Навсегда

Навсегда…

Вымышленная история, которая многим может показаться знакомой...

Долго боролась с поздними небывалыми морозами и ветрами и, наконец-то наступила, почти в середине мая, долгожданная весна. Она внезапно обрушилась такой поразительной жарой, что под неожиданно палящим солнцем люди стали смешны и нелепы в своих пальто, куртках и шапках. Прохожие хоть и не могли скрыть радость от весеннего оживления и света, но все же, потели в своих одеждах и раздевались очень медленно и с недоверием. Откровенная человеческая нерешительность стала заметна всем и удерживалась несколько дней. Но так же внезапно, как и пришла весна, вдруг все оголились. И вот, во дворах, у подъездов уже можно было видеть тех, кто выскочил во двор с мусорным ведром в одной футболке с короткими рукавами. Казалось, что возник особый эфир. Воздух с утра уже был наполнен пьянящими, почти забытыми запахами и вкусами тысячи оттенков. Этот волнующий аромат родился также внезапно, как внезапно, на рассвете зазвенела капель, и проснулись птицы. Вдруг, ошалело полезла ярко-зеленая трава. В душе возникло ощущение праздника, и мысли рождались о лете и море, и еще о чем-то, таком удивительном и прекрасном, что становилось светло, радостно и хотелось улыбаться. В мозгу, наплывая друг на друга, рисовались картинки яркого и веселого детства. Настойчиво стучалась непреодолимая уверенность, что лето это будет совершенно необыкновенным. Вот-вот, совсем скоро случиться то удивительное и недосягаемое, что порой рождалось в подсознании и вырывалось наружу перед закрытыми глазами расплывающимися цветными пятнами лишь тогда, когда подолгу не удавалось от чего-то заснуть. Лето это будет фиолетовое, оранжевое, салатное; шортики, короткие юбочки и платьица, заманчиво оголяющие загорелые тела, грациозные, юные, зовущие… да, это будет лето голого тела, за которым все так давно соскучились.
Многообещающая летняя пора приближалась с каждым днем, с каждой минутой. Толпы шумных подростков заполнили улицы до поздней ночи. Они завоевали парки и скверы, пляж и дворы. Уже выставили перед городскими кафе выносные столики и стулья, и занять их, чтобы вспомнить забытые удовольствия, спешили многие.
Я часто сижу за столиком одного из таких кафе, потягиваю пиво и глазею на мелькающих мимо разноцветных человечков. Иногда шумные компании совсем юных парней и девушек, словно на миг, останавливаются напротив и бросают свои сверкающие загадочные взгляды. Как прекрасны и беззаботны они в этот момент! Кажется, что они слегка пьяны, а может, это сумасшедшая весна играет в их разноцветных радужках и недопитые бутылки с Джин-Тониками в их руках – только дань моде, попытка стать еще взрослее. Не оттого, что кафе им не по карману, а оттого, что им совсем не нужны посторонние, они без малейшей зависти проходят мимо и растворяются в цветастой толпе, утекающей в парк и дольше к морю. Наоборот, им все завидуют, потому что они веселы и молоды, потому что они прекрасны и впереди у них удивительная жизнь, проживать которую будет одно удовольствие. Они идут, улыбаясь, а впереди их ждет бесконечный праздник. Вот-вот они завоюют парки и пляж, а власть их не закончится до поздней ночи, или вернее – до утра. Там создадут они свою территорию, где будет царить особая атмосфера звуков и действий, слов и поступков – атмосфера бесценной беспечной юности. В вечерней свежести рожденного совсем недавно лета они, достав из своих сумок и рюкзачков спиртное и закуску, будут наслаждаться таинством темнеющего неба, а когда опьянеют чуть больше – своею вседозволенностью и приметами неожиданного взросления. Внезапно поймут они, что уже родилась в них и постепенно крепнет уверенность, что они самые, самые, самые… и награда им – начинающаяся жизнь, необыкновенно прекрасная и радостная. Каждый из этих парней почувствует, что их компания самая крутая и дружная, их девчонки самые красивые и верные, а они – рыцари, для которых главное – честь! Кто они на самом деле, эти беззаботные смеющиеся ребята? По большому счету, эта юность из тех семей, где родители не балуют своих чад вниманием из-за нехватки времени, а деньгами по причине нехватки таковых. Всякий из них достаточно самостоятельно выбирает свой путь во взрослую жизнь, которая для большинства окажется, конечно же, не такой гладкой и ровной как мечталось. Замечательно, что не вкусили они еще грусть, сожаление и отчаяние, оттого, что не сбудется в этой начинающейся жизни так много того, о чем мечталось, что казалось неотвратимо грядущим. Не ведают они, как быстро пройдет первая любовь, а с ней молодость и пьянящая романтика таинственного непознанного мира, что понесет их, зажав тисками суровых обстоятельств и пустых событий, и закружит в бесконечных водоворотах, затягивая в жестокое далекое далеко, Ее Величество Жизнь.
Так, наблюдая мир, взорвавшийся от тепла и света разноцветными искрами и дрожащий от новых звуков и бодрящих запахов, я частенько сижу с обеда до самого вечера, делая короткие записи в своем блокноте. Хоть и поздно стало темнеть, для меня это происходит всегда внезапно, кажется, что кто-то невидимой рукой выключает солнце и рассыпает на черном бархате безмерно далекого неба разноцветные мигающие брызги драгоценного металла. Иногда, когда смотришь в эту чернеющую синеву, вдруг становится различима тихая неземная музыка, льющаяся со звезд, мигающих друг другу, а может нам, на самом деле уже давно растворившихся в бесконечности пространства и времени.
 Вот и сегодня, целый день, просидев, наблюдая движение ярких красок вокруг, я теперь немного усталый, но слегка возбужденный вечерней летней свежестью, словно еще жду чего-то, что непременно должно случиться в самую последнюю минуту. Отбросив мысль о том, что уже пора собираться домой, я внезапно заметил подходившую к моему кафе троицу. Ребята завернули за белую железную невысокую оградку, которой была обнесена площадка перед входом в кафе, и направились к соседнему со мной столику. Их лица мне показались знакомыми, и я чуть было не кивнул. Почудилось, что один из парней все же кивнул мне, очень быстро, без малейшей мимики на лице. Уже усаживаясь, девушка из этой компании улыбнулась мне откровенно, очень доброй улыбкой, показав роскошные зубки и вдруг, кинула почти фамильярное «Привет». Она быстро уселась в пластиковое кресло, поерзала на нем задом, устраиваясь по удобнее, и скрестила пальцы замком перед собой на столе. Буквально через мгновение я почувствовал, как вокруг стало интересно и что-то интригующее повисло в окружающем воздухе. Мои философские мысли рассеялись, а планы совершенно изменились. Я еще не понял, чего хочу больше – пройтись по городу или остаться здесь, но было очевидно, что идти домой расхотелось. Хрупкая эта девчонка почти сразу начала весело тараторить. Она громко с неожиданно удивившей меня интонацией проговаривала слова, это происходило как-то на одесский манер и казалось, с этого сама же мелодично хихикала. Она делала так много разных быстрых движений руками, пальцами и отдельными частями своего тела, что становилась похожей на артистку оригинального жанра, выступающую на сцене. Я невольно подумал, что такая особенность у девчонок при условии их трезвости – показатель не только экстравертности, но и наличия чувствительной и ранимой души, присущей обязательно творческим натурам. Таня, так назвал ее худощавый молчаливый брюнет, вдруг вскочила и буквально подлетела к соседнему столику. Она положила ладошку возле пепельницы, а другой потянулась за меню, которое лежало почти на противоположном краю стола. Она так изогнулась, ухватив картонку за самый кончик, медленно потянула ее по гладкой пластмассовой поверхности, что в этот момент стала похожа на чуть подросшего черного котенка. Короткая юбочка цвета ночи, иссини черная маячка с широким вырезом вокруг шеи и тремя серебряными пуговичками, заканчивающаяся чуть выше пупка – так облегали ее тело, что истинная красота его была бесспорна для окружающих. Овальные вырезы на плечах оголяли слегка загоревшую кожу, отражающую свет фонарей. По краям эти бронзовые овалы были окантованы серебряной ниткой и, казалось, слегка мерцали. Черные лакированные туфельки на тонких невысоких каблучках своими брошками тоже излучали сине-зеленоватый свет и были похожи на каких-то зверьков с горящими глазами. Вся она – черно-сверкающая, как кусочек ночного ясного неба, словно спустилась вдруг в опустевшее кафе каким-то чудесным образом. Любуясь ее переливающейся смуглостью, я пытался понять, как и где успела она загореть. Вода еще не прогрелась для купания, а западный ветер свеж и прохладен – загорать на пляже пока еще совсем неуютно. Парни, в отличие от Тани, были молчаливы и слегка напряжены, без малейших движений они казались совершенно застывшими. Похоже, эта компания – студенты 1-2 курса института. Пожалуй, они из тех, кто ходит в библиотеку, играет в волейбол, каждый день или почти каждый день готовится дома к завтрашним занятиям и, конечно уж, не просаживает стипендии и родительские деньги в попойках до утра в институтской общаге.
- Мы здесь! – вычурно вскинула ручку вверх Таня, когда из дверного проема кафе, увлекая за собой тусклый смешанный свет разноцветных ламп, появилась официантка Лена.
- Что будем? – на какое-то мгновение воцарилось молчание и почудилось, что в этой минутной тишине можно услышать соседское дыхание.
