Верка

Верка с детства хотела быть артисткой, это было её призвание и она чувствовала, что родилась в этой жизни только ради этого. И с детства делала все, чтобы ею стать - участвовала в самодеятельных концертах в детском саду, школе. Пела в училище, пела в тюрьме. Но артисткой так и не стала.
Лет до двенадцати она, как мальчишка, носила брюки, курила и заправски ругалась матом. А потом как-то неожиданно для всех и для себя тоже, она покрасила свои волосы в рыжий цвет, да в такой огненный, что у всех окружающих вызывала улыбку или недоумение, стала носить платья, красить ресницы и губы, и ещё усерднее репетировать трагические монологи перед зеркалом дома.
Об этой страсти знали все соседи. По вечерам из открытого окна её комнаты слышались заунывные стихи, проходившие мимо соседи, встретив мать, сидевшую на деревянной скамейке у дома, понимающе спрашивали:
-Верка-то репетирует?!
-Да уж, прости её Господи, - мелко крестилась мать и вздыхала. Её пугала страсть дочери выйти в артистки, она поначалу боролась с этим, высмеивая её кривлянья перед зеркалом, а потом, когда та стала постарше, рассказывая про беспутную и, как правило, несчастную жизнь этих людей.
Но чем старше становилась Верка, тем труднее было на неё воздействовать, и тем больше, казалось, она делала все наоборот.
А Клавдия, мать Верки, хотела, чтобы та пошла, как и она, в торговлю. Эта работа в своё время в войну помогла ей вытащить семью без голода, и она знала, что человек в торговле никогда не пропадет. Но Верка, окончив восемь классов, пошла в училище на маляра, надеясь, что попозже она вырвется все-таки на сцену.
Казалась, что ей нравиться быть маляром, видя, как она одевает заляпанный краской костюм, повязывает на голову косынку в горошек и берет в руки кисть. А она сама не знала, нравится ей это или нет. Она просто делала все с удовольствием и знала, что её ждет впереди известность - что унывать и жаловаться!
Часто по вечерам ходила на концерты, а на следующий день после этого всегда была молчаливая, вся в себя погруженная, и тогда на стройке не слышалось её задорных песен.
Но в филармонию её не брали. Комиссия слушала Веркин репертуар, члены комиссии  поощрительно кивали головами, но в концерты не включали.
В строительном тресте, где она работала, все знали о её мечте и звали её не иначе как Верка-артистка. Такое прозвище ей очень нравилось, оно чуть-чуть её приближало к мечте, но только чуть-чуть.
Услышав очередной отрицательный ответ о своем репертуаре на комиссии, она, к радости матери, бросила свою работу, которая была денежная, но для девушки все-таки тяжелая, устроилась буфетчицей в эту самую филармонию. И была счастлива, как никогда в жизни. Верка знала, что мир искусства прекрасен, она это чувствовала и, наконец, смогла приблизиться к этому миру, жить в нем.
В филармонии она проводила целые дни, с утра и до вечера. Буфет был открыт все время, хотя требовалось это только по вечерам во время концертов.
Город, где они жили, был большим, и артисты круглый год заезжали в него знаменитые.
Дома она с придыханием рассказывала матери и сестрам, как встречалась с Гуляевым, Мулерманом, Вуячичем, как слушала их репетиции и от отчаяния, что никак не может подняться до этих высот, бегала по комнате, и слезы блестели на её сильно накрашенных глазах.
Кулисы, сцена, атмосфера так увлекли её, что буфет постепенно зачах и обрадовавшееся было начальство ресторана, в чьём ведении был он, получая с него все меньше и меньше выручки, обреченно вздохнуло, и уволило Верку-артистку.
Это была трагедия.
Это был шок.
Она долго от него отходила и, даже слегка запила. Но мать нашла ей место продавца в небольшом магазине. Там она постепенно пришла в себя, начала было осваиваться на новом месте, но через семь месяцев пришла с проверкой ревизия, и в магазине обнаружили такую недостачу, которую Верке и за пять лет работы на стройке было не выплатить.
Так и не поняв, что произошло, то ли её, молодую и неопытную, красиво подставило скользкое начальство, то ли так приняла магазин, но она оказалась в колонии, куда её определили на три года.
Там все её способности смогли пригодиться в полную силу. Днем она работала на стройке по своей первой специальности, а по вечерам репетировала в художественной самодеятельности колонии, где был клуб со сценой, кулисами, и там она забывала, где она и почему тут.
Верка пела своим грудным голосом песни из репертуара Эдиты Пьехи, очень характерно выделяя все гласные буквы, отчего бабы в зале плакали, и это был пик счастья Верки-артистки.
Её отпустили на год раньше, и через два года она появилась на пороге своего дома перед своей семьёй в непривычной для неё серой одежде.
Вокруг за это время мало что изменилось, но сама она изменилась. Как-то враз она поняла, что никогда не быть ей артисткой, и после этого она уже не знала, как ей жить дальше. Работать не хотелось. Ничего не хотелось. Каждый день она понемногу пила вино или водочку, сидела на лавочке у своего дома и курила папиросы Беломорканал, к которым пристрастилась в колонии.
А недели через две она подожгла магазин, в котором раньше работала. Это было совсем не трудно, потому, что она знала, что пустые деревянные ящики и картонные коробки хранятся там прямо на улице у магазина, огороженные лишь панцирной сеткой.
Ранним утром, когда рассвет только-только начинался, и солнце ещё не появилось, она села на велосипед сестры и, прихватив с собой пластмассовую бутылку с керосином, отправилась в свой ненавистный магазин.
Было лето, и было жарко уже несколько недель. Было раннее утро, а в это время у местных пожарников никогда еще не было пожаров, и они крепко спали с чистой совестью и долго спросонья собирались по тревоге - деревянный магазин сгорел до бетонного фундамента.
Но на душе легче не стало.
Несколько раз приходил к ней участковый. Присаживался на скамейку и, вытирая под форменной фуражкой пот большим клетчатым платком, спрашивал:
-Работать-то когда собираешься?
Верка делала большие круглые глаза, поворачивала к нему стриженую голову и протяжно говорила:
-Гра-а-ажданин начальник!
Участковый вздыхал, мучаясь то ли от жары, то ли от своей тяжкой милицейской доли и контингента, с которым ему приходилось работать, уходил, каждый раз наказывая:
-Ты, это, того, не тяни с этим!
-Ну, конечно же, гра-а-ажданин начальник!- Говорила ему вслед Верка, а тот безнадежно махал рукой, и шел дальше по своим делам. Ему хотелось быстрее на пенсию и больше ничего.
Вскоре Верка по-настоящему влюбилась. И с того времени жизнь для неё опять кардинально изменилась. Она опять выкрасилась в огненно-рыжий цвет, стала петь и смеяться по пустякам.
Его звали Николаем, он был веселым и бесшабашным парнем, работал на машине, которая возила к ним в баллонах газ для кухонных плит. Единственная проблема, которая появилась в это время - это была его фамилия, которую ей пришлось позже взять. Так она стала Веркой Пфафенродт.… И непременно с "ДТ" на конце. Но пока она с Николаем гуляла, то и к фамилии привыкла и выговаривала её к своему замужеству легко и быстро. Даже последние две буквы при этом отчетливо слышались…
1997г.
Bielefeld







© Copyright: Чешенов, 2002
Свидетельство о публикации №2201140072