деле же это - ловушка, замкнутый круг. А что там, за синими стенами, за чертой горизонта? Не дано… Нельзя. Ты слаб, человек. Ты не видишь дальше своего носа, как свинья - дальше своего корыта. Чего-то простого и очевидного не улавливаешь ты, ослеплённый своим тупым стремлением к прогрессу.
Как и свинья, ты не можешь поднять голову от своего куска, от суеты, не можешь понять, что эти проблемы подброшены тебе извне, а ты считаешь их своими. Ведь ты хочешь сладко есть, хорошо жить, что же может быть естественнее и ближе тебе, человек? Вот она, ловушка. В борьбе за эти блага и проходит твоя жизнь, как и жизнь ничего не подозревающих животных. А если бы свинья заранее знала свою долю, перестала бы она есть?
Вася сидел со стеклянными глазами. Да что ж это за мысли такие? Откуда они, непрошенные - как будто кто-то открыл шлюзы, и они хлынули в мозг. Да не хочу я, не хочу! Как было хорошо и спокойно, как было ясно всё и понятно. А что теперь? Кто я? Что я? Такой же бык или свинья? Нет, выше, выше их, но ниже тех, кто…
Кто?! Где они?! - Вася багровел и сжимал кулаки. Смешной человек был не на шутку расстроен. Мимолётная мысль, пришедшая в голову, перевернула всю его жизнь.

* * *

Но вскоре случилось событие, из-за которого мысли его потекли по другому руслу. Из далёкого сибирского городка пришло тревожное письмо от дочери, где она довольно пространно писала о том, что её личная жизнь дала трещину, и семейный корабль медленно, но верно идёт ко дну. Ничего толком не поняв, но встревожившись не на шутку, родители решили, что одному из них надо срочно ехать, спасать то, что ещё можно спасти. Ехать должен был Вася. Как мужчина и глава семьи, он должен был сказать там своё веское слово, предварительно правильно оценив обстановку. В качестве транспортного средства выбрали самолёт: хоть и дороже, но зато быстрее, и на питании сэкономишь.
Сборы были недолгими, И вот, наконец, когда они остались позади, когда отзвучали последние наказы и напутствия, Вася, с чемоданом, полным домашних гостинцев, летит высоко в небесах. Глядя в иллюминатор, он отдавал должное земным красотам, и на ум ему приходили то строчки Пушкина «Редеет облаков летучая гряда…», то слова песни «Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги». Так бы летел и летел, любуясь облачными пейзажами.
И вдруг произошло что-то непонятное. Самолёт резко накренился в одну сторону и, кажется, начал падать. Резкие перепады давления внутри салона не давали пассажирам опомниться…
Вася не успел даже испугаться, как очутился вне самолёта, на сверкающем белом снегу. Какое-то необъяснимое блаженство снизошло на него. Но он даже и помыслить не мог, что произошло непоправимое. Вокруг сиял ослепительный белый снег, и громоздились горные вершины. Небо было пронзительно - голубым и солнечным, как на картинах Рериха.
Чудо, чудо! - подумал Василий, - какая первозданная белизна и тишина, какая гармония. Он, не спеша, озирался вокруг и вдруг увидел женщину. Она приблизилась к нему и спросила:
- А где остальные?
- Какие остальные? - удивился Вася и вдруг вспомнил, что он летел в самолёте, и кроме него там было много других пассажиров. А с этой женщиной они сидели почти рядом. Мысль как-то неохотно вращалась. Не хотелось думать о том, что же всё-таки случилось. Хотелось просто пребывать в безмятежности среди невиданной ранее красоты. Но женщина была более беспокойна:
- Во-он там упал самолёт, вон его обломки, и там же люди.
Вася посмотрел в сторону, куда показывала женщина. Довольно далеко от них действительно валялись какие-то обломки. Снег был чёрным, и виднелись неподвижные тела людей, хотя были среди них и движущиеся фигуры. Мысль неохотно заработала:
- Ага, так значит, произошла авария и мы - жертвы? Но, слава Богу - я жив. Я же должен попасть к дочери. Ну не оставят же нас тут, в конце концов, пришлют какую-то помощь.
- Разумеется, я тоже на это надеюсь - продолжила его мысль женщина. А Вася и не заметил, что подумал вслух.
- Пойдёмте туда, может быть кому-то нужна наша помощь.
При движении вперёд Вася ощутил небывалую лёгкость и такое чувство, как будто он был слегка пьян - приятно кружилась голова, и путались мысли. Странное легкомыслие овладело им, но он всё же сделал над собой усилие, и вместе с женщиной они быстро очутились на месте катастрофы.
- Эк, как далеко меня откинуло. Наверное, потому и жив остался - подумал Вася. Тут же, в эпицентре взрыва вперемешку с частями самолёта лежали останки людей. Вон чья-то рука торчит из-под снега, вот окровавленная голова отдельно от туловища - на обагрённом чёрном снегу.
- Смотрите, а вот та женщина, что летела с ребёнком.
И правда, Вася увидел труп женщины, прижимающей к себе мёртвого ребёнка. Они были почти невредимы внешне, но уже посинели и задубели на холоде. Вася со своей спутницей медленно озирались вокруг, и вдруг внимание его привлекли часы, блеснувшие на оторванной кисти поодаль. Нет, он не собирался мародёрствовать, просто часы эти показались ему знакомыми. Белый простой циферблат, надпись «Ракета» на нём, и обычный металлический браслет. Вася знал, что, несмотря на внешнюю простоту, это были отличные часы. У него были точно такие же, и они уже тридцать лет служили ему верой и правдой.
- До странности похожие часы - подумал Вася, - и браслет потёрт в тех же местах.
- Да, да, присмотритесь-ка получше, может быть, и остальное вам покажется знакомым - произнесла (или подумала?) его спутница. Ах, а он и забыл о ней, увлекшись часами. Взглянув ей в лицо, Василий ужаснулся: что-то вещее, жуткое и неземное было в её прищуренных глазах и ставших вдруг призрачными, чертах.
- Остальное, покажется… знакомым - не веря в свою догадку, повторил он.
Что остальное? Ну, рука… На ней часы. Рука… Ногти короткие, лопатообразные, рука заскорузлая, с тёмными бороздками на пальцах.
- Да, рука похожа на мою. Но почему она от меня отдельно?
- А почему бы ей не быть отдельно? Мои руки тоже от меня отдельно. А вы что – исключение? – ехидно сказала женщина, показывая на груды обгорелого мяса неподалёку. Вася почему-то не удивился. И не удивился тому, что не удивился. Он спокойно смотрел на кровавое месиво, которое раньше, видимо, было мужчиной средних лет, причём, весьма знакомым мужчиной. Виднелись обрывки серого костюма вперемешку с кусками кожи и мяса. Часть черепа с нетронутыми выпученными глазами выступала над бесформенной кучей, и эти глаза и брови, забрызганные кровью, уже не оставляли никаких сомнений в том, кому они принадлежали. Вася всё понял. А-а, так вот откуда эта необъяснимая лёгкость в теле, это легкомысленное кружение. Так вот почему женщина рядом с ним разговаривает, не раскрывая рта, а он её прекрасно понимает. И всё по той же причине им не холодно среди этих вечных снегов.