Таня, чуть наклоняясь вперед и вытянув длинную шейку, поочередно посмотрела на ребят, руки ее вытянулись и обняли ладошками стол.
- Что заказать? – приятным баритоном нашелся первым брюнет с тонким лицом. На вид он был старше всех. Высокого роста, худощавого телосложения, в голубых джинсах и желтой футболке с широкими короткими рукавами, он был похож на перевернутый украинский флаг. Парень был красив, и достаточно мужественные черты лица вносили в его образ элементы строгости, смелости и силы. За такими всегда убиваются девчонки, соревнуются друг с другом за обладание, страдают и устраивают жуткие сцены ревности. Они с Таней явно были парой.
- Мне мороженного с шоколадом, вареньем и орехами! – быстро выпалила девушка, внезапно выпрямившись, и тут же облокотилась на спинку стула. Таня бросила пристальный взгляд на официантку, та – чуть заметно улыбнулась, наблюдая, как Таня, перечисляя компоненты мороженного, артистично загибала три своих длинных тонких пальчика. Я хорошо рассмотрел вычурные серебряные колечки, которые сидели на каждом из них, а на ногтях блеснул необычный разноцветный расписной маникюр.
- Два «Славутич мицнэ» - сказал украинский флаг. Лена, уходя, скользнула взглядом по площадке, слегка задержавшись на мне. Я попросил еще «Соборного» и пачку фисташек. Внезапно, на фоне еще не спавшей жары и безветрия, где-то совсем близко зашелестели липкие листья каштанов, и по проспекту пронесся заблудившийся морской ветер, обдав нас свежестью и прохладой. Он повалил на соседнем столике пустые пластиковые стаканы. Один из них соскочил со стола на пол, и, направляясь к ребятам, покатился по фигурным кирпичам. Сидевший почти напротив меня, парень в серой полосатой футболке с большой красной надписью на груди – АВТОХАУС, быстро вытянув ногу, остановил, с треском раздавив, обезумевший стакан. Своим резким движением он зацепил ножку стола, и стоявшая посреди него фигурная керамическая вазочка с тонким горлышком упала. Искусственные соцветия выскочили из нее и веерообразно застыли.
- Ой! – Таня почти мгновенно кинулась спасать вазу. Она ухватила ее двумя руками и установила на прежнее место, тут же хихикнула и обвела всех своим лукавым взглядом, я откровенно улыбнулся. АВТОХАУС, как мне показалось, смутился, слегка покраснел и заерзал на стуле. Спустя мгновение он поднял стакан, но, не зная, что с ним делать, стал вертеть его в руке.
Наступило опять безветрие, но жара, поглотив прохладную влажность засыпающего моря, вернулась без духоты. Молчание в ожидании заказа, казалось, затянулось. Я задумался, крутил между пальцами сигарету, откладывая закурить. Не спеша, разминая ее, я рассматривал, как табак медленно вылезал из ее корпуса, а запутанные коричневые нити пытались раскручиваться. Вдруг Таня быстро взглянула на меня, и ни секунды не медля, спросила:
- А вы где-то рядом живете?
- В том доме, - кивнул я.
- Если скучаете, присаживайтесь к нам… - уверенно сказала она, ни с кем не советуясь.
Ребята молчали, пристально уставившись на меня. Что было в их взглядах? Согласие принять меня в свою компанию или ожидание моего отказа – понятно не было, но вдруг стало ясно, что это не имеет значения, потому что у меня не было выбора, разве мог я отказаться от приглашения и продолжать дальше сидеть на своем месте один? Нет! Вдруг, я вспомнил, при каких обстоятельствах мог их видеть. Однажды, недели две назад эта троица уже была здесь. Они сидели за соседним столиком, а я был в компании своих друзей, хорошо заправленных алкоголем. Возможно, тогда им пришлось стать свидетелями моего почти мальчишеского веселья, в процессе которого, я обнажал свои не самые плохие качества. Я тогда не мало смеялся и шутил, к тому же, не слабо потратился, настойчиво угощая друзей. Я был с коллегой со старой работы и жителями соседнего двора – знакомым со своей женой. Был конец мая, вечерело, дул настырный прохладный ветер, с наружи кафе ощущалось достаточно не уютным, поэтому посетители находились в зале. Не знаю, что пили эти ребята, но несколько раз мы все вместе плясали, а Таня танцевала, наверно, с этим высоким брюнетом.
Я глянул на часы – было половина девятого. Завтра воскресенье и спать можно будет до двенадцати. Чуть помедлив, я слегка кивнул на приглашение и, взяв со стола зажигалку и пачку Кента, присел на свободный стул за их столик, оказавшись почти напротив АВТОХАУСА.
- Ну, еще раз, добрый вечер! – улыбнувшись, произнес я.
- Давайте знакомиться, Таня, - совсем по-мужски протянула она руку.
Наши кисти обнялись, и я ощутил довольно крепкое пожатие, нежной и удивительно прохладной девичьей руки.
- Евгений, – кивнул я.
- Игорь, – подал руку мой сосед в полосатой футболке.
- Сергей, - подоспел украинский флаг.
Я пожал теплые ладони парней и при последнем пожатии почувствовал на каком-то из пальцев перстенек. В этот момент подошла официантка. Переставив содержимое своего подноса на наш столик, она бросила взгляд на меня и слегка улыбнулась. Показалось даже, будь-то, она подмигнула. Мы все оживились и стали разбирать заказанное. Вдруг, опять зашелестело, ветер донес смех и крики – от центра к морю, по направлению к нам приближалась шумная толпа подростков. Их было человек восемь, двигались они почти ровными шеренгами человека по три-четыре, полностью перекрыв собой пешеходную часть дороги. Своими выкриками, хохотом и разорванным пением они создали столько шуму, что на миг полностью завладели нашим вниманием. Компания приближалась, и когда ребята оказались почти напротив нас, одна девчонка в обтягивающих джинсах с ножками, тонкими, как соломинки, решительно вырвалась из толпы и пробежала метров десять вперед. Странно, как она была устойчива в своем зигзагоподобном быстром беге. Широко расставляя ноги, и сильно размахивая руками, она стала похожа на конькобежца. Спустя мгновение за ней устремился парнишка. Он быстро догнал ее. Смешно получилось, когда он, будучи ниже ростом, обнял ее и чуть не повалил на землю. Наклонив ее голову к своему лицу, он то ли шептал что-то, то ли целовал. Они застыли, пока не приблизились остальные. Подойдя и окружив их, ребята выразили свое восхищение протяжным «У-у-у-у-у». Потоптавшись, мгновение на месте, компания продолжила движение и через полминуты скрылась за углом, но какое-то время отрывки фраз их оживленного разговора долетали до нашего кафе.
Мне было приятно заметить, что, присоединившись к троице, я не только не помешал, но и возбудил какой-то интерес к своей персоне. Сергей, вдруг протянул мне бутылку пива:
- Со знакомством!
К ней со звонким стуком присоединились еще две бутылки.
- А-а-а-а-а, - протянула Таня с ложкой во рту.
Подняв брови, она состроила смешную гримасу, потом чуть наклонилась к столу, и словно не успев за нашими бутылками, сделала несколько хватательных движений согнутой в локте рукой, широко растопыривая пальчики. В следующий момент она скривила влажные губки в грустной улыбке, и как бы соглашаясь, добавила:
- Ну, я присоединяюсь.
- Хочешь Ром-Колу? – быстро спросил Игорь.
- Ладно, в другой раз, - облизывая ложку, пропела она. - Я просто тоже, как и вы хочу веселиться… - почти детским голосом начала, вдруг, она объяснять, - Да, видно не судьба сегодня… - и тут же улыбнулась, обведя всех невинным взглядом.
От присутствия в компании этих юных ребят у меня, вдруг, так поднялось настроение, что на душе стало светло и легко. Я чувствовал, что в их головах еще не рождаются подлые мыслишки и, вдруг, вспомнил, что много лет назад тоже был таким. Перед глазами словно пронеслись яркие картины моей шальной молодости, в которой, конечно, много было всего, но доброе, светлое, вечное не забудется никогда. На какой-то миг я представил, что стою на пороге счастливой бесконечной жизни, как и эти беспечные, улыбающиеся создания. В душе потеплело, захотелось обнять кого-то и тихо сказать: «Привет! Как давно мы не виделись!» - миг спустя я уже снова с легкой грустью принимал неотвратимую реальность со своими плюсами и минусами. Толи от внезапной необъяснимой радости, толи от мимолетной грусти, вдруг нестерпимо захотелось выпить. И в это мгновение я даже не мог представить, какой спасательный КРУГ вот-вот бросит мне Игорь. Он иногда украдкой поглядывал на меня, но упрямо молчал, довольно быстро расправляясь со своей бутылкой. В какой-то момент мы встретились взглядами, я хотел внимательней изучить его, а он то медленно, то временами быстро, словно смущаясь, будь-то не по своей воле, отводил пытливый взор. Мне все же удалось высмотреть глубокие карие глаза, в которых сквозила грусть, необъяснимая стыдливость и ничего злого. На какую-то долю секунды, мне показалось, что блеснуло в этих глазах что-то очень знакомое, выстраданное и желанное, что-то безмерно родное.
- А водка интересно здесь почем? - вдруг тихо спросил Игорь, рассматривая надписи на бутылке.
