Локальный Одиссей

1
Открывайся рот, наполняйся лёгкое, приготовься сказать главное слово. Бездари напряглись, оппоненты приготовили туалетную бумагу. Я начинаю. Житьё-бытьё лаконичных петроболосов отрывистыми скачками устремилось на галилейские холмы, орошая потом ремни гетеройских рабов, памятники крестьянам повергнуты в пыль и ещё несколько веков будут там. Охлаждённый вермут, стекая с уст кесаря, бежит по шёлку. Ясным утром невдалеке от аргуса вчерашнюю кислоту собирают гражданки в тиары. Трезв и непокорен фараону сегодня пегий аргамак, бренчит и напевает колыбельную. Пари Матч сегодня не выйдет. Ивер выпускает пары и будет только к пятнице. Изида отклонила сегодня моё предложение о восстановлении статуса неполноценности, но я не огорчился, напротив, идя по волнующему проспекту, быстро пройдя мимо Спутника, приобрёл активку за 1250, зарядил по самые помидоры, сказал, чтоб вызвала дом, милый дом. Я буду скоро, сказал, я не прохлаждаюсь, я иду целенаправленно, я сказал. Спутник это магазин, все теперь продают, счастье наступило и без радио. Бывшие опричники стали варягами. Вот рядом стоит магазин колониальных товаров бывшей метрополии, ныне колонии. Там замечательные скрепки. Скрепки безумно дороги, но украшены мелкой алмазной крошкой. Заворачивают их в засаленную бумагу, вытаскивая её прямо из кармана. Пара катушек суровой нитки – ни за что не пропущу, беру тоже, крайне важно, чтобы их хватило, возьму лучше три, лучше перебдеть, чем недобдеть. Пытаюсь взять ещё секундомер, но продавщица вырвала из рук. Я обиделся и вернул одну катушку. Потребовал деньги назад, но она позвала директора и они убедили меня, что деньги лучше не брать. Я не взял, счастье ведь наступило. Оборачиваясь на прожитые пятнадцать минут, замечаю, что неудачно сострил про левый глаз директора магазина, вернулся, извинился извинениями. Идеальный директор, он их принял. Я подарил ему катушку суровых ниток. Мы разговорились, я говорю ненавижу таких как он, но уважаю его лично. Он подарил мне книгу о чайниках, он их собирает. Очень много собрал вокруг себя, они всё кипят и объясняют ему почему он сволочь. Они бегают на паровом ходу и сливаясь, образуют колонии термоустойчивых митохондрий. Обычно вполне приличных. Ещё он собрал меня, но я отказался. Мы раскланялись и поцеловались уже на морозе. Я пошёл домой. Вот всё.

2
Не дойдя до дома 17 сантиметров, повернул обратно. Я не могу когда наши проигрывают, вывернув на Сталинский проспект, начал разворачивать катушку поперёк движения, нитки постоянно приходилось приподнимать над машинами, услужливый водитель троллейбуса остановился и сам перенёс нитку над опущенными рогами. Минут пятнадцать несколько его пассажиров помогали – привязывали и разматывали вторую катушку, они хотели обязательно сделать несколько узелков на память, я отговорил. Под мышкой было тепло, под второй – нет. Путы творили быстро и движение прекратилось – мы выиграли. Довольно скоро я дошёл до товаров для беременных девушек, но заходить не стал, не побыв девушкой. Рысью негоцианты носили бандажи и корсеты, я помог одному из них донести тюк до двери. Он как раз женился, его девушка старше его на семнадцать лет, просит постоянно денег, он работает, работает, скоро она родит мальчика или девочку. Я сказал, не забудь пригласить на свадьбу, он обещал. Но, по-моему, они скоро разойдутся, когда он последний раз был у нас в гостях, жалование его невеликое, как я понимаю, стало ещё меньше из-за этой девушки. Меж тем наступил сочельник. Обычно к этому вечеру торговый дом Пиано готовил подарки - бестолковую цепь надо было перепрыгнуть семьдесят два раза в оба направления на высоте не менее, чем пятьдесят четыре сантиметра, за что от претендента принимался подарок стоимостью не выше десяти тысяч. Желающие прыгали в узком проходе по очереди, плюя на замечания Риддика. Я, будь на месте хозяев дома, расширил бы проход. Мылкий щебень вырывался из-под ног прыгающих и это меня направило прочь. Мелкая девочка в пёстром халатике бежит за сигаретами на рыночную площадь, воробьи напали на балабана, отняли гамбургер, у них предреволюционная обстановка, они хотят чтобы во всём мире воцарился мир. Я с бестолочью не разговариваю, но при разговоре надо всё же было быть повежливее с ними, а вдруг они победят, их уже больше миллиарда, надо заранее подготовиться к экзамену по птичьему, а вдруг они победят. Я пошёл выше.