* * *

- Так значит?…- поднял Вася взор на женщину.
- Да, да, да – просигналила она мысленно.
- Ну что ж, будем знакомы, теперь мы товарищи по несчастью - сказал он и представился - Вася, Василий Петрович.
- Знаю - ответила так же мысленно Тоня, и Вася сразу понял, к а к её зовут. Он вдруг увидел Тоню в окружении её семьи. Здоровяк - муж, двое хорошеньких кудрявых мальчишек. Видения сменяли друг друга, как кадры на киноплёнке. Вот семья за столом, вот все вместе летом на огороде. Вот супруги выясняют отношения, но вскоре, помирившись, сидят, тесно обнявшись, перед телевизором. Множество подробностей поразили воображение Василия Петровича. Он, как наяву, чётко и ясно увидел всю обстановку Тониной квартиры: и пятнистого кота на кресле, и столик перед диваном, за которым совершалось ежевечернее семейное чаепитие перед тем же телевизором. Белая фарфоровая вазочка с синим ободком… Вася заглянул туда – малиновое варенье. Ароматный дымящийся чай в чашках. Печенье горкой на плетёном блюде (быстро мелькнула картинка, как Тоня пекла это печенье на кухне). Уютно, по - домашнему. Много, очень много узнал Вася об этой, минуту назад незнакомой женщине. За какое-то мгновение узнал он и о том, что работала она бухгалтером на заводе, увидел её рабочий коллектив.
Теперь, в новом качестве, совсем не обязательно было рассказывать друг другу о себе. Достаточно было послать мысленную информацию, и собеседник мгновенно считывал её. Точно так же можно было, подключаясь к информационному полю объекта, узнавать всё о нём самому. Вася понял, что Тоня, гораздо быстрее сориентировавшаяся в данной обстановке, уже всё знает о нём.
- М-да, хм-хм - далеко не всё о себе Вася хотел бы рассказывать, м-да, попал в переплётик…Тоня красноречиво взглянула на него.
- Да, всё знаю - сказал её взгляд, - но сейчас не время об этом. – Кто знает, сколько нам осталось болтаться тут, между небом и землёй. Скоро, скоро придут за нами.
Впечатления пошли лавиной. Вася и раньше замечал какие-то фигуры, движущиеся, как во сне, между трупами и обгорелыми частями самолёта. Но вдруг в одном из силуэтов он узнал высокую стройную фигуру женщины с ребёнком на руках. Она что-то высматривала на земле. Не отрывая от неё взгляда, он легко перенёсся на место рядом с ней.
- Что вы ищете? - спросил он.
- Видите ли, в чём дело… Сейчас как раз время кормить моего малыша. Он вот-вот проснётся, и я ищу свою сумку с детским питанием. А вы, значит, тоже остались в живых? Поздравляю! Не понимаю, каким образом мы могли уцелеть - столько трупов вокруг. Какой ужас! Как это произошло? Я ничего не помню. Очнулась с ребёнком в руках, нигде ни царапины. В рубашке мы родились, наверное…
Вася горестно слушал Наташу. Он уже узнал её имя и увидел мысленно и её небольшой родной городок, и провожающих родителей на одном конце пути, и мужа, ждущего на другом... Но кто ж знал, что, полетев из пункта А в пункт Б, она не попадёт ни туда, ни обратно.
- Идите сюда! - позвал он Наташу, и она тут же оказалась рядом.
- Посмотрите - и он указал ей на закоченевшие трупы матери и ребёнка. Молодая женщина застыла в изумлении. Затем она бросилась к мёртвому ребёнку, напрасно пытаясь прикоснуться к нему, - руки проскальзывали куда-то мимо или сквозь его тело, не в силах сдвинуть его даже на миллиметр. С остановившимся взглядом она застыла над ним, не выпуская из рук свою бестелесную ношу.
- Так вот оно что - наконец промолвила - промыслила она и остановилась в задумчивости.

