Глава 1

 "... Положим, вы жили на Луне... Вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверное отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю Луну. Но теперь вы здесь и смотрите на Луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет?.." (Ф.Достоевский. "Бесы")


 Реинкарнация - учение о посмертном возвращении души в новой телесной оболочке. (Из словаря.)


 Огромное темно-зеленое чудовище, оскалив свои клыки и выпучив жабьи глаза из орбит, медленно двинулось к женщине. Мария, широко раскрыв рот, изумленно замерла от дикого первобытного ужаса. Она попыталась пошевелиться на скрипучей кровати, сминая ногами простыни. Чудовище, словно чувствуя слабость и немощь своей жертвы, улыбнулось по-своему - зловеще и дико, заранее предвкушая неминуемую победу.
 Мария застонала - это все, что она смогла сделать, преодолевая неимоверную силу, парализовавшую все ее тело.
 Чудовище подошло к краю кровати, и Мария увидела во тьме его очертания. Это был грязный, взлохмаченный старик, который жадно протягивал к ней свои шершавые волосатые руки, стремясь задушить ее, оторвать голову, выколоть глаза, разорвать на части все ее органы.
 Старик ловким движением отдернул простыни - последнюю преграду, отделявшую его от желанной цели, - и впился острыми когтями в ее нежные икры.
 Мария ощутила ни с чем не сравнимую боль, словно десятки тысяч игл одновременно впились в нее, погружаясь все глубже внутрь плоти.
 Теперь перед ней был уже не старик, а какое-то внеземное бесполое существо, простирающее свои щупальцы по ее коже. Каждая клетка живо ощущала это медленное вхождение в нее чего-то инородного и мерзкого.
 Батистовая комбинация легко лопнула под нажимом этих щупалец и стала аккуратно расходиться по шву, обнажая алебастровое тело.
 Чудовище, выпустив алую слюну из огнедышащего рта, впилось своими саблевидными клыками в ее упругую грудь.
 Сигнал о еще более страшной боли заставил ее закричать, и это был последний крик молящего о помощи - истошный, безнадежный, теряющийся в недрах свирепого каннибала.
 - А-а-а-а-а-а-а-а!!!