3
Боже мой, я чуть не забыл, у меня же встреча. Я вышел не напрасно, я сделаю полезное дело, я важен, я нужен, я что-то значу для кого-то, не для кого-то, а для конкретного человека. Эта самозначительность придала мне силы духа перед встречей с Ксандросом Илецки, назначившем мне встречу в ресторане Ясный Минь, близ которого вела меня рука провидения, потому как идти я не собирался, не хотел и всё тут. Он приехал из Венеции. Однажды я посоветовал ему мыть голову спиртовой настойкой из васильков и алоэ. Теперь у него голубые волосы, которые он налысо состригает. А почему надо было меня слушать, сказал я ему, усаживаясь за столик. Жорик, я почему должен носится в твой навеки Вайтспирит из своей любимой Пальмиры, это он меня. А я ему, ну не получается у нас, не приезжай. Ну а пиво? Пиво да. Вот за пивом мы посидели, но тут прибежали пруссаки, мы поднялись на второй этаж в отдельный кабинет. Тут и продолжим, говорю. Твоя упаковка для пишущих машинок стала совсем неэстетичной, тебе надо принимать чаще глицин, не реже чем три раза в день три недели подряд. Всё, я устал, я пойду. Увидимся? Нет. Я не буду тебя провожать, доедешь до Алги, там пароход Первой Каспийской довезёт тебя. Я выбежал на проспект, кругом сияли фейерверки. С пупсиком шёл дядя Шал, мы раскланялись. Не беспокоит пёсик, спросил он меня. Что вы, что вы, по ночам если только, очень. Бергамотом его попоите, ему поможет. Мажитель клубничный тоже. Мы раскланялись. Из-под весёлых тротуаров пробивались первые подснежники. Я сегодня выходной. Вдруг звонок, жена, тебе звонили из Джениус, просили перезвонить. Я говорю, будь так добра, любимая, позвони этим гадам, скажи, чтоб не портили мне выходной. Да, любимая, я зайду и куплю тебе бабочек. А она опять, тебе звонила твоя клиентка, её Ремингтону стало хуже. Настолько, что надо меня будить, спрашиваю. Пусть ждёт, вот тюльпаны, тебе взять? Мало не могу, много не донесу, кинул взгляд - на противоположной стороне Сталинского проспекта целовались две девушки. Я прошёл рядом, поднялся в спортивный магазин Челси. Это моя мечта – купить Челси. Сегодня уже не успею, подумал я, прицениваясь к оборудованию для скуба-дайвинга. А почему бы и нет? Звоню, любимая, ты не хочешь Челси? Давай не сегодня, шепчет, домой пора. Вот так всегда.

4
Я устал, я сел на скамейку. После прогулки наступило несчастье, я его испытываю, когда полнолуние. Вот так просто останавливаюсь и просто ничего не делаю. Это возникло не помню когда, скорее всего в школе, я просто перестаю делать то, что делал до этого, но в последнее время перестал думать, что это петсухос. Этот крокодил обычно пожирал меня и слепил своим лучом, я ложился, сдавался ему, на мелкой дрожи можно просеивать муку, поворачивался к стене и начинал бояться. Бояться всего было как-то неинтересно, поэтому я боялся кого-то конкретного. Он был конкретный, но я никак не мог его припомнить, слабость в руках и ногах напоминала скользким потом крысят, раздавленных мной совком. В печке брошенного дома летом не топили, они там себе гнездо устроили, надо было сжечь их, но я их перерезал пополам. В стенах жили крысы, по ночам они падали в кровать, мыши бегали само-собой. Петсухос постоянно всплывал и сжирал меня. Через несколько дней я вылез из кровати, липкий и мокрый, и стал жить снова, я его победил. Но когда он первый раз вылез после развода моих родителей, он оставил от меня лужу мочи. Я не мог его победить, я боялся всего, больше всего я радовался, когда удалось обмануть какого-то баласёнка в абаевском саду за школой. Он подъехал ко мне на велосипеде и спросил, ты Жорка из пятого а, я говорю, нет, я Санька из пятого а. Тогда передай Жорке, что мы его завтра убьём, пусть приготовится. Ладно, говорю, скажу. Так это было. Первый раз я убил лучезарного петсухоса, когда через двадцать лет увернувшись от железного полутазика, взял я своего отчима за шею и намазал им стенку. Он очень был недоволен, высказал мне, лёжа на диване, всё претензии, которые у него накопились, аллигатор был повержен. Но многоглавый отрастил себе новые. И можно было подумать, что мне вот так и сидеть на этой скамейке много лет и три года, пока длится полнолуние. Проституточное место, возле которого я присел, было тускло освещено, но мне прекрасно видно как чешуйки пролетающих молдавских дромадеров тихо падают на землю. Жена просила купить бабочек, кажется червонец парный, он же папиллио ксутус, если я не ошибаюсь. Сейчас, дорогая, не всё зависит от меня лично, я ещё немного посижу и пойду. Британия любимая, как я далёк от тебя. Так бы и полетел мотыльком к тебе или присоединился к летящим молдаванам. Увидеть бы разок.