* * *

Народу, между тем, прибывало. Кто-то поднимался из кровавого месива, кто-то высвобождался из-под груды железа. Посвящённые просвещали непосвящённых. Толпа гудела и волновалась. Груз земных проблем ещё тянул их по инерции друг к другу, в стаю. У каждого из них были свои неоконченные дела на Земле и, несмотря на приобретённую лёгкость, многие были совсем даже не рады своему новому положению. Они не хотели смириться с тем, что находятся уже по другую сторону бытия и, когда с Большой Земли прибыли вертолёты спасателей, направили к ним свою делегацию. Во главе её стоял человек, к которому в земной жизни было бы применимо определение «большой человек». По всему было видно, что он, привыкший к собственной значимости, не церемонясь, обращался с любым контингентом.
- Товарищи! – не задумываясь, обратился он к прибывшим и вышедшим из вертолёта спасателям. - Случилось непредвиденное несчастье. Наш самолёт потерпел крушение. Немногие из нас, летевших в нём, остались живы, но мы надеемся, что вы поможете нам, оставшимся в живых, в кратчайшие сроки преодолеть те расстояния, что отделили нас от наших целей, и приложите все усилия к тому, чтобы планы каждого из нас не пострадали!
Вася и Тоня молча, из толпы наблюдали оратора и группу спасателей. И Вася, конечно, не удивился, а Тоня ещё менее, когда командир спасательной бригады, совершенно не обращая внимания на делегацию, обратился в свою очередь к своему построившемуся подразделению. Он кратко и чётко определил задачу:
- Ребята, от вас зависит, смогут ли родственники погибших опознать своих родных. Прошу по возможности соблюдать суверенитет покойника и отбирать как можно более подходящие друг к другу останки.
С этими словами он раздал своим подчинённым по нескольку больших полиэтиленовых мешков. Спасатели, в основном молодые парни, экипированные в специальные костюмы, резиновые сапоги и резиновые краги, медленно побрели с мешками, подбирая то, что осталось от пассажиров.
Глава потусторонней делегации - Бенедикт Митрофанович, так и застыл, выпучив глаза и раскрывая, как рыба, беззвучно рот: как же так, его не слышат, на него не обращают внимания? «Большой человек» затравленно заметался от одного спасателя к другому, тщетно пытаясь добиться контакта.
Вася задумчиво наблюдал за мечущейся фигурой. Перед ним разворачивалось всё чёрное прошлое бывшего «большого человека». Всё то, что при жизни было скрыто, выплывало здесь так естественно и беспрепятственно, что каждый желающий мог без труда увидеть весь пройденный путь Бенедикта Митрофановича в мельчайших подробностях - и обманы, и предательства, и мелкие афёры и крупные махинации его и горстки таких же «больших» и «очень больших» людей, и продвижение по головам товарищей ради карьеры… Как будто яркий солнечный свет хлынул вдруг в тёмный чулан и осветил все полки и горшки на них, и паутину в углу, и пыль на полу. И то, что казалось надёжно скрытым от посторонних глаз, вдруг стало явным и очевидным. Но не один только Вася наблюдал эту постыдную подлую картину прожитой жизни. Другие тоже, как заворожённые следили за внезапными откровениями, как вдруг внимание толпы привлекло удивительное видение.
Из ниоткуда на Землю опустился всадник на белом крылатом коне. И конь, и всадник были огромны и состояли словно из клубящегося облачного вещества. Шестикрылый конь не стоял на месте, и всадник то и дело осаживал его. Конь приседал, гарцуя. Огромные его копыта грозились растоптать как мышей, собравшихся людей. Но этого не происходило: и люди, и конь со всадником слегка просвечивали - так, что через свои тела могли видеть друг друга и окружающий пейзаж. Такими же лёгкими, почти не ощутимыми были их прикосновения, и при желании одно тело могло пройти сквозь другое.
Всадник вынул сияющий серебристый рог и затрубил. Чистый, ясный звук понёсся над снежной равниной, над ледниками и горными вершинами. Протрубив, незнакомец обратился к собравшимся:
- Души! Спешите завершить свои земные дела. Спешите увидеть тех, кого вы оставили на Земле, попрощаться с ними, ибо скоро вам предстоят более важные дела и экзамены. Тогда немногие из вас смогут ещё раз вернуться сюда. Спешите, Души, спешите! Девять дней по земному исчислению осталось вам на всё. А через девять дней вам будет подан знак, и по законам Вечного Бытия вас ждёт самый главный в вашей жизни Путь, будьте же готовы!
Сказав это, всадник растаял в воздухе, оставив после себя лёгкую белую рябь. Прозрачные души, осознав, наконец, всю серьёзность своего положения, засуетились и стали быстро исчезать с места собрания. Вот женщина с ребёнком на руках только что стояла неподалёку от Васи, и вдруг её точно ветром сдуло. В мгновение ока она оказалась очень далеко. За какую-то минуту рядом не оказалось почти никого. Только Бенедикт Митрофанович возмущённо и растерянно озирался, негодуя на отсутствие внимания к своей персоне, да Тоня с Васей ещё задержались, чтобы сказать друг другу несколько слов.
- Ну, что ж, - заговорил Василий первым, - как я понимаю, мы сейчас можем увидеть и узнать всё, что только захотим. Мне, конечно, очень хочется увидеть жену, попрощаться с ней, может даже, присниться ей, чтобы предупредить, - скоро ведь ей предстоит нелёгкое испытание - известие о моей гибели. Но если я упущу возможность и не узнаю, что творится в жизни моей дочери, то, возможно, такой случай больше и не представится…
- Да, да - согласилась Тоня, - я вот тоже в первую очередь думаю о детях. Надо узнать всё, что нам подвластно сейчас, об их судьбе, - может быть, мы можем чем-то помочь им отсюда.
С этими словами Тоня легко оттолкнулась от земли и, уже в воздухе прощально помахала прозрачной рукой. С грустью и тревогой посмотрел ей Вася вслед: что-то их ждёт этом мире, ставшим вдруг в одночасье из потустороннего и сомнительного реальным и живым.
 
