Мать

Разбилась последняя чашка. Самая любимая. Дашка поплелась в кладовку за веником. Глаза наполнились слезами и почти ничего не видели. Хотелось стать этой чашкой и разбиться вдребезги. Чтобы не видеть больше такой жизни…
В кладовке страшно пахло мышами. Да и не только пахло, можно было услышать их бешеный писк, даже заткнув уши ватой. Вот у кого жизнь кипит. У кого все хорошо. Дашка заткнула нос и стала искать веник. В полной темноте. На ощупь. Споткнулась о что-то и упала на пол. По ноге пробежало что-то очень маленькое. Стало щекотно и очень страшно одновременно. Дашка закричала. От бессилия.


Отец бросил их, когда Дашке было два года. Мать стала сильно пить, иногда бить дочь и часто не ночевать дома. На утро она приходила с искривленной улыбкой и тупыми глазами смотрела на худющую, болезненного вида дочь. Потом, шаркая по грязному полу ногами в галошах, валилась без сил на кровать и спала. Целыми сутками. Иногда вставала, чтобы сходить в туалет и выпить по рюмочке «сладенькой». Так она называла самогонку.
Дашку тошнило от запаха, который источала ее мать. В нем сливались запах навоза, грязных носков, несвежего молока, рыбы пота и водки. Со временем Дашка привыкла. Даже научилась отстраняться от всего этого пахучего кошмара и не воспринимать запаха матери. Мать для нее существовала заочно. Есть такой человек, который родил тебя на свет и которому те теперь всю жизнь будешь обязана за эту «нелегкую» услугу. Дашка почти ненавидела мать. Не раз хотела от нее уйти, но что-то в глубине души держало ее тут, в этом грязном, сыром, вонючем доме с мышами и вечно пьяным человеком, который называется Дашкиной «мамой».
Дашка всегда называла ее по имени. Как все. Потому что применять к этому чудовищу слово «ма» было больно и практически невозможно.
- Что ты пялишься на меня, выродок мелкий, а? – обычно хрипела мать, приходя домой.
- Алка, иди спи. – Спокойно отвечала Дашка.
Обычно на этом и заканчивалось общение матери и дочери. Дашке никто не читал в детстве сказок. Она даже и не знала, что есть какие-то принцы на белых конях, о которых мечтают все девчонки ее возраста.

Алка приплелась домой почти в удивительной трезвости, но зато с ужасным похмельем. Работать они нигде не работала. Жили они с Дашкой на алименты, которые исправно каждый месяц присылал отец.
Дашка любила отца даже больше, чем Алку. Не смотря на то, что он их бросил. Поэтому девочка искреннее желала уехать отсюда и найти отца. В большом городе.
Алка расчечала спутавшиеся волосы и громко отхлебнула молока. Оно показалось ей несвежим. Алка стала орать на дочь.
- Сука, опять мне всякую дрянь подливаешь? Чтобы я сдохла поскорее, да? Паскуда деревенская.
Дашка спряталась за занавеску.
За пять минут в нее полетело четыре кружки.
Слава Богу, у Алки от беспробудного пьянства нарушилась координация, отчего она ни разу не смогла попасть по назначению. В дочь.
Когда Дашка увидела на полу осколки своей любимой кружки с бегемотом, подаренной соседским мальчиком на десятилетие, не выдержала, выскочила из укрытия и оттолкнула мать, отчего та повалилась на пол и стала материться еще громче прежнего.