Мне стало заметно, как он старается не смотреть на меня. На его лице, ставшим вдруг таким напряженным, чуть выше носогубной складки еле заметно дернулась какая-то мышца, выдав особое волнение, будь-то внезапно охватившее его. Он бросил мне круг, а я устремился к нему на максимальной своей скорости, не жалея сил и не думая о том, как это будет выглядеть со стороны.
- Я собираюсь выпить сто пятьдесят грамм, буду рад, если вы составите мне компанию... - сказал я, с уверенностью глядя на него. Поймав мой взгляд, он опустил глаза, и я высмотрел, как вспыхнули его щеки. Я глянул на Сергея и спросил: - Не против?
- Пятьдесят грамм можно, - ответил он, заложив ногу за ногу.
- Ой, она тут такая дорогущая! - с притворной безнадежностью в голосе, слегка покачав головой, заявила Таня.
Похоже, что Игорь пожалел о том, что сказал. Он несколько раз кашлянул, по-новому устроился в кресле и выдохнул. Как хотелось мне, не сдерживая эмоций, выразить ему свою огромную благодарность. Вдруг отчего-то стало так ясно, какой он хороший человек. Наверно, все любят этого молчуна. Мне показалось, что знаю его хорошо и сейчас наслаждаюсь, наблюдая, как он, не умея скрыть свои мысли, не может быть злым и подлым. Девчонки, наверно, первые с ним заговаривают и пытаются завязать отношения, но он, держась на особом расстоянии, с ними просто по-доброму дружит, хранит доверенные тайны и дает советы, которые они ценят и используют. Я глянул на Игоря, и будь-то, утверждая, спросил:
- Значит, по сто грамм выпьем? - он кивнул.
«Какими своими действиями тем прохладным вечером, мог вызвать я его симпатию?» - думал я, вспоминая события двухнедельной давности. Он мне почти не запомнился. В зале Игорь тихо сидел за столиком, мы несколько раз сталкивались с ним в холле, когда я выходил толи на улицу покурить, толи в туалет. Бесконечный поиск родственной души - мое вечное состояние... тогда этот поиск до предела был усилен алкоголем. Я судорожно искал в ту минуту того, кто мне был нужен, искал, подсознательно, не анализируя себя в этом порыве, искал, может быть, то, что потерял много лет назад. И вот, внезапно меня осенило, я вдруг вспомнил, что, случайно оказавшись рядом с ним на пороге кафе, все же посвятил несколько фраз о философии жизни, и наверно, настойчиво демонстрировал желание познакомиться поближе. Он тогда одиноко стоял в темно-синем свитере под горло и курил, провожая танцующие огни, проносящихся по проспекту автомобилей. «Что говорил я ему тогда?» - напрягался я вспомнить. Память жестоко это скрывала. Видимо, все же я произвел на него хорошее впечатление, да и если бы я был уж совсем плох, Таня вряд ли бы меня пригласила. Мне захотелось сделать ей что-нибудь приятное, я спросил:
- Танюша, ты что-нибудь будешь?
- Ну, может быть бутылочку Ром-колы, - спустя мгновение ответила она, глянув на меня задумчивым взглядом. И вдруг, словно опомнившись, резко повернувшись к Сергею, закончила: - Скоро домой, завтра едем к бабушке... ты не забыл?
- Да, да, конечно... если хочешь, можем пойти хоть сейчас? - быстро ответил он.
- Нет, посидим еще...
Из-за крайнего столика поднялись двое и здесь, снаружи мы остались одни. Внутри, в баре кто-то был, но ни разговоров, ни смеха оттуда не доносилось, лишь тихая, почти неразличимая музыка выливалась на улицу, растворяясь в опустившейся, неизвестно, что обещающей ночи. Вышла Лена и стала убирать посуду, нагромождая тарелки на свой поднос. Я сделал заказ:
- Принеси, пожалуйста, бутылку Немировской, одну Ром-колу, лимон и три мясных салата, - я быстро перечислил и на мгновение, задумавшись, спросил у ребят: - Может что-нибудь еще?
- Не-ааа, - промычала Таня, а парни дружно закрутили головами.
Я кивнул ждавшей официантке.
- Есть «Медовая с перцем» и «Лимонная» - пояснила она.
- Давай «Медовую», - заключил я, и почувствовал, что Игорь исподтишка, не отрывая взгляда, следит за мной. Не желая вспугнуть его, чтобы еще больше понравиться, я, как артист, играл до боли знакомую роль. Похоже, что это получалось у меня как надо. Сергей что-то рассказывал, а я слушал и делал вид, что мне интересно. Но вот, в какой-то миг, я устав сдерживать желание любоваться Игорем, неожиданно снова глянул ему прямо в глаза. Он наблюдал за мной. Взгляды наши встретились на тысячную долю секунды. Его взор быстро опустился. Он по детски смутился, так отчетливо, что если бы в этот момент за ним наблюдали Таня и Сергей, они тоже непременно заметили бы это смущение. Какое-то время я пристально смотрел на него, ожидая ответного взгляда. Может быть, хотел дать ему понять, что приметил его смущение, но он так и не поднял глаза. Я перебирал в голове: «Что происходит?» - Иногда мне казалось, что я знаю ответ, и тогда приятная волна прокатывалась по телу, рождая в мозгу нечеткие образы чего-то светлого и теплого. Вдруг, я вспомнил, что в кармане осталась всего десятка - это был повод исчезнуть на какой-то миг, оставить их одних. Возникла мысль, что это пойдет на пользу Игорю, и его зажатость и скованность, возможно, сгладятся, сбросится напряжение, да и у меня будет возможность подумать наедине о происходящем.
- Через пять минут подойду, - сказал я, решительно поднимаясь, быстро глянув на Игоря.
Он чуть заметно кивнул. Отойдя метров двадцать, я услышал за спиной оживление. «О чем они говорили? Было ли мне место в их веселой болтовне?» - Почему-то мне думалось, что Игорь продолжал молчать. Чтобы оказаться в своей квартире, я должен был пройти каких-то семьдесят метров и подняться на второй этаж. Хоть и выпил я за день пять бутылок пива, во рту пересохло. Я шел, глядя под ноги, жадно облизывал губы и вдруг почувствовал, как заколотилось мое сердце. В какое-то мгновение, посмотрев в сторону, я споткнулся, едва не растянувшись на асфальте. «Сколько раз я проходил это место раньше?» - Я проверил себя и с удивлением обнаружил, что опьянения не чувствую, и более того, с каждой секундой становлюсь трезвее. Я понял - это неудержимое волнение охватило меня стальными клешнями, и я признался себе, что на какое-то время не в силах что-либо сделать с собой, чтоб победить его. «Выпить надо срочно!» - появилась вдруг спасительная мысль. В душе я торопился изо всех сил, а внешне старался казаться совершенно спокойным и идти не очень быстро, но появилось осознание, что именно этот прием и усилил мой мандраж. Очутившись в подъезде, я стрелой взлетел наверх и через секунду уже открывал дверь. Зайдя внутрь, я упал в кресло: «Надо обдумать, что происходит и как поступать дальше? Успокойся сумасшедшее сердце!» - Но оно упрямо не слушалось и словно на зло усиливало удары, в такт ему слева на груди вздрагивала рубашка. «Совсем потерял контроль над собой» - вдруг произнес я вслух: «Кто я, хищник, почуявший жертву или охотник, преследующий ее?» Как хотелось быть кем-то другим. Как устал я от выслеживаний и погонь, как надоело расставлять сети и ждать добычу. Вдруг, захотелось попасться самому в чей-то капкан, поставленный только на меня одного. «Как давно я одинок? Отчего же никому не находится места в моем сердце? А может, оно до сих пор занято кем-то из моего прошлого, чистым и вечным? Может, я совершенно подсознательно берегу это место для кого-то самого святого на свете? И суждено ли вообще встретить его когда-нибудь в этой жизни?» Ответов на эти вопросы сейчас я не находил...
Очнувшись от охватившего волнения и настойчивых мыслей, я встал и пошел в ночное кафе, навстречу манящему неизвестному. В мозгу искрой сверкнула мысль, что все же установилась она - незримая связь, несомненно, протянулась между нами тонкая невидимая нить, и я, во чтобы-то ни стало, должен сделать все, чтобы не оборвать ее. Надо держать себя в руках, и если напьюсь, не давать воли языку! Пусть говорят другие. Я знаю, что если начну хвастаться, в лучшем случае заслужу уважение, и это будет конец. Раньше уже бывало не раз так, и в последствии уже ничего не удавалось изменить в отношениях – уже не удавалось чувствовать себя на равных.
Я летел вниз по ступенькам и с трудом сдерживал желание снова заглянуть в его бездонные глаза. «Господи, помоги» - прошептал я, закрыв на мгновение глаза. Что-то произошло, я не понял только, что именно, но вдруг, ощутил, что уверенность ко мне возвращается. Внезапно осенило, что иду я туда, где ждет меня свет, тепло и нежность. Выйдя из подъезда, и завернув за угол, я оказался на прямой. Теперь, издалека я увидел, что Таня все так же рассказывала, живо размахивая руками. Вдруг почудилось, что я знаю таких - она станет женой достойного мужа, нарожает детей, и удел домохозяйки предпочтет карьерному росту на работе. И будут говорить о ее семье: «Счастливые, у них все как у людей...» - может быть, в этом и есть настоящее счастье?
