Случай в театре

Это был совсем маленький театр, спрятанный где-то в переплетениях центральных улиц Петербурга. День был субботний и минут за двадцать до спектакля в фойе уже собралось много народу. Всем этим людям предстояло провести полтора часа, наблюдая кого-то из классиков в современной постановке. Как это часто бывает, еще и в музыкальном сопровождении The Beatles.

Жизнь в мегаполисе состоит из ожидания - в очередях, в пробках, в метро, на перекрестках. Никто не испытывал дискомфорта. Бабушки-театралки (из тех, что ходят на любой спектакль, даже самый современный и скандальный) спокойно обсуждали что-то свое, несколько человек толклись около кофе-автомата, какой-то мужчина беседовал с немолодой уже кассиршей. Похожий на художника человек вышел покурить на крыльцо. На это же крыльцо из дождливого города поднялся молодой человек.

Он спрятал в карман своего промокшего пальто плеер, который еще пару секунд назад вносил посильный вклад в становление музыки Вивальди вечной. Отдав билет кассиру, он изящно отряхнул мокрые капли с рукавов пальто и подошел к гардеробу (с которого, как известно, начинается театр). Избавившись от пальто, он огляделся по сторонам. Привыкший опаздывать, он не хотел мириться с тем, что еще пятнадцать минут придется ничего не делать. Карманного компьютера с недочитанным Фицжеральдом у него с собой не было, так как он забыл зарядить это устройство. Пришлось начать разглядывать вывешенные на стенах фотографии с прошлых спектаклей (это заняло ровно три минуты), и людей вокруг (еще две минуты).

Вдруг со стороны лестницы послышался смех и веселые голоса. "Школьники", с отвращением подумал молодой человек, но тут же осекся. "Школьницы!", заметил он и улыбнулся. К счастью, это оказались ученицы старших классов, поэтому ближайшие 10 минут прошли незаметно. Сложно представить что-то более красивое на свете, чем молодые девушки! Короткие и длинные юбочки, длинные и короткие ресницы, накрашенные и ненакрашенные ногти. Голоса - тихие, звонкие, печальные, ясные. И глаза таких цветов, которые сложно запомнить, но легко перевести - голубые, серые, светло-карие, коричневые, зеленые.

Это был почти целый класс школьниц. Были, конечно, и школьники среди них. Как и подобает юношам в таком возрасте, они мало интересовались не только театром, но и девушками - стояли в сторонке. В лучшем случае подходили, что-то спрашивали, беседовали на отвлеченные темы. Гадкие утята, случайно попавшие в пруд к ослепительно белым, изящным лебедям. Люди, которые только и говорят о войне, сексе, футболе и автомобилях, но большинство из которых ничем из этого еще не занимались.

Среди школьниц приметнее всего была одна (оказалась она с ними, впрочем, по случайному обстоятельству, будучи немного старше). В ней была какая-то сдержанность, а во всем облике - отсутствие крайностей. На ней не короткая, но и не длинная юбка. Не вульгарная, но и не теплая кофточка. Скромная прическа, не скрывающая, тем не менее, роскошных вьющихся волос. Она говорила негромко, но о существенном. Хорошо воспитанную, ее все же выдавал почти дьявольский огонь в глазах. Стройную, ее так и хотелось обнять. Ее груди задорно поднялись, когда она вдруг вздохнула о чем-то. Ее ушки с небольшими, но замысловатыми серьгами, чуть краснели, когда она бросала взгляд на театральные афиши на противоположной стене. Дело, конечно, было не в афишах. Там стоял он. Там коротал он свои десять минут до сеанса.

Он, одинокий, ощущает ее взгляд на себе. Ему очень хочется подойти к ней и сказать несколько простых слов, ведь сложных не надо - взгляд скажет больше. Больше она увидит и в его движениях, в его волнении и часто-часто бьющемся сердце. Вот она вроде бы одна осталась - куда-то ушли подружки. Начала ассматривать крупноформатные фото на стенах, в уголке каждой из которых не обошлось без рекламы: "Отпечатано на принтере Epson Stylus Pro 9600".

Как во сне, не замечая окружающий мир, он приблизился к ней. Совсем ирреально она ему отвечала.

- Вечер добрый! Вижу, вам тоже нравится театр.
- Добрый. Не больше, чем другим, кто здесь есть.
- Но никого из ваших подруг не заинтересовали эти фотографии и старые афиши.
- Я больше от скуки. Не люблю ждать. Хотя и театр мне нравится.
- Думаете, актеры в этот раз хорошо сыграют? Премьера...
- Похоже, что у них все получится.
- Вы о скуке говорили, но разве вам некому составить компанию? Хотя бы тем же подругам?
- Мы не всегда находим с ними о чем говорить. Точнее, я не нахожу... Они-то готовы сутками что-нибудь обсуждать.
- Вижу, вы очень воспитанная. Поэтому мне даже как-то вдвойне страшно вас спрашивать - позволите мне составить вам компанию в просмотре спектакля? Вы мне как-то сразу понравились среди всей этой... толпы.
- Нехорошо так говорить о людях, которых не знаете. Бояться - еще хуже. Я люблю сильных мужчин.
- Вижу, вы хоть так молоды и очаровательны, но уже кое-что знаете об этом мире.
- Спасибо... Но... Пойдемте, уж звонок звенит. Позвольте с вами на "ты", кстати.
- Безусловно. Будем и знакомы - меня Александром зовут.
- Меня Верой. Простое русское имя.
- Мне нравятся простые русские имена.
- Саша... Рада, что с тобой познакомилась.
- А я-то как рад!