* * *

Но надо было действовать, и человек решительно взмыл ввысь, оставляя далеко внизу снежную равнину и горные пики со снеговыми шапками. Остановившись в воздухе на секунду, он как бы прислушался, напрягшись всеми фибрами. Куда лететь?! На север, запад, восток? Где она, его частичка, его кровиночка, в какой стороне? Мощный импульс с востока потянул его, как магнитом и он, кувыркаясь в воздухе с непривычки, понёсся на всех парусах туда!
В мгновенье ока он переносился туда, куда доставал его взор. Он летел на острие взгляда, перемещаясь в пространстве огромными длинными прыжками. Горы уже давно позади, впереди тайга. Её огромная сине-зелёная масса волновалась и жила своей особой уединённой жизнью. Тайга всегда была затаённой, не имеющей надежды на осуществление, мечтой смешного человека. Может быть, он был когда-то давно, в одной из своих прошлых жизней медведем в дремучей чаще? А может, жил в уединённом скиту староверов среди болот, но он скучал по высоким кедрам и солнечным лесным опушкам, по огромным девственным пространствам, где на сотни километров только лес, деревья, бурелом, снова лес, и ни одного человека вокруг.
Нагретое солнцем разнотравье колосилось, дурманя и пьяня чарующими запахами иван-чая и душицы, дикой гвоздики и незабудок, маня к себе яркими огоньками купальниц в тёмно - зелёной изумрудной листве. И, невольно засмотревшись вниз и пытаясь разглядеть что-то среди волнующихся зелёных вершин, человек пошёл на снижение. Взгляд его задержался на огромной сосне – великанше, и тут же он оказался сидящим на её широком, как площадка, суку. Прямо напротив, в стволе сосны – небольшое округлое дупло, из которого тут же выглянула оранжевая пушистая белочка, сверкая чёрными бусинами глаз и вертящая с любопытством маленькой головкой. По всему видно было, что она что-то почуяла, но не могла понять, что же именно потревожило её покой. Подбежав совсем близко к Васе, она вдруг напряглась и быстро юркнула назад, в дупло.
А Вася, увидев с высоты прекрасный вид лесного озера, вмиг оказался на его берегу, заросшем тальником и камышами. Серебристая гибкая спина мелькнула в воде неподалёку, и рыбина ушла на глубину, оставив на поверхности расходящиеся круги. Вася посмотрел в толщу воды и тут же оказался на дне озера. Чистая, не замутнённая вода, не испорченная цивилизацией, окружала его со всех сторон. Озеро кишело рыбой. Среди них были такие, которых он совсем не знал. В ямах на дне стояли огромные сомы, рыбёшки помельче сновали стайками туда-сюда. Вася прошёлся по дну. Окружившее его непривычное зеленоватое безмолвие пьянило новизной впечатлений, и вдруг Вася увидел нечто странное. Из-за большого подводного кургана выползло существо, напоминающее человека. Огромная голова, обрамлённая редкими белёсыми космами, вздымающимися при его медленных движениях, чудом держалась на тонкой длинной шейке. Тело было длинным, слабым и мягким, напоминающим беспомощное тело червя. Тонкие руки свисали ниже колен безвольными белыми нитями, а такие же тонкие ноги еле волочились по рыхлому дну. Всё существо было крайне бледным, бесцветным, без единой кровинки во всём теле.
Вася замер на месте, испытывая дикий, почти суеверный ужас. Существо же уставилось на него немигающими, белёсыми глазками - буравчиками. Оно, в отличие от белки, явно видело его!
- Так, значит сказки про Водяного – не выдумка?! – с ужасом подумал Вася. Он, ища спасения, инстинктивно посмотрел вверх - туда, где солнце светило сквозь толщу воды, - и пулей вылетел из озера в голубое небо над ним.