Я подходил все ближе, ребята молчали, не сводя глаз с неутомимой рассказчицы. Игорь краем глаза уже должен был заметить какое-то движение с моей стороны, но он сидел не двигаясь. Когда я уже был совсем близко, Сергей, заметив меня, слегка скосил взгляд в мою сторону, а Игорь, перебив Таню, внезапно что-то вставил. Заметив их легкое недоумение, мне стало совершенно ясно, что сказано это Игорем было невпопад. Дойдя до оградки, я увидел официантку, выходившую из кафе. На ее подносе в окружении тарелок красовалась бутылка водки. Я пропустил ее вперед и подождал, когда она составит все на наш столик.
- Вы точь-в-точь, - объявила Таня.
Кивнув, я глянул на рюмки и присел. Их емкость была не больше пятидесяти грамм – «Какое издевательство!» - я сейчас с большим удовольствием выпил бы сразу сотку или сто пятьдесят грамм.
- Ну что, у кого рука легкая? - поинтересовался я, глянув на Игоря.
Он, еле заметно, отрицательно качнул головой.
 - Наливайте вы, у вас точно она легкая, мы уже видели, - нашлась Таня.
Я разлил, никто не спешил поднимать рюмки. Поняв, что от этого не уйти, я поднял рюмку и сказал, вспомнив, что у студентов скоро сессия:
 - За удачу на экзаменах! Ребята, еле заметно улыбнувшись, взяли рюмки.
- Ну, в общем, подходит... до сессии еще далеко, значит можно, - объяснила Таня, потягивая из бутылки Ром-колу, - А обычно, перед самими экзаменами не пьют за их успех - плохая примета, а вот после... о-го-го, это что-то, да, мальчики? - завораживающе сверкнув глазами, спросила она.
- Даже тройки обмываем, - вдруг выдал Игорь и выразил на лице такую откровенную улыбку, что я не смог оторваться и какое-то время любовался ею, а он, заметив это, тут же смутился и потупил взгляд.
- Что же, так плохо учитесь? – спросил я и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Где учитесь?
Внезапно я почувствовал, что моя рука, гревшая холодную водку в рюмке, вот-вот начнет дрожать. Я быстро выпил, ребята спустя какое-то мгновение последовали моему примеру.
- Мы с Игорем на «гуманитарном» - будущие переводчики, Сережа на «мехмаше», - рассказала Таня, и, глянув на меня, быстро спросила, словно дождалась повода: - А вы чем занимаетесь? - и наверно, увидев мою неопределенную улыбку, добавила: - Если конечно не секрет?
В этот момент я, будь-то, находился на сцене, на пороге первого своего выступления, сжавшись от напряжения, я чувствовал, как все ждут моего ответа, а Игорю, мне казалось, это было интересно больше всех. Он один не смотрел на меня, опустил глаза, будь-то, старался что-то разглядеть на столе, у себя в тарелке. «Ох, конспиратор!» - проскочила мысль, я должен быть осторожным и внимательным по-доброму, чтобы не разочаровать его. Я знал, что не должен показывать ему, как заметны мне его немые взгляды и смешное смущение. Он, развалившись в кресле, казался уставшим. Время поджимало, я закурил и когда, тишина затянулась до неприличия, вдруг с таинственной улыбкой ответил:
- Свободный художник.
Таня на какой-то миг застыла, во взгляде ее, устремленном мне прямо в глаза, сверкнула не по годам житейская мудрость и интуиция. Несомненно, она прирожденный психолог, хоть и совсем еще ребенок. Вдруг, подняв в удивлении брови, медленно отворачиваясь и не поднимая глаз, она протянула:
- Секрет значит! Ладно-ладно..., - опять задумчиво глянула на меня и неожиданно улыбнулась широкой и милой улыбкой.
- Где-то рядом живете, - постарался я переменить тему.
- Я через два квартала отсюда, в ..., - она назвала магазин, который находился на первом этаже ее дома. - Мальчишки в общежитии, - и сделав глоток из бутылки, вопросительно глянула на меня.
Я кивнул и потянулся за бутылкой.
- А где ваши друзья? - спросила Таня, прищурившись и слегка наклонив голову.
- Они уехали за город, на море, - я наполнил рюмки и мы выпили за здоровье.
Вдруг, из прежде молчавшей колонки, стоявшей на подоконнике окна кафе, заиграла музыка - раздался голос Земфиры. Таня оживилась, словно засияла и захлопала в ладоши. По губам было видно, как поет она знакомую песню. Она качала головой в такт мелодии, и ее ритмичность рождала предчувствие, что вот-вот, она поднимется из-за стола и с закрытыми глазами, не прерывая движений, медленно поднимет руки вверх и в этой позе продолжит плавные колебания всего тела. Становилось ясно, что сейчас для нее ничего не существует вокруг. Она, конечно, еще по-детски наивна, беззащитна перед явной подлостью, но черты твердого и властного характера уже просматривались, и появлялось убеждение, что в трудную минуту, она найдет в себе решительность, не растеряется и поступит именно так, как должен поступить человек, уважающий себя. Нет сомнений, что она принцесса в кругу рыцарей, купается в их внимании и любви, наверно, пользуется неограниченным влиянием. Сергей, точно влюблен в нее, с трепетом и ревностью оберегает от окружающего мира. Они нежно дружат, и когда, по дороге домой, они оказываются в темном подъезде ее дома, он нежно берет ее за талию, и осторожно прилагая силу, приближает к себе. Его губы медленно касаются ее горячих губ и два тела, две души на мгновение застывают так, не желая разделяться. В эти мгновения она, смиряет свой строптивый на людях характер, и разрешает целовать себя долго, откровенно, страстно... но, наверно, не позволяет ничего большего.
- Сколько? - спросила Таня, глянув на меня, постукивая пальчиками по своему запястью с тоненькой серебряной цепочкой.
Было пол десятого. Я подумал, что она, может быть, уже насытилась общением и наверно, хотела домой. Моя догадка вскоре подтвердилась.
- Сержик, не пора ли нам? - ласково обратилась она к Сергею.
Я ждал какой-то развязки и вдруг, понял, чего так хочу. Я уже давно подсознательно стремлюсь остаться наедине с Игорем, почти строю планы, но реальных путей как это осуществить не нахожу. Как же удержать его и не пустить с ними?
- По последней, за любовь! и уходим, - тихо сказал Сергей и глянул на меня.
Я поспешил к бутылке, заметив, как Игорь вяло ковыряет салат и пытается казаться спокойным. Не скрыть ему своего волнения! Его напряженная серьезность, нарочитая отстраненность от происходящего была смешна и нелепа, рука, державшая вилку чуточку дрожала, иногда рассыпая разноцветные кубики овощей. Уши и щеки горели, а поза, в которой он застыл над тарелкой, была не совсем удобной. Сблизив рюмки, мы звонко чокнулись. Движения были уже не так осторожны, все-таки хмель делал свое дело, но мысли в наших головах стали подвижнее и ярче, появлялись странные желания, которые были с одной стороны, приятны, а с другой - не совсем понятны и настораживали. Я выпил, в мозгу пронеслось: «Господи, хоть бы он не ушел с ними!» Я старался выдумывать слова, какими можно было удержать его, и одновременно - не выказывать озабоченности - это удавалось с трудом, сердце опять начинало аритмично колотиться, сушило во рту, к горлу медленно подкатывался не проглатываемый ком. Я предчувствовал и опасался, что вот-вот запылает мое лицо. Я то и дело ерзал на стуле и поглядывал по сторонам - томился в ожидании прощальных слов и боялся, что не смогу задержать Игоря. Вдруг, я с ужасом представил, что, в конце концов, совершенно не скрою своего жуткого волнения, стану смешным, маленьким и слабым. Снова возникнет отчаяние, что никому до меня нет дела на этом свете, что время мое прошло... внутри что-то застонало…
Не дожевав до конца, Сергей стал подниматься:
- Ты идешь, или останешься? - словно что-то разыскивая на столе, не смотря на Игоря, спросил он.
Какое-то мгновение Игорь молчал, и этих секунд мне хватило, чтобы ответить:
- Мы ведь можем еще немного посидеть? - мой вопросительный почти нежный взгляд был направлен на Игоря, словно теплый луч.
Я уверен, что смог придать ему неописуемую убедительность. Несомненно, он понял, насколько я хочу, чтобы он остался, и вот, после паузы, показавшейся бесконечной, он кивнул и глянул на ребят таким смиренным и стыдливым взглядом, что можно было подумать одно из двух: толи Игорь, достаточно пьян, толи согласился на мое предложение, просто, за не имением альтернативы. Я сразу почувствовал небывалое облегчение. Прилив новых сил, который я ощутил, словно омолодил меня. Захотелось что-то сделать физически, потянуло на какие-то резкие и сильные движения. Был бы я ребенком, то наверно, запрыгал от радости, словно в подарок мне дали щенка, о котором давно мечтал. Я крутился на стуле как юла, и не мог дождаться, когда же, наконец, Сергей и Таня нас покинут.
- Бай-бай, - помахала ручкой Таня, смешно сгибая пальчики.
- Спасибо за приятный вечер, счастливо! - вскинув руку, сказал Сергей.
