Когда Дует Ветер

К\О\Г\Д\А
Д/У/Е/Т
В\Е\Т\Е\Р

14 августа 1986 года
13.04.44

Вначале была тишина... Абсолютная. Густая и непроницаемая, вызывающая смутное, едва различимое чувство приторной тревоги и беспокойства. И вместе с тем навевающая дремоту, как жужжание шмеля в июньский полдень, расслабляющая и притупляющая все чувства, предлагая взамен ни с чем не сравнимое блаженство и душевное равновесие. Воздух был неподвижен, казалось, его можно черпать ложкой для желе и намазывать на хлеб, предвкушая сытную трапезу...

13.05.07
РУССКАЯ РАКЕТА

А затем это происходит. Так внезапно и бессовестно, что, казалось, молекулы воздуха не выдержат столь неожиданного и сильного воздействия, и всю атмосферу акустической волной унесет в небытие. Раздается ужасающий грохот, похожий одновременно и на треск надломленного ураганом дерева, в котором угасает последняя теплящаяся искорка жизни, еще секунду назад не подозревавшая о столь скорой и обидной своей кончине, и на скрежет металла по металлу, этот техногенный звук ужасающей разрушительной силы, дегармонизирующий любую сущность, и на барабанную дробь, которой предваряют смертельный трюк в цирке. Или казнь... Постепенно этот звук начинает смешиваться с другим, еще менее живым звуком - металлическим человеческим голосом, отдающим через громкоговоритель команды. Голос, несомненно, принадлежит русскому человеку, сквозь оглушительный грохот слышатся отрывки ледяных фраз: "...красный сектор...", "...открываем третий...", "...передать управление..." Голос рождает в душе ожидание чего-то нового, но это новое нельзя ждать с нетерпением, надо молиться, чтобы оно никогда не наступило. Но уже поздно...
А затем послышался мелодичный женский голос, сопрано. Это пела Клэр Торри...


13.05.16
ТВЕРДЫНИ ВЕРЫ

О, одинокие мальчики
В своих твердынях веры...
О, одинокие мальчики,
Заключенные в своих твердынях веры...

Пророк преклонился
На высотах Голана.

О, одинокие мальчики...

Он сказал:
"Эта земля - моя земля"
Шиитам.

О, одинокие мальчики...

А Иегова в раскинувшемся ниже море Галилеи воздел глаза
И сказал:
"Я вижу тебя, ты, вор!
Эта земля - моя земля,
И этот песок - мой песок,
И эти музыканты - мои музыканты".

О, одинокие мальчики,
Оглядывающиеся через плечо,
Разглядывающие каждый валун в парке,
Ворота которого закрыты для ненависти
С наступлением темноты...

И Папа Римский прикатил в своем бронированном вагоне.
Он упал на колени и поцеловал землю
И сказал что-то, чего я не понял.
Это было по-польски.
Затем вперед шагнул его помощник, он молвил: "Я переведу,
Вот что сказал Его Преосвященство:
"Я Верховный Иезуит.
Эта земля - земля Иисуса,
Вот и все,
И хватит об этом"".

А в Нью-Йорке
Бизнесмен в своем хлопковом костюме
Пускает колечки дыма из сигары.
Он сказал:
"Ну, мне пофиг, кто владеет пустынным песками
Моя задача -
Нефтепродукты, что под ними".

И море битвы бушует вокруг древних гробниц,
И мать-природа зализывает свои раны,
И одинокие мальчики, заключенные в своих твердынях веры,
Нервничают в парке, когда его ворота закрываются с наступлением темноты...

О, одинокие мальчики
В своих твердынях веры...
О, одинокие мальчики,
Заключенные в своих твердынях веры...