* * *

 В один миг вспомнил он о своей цели и вскоре уже кружился над небольшим сибирским городком, снижаясь, и чутьём отыскивая нужные ему улицу и дом. Хотя полёт его занял всего несколько земных минут, здесь, в соответствии с часовым поясом данной местности, была уже полночь. Вот и небольшой домишко, где живёт его дочь с мужем. Детей им Бог не дал, а вот теперь ещё и отношения друг с другом разладились, судя по письму. Вася очутился в заросшем палисаднике перед домом. Кусты смородины, малины, тут же заросли любимых им с детства золотых шаров… Неожиданно для себя Вася вдруг различил слабый, как дуновение ветерка, шёпот. Женский голос говорил:
- Как мне хорошо с тобой. Всё же это счастье, что мы с тобой встретились. Обними меня покрепче, вот так.
Ларискин голос. Вася облегчённо вздохнул: Ну, слава Богу, значит, всё-таки помирились. Голос шёл из беседки под яблоней.
- Во, дают! - подумал Вася. Мы-то с матерью, выходит, зря волновались - всё всерьёз восприняли. А они тут, понимаешь, как голубки, воркуют. Недаром говорится: милые бранятся - только тешатся. Тут же до него донёсся мужской голос, ласково что-то забормотавший. Двое засмеялись и завозились в беседке.
- Да тише ты, дурачок, - зашикала Лариска, - а то ещё, чем чёрт не шутит, м о й проснётся, да нас тут застукает.
- Да, это конечно, неосторожность с моей стороны - прийти сюда в такое время, но за целый день не мог вырваться ни на минуту и так соскучился по тебе, лапушка, что уже не мог ждать до завтра. Милая моя, хорошая… Ну поцелуй меня ещё…
Вася оторопел. Так значит, всё правда, и он не зря спешил. Вася приблизился, чтобы получше рассмотреть нового избранника дочери. Несмотря на темноту, он отчётливо увидел темноволосого мужчину лет 37-ми. Лариске было 35. Она никогда не была красавицей, средненькая во всём - всего поровну взяла и от отца, и от матери. Но, находясь уже в том возрасте, когда ровесницы начинают блёкнуть и расплываться, она оставалась всё такой же юношески тоненькой и аккуратной и была, как говорится, всегда «в одной поре». Может, сказалось то, что ей не пришлось ни разу родить. Особенно шла ей теперь всегдашняя её причёска – низко завязанный хвост из длинных рыжевато – русых волос, опускающийся пышными завитками по всей спине до талии.
Это Вера назвала дочь аристократическим, на её взгляд, именем Лариса. Она прочила ей необычную судьбу музыкантши или актрисы и имя ей поэтому выбирала звучное, редкое. Но Лариска была обычной девочкой, ученицей, пионеркой, ничем не выделяющейся среди других детей. Как-то незаметно она повзрослела, вышла замуж и уехала в далёкий край. Давно не видел Вася свою доченьку, давно. Ну, вот и встретились. Он понимал, что его сейчас не услышат, и всё же попробовал окликнуть: Лариса! Куда там. Как он и ожидал, на него не обратили внимания. Он не был услышан.

* * *

И вдруг позади беседки он увидел две огромные белые фигуры. Они колыхались в пространстве и были прозрачны, как марево над рекой, как туман в поле. Сквозь них виднелись окружающие кусты, ветки и листья. Время от времени фигуры принимали очертания сидящих в беседке, а затем вдруг расплывались, становясь бесформенными облачными клубами.
Вася смотрел на них с тихим ужасом какого-то ещё непонятного ему, но зловещего открытия. Вот фигуры опять приняли чёткие очертания и превратились как бы в огромные белые тени дочери и её любовника, в точности повторяя их движения. Но, приглядевшись, Вася понял, что не они повторяют движения, сидящих в обнимку, а наоборот - последние действуют по их незримой команде. А белёсые возились и хихикали, подталкивая друг друга локтями.
- Ну, давай ещё немного подсластим, малышка - услышал Вася громкий гулкий шёпот белёсого мужчины, который тут же притиснул к себе женскую фигуру. Кривляясь и ёрничая, белёсый уже громче, елейным голосом промурлыкал:
- Как же не хочется расставаться, дорогая. Когда же мы, наконец, будем вместе?
Тут же мужчина в беседке прижал к себе Васину дочь и произнёс проникновенно: - Дорогая моя, единственная, когда же мы, наконец, будем вместе? Как не хочется расставаться…
Лариска молча гладила его голову. Тут белёсая женщина, немного подавшись вперёд, прошипела свистящим шёпотом:
- А я и не расстаюсь с тобой ни на секунду. Ты со мной всегда в моих мыслях, во всех моих помыслах… Что бы я ни делала - думаю только о тебе. И, к ужасу несчастного отца дочь слово в слово повторила сказанное. Белёсые существа затряслись от смеха и покатились по траве, расплывшись по ней белым туманом. Силуэты их то сгущались, - и тогда Вася видел их, хватающихся за животы, - то вновь становились еле видимыми.