Они, не спеша, удалялись, не оборачиваясь, и лишь тогда, когда отошли на достаточное расстояние, о чем-то заговорили. Мне вдруг показалось, что эти влюбленные создания совсем не хотят уходить, может быть, им не хочется оставлять Игоря наедине со мной? От чего? Это зависть? Ведь нам предстоит веселиться дальше, а может быть, все проще: наш дуэт смешон - пьяный студент и стареющий учитель... мы вызываем странные догадки... от чего мы остаемся наедине? Возможно, и была какая-то неестественность в нашем тандеме, но теперь это было для меня не так важно, сейчас совсем другие желания и задачи вышли на передний план. Парочка, взявшись за руки, завернула на пешеходную дорожку и, удаляясь, дарила мне долгожданную свободу действий, просто абсолютную свободу.
Я посмотрел на Игоря, он старался подцепить тонкий ломтик лимона, но удалось ему это после нескольких попыток. «Вот мы и одни... ты ведь хотел этого? Не молчи, начни с чего-нибудь...» - приказывал я себе. Но внезапное облегчение сменилось новым волнением, вернувшимся, казалось бы, с еще большей силой. Судорожно перебирая мысли, я тоже делал вид, что увлечен салатом. В висках застучало, я наполнил рюмки и почувствовал его взгляд.
- С тебя тост, - нашелся, наконец, я с легкой улыбкой на лице. Я ощутил его замешательство... он искал подходящие слова, напряженно копаясь в своей голове. «Господи! Бедный мальчик!» - проскочила мысль. Нельзя форсировать события, и я поспешил ему на помощь:
 - За знакомство пили, за удачу - тоже, даже за любовь! Так давай выпьем за дружбу, - решился я.
Он улыбнулся, с облегчением вздохнул, слегка кивнул головой, и, чокнувшись, быстро выпил одним глотком, так, как, не делал этого раньше. Почти не кривясь, сразу закусил лимоном и глянул на меня покрасневшими глазами. Правильные черты его лица отбрасывали слабые тени. Ровный нос, густые брови, редкая, наверно двух-трех дневная щетина, красивый рот с немного пухлыми губами - все в этом образе меня завораживало. Но самое главное - это глаза, они что-то пытались мне внушить. Они притягивали, и я почувствовал, как начинаю утопать в их глубине. Я любовался им, и это затягивалось почти до подозрительности, наконец, я, опомнившись, отвел взгляд куда-то в сторону.
- Сам-то откуда? - закуривая сигарету, спросил я, смакуя ощущение, что он заметил, как я наслаждаюсь его обществом и, не стыдясь, нагло не свожу с него глаз. Я ведь на самом деле, не могу и не должен скрывать своего к нему отношения. В основе его, как не крути, лежит доброта, теплота и нежность... Именно ему, меньше, чем кому бы-то ни было, сейчас я смог бы сделать что-то плохое. Разве есть смысл этого стыдиться и скрывать такие чувства? Испугаю? Ну что ж, зато - честно и конкретно... А что же делать, если он включит заднюю скорость? Ведь тогда все прахом… могу ли я допустить, чтобы то, к чему я так осторожно подбирался, а, может быть, это судьба меня вела, а я плыл по течению, не сопротивляясь - разрушилось до основания, исчезло? Потом уже ничего не вернуть... не спасти... значит, все-таки изворачиваться, и как лиса хитрить? А может, играть? Играть, как хороший артист, играть свою роль в этой комедии, которая, в конце концов, станет трагедией. А может просто проживать свою жизнь? Откровенно и отчаянно! Жизнь, на самом деле, нелегкую, но яркую, и может быть, от того короткую.
Жуя лимон, он не спеша, назвал местность в ста пятидесяти километрах от города и отказался от предложенной сигареты.
- Сергей, наверно, твой земляк, - не останавливался я.
 - Да, - кивнул он.
- На первом курсе учишься?
- Угу, - промямлил он. И толи мне показалось, толи на самом деле, стал более серьезен.
- Значит, я спаиваю несовершеннолетних? Вот докатился! - вздохнув, запричитал я.
- Да, нет, в октябре мне было восемнадцать. Я с первого раза не поступил, работал у отца в цехе на заводе.
- А кто ты по гороскопу?
- Скорпион...
Наконец-то расшевелился, - радовался я и искал интересную тему для разговора. Мысли мои предательски путались, и это почти лишало меня присущего красноречия.
- А кто вы по гороскопу? - задал он встречный вопрос.
- Рыбы, - машинально ответил я и задумался, как покоробило меня прозвучавшее «вы». На какое-то время в голове стало так пусто, что я не нашел лучшего занятия, чем вернуться к салату. Я словно обидевшись, набил полный рот и молча жевал. Странная пауза нам обоим стала слишком заметной, но внезапно, почти одновременно мы начали говорить. Произнеся что-то нечленораздельное, мы улыбнулись и снова замолчали... и я поспешил первым продолжить беседу:
 - Знаешь, мне бы было очень приятно, если бы ты называл меня на «ты».
Он быстро глянул на меня, словно оценивая, хотя ничего недоброго в его взгляде не сквозило, и вдруг, будь-то, что-то найдя в моем лице, то ли еще в чем-то, с улыбкой согласился, тихо сказав:
- Да... ладно... как скажите... ой... забыл... - и вдруг, так откровенно и звонко засмеялся, что, и я не удержался и тоже хихикнул. Наверно, первый раз с тех пор как мы остались одни, я совершенно забыл о напряжении. Я вздохнул и потянулся к бутылке, мы еще несколько раз взглядывали друг на друга и расплывались в улыбках, качая головами.
 - Дальше пьем? - в ожидании спросил я.
- Да, конечно, - уверенно ответил он и пристально посмотрел мне в глаза. Во взгляде его была твердость и оттого, что он заметно расслабился, казалось, что, и зрачки его улыбаются как-то по-доброму. Это меня немного успокоило, на душе стало легко, и я понял, что мы чувствуем друг друга настолько, насколько это возможно при первой встрече такого рода. Я был очень рад осознать это, но, конечно, хотелось большего. Как я надеялся, что вызываю у него симпатию.
- Мне кажется, ты ведь не очень спешишь? - разливая водку, осторожно спросил я.
- Да, нет... завтра выходной, все равно домой не поехал... день свободный...
Я поднял рюмку:
- Игорь, пожалуйста, скажи тост, я думаю, сразу станет легко и свободно, - я старался не останавливаться, и, не сводя с него взгляда, продолжал: - Жизнь такая жестокая штука, в ней столько зла и подлости, что если мы не будем протягивать друг другу руки, то просто сгинем в пучине этой бесполезной суеты, так и не встретив любви и не познав счастья. Поверь мне, как важно быть искренним и не стыдиться делать добро. Ценнее этого наверно нет ничего, - я слегка наклонился к столу и продолжал почти шепотом, хоть и никого не было рядом. Он уставился на меня как завороженный. Иногда я отводил глаза в сторону, чтобы не сломать его внимательного взгляда:
 - Если бы я не перелопатил в себе все, то не открыл бы истину! И вот, открыл, что добро - основа всего, это щит и меч! Ты не представляешь, как мне стало легко и свободно. Я так уверен в себе и, кажется, теперь знаю все! Жизнь стала сразу настолько проста, что непонятно, отчего другие ее специально усложняют, создавая дополнительные проблемы себе и другим. Вот... конечно, понимание этого дает душевный покой и силу, хотя, скажу честно, все же бывает иногда и больно, и тяжело, и обидно, но все же, теперь мне легче смириться с тем, что я не в силах изменить, проще принять не всегда желанную данность.
Я, заметив вдруг, что меня несет, внезапно замолк, опустил глаза и тупо уставился куда-то под стол, совершенно потеряв мысль, а может быть, просто устав болтать. Немного подождав и не услышав ничего, я посмотрел на него и вздохнул. Он непринужденно наблюдал за мной, вдруг улыбнулся, и почти сразу начал говорить, слегка растягивая слова:
- Да, согласен с Вами... ой, опять... - он как-то нервно улыбнулся. Щеки его горели, - С тобой, - и сделался вдруг таким серьезным, каким я его видел в самом начале нашей встречи, он опустил глаза и продолжил: - Это уже говорили, но я еще раз хочу сказать: За знакомство!
Я удивился, многозначительно хмыкнул, словно, одобрил его тост, и протянул рюмку. Мы выпили, я закурил и посмотрел на него. В его глазах я нашел бесконечное доверие к себе и почувствовал, как он рад быть мне другом. Мое тело, будь-то, пробило слабым током, и волна мурашек прокатилась с головы до пят. Я развалился в кресле, окунувшись в облако теплоты, которое внезапно опустилось на меня, наверно, с неба. Выдувая сигаретный дым чуть в сторону, я периодически поглядывал на него, еще не совсем веря, в то, что происходит здесь с нами. «Несомненно, он - родственная душа, добрая и бесконечно одинокая...» - думал я, глубоко затягиваясь и выпуская вверх дымную струю. На мгновение появилось особое чувство, возникло странное состояние уверенности и силы. Я ощутил себя способным остановить огромный самосвал, ради случайно оказавшегося на дороге бездомного котенка, не думая о том, что за это, возможно, придется заплатить ценой здоровья или жизни.
- Ты ведь чувствуешь, как приятно мне слышать - эти слова? А?
- Да, - тихо ответил он, немного смутившись и опустив взор.
Как я хотел в этот момент взять его за руку и успокоить, как хотел убедить его в том, что не нахожу слов, чтобы, выказать радость от нашей встречи. Облегчение распространялось по телу, и по-детски наивная доверчивость и бесстрашие вырастали в моем сердце.