Дашка просидела в кладовке несколько часов. Мыши ее больше не пугали. Да кто они такие по сравнению с пьяным человеком.
Девочка нашла в себе силы подняться с холодного пола. Ноги затекли.
Глаза высохли. Губы потрескались. Дашка почувствовала себя уродом.
Вот уже несколько лет, как она была влюблена в соседского Пашу.
Павлуша был самым лучшим для нее. С детства. Вместе они когда-то ходили в детский сад. Потом Алке стало нечем платить за садик, и Дашке пришлось играть дома с облезлой кошкой Крынкой.
Со временем Павлуша стал все более сторониться Дашки. Немудрено. Весь поселок обходил их дом стороной. Слава у него была недобрая. Старые бабки при виде Дашки в магазине качали головами и причитали:
«Поди, мать за водкой послала», «грязная девка как собака, что ль в пруду вымылась бы», «Мать - шалава, и эта такая ж будет. Гены»
От всего этого Дашке становилось не по себе. Она чувствовала себя гадким утенком. Пятым колесом. Самым уродливым человеком на земле. В такие моменты ей хотелось пойти на пруд и утопиться. Останавливал только маленький почерневший крестик на шее, подаренный глубоко верующей соседкой бабой Таней. Она была местной повитухой и знахаркой одновременно.
Как-то у Дашки сильно заболел живот. Она по привычке поплелась к бабе Тане. Это был единственный человек во всем поселке, не отворачивающийся от девочки и не брезгующий общением с маленьким тощим созданием. Странно, все за глаза жалели Дашку, осуждали ее мать, говорили не раз о том, что пора лишать Алку родительских прав, но ни один человек, ни один, не сделал реального шага навстречу девочке.
Только старая повитуха любила Дашку. Кормила ее, когда Алка не появлялась дома сутками, отдавала какие-то вещи, поила отварами из трав, которые чудесным образом помогали от всех болезней.
Дашка пришла к бабке Тане и тогда, жалуясь на боли в животе. Знахарка усадила ее на большой деревянный стул, постелила на стол белую скатерть, зажгла свечку, принесенную из церкви, и стала читать чуть слышно молитвы. Дашка испугалась, но с места не дернулась. Потом бабка Таня дала ей выпить «чудесной водички».
- На, радость, выпей. К вечеру пройдет, - с улыбкой сказала бабка Таня, - ты шагай домой. Ах, нет, стой, милая. На тебе домой иконку. Поставь ее дома в уголке, и будет у вас дома поспокойнее. Иди, иди, милая.
Дашке тогда было лет шесть. Она прижала к груди иконку, завернутую в белый платочек, и побежала домой. Живот у нее к тому времени перестал болеть.
Придя домой, Дашка положила иконку под подушку, боясь, что Алка найдет ее в углу и чего доброго выкинет. Так Дашка впервые поняла, что есть в мире что-то выше обычной жизни.

Когда Дашка выбралась из кладовки, наступил вечер. За окном стемнело, и дом окутала привычная для девочки темнота. Она нащупала в столе свечки и спички. Электричества у них, само собой, не было.
Голодная Крынка появилась неизвестно откуда. Вся мокрая, липкая, в сене. Дашка стряхнула с нее всю грязь и полезла в подпол за молоком. Холодильник, купленный еще Дашкиным папой, Алка пропила, променяв его на ящик городской водки, поэтому продукты, если они вообще были в этом доме, хранили в подполе. Там все-таки какая-то прохлада сохранялась.
Молока осталось мало. Наверное, Алка с похмелья маялась.
Дашка вылила Крынке оставшееся молоко. Кошка жадно прильнула к миске.
Свечка догорала. Надо было ложиться спать. Дашка совсем забыла про разбитую чашку. Она наконец принесла веник и убрала осколки. Голодная легла спать.
Дашка была симпатичной, но очень худой девочкой. Она не выглядела на свои четырнадцать. Торчащие ребра, осунувшееся лицо, провалившиеся щеки, бледная кожа. Когда Алка была в трезвом уме и ясной памяти, всегда причитала, в кого Дашка такая тощая. И сразу варила ей картошку в мундире.
Но девочку это не спасало. Она питалась чем попало и когда попало. Живности у них не было. Алка зарезала всех поросят, теленка, сдала корову. При отце у них было большое хозяйство. Остались только куры. Дашка и ухаживала за ними. Неизвестно, каким образом Алка не продала и кур. Тогда бы девочка точно умерла с голода.
Дашка всегда жарила себе яичницу, а в «хорошие дни» делала омлет, когда бабка Таня приносила ей молоко.