* * *

Вася не верил своим глазам. Он вытягивал шею, как, если бы она у него была. Он хлопал глазами и тёр их кулаками, как в те старые добрые времена, когда они у него были… А странные существа веселились от души. До Васи донеслось, или ему послышалось? - какое-то чавканье, и голос кого-то из этих существ произнёс:
- Сладенькое, конечно, хорошо и вкусно, но несущественно. Пора бы уже и подперчить - подкислить…
На что другой голос с готовностью и живостью ответил:
- Ну давай, давай, придумай что-нибудь! Пора же нам сегодня подкрепиться посерьёзнее.
- Сейчас, сейчас…С-час мы им устр-о-оим…Щас мы такую кашу заварим…Ох и наедимся! Люблю я вкусненько пожрать!
- А кто ж не любит…А ты не находишь, что мы давно не давали званого обеда, да и нас давно не приглашали? Всё-таки званый обед или банкет, например, - это гораздо веселее, чем просто ужин вдвоём. Там, вдобавок ко всяким вкусностям можно и людей посмотреть, и себя показать.
- Вам, бабам, лишь бы себя показывать, хотя конечно, банкет - это здорово. Никогда не забуду, например, пир на «Титанике», мы с тобой тогда ещё, кажется, не были знакомы. Ты была там тогда, Кровавая Лапка? Если да, как я мог тебя не заметить, прелесть моя?!
- Конечно! Конечно, была! Ещё бы! Там все наши были. Это было грандиозно - аж взвизгнула Кровавая Лапка в ответ. - Корабль тонет, люди падают - ураган эмоций, криков, слёз. Сколько вкуснятины, - просто потоки, водопады вкусной энергии: тут тебе и кисленькое, и солёненькое, и острое, и горькое, и хмельное. Вот только сладкого там не было. Это был в основном мясной стол с острыми пикантными приправами.
- Да, точно, мы с тобой тогда ещё не знакомы были. А не помнишь, кто это устроил такой грандиознейший пир? В смелости решения им, конечно, не откажешь.
- Да как же не помнить. Это же известное своей экстравагантностью семейство Северное Сияние. Ну, помнишь, они век спустя снова подобный банкет давали, столкнув два больших судна, одно из которых было прогулочным пассажирским. Народу на нём было - тьма! И все богатые, разодетые, собравшиеся на светский уик-энд. Ну, Сияния и устроили им уик-энд. Было не хуже, чем на «Титанике», только масштабом поменьше.
- А вот там я как раз не был. У меня в это самое время авария была. И ничем не хуже вашего банкета. Я тогда от души повеселился и полакомился. Все бегают, кричат - суматоха, паника. Милиция едет, скорая едет…Любопытных толпа собирается. Ты любопытство, кстати, пробовала? Оно такое кисленькое, но очень приятное на вкус.
- Фи, любопытство…Нет, мой конёк - это острые блюда. На вкус, на цвет, конечно, товарищей нет. Вот мой брат, например, любит только сладкое. Не понимаю, как можно питаться только сладким. Он сейчас курирует одну голливудскую актрисульку - восходящую звёздочку. Ею раньше Туча занимался. Знаешь Тучу? Так тот ей шагу не давал ступить, чтобы гадость какую-нибудь не подстроить. О-о, Туча - гурман! Тебе таких проделок вовек не придумать. Вот, например, идёт съёмка, решающий дубль. Позади наставления режиссёра, консультантов…и та актрисочка должна грациозно спускаться по лестнице и петь нежную песню о любимом. Вот она начинает спускаться, возводит томны очи вверх, и тут Туча совсем на секундочку чуть-чуть смещает в пространстве ступеньку. Актриска, конечно, падает, как мешок… понятно, с чем. Слёзы, боль, досада на собственную неуклюжесть, страх перед режиссёром… Плюс ко всему - сбитая причёска, размазанные тушь и грим. Режиссёр, понятно, раздражён, взбешён, съёмочная группа и дублёрша злорадствуют. Ох, сколько вкуснятины, прям аж слюнки потекли! Ну а Туче, понятно, только того и надо. Он эту актрисочку, как сидорову козу, гонял, пока мой брат - Сиреневое Облако не выпросил её для себя и не выменял её на своего надоевшего Учёного. Ему, видите ли, её положительные эмоции понравилось смаковать. Никогда, говорит, не пробовал такого восхитительного чувства радости, таких изумительных чувств восторга и счастья. Короче, вытащил её из грязи в князи и наслаждается сейчас её восторгами. А она, дурочка, и не догадывается, кому обязана своим счастьем, за что на неё удачи посыпались, как из рога изобилия, почему режиссёры наперебой сниматься приглашают. Расцвела, похорошела, из себя возомнила - что и говорить. А брательник ей то международную премию подкинет, то пресс-конференцию организует… Она цветёт и пахнет, а он пристроится где-нибудь неподалёку, где-нибудь в уголке зала, - благо, мы для людского глаза невидимы, - и ловит, как радар, её восторги. Говорит, что радость у неё – оранжевого цвета, а на вкус, как мармелад, а восхищение – различных оттенков сиреневого… и, как пирожное с кремом, мол…
Наверное, потому она ему так ко двору и пришлась, ведь у него и имя-то - Сиреневое Облако, а у неё 120 сиреневых оттенков восхищения от различных радостей жизни. Вот он и старается, устраивает ей фейерверки развлечений - в роскоши её утопил, в шампанском искупал, бриллиантами - золотом осыпал. Тут тебе и наряды, и путешествия, и любовники каждую неделю новые. Актриска-то не избалованная, у неё ещё живо в памяти её бесславное прошлое, так что эмоции у неё всё свеженькие, искромётные - так и фонтанируют. И братец рядом с ней расцвёл, раздобрел, так и пышет счастьем-здоровьем.