 - Я хочу спросить... - несмело, с какой-то задумчивостью в глазах и неуверенностью в голосе, вдруг начал он, - Если человек, думая о чем-то, на пороге принятия решения, не знает добро это или зло, как быть тогда? Как сделать правильный выбор? Как поступить? - застыв в ожидании, ошарашил он меня.
Сделав удивленное лицо, качнув головой, я не сразу ответил. Соображая и немного оттягивая время, я глубоко затянулся, на какое-то время задержал дым в легких и медленно выпустил, одновременно гася сигарету в пепельнице быстрыми движениями. Еще раз, выпустив дым из самой глубины легких, я изрек:
- Господи! Нет ничего проще! Глянь внутрь себя - всех можно обмануть... но лишь Бога и себя никогда не удастся! В каждом из нас есть его дух. Добро всегда идет из глубины души, и никогда не вызывает никаких сомнений о своей природе!
Я что-то еще хотел сказать, но, заметив его готовность говорить, со вниманием уставился на него в ожидании.
- Но почему же тогда, делая иногда добро, мы часто приносим страдания себе и близким?
- Во-первых: от добра - добра не ищут, во-вторых: не всегда те, кто рядом, наши родные и близкие ждут от нас истинного добра. Ведь бывает и так: иногда они явно настаивают на том, требуют, чтобы мы соврали, предали, в конце-концов, убили, - то есть сделали истинное зло.
Он нерешительно кивнул.
 - И если мы отказываемся сделать это, то не только приносим им страдания, но и рискуем навлечь на себя всевозможные проклятия с их стороны. Ведь иногда для многих из них наши принципы - просто глупое упрямство, которое надо, побеждать и искоренять. Вот и получается, что надо выбрать самое главное, то, что идет из самой глубины нашей души. Разве сможем мы жить спокойно дальше, если сумеем предать? Если сделаем зло кому-нибудь, даже в угоду пусть самым близким.
- Но ты же не святой... разве ты не делал зла никому?
- Делал и много раз, к сожалению... но я... потом раскаивался, старался извиняться перед теми, кому делал больно.
- А потом снова грешил? Ведь так?
- Да-аа, конечно... но в следующий раз мне тяжелее уже было кому-то сделать плохо, и не сделать зла, уже было намного легче, более того я испытывал некоторое удовлетворение оттого, что сдерживался, это ведь очень нелегко - делать добро, это занятие всегда требует огромных усилий и невероятных жертв. Одним словом: работа над собой!
- Что же сейчас? Ты полностью искоренил в себе недостатки? Ты теперь абсолютно добр и чист? - он чуть улыбнулся и слегка сощурился.
- Нет, конечно... я просто больше теперь работаю над собой, без сомнений знаю, что надо делать в той или иной ситуации, как правильно поступить, стараюсь контролировать желания, чтобы не перестать уважать себя... сдерживать эмоции, методом анализа причины их появления, что ли. До совершенства, правда, еще далеко, - я улыбнулся и с умилением глянул на него, и через мгновение добавил: - А вообще, это неимоверно сложно! Не позволяй душе лениться! – помнишь? Этот путь познания себя и самодисциплины длиться до самой смерти. Конечно же, он должен быть основан на библейских принципах. Правильнее закона нет. Видимо, самое главное здесь - не сойти теперь с него и не повернуть назад.
- Да... может и надо с тобой поспорить, но не могу сформулировать мысль, которая протестует, а иногда ясно чувствую, что в твоих словах - правда, видимо, еще сложно мне принять все это безоговорочно, наверно, слаб я еще духом и сильно завишу от своих желаний и мнения окружающих.
- Да, это сомнения, они пройдут со временем, ты ведь еще в самом начале жизненного пути.
Внезапно я словно опомнился и настроился на то, что недавно, будь-то исподтишка, начинало меня беспокоить. Вдруг снова отчетливо напомнило о себе неприятное ощущение, что место, где мы находимся небезопасно для нашей искренности, нашей, только что родившейся дружбы. Ведь на самом деле, кто угодно мог помешать нашему разговору, не обязательно присоединившись к нам, а просто даже, присев за соседний столик. Уже и этим он помешал бы нам. Но больше всего я боялся, что вернется Сергей и все изменит. Я чувствовал, что должен начать об этом говорить, но не знал как.
- Знаешь, вообще-то так хотелось бы поговорить о чем-то другом, более веселом. Или ты уже устал от общения со мной?
Сколько бы я сейчас заплатил за слово «нет» из его уст. Я осознавал, как постепенно попадал под его власть, и растущая готовность исполнять его волю начинала меня тревожить и раздражать.
- Мне интересно с тобой, я очень рад знакомству... - наконец тихо, делая паузы между словами, сказал Игорь.
- Когда мы одни, это звучит совершенно по-другому... хочется верить, что ты говоришь искренне... спасибо, что помогаешь мне... - с нотками грусти в голосе поблагодарил я.
Он посмотрел и улыбнулся так мило, что я почувствовал мышечный спазм в горле. Как я ненавидел в себе эту сентиментальность, как трудно мне было скрывать от других внезапные слезы во время просмотров мелодраматических фильмов о любви, где она побеждает, пройдя через адские муки. Это свойство расклеиваться досталось мне по наследству от матери, добрейшей души человека, романтической и тонкой натуры, без сомнения, личности творческой и высоко духовной. Я глянул на него и заметил, что он не чувствует мой взгляд, не смотрит в мою сторону, и чуть наклонив голову к правому плечу, вяло ковыряется в почти пустой тарелке.
- Игорь, ведь Сергей сейчас проведет Таню и вернется назад? Ты его ждешь?
Спросив это, я ждал ответа с опущенными глазами. Ожидание меня уничтожало, все мышцы во мне напряглись и дрожали как струны, сердце снова бешено забилось, в голове появилась неприятная тяжесть, и в какой-то миг, захотелось вдруг послать все подальше, а небывалая усталость напомнила мне о мягком моем диване. Стало невероятно тихо, ни один посторонний звук сейчас не существовал для меня, и я почувствовал, что даже стихийное бедствие не сдвинет меня с места, пока я не услышу желанный ответ.
- Он не придет сюда. Танины соседи уехали куда-то на целый месяц и оставили ей ключи. Она поливает там цветы. Он останется с ней. Они уже неделю ночуют там вместе.
Я вздохнул, но его ответ меня не убедил и не успокоил. Ощущение того, что здесь оставаться нельзя усиливалось с каждой минутой. Мне вдруг представилось, что они могут поссориться и Сергей прибежит сюда с желанием выпить и уже не отстанет от Игоря. Крутя головой по сторонам, я тихо начал:
- Как ты посмотришь на мое предложение пойти ко мне? Мы могли бы продолжить беседу, если тебе интересно? Честно говоря, не хотелось бы встретить твоего друга или кого-то еще... да и прохладно уже стало.
Меня вдруг слегка затрясло, во рту пересохло, руки задрожали, голос изменился и стал чужим, а еще, к тому же, заложило уши и, я, словно расслышал в них, еле различимый свист. Ну, прямо развалюсь сейчас на части. Вокруг тоже все изменилось, стало до предела не уютно. Воздух сбился и стал тяжелее, в горле сдавило и не хватало дыхания, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.
- Да... пойдем, - наконец спас он меня и добавил так тихо и спокойно: - Как кстати...
Мне захотелось обнять и расцеловать его за это. Я обрадовался как ребенок, встал и начал быстро собираться. Игорь еще сидел и следил за мной. Его глаза в этот момент мне показались такими проницательными, он совершенно все понимал и оставался удивительно спокойным. Это меня поразило, и я слегка занервничал:
- Игорь, поднимайся, пожалуйста, если мы сейчас не уйдем, я умру, у меня сердце выскакивает, - взмолился я и посмотрел на него, опустив руки, и на миг застыл без движений.
- Не бойся, я тебя не брошу... я умею оказывать первую помощь, - вставая, ответил он и улыбнулся так широко, что с обеих сторон рта почти перпендикулярно губам возникли две достаточно глубокие и длинные морщины.
 Я вдруг подумал, что на самом деле, он добрый и веселый человек, любит смеяться и часто это делает. Это укрепило меня во мнении, что я в нем не ошибаюсь. Глянув на него, я тоже улыбнулся.
- То, что мы видим и понимаем, еще не все, важнее хотим мы этого или нет…
Услышав эти его внезапные слова, я почувствовал, что надо мной словно что-то взорвалось, будь-то, праздничный салют вспыхнул и осыпается мне на голову и обжигает все тело. Через какое-то мгновение я промямлил сквозь зубы:
- Ясно... значит, ты не хочешь.
Он промолчал. Мы вышли, я, обидевшись, как малыш, которого не берут на руки, надул губы и тупо смотрел под ноги. Мне подумалось, что моя хваленая философия не выдерживает самого первого испытания, которое может быть ничто по сравнению с тем, что ожидает впереди. Я чувствовал, как уверенность покидает меня, а силы ослабевают с каждой минутой. Где моя твердая воля, где решительность и мудрость? Во сколько раз он сейчас был сильнее меня! Я просто болтун, нахожусь полностью в его власти и ничего не могу с собой поделать. Остается одно - молиться в надежде на его взаимность, ведь большего... и не дано, то есть, именно это только и надо. Как прекрасно могло бы все сложиться. Порой мне не верилось в то, что происходит, и тогда, в эти мгновения я совершенно терял контроль над собой и признавался себе, что могу обрадоваться не только его милосердию, но и жалости. Слава Богу, находились силы, чтобы ужаснуться этому. Я вдруг почувствовал такую страшную усталость, что захотелось упасть на что-то мягкое и заснуть не раздеваясь.