 ... - Машенька, милая моя, что с тобой? - донесся откуда-то из глубины теплый голос Марка, ее мужа, и она почувствовала, что начинает выплывать из страшного водоворота, почти всю поглотившего ее, оставляя только боль и нечеткие воспоминания.
 Еще по инерции Мария продолжала нелепо стонать, закрыв глаза, но уже смутно понимала, что находится в яви, далеко в стороне от ее недавних кошмаров.
 Марк остановил их старый, видавший виды "понтиак" и, обернувшись, заботливо поправил одеяло на заднем сидении, сползшее с ее ног.
 - Что с тобой, Машенька? Ты в порядке? - спросил он, по-русски используя затасканную американскую фразу, после которой ей ничего не оставалось, как улыбнуться и кивнуть головой в ответ.
 - Наши, наверно, уже оторвались? - попробовала она перевести разговор на другую тему, но неудачно - губы были еще липкими и мешали ей произносить даже простые слова.
 - Да бог с ними, уж я-то хорошо знаю дорогу! - отмахнулся Марк и, еще раз пристально поглядев на нее, стал заводить мотор.
 "Он становится настоящим янки", - подумала Мария, чувствуя, что боль покидает ее.
 Внезапно рядом что-то зашевелилось, и, окончательно проснувшись, Мария вспомнила, что это, должно быть, их маленький щенок Принц, укромно прислонившийся к ней. Принц тоже спал, но скорее всего без подобных кошмаров. А теперь, пробудившись от страшного крика своей хозяйки, стал жалобно попискивать.
 - Тебе, наверно, что-то страшное приснилось? - спросил Марк, выводя машину с обочины. - Я так испугался за тебя, так испугался...
 - Принц тоже, - опять попытался пошутить Мария. - Он даже описал твое любимое сидение.
 Марк хмыкнул, уже не оборачиваясь, внимательно следя за дорогой.
 - Во-о-он где наши! - показал он рукой на дальнюю точку, исчезавшую в вечерней полосе дороги.
 "Наши" - это была уютная "тойота" с их родственниками: Стеллой, старшей сестрой Марка, ее новым мужем Давидом, симпатичным развязным брюнетом, на добрый десяток лет моложе своей дражайшей половины, Мишей, сыном Стеллы от первого, неудачного, брака, - долговязым балбесом-тинейджером, и молчаливым дедом Моисеем, дедушкой Давида, неведомым путем проникнувшим в эту компанию - славную эмигрантскую компанию родственничков с машиной.
 - Постарайся их догнать, Марк, - попросила Мария и улыбнулась уже более естественно, пытаясь забыть о происшедшем.
 - Это я мигом, - повеселел он, уверенно нажимая на педаль газа.
 "Понтиак", как бы чихнув и чертыхаясь, задергался на одном месте, но потом рванул вперед, наверстывая упущенное расстояние.
 Вечерело, и дорожные табло стали принимать огненные очертания. Осенняя дорога была очаровательна: смешанные зелено-ало-золотистые леса, невысокие горы, смешные озерца, уютные кемпинги и ресторанчики - типичный пенсильванский пейзаж.
 Машины катили на север, туда, где назавтра обещали проливные дожди, а вскоре и раннюю  снежную зиму с пургой и бурями. Где-то в феврале, по их бесконечному прошествию, старожилы  выпускали знаменитого сурка, по чьему поведению многие местные жители обычно определяли, будет ли весна ранней или все затянется, черт побери, надолго. Для этого требовалось только увидеть убегающую сурочью тень.
  Маленький еврейский коллектив, кланчик, мишпуха, - или как его еще назвать? - был только первым островком, осколком от того большого галдящего и орущего клана, который продолжал оставаться там, в России, - со всеми бабушками и дедушками, двоюродными дядями, троюродными племянницами, многочисленными детьми, знакомыми и малознакомыми, сослуживцами, соседями, их женами и любовницами, которые уже давно паковали и перепаковывали свои чемоданы и саквояжи, готовые уехать ("или как?") куда угодно, но только ждали вызова своих первопроходцев.
 Те тоже не дремали, осуществив за пару лет достойную рекогносцировку от шумного Нью-Йорка, где они ютились в маленькой квартирке, до тихой Пенсильвании. Проведя дебаты с надежными реалторами, две семьи наткнулись на небывалое приобретение - за смехотворную сумму (даже для их малообеспеченных доходов) им предложили приличный двухэтажный дом, если не сказать, поместье, в малолюдном и укромном месте.
 Это напоминало чудо. Стелла торжествовала, крича, что Создатель, узрев все ее мытарства и беды, подал наконец то, что должно было принадлежать давно и по праву. Миша только спрашивал, далеко ли там до какой-нибудь дискотеки или дансинга, где он мог бы с кем-то клево потрястись вечерком. Дедушка и Давид красноречиво молчали, но каждый по-своему, не стараясь выдавать свои мысли. Ну а Марк с Марией, не на шутку заварившие всю эту кашу и взбившие форшмак, думали только о своей будущей работе. Им, сорокалетним, приходилось еще долго тащить финансовый воз большой семьи.
 Дом уже мысленно поделили на сферы влияния, вплоть до Принца. Некоторые комнаты планировались для будущих гостей и друзей. Словом, жизнь завертелась-закружилась!..
 Где, где она, та старая маленькая московская комнатка в коммуналке, в которой первое время после свадьбы жили Мария с Марком? Она уплыла далеко-далеко, в плотную густую толщу воспоминаний, где, кажется, находился другой, давно ушедший мир. Но вот что интересно: сейчас стало вспоминаться только хорошее и доброе - ранние цветы на подоконнике, свидания в парке, неуклюжие общежительские танцульки, первые проекты и успехи. Непостижимый, неповторимый мир молодости и счастья!..