* * *

А Туче он взамен за актриску отдал, как я уже говорила, своего Учёного. Совсем испохабился, говорит. Ничем его уже не удивишь - успехи ему больше голову не кружат, радости с него уже не выжмешь, скучный стал, совсем невкусный… заважничал. Преснятина, одним словом.
Вот тут как раз для нашего гурмана, для Тучи, то бишь - простору. Он недавно подстроил так, что почти половину работ этого олуха объявили антинаучными – обнаружили в них несоответствие каким-то там законам… Представляешь, как он теперь, бедолага, мечется? Туча его теперь не скоро отпустит, а может, и никогда. Это же для него находка: талант, баловень судьбы, не привыкший к неудачам и разочарованиям, - и вдруг всё рушится для него в одночасье. Стресс! Прекраснейший, вкуснейший стресс! Привыкший к уважению, поклонению, теперь наш горе-Учёный встречает только презрение и откровенное злорадство, в лучшем случае жалость. Все отвернулись от него. А каково увидеть своё детище - свою, казалось бы, непоколебимую теорию, поверженной в грязь, и пыль забвения. Плод стольких раздумий, стольких лет труда оказался гнилым?!
- Да-а, Туче в фантазии не откажешь. Ну, гурман он, что поделаешь! Нет, для нас это уж слишком сложно. Правда, Кровавая Лапка?
И большой белый силуэт привлёк к себе силуэт поменьше.
- Мы с тобой любим людей попроще и страсти поконкретнее. Дал топориком по головушке, - вот и вся недолга, да, малышка? Ха-ха-ха!
Белая женщина заплескала в ладошки:
- Да, да, Конь в Пальто! Вот именно этого мне и хочется. Чего-нибудь горяченького, с кровью, под острым соусом. Ну что, что мы придумаем? - и она нетерпеливо заёрзала на месте.