Дашка лежала на кровати и не могла уснуть. Живот противно урчал, прося хоть какую-нибудь пищу. Ноющее чувство голода заставило Дашку подняться с кровати и идти искать что-нибудь поесть. На полке она нашла перезрелый банан. Весь коричневый, но очень сладкий. Откуда он тут взялся? Дашка не хотела ни о чем думать. Быстро съела его и пошла спать.
Кровать была холодной. Ноги мерзли. Дашка по привычке просунула руку под подушку, где лежала иконка. Пусто.
Дашка вскочила с кровати, зажгла свечку и стала обыскивать маленькую комнату. Ничего. Она пошла в коридор. На полу валялся беленький платочек. Дашка заплакала.
Она не спала всю ночь.
Утром она побежала к бабке Тане. Ее дом не оказалось. Наверное, ушла собирать травы или грибы.
Дашка побежала обратно домой. На крыльце сидела пьяная до невозможности Алка с синими губами и совершенно пустыми глазами. Под одним глазом был здоровенный фингал.
Дашка ужаснулась.
- Че стоишь, быдло? А? Откуда у тебя, сука, эта деревяшка оказалась, а, тварь? – привычно хрипло тянула Алка.
- Так это ты, ты? Чего это ты по моей кровати лазила, а? – Дашка не могла дышать нормально. От Алки ужасно воняло.
- Я? Да я не лазию, бля**, не лазию. Это ты везде нас лазеешь, тварь.
- Алка, отвечай, куда иконку дела?
- Не твое собачье дело, паскуда. Вали отсюда. Всякому дерьму не место в моем доме поняла, - начала орать Алка.
Дашка схватила ее за кофту и стала трясти:
- Отвечай, пьянь, куда дела???
Алка отшвырнула Дашку и сплюнула. Даже будучи пьяной, Алка была сильнее худой Дашки.
У девочки потекла кровь из носа. Алка, увидев кровь, поднялась со ступенек и, шатаясь, подошла к Дашке.
- Что, дрянь, кровь мне тут пускаешь, а? Сука, сколько ж ты моей крови-то высосала…
Алка стала бить дочь ногами. Сильнее и сильнее. Неизвестно, откуда она взяла силы вообще двигаться, будучи такой пьяной.
Дашка свернулась в комочек, закрывая лицо руками. Алка стала бить ее в живот, в грудь, все более остервенея. Дашка не могла даже закричать от боли. Она, как рыба, с открытым ртом молча валялась на траве. Кровь из носа хлынула еще сильнее.
- Ах так, тварь, поганая.. Это все кровь твоего ублюдка-папаши, бля**, чтоб его. Сдохни, скотина!
Алка схватила дочь за волосы и стала бить головой о землю.
Вдруг Дашке каким-то чудом удалось найти в себе силы и оттолкнуть озверевшую Алку ногами. Она с грохотом упала, источая изо рта ужасную вонь.
Дашка сорвала лопух и приложила к носу. К этому времени Алка успела подняться. Дашка помчалась в дом. У чудовища, которое родило ее на свет, началась «белая горячка».
- Я убью тебя, сука. Стой, кому говорю, - орала на весь поселок Алка.
Дашка вбежала в дом и попыталась придержать дверь, в которую ломилась Алка. Сил долго держаться у нее не было. Девочка упала на пол.
Алка с горящими глазами набросилась на дочь.
- Сдохни, поганая, сдохни…
Она стала душить девочку руками.
Дашке не хватало воздуха. она стала судорожно смотреть по сторонам. На табуретке недалеко лежал ножик, которым Дашка чистила картошку. Она стала тянуться к нему тоненькими руками. Алка неистовствовала.
«Господи, не дай мне умереть», - шептала Дашка.
- Заткнись, сука, - орала ей в лицо Алка.
Дашка продолжала дышать на зло матери. Тогда Алка увидела ножик, схватило его, одной рукой продолжая держать дочь за горло, и приставила к ее белой шее.
Дашка завизжала. Холодный металл вот-вот перережет ей горло.
Девочка закрыла глаза и стала вслух читать первую вспомнившуюся молитву. Время остановилось для нее. Она готовилась умереть и перестала слушать звуки.
Вдруг Алка негромко вскрикнула и отпустила Дашку.
Девочка открыла глаза и увидела лежащую рядом мать с топором в спине. В шаге от нее на корточках сидела бабка Таня. Спокойная и с наполненными слезами глазами.


Вечером бабку Таню забрала милиция. Дашка провожала ее со слезами. Старушка на прощание дала ей новую иконку и прошептала:
- Не плачь, милая, видно, народу у меня так написано.
Дашка бежала за милицейской машиной до самой окраины. Пока могла бежать. Потом свалилась в бессилии на раскаленный асфальт и стала бить тоненькими руками по нему.
На похороны приехал высокий темноволосый мужчина. С такими же глазами, как у Дашки. Все наигранно плакали, кроме него и Дашки. Девочка не могла вырвать из себя ни слезинки. Странное ощущение.
Мужчина подошел к ней и обнял, крепко-крепко. Дашка посмотрела не него и все поняла. Без слов. Он приехал за ней. Из города. Она ему все простит. Потому что он все-таки родной. Отец.