Мы зашли в подъезд, Игорь шел за мной. О чем он думал? Все яснее я понимал, что он ничего не боится из того, что может случиться, хотя за внешним спокойствием и уверенностью могло скрываться не малое волнение. Куда, к чему он сейчас поднимался по ступеням? Интересно, когда-нибудь у него уже было такое в жизни или он первый раз решился дойти до конца? Знал я лишь две вещи точно, во-первых: это ему интересно, а во-вторых: он мне доверяет. Можно сказать почти все зависело от меня. Я открыл дверь, и глубоко вздохнув, пригласил, пропуская его вперед.
- Не пугайся, у меня творческий беспорядок, заходи.
Он переступил порог и встал как вкопанный. Мне пришлось слегка подтолкнуть его в спину, подбадривая:
- Ну-ну, смелее, раздевайся, проходи вон туда, - я показал по направлению в зал.
Вдруг зазвонил телефон. В тишине квартиры, на фоне нашего волнения и от неожиданности, казалось, звонок завопил, испугав нас обоих. Мы вздрогнули и, заметив, это друг в друге, улыбнулись. Опомнившись, я подскочил, и выключил его, даже не прослушав сообщение. Никто мне сейчас не был нужен.
- Присаживайся в кресло, перекурим, - я хотел немного успокоиться, собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
- Я не курю, - падая в кресло, ответил он, - завтра будет две недели, как бросил...
- О, молодец! Очень тяжело? Еще и выпил...
- Нет, уже все равно... первые дней пять, неделю - было туго, а теперь я почти равнодушен к никотину.
- А у меня все не получается, уже раз сто пробовал... ну так ты потерпишь, я закурю?
- Да, конечно...
Закуривая, я заметил, что осталось еще три сигареты. За сегодняшний день это уже была вторая пачка. Трудный и ответственный день выдался. Я уселся в кресло напротив него. Нас разделял журнальный столик, на нижней полке которого, лежали разные журналы о моде. Взяв хрустальную пепельницу в руку, я откинулся на спинку кресла, и глубоко затянувшись, глянул на него. Мы какое-то время молчали, он осматривался, но, внезапно почувствовав мой пристальный взгляд, тоже посмотрел навстречу. В его покрасневших, уставших глазах я отчетливо прочитал: «Что дальше?» Заерзав в кресле, обдумывая будущее, я вдруг вспомнил, что в холодильнике у меня есть пол бутылки водки, встрепенулся и тут же быстро предложил:
- Как насчет еще немного выпить?
- Давай напьемся... - он, встретив с радостью мое предложение, словно посветлел и заметно оживился. Лицо и шея его горели помидоровым цветом, глаза искрились и притягивали. От алкоголя он казался таким расслабленным и спокойным, что, глядя на него, и мне стало легко и уютно. Спустя мгновение я встал с сигаретой в зубах и направился на кухню. Проходя мимо него, неожиданно для самого себя не удержался и слегка потрепал его по голове. Он улыбнулся, и немного наклонив ее вперед, вытащил с полки столика какой-то журнал. Я вышел и уже на кухне, в растерянности стал как вкопанный... «С чего начать?» Я копался в своей голове в надежде найти верное решение. Внезапно послышался приближающийся голос:
- Тебе что-нибудь помочь?
Он вошел, остановился и облокотился о дверной косяк. Немного склонив голову, он глянул на меня и вдруг улыбнулся, заметив мою рассеянность.
- Так, что у нас есть, - оживился я и начал медленно пересказывать, доставая из холодильника свою незатейливую закуску и расставляя ее на столе.
Оказалось, что в нашем распоряжении было около триста граммов колбасы, соленые помидоры и сырые яйца.
- Сейчас поджарю яичницу... Извини, что так скромно... живу по холостяцки... три яйца тебе хватит?
- Хватит и двух, давай я колбасу порежу, а хлеб есть?
Я вручил ему нож, достал хлеб и начал жарить шесть яиц.
- Ты живешь с Сергеем в одной комнате?
- Нет, даже в разных общагах... мой сосед по комнате - старшекурсник.
- В двухместной?
- Да, с этим мне повезло...
- Сами готовите, конечно?
- Вообще, раньше чаще готовил Костя... я каждые выходные езжу домой и привожу уже готовое. На неделю хватило бы сполна, если бы не гости... каждый день приходят, поэтому мне иногда приходиться что-нибудь придумывать к столу новое. Но, честно говоря, я способен лишь пожарить яйца, да картошку и вермишель отварить. Вот Костя настоящий повар, даже борщ однажды сварил, и ничего получилось. Два месяца назад он женился на местной девчонке со своего курса и теперь почти не ночует в общаге, хотя почему-то вещи к ней не перевозит.
Он немного неумело, как-то медленно работал ножом, нарезал колбасу не овалами, как делал это я, а чересчур толстыми кругляшками.
- Серега твой друг, - не успокаивался я, продолжая выпрашивать у него, то, что было мне наиболее интересно.
- Скорее хороший товарищ, мы выросли вместе, учились в одной школе в параллельных классах. Он с родителями живет в соседнем дворе, и наши предки тоже дружат.
- У тебя, конечно же, девушки нет? - задал вдруг я глупейший и ненужный вопрос и сразу же пожалел об этом.
- Не нашел еще, - с раздражением буркнул он.
«Что я за человек», - вдруг начал сокрушаться я, - «как бывает, ляпну что-нибудь, что на голову не налезет... зачем я сбиваю происходящее с намеченного пути?»
- Совсем один живешь? - прервал он мои мысли.
- Да родители в другом конце города...
- А жену куда подевал? - славно в отместку, с издевкой продолжил он.
Ну и поделом мне, только бы правильно ответить... не врать и по возможности постараться ничего не скрывать.
- Нет, и не было... вот до сих пор любовь ищу... стал закоренелым холостяком, теперь уже и в планах этого нет.
- Да… наверно, не очень весело, - с задумчивостью в голосе произнес он.
- Точно, иногда бывает, но я не очень-то и жалею... а если все начать заново, наверно, многое бы изменил,… конечно, с одиночеством не легко бороться… просто не встретил, кого ищу, а при таком раскладе, быть одному мне лучше... наверно, это почти единственное из всего, что я знаю точно, что делаю правильно...
- Разве детей не хочется? Сколько тебе лет?
- Боже мой! Какие вопросы! Что же ты делаешь? Сразу раздеваешь меня до гола. Страшно сказать, сколько лет, можно я пока не буду отвечать, хотя если ты настаиваешь...
- Ладно, все равно узнаю... я понимаю тебе неприятно... но я тебя немного успокою: на самом деле мне не очень важен твой возраст, я даже почти не чувствую разницы... просто интересно вдруг стало... может быть и меня такое ожидает...
- Ясно... а тебя это сильно пугает? Все так плохо со мной?
- Да, нет, наоборот... может, даже я хотел бы к этому стремиться...
- !? Ну, о чем ты говоришь? Я жутко одинок и несчастен, чему ж тут завидовать?
- Ты живешь в свое удовольствие, разве это плохо?
- Господи! Покажи, хоть одно удовольствие в моей бренной жизни... бессонные ночи, усталость от бесконечных безрезультатных поисков по ночным душным барам, частые насмешки и презрение в свой адрес, подушка, пропитанная слезами да онанизм - вот мое счастье... что же здесь хорошего. А как хочется любви, верности, истинной нежности, не за деньги… хочется ощутить свою нужность кому-то, а как хочется самому о ком-нибудь заботится, ели бы ты знал, почувствовать взаимность... эх, жизнь моя жестянка...
Не заметив, как все стало готово, я перечислял тяготы своей жизни, но внезапно мой монолог был прерван:
- Еще хочу объявить кое-что, оно должно тебя обрадовать: мне нравятся интересные люди, и часто они оказываются старше меня, и намного…
Я нашел поднос, составил еду на него, и мы направились в зал.
- Знаешь, мне кажется, ты очень хороший человек, по-моему, я таких раньше не встречал... как замечательно, что все-таки, мы с тобой встретились... теперь ты не будешь так одинок... можешь считать, что у тебя есть я... мне будет очень приятно, если ты согласишься мне доверять... я все понимаю... и может быть... это мне тоже очень близко, не знаю... но я рад... я... у меня сегодня очень хороший день... что-то произошло... я чувствую это внутри... я знаю, это из-за тебя... извини, я такой пьяный... - он стоял возле стола и чуть заметно покачивался, и после этих его слов мне вдруг показалось, что он мой друг детства, который внезапно свалился на голову неизвестно откуда.
Не желая скрывать свою радость, я подошел к нему обнял и опустил свою голову на плечо, почувствовав своей щекой его приятную щетину на подбородке:
- Спасибо... Игорь... мне так приятно, я могу заплакать от счастья... честно... может, давай больше не будем пить? А?
- Нет... еще чуть-чуть, пожалуйста.
Я поднял голову, посмотрел в его глаза удивительной глубины и поцеловал в горячую щеку. Он, опустив беспомощно руки, не производил никаких движений, и казалось, не терял равновесия только благодаря мне.
- Ладно, по последней... хорошо? Чтобы не было плохо?
- Да, все нормально... по пятьдесят грамм и спать... я у тебя останусь? - вдруг задал он глупый вопрос и с такой нежностью глянул на меня, что я закачал головой и обиженно сказал:
- Как тебе не стыдно такое спрашивать... - я тебя никуда не отпущу.