* * *


-Что, что это?! - Вася был ни жив, ни мёртв, если, конечно, можно было так выразиться, по отношению к нему. Его астральные волосы встали дыбом. Информация оглушила его. Он вдруг вспомнил свои размышления о жизни облаков, о существовании высших, облачных существ. Неужели он был прав? Он терялся, он не верил своим астральным ушам. А его, ничего не подозревающая дочь миловалась со своим возлюбленным.
- А про что это они только что говорили? «Дал топориком по головушке?» Люблю, говорит, страсти поконкретнее? Это что же они затевают? «Титаник» обсуждали, аварию… А-а, ну да, понятно, эта парочка «высших» любят, видно, именно кровавые сцены. А какие-то душевные терзания – изыскания им не по вкусу…
- Ведь и то правда - пронеслось в голове у Васи - интеллигенции всю дорогу не везёт, во все века они биты были. Конечно, утончённые чувства интеллигентов, видно, не по вкусу большинству подобных «белёсых». Гораздо ближе им и сытнее грубые энергии разрушения, отчаяния, смерти. Вместо того, чтобы наслаждаться вместе с учёным или поэтом звёздами и стихами, они лучше устроят ему грубую грязную сцену ревности, а ещё лучше - со смертельным исходом. Вася припомнил, что одного известного поэта, например, по пьянке, задушила в припадке ревности любовница. А Пушкин, а Лермонтов, - дуэль? Или взять, например, Джордано Бруно, который шокировал духовенство своими преждевременными открытиями. Извлекли, видно, «белёсые», пользу и из него, когда запылал костёр святой инквизиции! Да, судьба многих интеллигентов такова - не ко времени рождены, «опережающие время».
- Ну что ж, пора тебе идти, а то уж скоро светать будет - произнесла, наконец, Лариса.
- А это уж, как скажешь, - глухо ответил ей мужской голос, - скажешь остаться, - останусь.
- И не побоишься моего лося?
- А что ж его бояться? Надо же когда-то нам решиться, и всё ему сказать.
- Да, всё правильно, но сейчас тебе надо идти - заторопила Лариса. И они встали со скамейки.
Белые тени, увлечённые своим собственным разговором, всполошились:
- Куда ж ты смотришь, балбес? Хватит с меня твоих басен, - разъярённо зашипела Кровавая Лапка, - чуть не упустили жаркое из-под носа. Шутишь, что ли? Так с тобой с голоду помрёшь. Давай, дуй, действуй, а я их задержу.
И белый мужчина в мгновение ока исчез, оставив после себя лёгкий дымчатый след. А его подружка, придвинувшись к парочке поближе, окутала их своим туманом.
- Милый, любимый - жарко зашептала она, и Лариска послушно забубнила за ней, снова прижимаясь к любовнику, - подожди ещё немного, нет никаких сил расстаться с тобой.
Вася перепуганно заметался: - Что они задумали?! Где белёсый? - Он быстро облетел сад, затем метнулся в дом. Стремглав пролетев тёмную прихожую, столовую и какой-то маленький коридорчик, он оказался в спальне. Там, раскинувшись на кровати, спал зять. Вася завис под самым потолком у дверей. «Белёсый» уже был здесь. Он примостился рядом со спящим, приняв его очертания и зашептал ему на ухо:
- А ворота-то я закрыл? Что-то не помню. Надо пойти проверить. Сколько сейчас бродяг шатается…»
Зять заворочался и сел на кровати:
- А ворота-то я закрыл? Сколько сейчас бродяг шатается. Надо пойти проверить. - И он, поднявшись, вышел на улицу. «Белёсый» шмыгнул за ним. Вася вылетел следом. А во дворе уже закипели страсти.
- А-а, вот ты где! - закричал обманутый муж.
- Да, да! И хорошо, что ты узнал, наконец - ощетинившись, кричала Лариска. - Мы с Игорем давно хотели тебе всё рассказать, да всё жалели тебя, несчастного. Ну, теперь ты всё знаешь, и с завтрашнего дня всё будет по-другому; ноги моей больше не будет в твоём доме.
Игорь стоял, нахохлившись и приготовившись к потасовке. А белые силуэты сновали между ними и, видно было, как проскакивают между ссорящимися голубые искры, а потусторонние мужчина и женщина ловят их, смеясь и ликуя, в свои ладони.
- Слушай, ну и напряжение между ними, пальчики оближешь - захлёбываясь от восторга и громко чавкая, ликовала женщина.
- Да, неплохо для начала - подтвердил мужчина. - Ну, а теперь от холодных закусок переходим к горячему. - И он, окружив туманом Васиного зятя, произнёс: - А там, в комнате на стене ружьё висит.
И тут же в зятевой голове эхом отозвалось:
- А ведь там, у нас в комнате на стене ружьё висит, - и он опрометью кинулся в дом.
- Что делать, что делать? - заметался Вася в ужасе. - ч т о он может сделать сейчас, как спасти положение?! Он гораздо меньше каждого из этих двоих, он не справится с ними. Но думать было некогда, и он вылетел навстречу опасности.
- Не сметь! Не сметь! - закричал он.
- Что такое? - удивлённо обернулась белая глыба. - Кто посмел помешать нашей трапезе?
- А-а, это новенький, недавно сготовенький. Ты, мелюзга, как ты тут очутился, урод?! Мы - эфирные тела четвёртого порядка, а ты ещё никто в нашем мире. Ты можешь так никем и не стать, если посмеешь мешать нам. Лети отсюда подобру-поздорову.
Вася видел, что ему не одолеть этих двоих и он, осмелев от отчаянья, запищал срывающимся голоском: - А вы знаете, знаете, что сегодня в горах упал самолёт, и все пассажиры погибли?! Вот уж где действительно можно попировать! Скоро их родственники съедутся на опознание останков. Вот где будут страсти да слёзы. А вы тут время теряете…
- Время…Ха-ха-ха! Забудь об этом анахронизме. Здесь его не существует.
А между тем, в доме муж Ларисы в задумчивости разглядывал ружьё, медленно поворачивая его в руках.
- И зачем это я снял его со стены? - думал он. - Затмение какое-то словно нашло…Ну, любовник… ну, Лариска - стерва, так я уж давно подозревал это. Так что ж мне теперь, из-за них в тюрьму садиться? - И он повесил ружьё на место.
- Лариса, давай домой. Утром разберёмся. Ворота не забудь закрыть за своим хахалем - сказал он в темноту.
Белых силуэтов в саду уже и след простыл, и Вася, облегчённо вздохнув, обессиленно ткнулся в росную траву.