 "Понтиак" все набирал скорость. Мария удовлетворенно вздохнула, клацнула зажигалкой-ковбоем, поднеся ее к своему "Винстону", и, открыв маленькое заднее окошко, наконец, глубоко затянулась табачным дымом.
 Дорога зазмеилась - пора было сворачивать от основной трассы в сторону дома - их нового большого дома...
 Реалтор (он был, как они - из бывших русских) поделился с ними, что даже для него, много повидавшего на своем веку "спеца", находка этого дома представлялась фантастикой. Прежний хозяин (ну, кто поймет этих американцев?) обязал его продать этот дом почти задарма и, представьте себе, оставил там все вещи, мебель, и сбежал из города, штата, а может быть и из страны. Чудак, не правда ли?.. Хотя у него, говорят, имелись какие-то свои личные мотивы: жена то ли покончила с собой, то ли попала в психушку, да и дочка вроде с кем-то "спуталась". Впрочем, это не его, так сказать, вопрос.
 Реалтор в сущности уже мало походил на русского. Он был слегка ироничен, снисходителен, где-то скабрезен, но в меру, что зависело от положения его клиентов. В речи его сквозил умышленный акцент, многочисленные непереводимые английские вставки. И,кроме всего прочего - с лица никогда не сходила настоящая американская улыбка. Она начиналась у него в районе подбородка, что, конвульсивно дергаясь, наподобие динамо-машины, приводил в движение губы, растягивая их до положенного расстояния. При этом можно было широко раскрыть рот, доказав стопроцентное преимущество пасты "Колгейт", ведущую к белизне и незыблемости зубов, например, таких, как его. И все тут...
 - Что-то больно все хорошо складывается, - сбив нагоревший пепел, произнесла Мария вслух свои потаенные мысли. Но Марк подхватил их с полуоборота.
 - Почему, Машенька? - встрепенулся он. - Ты что, не веришь этому человеку?
 - Да нет же. Он сделал отличный выбор. Это его работа. Все прекрасно - ни болот, ни насекомых вокруг. Речка, роща, поляна. Тишина... Чем не рай?
 "Понтиак" слегка подпрыгнул то ли от кочки, то ли от брошенной кем-то бутылки.
 - Вот именно, - Марк улыбнулся и подмигнул ей в зеркало. - Не сомневайся. Я и про стены навел справки. Они довольно крепкие, что для местных домов не характерно. А наш и сильное землетрясение сможет выдержать...
 - Ну, здесь-то сильных землетрясений, наверно, не бывает, скорее - цунами, - засмеялась Мария, но быстро осеклась и спросила: - Марк, а ты не упечешь меня в психушку?
 - Что?! - он чуть не поперхнулся и передернул плечами. - Ну, милая моя, единственное, что я сделаю, - запрещу тебе выписывать разные русские графоманские детективы. А потом возьму острый нож и... атрэжу тэбэ язык... после многочисленных пыток.
 - Нет, я серьезно. Ты ведь слышал историю... ну, этого... сумасшедшего старика.
 - Машенька, выбрось все из своей очаровательной головки, - Марк поджал губы, как бы примиряясь с тем, что вместо юмористического диалога ему придется все-таки услышать целый водопад женской словесной чепухи. - Мы же с тобой уважаемые люди, а не какие-то там психи, верно?..
 Она ничего не ответила. Какое-то смутное чувство досады или, скорее, предчувствие чего-то необычного и страшного стало овладевать ею.
 "Марк ничего не понял, - подумала она и потушила едва горевший "Винстон". - Он ничего не понял и не захотел понять".
 - А может быть, еще не поздно отказаться? Заплатим штраф или неустойку? - цеплялась она за соломинку.
 - Послушай, ты хоть соображаешь, что говоришь? - его голос становился все более жестким. - Я ничего не хочу менять. Баста! Да и наши тебя не поймут...
 - Наши-наши... Твоя озабоченная сестра да ее спутник жизни...
 - Да-да, именно так, - грубо перебил он. - А еще многие другие... там. Забыла? Ты о них забыла? Они тоже хотят кушать хлеб с маслом и с икрой, вылечить наконец свой застарелый геморрой и прокатиться в собственной машине. Да и ты, ты сама хотела же иметь свой дом, или черт тебя знает, что у тебя на уме...
 Марк уже злился всерьез. Когда ему противоречили, он готов был встать на дыбы и наговорить грубости, но, правда, вскоре после этого запал его как-то угасал и обычно горел только тусклый фитилек - он либо просил запоздалое прощение, либо понуро молчал. Взрослый ребенок, не больше...
 Но Мария, кажется, поняла, что сболтнула лишнее и совсем по другому поводу. Ведь не пакостные же чувства обуревали ею. Она закрыла глаза, вздохнула и медленно погладила Принца, - тот потихоньку стал тереться об руку в знак любви и признательности, - и это ее успокоило.
 - Нет-нет, - поспешно заторопилась Мария. - Я совсем никого не хотела обидеть, Марк. Просто я... я очень устала.
 Он понимающе кивнул и улыбнулся почему-то той самой, голливудской, улыбкой - она едва не напоминала оскал.
 Машина уже подъезжала к их будущему дому. Окружавшая его роща в это время года была особенно хороша: поздняя осень вытворяла изумительные цветные фокусы.

     (Продолжение следует)