Я выпустил его и подождал, когда он усядется. Движения его становились неуверенными, понимая, что выпил он больше чем надо, я немного расстроился. Не хотелось, чтобы он пил дальше, но он был упрям и настоял на своем. Я на четверть наполнил рюмки и ждал его действий.
- Говори, дорогой гость!
Он улыбнулся, опустил глаза, и чуть помедлив, потянулся за рюмкой.
- За гостеприимного хозяина! - не переставая улыбаться, лишь в конце предложения глянув на меня, сказал он.
- Спасибо, - мы чокнулись, я выпил, наблюдая за ним и вдруг, вспомнил, что не хватает музыки. Поставив рюмку, я встал и подошел к магнитофону. Скользя взглядом по выстроенным в ряд кассетам, быстро спросил, оглянувшись через плечо:
- Что поставить? Какую музыку слушаешь?
- Тяжелый рок есть? - повернув голову, коварно улыбаясь, спросил он.
- Иди сюда, сам попробуй выбрать, может, что-нибудь найдешь...
Он неуклюже поднялся, подошел и, наклонившись, слегка качаясь, долго, что-то высматривал на полке под магнитофоном.
- Давай вот это, зачем нам сейчас хард...
Он вставил кассету, и заиграл «Пинк Флоид». Мы выпили, о Боже! еще по две рюмки, никакие мои уговоры не возымели силу, да, я сам виноват - спровоцировал. Он почти ничего не ел и стал совершенно пьяным. Развалившись в кресле, размяк до предела, на лбу выступили мельчайшие капельки пота.
- Почему не кушаешь? Тебе жарко? Разденься... чувствуй себя, как дома... купаться будешь? Набирать ванну?
- А что пить больше не будем? - заметно картавя, спросил он.
Я промолчал, видя, как он пытался стянуть с себя футболку неверными движениями.
- Душ есть?
- Да... сейчас включу колонку, - я вскочил и, обрадовавшись, схватил бутылку, в которой жидкости осталось почти на донышке. Из коридора я с сожалением заявил: - Как не хочется, чтобы ты был в стельку пьян, но уже, конечно, поздно, ты никакой!
- Я не-ее-е в стельку... я не пьян, - донеслось из зала.
Когда я вернулся, он сидел, опустив голову, уставившись куда-то в тарелку, и тяжело дышал. Он не сразу посмотрел на меня, и я заметил, что глаза его стали моргать чаще, мне показалось, что он вот-вот заснет.
- Игорек, вставай... надо раздеваться, идем в ванную.
Почти минуту он не шевелился, словно не слышал мои слова, но спустя мгновение, вдруг подал признаки жизни и начал медленно вставать, помогая себе руками, с силой упираясь ими в кресло. Координация движений была совершенно нарушена. Поднявшись, он так качнулся в сторону, что если бы не моя рука, вовремя подоспевшая и удержавшая его на месте, падение было бы неминуемо. Он приблизился ко мне и опустил голову на моё плечо.
- Ну вот, совсем пьяненький мальчишка... - я похлопал его свободной рукой по горячей и чуть влажной спине. Он попытался выпрямиться, поднял, голову и шатнулся назад. Я удержал его, и он стал снова заваливаться на меня. Он дышал мне в лицо и силился смотреть прямо в глаза.
- Пойдем в душ...
- Прости, я так напился... - и он опять уронил свой влажный лоб мне на плечо.
- Да, ну ничего, сейчас мы тебя отрезвим... - я слегка встряхнул его: - Тебе не плохо?
- Не-е-е-а-а, - промычал он и снова опустил голову. Руки его повисли, как плети, и я почувствовал, как поочередно подламываются в коленках его ноги.
- Ну, идем же, - я опять встряхнул его, и крепко схватив под руку, попытался направить в сторону ванны, он поддался и обнаружил полнейшую неспособность ни стоять, ни идти самостоятельно. Развернув и усадив на диван, я выпустил его из рук, он несколько раз качнувшись в разные стороны, решительно повалился на спину, раскинув в стороны руки.
- Ой-ой-ой, бедный мальчик, - пропел я и тут же начал расстегивать ему джинсы.
Не воспользовавшись его помощью, я раздел его до трусов и мне пришлось буквально тащить его на себе. Оказавшись в ванне, несколько раз, чуть не падая, он все же с большим трудом перелез через ее борта. Я быстро стянул с него трусы, но и это лишь на мгновение взбодрило его, через мгновение он уже сидел на дне ванны и нарушенными движениями, потирал лицо руками. Поливая его водой, я любовался красивым молодым телом, чувствуя, как растет, во мне восхищение и трепетная нежность. Я тер рукой горячую упругую бархатную кожу, где мог, а в довершении этого мытья-мучения-удовольствия, настойчиво начал лить холодную воду, и в конце-концов, более-менее привел его в чувство. Он вдруг, самостоятельно поднялся и, держась рукой о стену, стоял какое-то время достаточно устойчиво. Я попеременно направлял холодные струи то на голову, то на грудь, обливая так все части его манящего тела. И вот, он выпрямился и уставился на меня, выдувая изо рта, стекавшую с головы воду, брызгая вокруг, как пульвилизатор.
- Ну, хватит, Женя, ты меня заморозишь...
- Все, все, последний штрих к портрету... я ведь потом тебя согрею...
Он смотрел на меня, часто хлопая большими, слипшимися ресницами. Когда стали появляться пупырышки на его раскрасневшейся коже, он обнял себя руками и застучал зубами.
- Все, теперь все, - выключив воду, сообщил я и накинул ему на голову полотенце. Он резкими движениями, дрожа всем телом, быстро вытирался, негромко подвывая, а я немного помогал ему, просушивая спину и плечи махровой материей.
- Ды-ды, ды, ды-ды... я... так... ды-ды... ды-ды... замерз... ды-ды-ды... что просто ды-ды... ужас, почти протрезвев, заявил он.
- Сейчас я тебя отогрею, как ласточку в ладони, не успевшую улететь, настигнутую ранними морозами… замерзшую.
- Ды-ды-ды... значит ты - поэт?
- Это ты меня вдохновил... ну вылезай... беги в зал... ложись.
Он быстрым шагом, закутанный полотенцем, устремился в зал, уже почти не шатаясь. Я посмотрел по сторонам и поспешил за ним. Быстро раздевшись до трусов, я залез под одеяло и почувствовал холод от его временами, дрожащего тела. Вдыхая аромат душистого мыла, я обнял его и подумал, что готов все свое тепло отдать этому совсем чужому, вдруг ставшему бесконечно дорогим мне парню...
Когда я открыл глаза - новый день уже наступил. Как хотелось, чтобы с этого дня началась новая жизнь, жизнь, где не найдется места ничему злому. Рядом лежал беззащитный и прекрасный ребенок. Мне так стало ясно, с каким блаженством я хочу отныне беречь это создание. Я любовался им. Он, словно милейший несмышленый котенок, свернувшись калачиком, прижался ко мне спиной. Освещенный настырным широким лучом, упавшим на нашу постель из гардинного проема, он был чудесным открытием. В теле луча, будь-то под музыку, еще звучащую в моей душе после нежной ночи, танцевало бесчисленное количество мельчайших серебрящихся пылинок. И вдруг я осознал, что эти веселые частички - кирпичики мира, в котором нет зла, мира, в котором вечно струится и не меркнет великая любовь. Несомненно, что живут эти песчинки только в свете, только в лучах и лучиках, возрождающих к жизни все заснувшее, застывшее и давно забытое вдруг, однажды, с внезапно наступившей весной. Игорь спал безмятежным сном. Даже тогда, когда я коснулся и слегка сжал его руку теплую, нежную, вычурно согнутую в запястье, тяжело лежащую на смятой крахмальной простыне, ни одна мышца не вздрогнула на его лице. Через чуть приоткрытый рот, смешно искривленный слегка влажными губами, входило и выходило ровное беззвучное дыхание, лишь едва заметно приводившее в движение его безволосую грудь. И вдруг, во мне явилась такая несказанная нежность к нему, что неудержимые слезы счастья хлынули из моих глаз ручьями. Я боялся его разбудить и старался сдерживать этот плачь, от чего комок сдавил горло, родив боль, нестерпимую и сладкую одновременно. Уже давно, очень нужна была мне эта боль! Как долго искал я ее по всему свету!
 В ту ночь Игорь воскресил во мне давно забытое чувство, чувство, которое, как казалось многие годы, безвозвратно утеряно. Я поверил, что пошлое возвращается, и надеялся, что проявится оно с новой небывалой силой. И вдруг почувствовал, что это новое, чудесным образом появившееся, я буду теперь хранить и укреплять, лелеять и баловать ревностно и преданно.
Выйдя на улицу с радостью и умиленным покоем в сердце, я увидел вокруг себя прекрасный мир, яркий и звучный. Казалось, что все изменилось, и в этой новой жизни, так неожиданно для меня наступившей, нет больше горя, печали и грусти, и вдруг я понял, что это я сам стал другим! Теперь уже я знал, что мне делать со всем этим. Внезапно явились из прошлого отчетливые картины давно разрушенного мира, события моей молодости, воспоминаниями о которой, я и жил последние годы, почти совершенно потеряв надежду, пережить подобное снова. Мира, где был и остался на веки мой Саша - эликсир жизни и ничем неуемная нестерпимая боль...
1999г.