"Какой хороший", - думала Вера. Ей самой тоже хорошо, как во сне. Она обменивалась с сидящим рядом с ней человеком короткими репликами по ходу действия, но в целом не отвлекалась от спектакля и своих мыслей. Ее переживания нарастали куда быстрее действия на сцене, да и почти никак не были со сценой связаны. Объектом ее неловких взглядов и непривычных мыслей был тот, кто шептал ей на ушко сейчас "Здорово танцуют, правда?".

Ей всегда не хватало свободы. Быть дочкой обеспеченных родителей, да еще и красавицей, было невыносимо скучно. С самого детства родители гордились ею и считали ее своим величайшим достижением. Понятное дело, речи быть не могло о том, чтобы это достижение досталось кому-то другому. Но все же в свои 18, неведомо где найдя силы разругаться с родителями, Вера отправилась в холодный Петербург. Город львов и грифонов показался ей достаточно приветливым, но больше всего ей нравилось то, что больше никто не мешает здесь жить так, как хочется.

Родители сделали рискованный, но в конечном счете верный расчет - не стали препятствовать Вере в новой жизни и искать ее. Она, конечно, потом их простила, но долго еще не писала ни строчки. В любом случае, они свое дело сделали - 18 лет отличного, хоть и строгого воспитания не дали возможности какому-нибудь проходимцу погасить огонь в глазах Веры.

Они долго хлопали в ладоши. Спектакль оказался хоть и на современный лад, но хорошим. Пока зал апплодировал, Саша вдруг поймал себя на мысли, что его мало на этот раз привлекали молодые артистки, которые так украшают своими стройными ножками и миловидными личиками любой "начинающий" театр. Девушка, сидящая рядом с ним, была этому причиной. Он, конечно, еще не знал об этом. Он был человек добрый и сильный, но все же непостоянный в чувствах. Он любил весь мир, любое доброе и красивое существо в нем. Так что он мог бы с равным успехом броситься целовать и молодых артисток, и Веру, и всех ее "одноклассниц", будь его воля. Вместо этого он обернулся к Вере, нежно взял ее за руку и они пошли прочь из театра.

Кругом была вода - впереди Финский залив, чуть ближе Фонтанка, справа Нева, а слева Обводный канал. Сверху капал дождь, и у Александра конечно же не было зонта. Зато был припрятанный на соседней улице автомобиль, о котором тут же хотелось забыть - чтобы не встал вопрос "куда ехать" и "подвезешь меня до дома?". Ему хотелось не думать об этом, а наслаждался каждым моментом и каждой его составляющей - улыбающейся Верой, мокрыми от дождя людьми, красивым туманом и миллионами огней серого города.

Зонт нашелся у Веры. Не очень большой, они прижались поближе друг к другу, чтобы вода не капала на них. Они бы прижались и без зонта, просто это был хороший повод. Долго еще гуляла эта парочка по городу и Саша с Верой остались очень довольны друг другом. Молодые люди говори о театре, о литературе, о журналистике (оба были людьми пишущими), о кино и даже чуть-чуть о политике. Конечно же, потом стали говорить о людях и об отношениях. Когда стало совсем холодно, пришлось обменять пару квадратных метров пространства на строчку в меню.

Спокойная музыка переливалась по залу так же, как горячий шоколад по чашке. Было очень уютно, Вера чувствовала сашину крепкую руку на себе. Шоколад вкусно пах, но Александр и его духи казались ей еще вкуснее. Похожий по красоте момент был только лет пять назад, на юге, в долине роз. Вера долго ходила меж кустов, смотрела на разнообразие цветов, на строение лепестков. Видела огромные шипы и маленькие бутоны, большие цветки и совсем маленькие колючки. Внешнюю красоту дополнял божественный аромат. Ей вдруг стало очень-очень хорошо, захотелось навечно остаться здесь и самой стать розой - такой же красивой, такой же приятной, такой же колючей.

Она была как бы в полусне, настолько нереально все было вокруг. Запах роз пронизывал ее всю, достигая самых потаенных уголков. Вдруг ей захотелось стать еще ближе к цветам и к природе, еще естественнее. Она постепенно начала снимать одежду, бродила меж кустов уже почти без нее. Какое-то жгучее чувство боролось в ней и она зачем-то провела рукой там, где на ее теле уже занял свое место аккуратный и соблазнительный треугольник темных волосков. Ей понравилось и она стала делать это чуть сильнее, но еще аккуратнее. Блаженству ее не было предела и какое-то новое чувство переполняло ее...

Вера проснулась. И сразу ей стало страшно - реальность, столь сладкая минуту назад, превратилась лишь в автобус, который доехал до конечной остановки. Из него неторопливо выходили люди и шли зажигать свет в своих окнах. Вера нащупала в кармане билет в театр с оторванной полоской "КОНТРОЛЬ", посмотрела на часы, вздохнула, и все поняла.

Саша проснулся. Ему было хорошо. Ему показалось, что по пути домой он уснул и видел во сне электричку, которая доехала до конечной станции. Из нее спешно выходили люди для того, чтобы поскорее занять места в автобусах, стоящих на привокзальной площади. Потом он опять проснулся. На этот раз окончательно. Во сне ему снилось, что она записала номер своего телефона на билете в театр. Ощупав карман, он не нашел билета, выругался, понял, что пропустил свою станцию, опять выругался и поспешил к выходу.

Александр еще не раз приходил в этот театр. Конечно же, он не находил там той, с которой ему было так хорошо, пусть только и в грезах. Он нисколько не сомневался, что так случится и на самом деле, если он ее еще раз встретит, ведь он был романтиком и идеалистом. К сожалению или к счастью, он больше нигде не видел Веру.

Она и не искала встречи с ним (боясь разочарования - таков уж был характер), но всю жизнь помнила этот свой сон и маленький театр, спрятанный где-то в переплетениях центральных улиц Петербурга.