13.11.57
СОН ХИЛЬДЫ

А в это самое время на другом краешке света был погожий летний денек, весело, как бы лукаво и уже по-осеннему несмело пригревало солнышко, в саду уютно щебетали пташки... Говорил старенький радиоприемник:
"Это была песня "Твердыни веры". Вы слушаете четвертый радиоканал, новости этого четверга, поступившие к часу дня, времени ланча. Премьер министр, выступивший несколько минут назад с докладом в Палате Общин, предупредил, что международная ситуация стремительно ухудшается, и что война может разразиться в следующие два-три дня".
- Бог мой! Вот тебе и на! Вот тебе и Юрьев день!
За столом на летней веранде сидели мужчина и женщина, оба лет шестидесяти. Мужчина был практически лысым, упитанным малым с круглым, спокойным, добродушным лицом, на котором каким-то чудом оказались живые, немного озорные глаза, в которых сейчас отражалась чрезвычайная смесь удивления и беспокойства, им не свойственная. На нем были порядком изношенные, но не растерявшие остатков презентабельности широкие брюки на подтяжках, выстиранная и выглаженная белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, какая бывает только у женатых, причем давно и счастливо женатых, и вытертые коричневые башмаки. В целом мужчина производил впечатление чрезвычайно приятное, которое еще более усиливалось от его соседства на веранде с женщиной, которая приходилась ему женой. И в самом деле, она едва ли не превосходила своего супруга по добродушности выражения лица, да чего уж там, вся ее пухленькая, слегка неуклюжая фигурка, суетившаяся за столом, так и светилась любовью к мужу, к людям, ко всему миру. На ней было синее старомодное платье, очень чистый накрахмаленный передник, коричневые чулки и розовые туфли с позолоченными застежками. Туфли тоже были старые, позолота местами стерлась, местами поцарапалась, но налицо была такая опрятность, что выглядели они на все сто. Седые волосы были аккуратно собраны сзади в пучок и перевязаны белой ленточкой. Лицо ее было похоже на лицо мужчины, такое же округлое и добродушное (так часто бывают у людей, которые долго живут вместе, привыкают друг к другу, "вживаются" друг в друга), разве что без той озорной искорки в глазах, которые светились всепоглощающей, безграничной нежностью и сочувствием.
- Я бы так не волновалась. Скорее всего, это все слишком раздуто, - успокоила она мужа.
Супруги только что попили чай, и Хильда (так звали женщину), превозмогая дремоту, которая коварно окутывала ее всякий раз после сытого ужина, обеда или ланча, поставила две желтые фаянсовые чашки на выкрашенный зеленой краской, нагревшийся на солнцепеке металлический поднос, взяла его, спохватилась, водрузила на него глиняный заварочный чайник и отнесла в дом. Там она поставила в духовку пирог, рассчитывая порадовать мужа, питавшего слабость к ее выпечке, к вечернему чаепитию. Вернувшись, Хильда, не в силах более противостоять сонливости, прилегла на стоявшую на веранде кушетку, зажмурилась от ударившего в глаза солнца, перевернулась на другой бок и задремала. И уже сквозь окутавшее ее уютное забытье она услышала тихую музыку, какие-то до боли знакомые аккорды на акустической гитаре... Хильда никогда в жизни не брала в руки гитару, просто эти приятные мелодичные звуки показались ей поразительно знакомыми. Что-то про лунатиков... Или нет. Хильда даже не могла с уверенностью сказать, слышит ли она эту музыку краешком уха, доносящуюся из старого, довоенного радиоприемника, или же ей снится... Хотя какая разница. Как приятно раствориться в гармонии звука, пении птиц...


13.13.47
АМЕРИКАНСКИЙ БОМБАРДИРОВЩИК

И снова идиллию разрушает барабанная дробь, рев моторов, шум турбин. По водной глади сознания расходятся концентрические круги, как от брошенного камня, создавая живую, пульсирующую, дрожащую мишень. "Roger that" говорит голос по рации. Звучит как приговор, жестокий и безапелляционный.


13.13.56
БОМБОУБЕЖИЩЕ АНДЕРСОНА

- Смешно полагать, что в наши дни нет бомбоубежищ, - размышляла Хильда, - У нас в саду было старое бомбоубежище Андерсона. Его и сейчас видно. Оно тогда все поросло ковылем, а переднюю часть мы выкрасили в зеленый цвет. Крашенное, оно смотрелось очень мило. Рядом с ним на грядке росла капуста.
- Да, а у нас было бомбоубежище Моррисона. Мммммм. Я спал в нем. Я обклеил его изнутри фотографиями девушек. Бетти Грейбл, Энн Шелтон, Патриция Рок. Крыша вся закоптилась, потому что я читал в постели со свечкой.
- Да, когда была война, было прекрасно: бомбоубежища, отключения света, чашки чая...
- МПО, эвакуированные, лондонские дети, первый раз в жизни видящие коров...
- Трансляции старины Черчилля...
Супруги предавались воспоминаниям молодости. Молодости, искалеченной войной. Но они, которые не принимали участия в военных действиях, не трудились в тылу, были настоящими героями войны, ведь они сумели вынести из ее горнила, не растерять душевную теплоту, не озлобиться и остаться теми, кем надо оставаться, несмотря на такой противоестественный парадокс как война, несмотря ни на что, остаться людьми.
Они сидели и вспоминали под чудесное сочетание звуков скрипки и музыкальной шкатулки, звучавших в их душах. А может быть, по радио. Но это неважно.
- Да, те еще были деньки...


13.15.08
БРИТАНСКАЯ СУБМАРИНА

И вновь жестокая интерференция - оглушительный звук барабанов. Он буквально разрывает тонкую и нежную ткань иллюзорного спокойствия, умиротворения и безопасности, крошит хрупкий хрусталь надежды, обрекая на томительное ожидание начала конца. И с каждым ударом этот конец все неотвратимее, все ближе. Слышится разговор по рации на английском языке, переходящий в глухое, угрожающее ворчание лопастей винта подводной лодки, идущей на крейсерской скорости. Идущей вперед. Идущей навстречу концу.


13.15.21
АТАКА

Внезапно радиоприемник поперхнулся и заговорил взволнованным, но от этого не потерявшем официальности голосом диктора: "Против нашей страны была осуществлена ракетная атака. По подсчетам, ракеты прибудут приблизительно через 3 минуты".
- Боже Всемогущий, осталось всего 3 минуты!
- Славно, я как раз успею положить посуду в мойку.
- Тихо! Я пытаюсь послушать!
"...не выходите на открытый воздух..."
Напряжение нарастало. Казалось, воздух звенел от тысяч взволнованных человеческих голосов.
- О, Господи, я оставила духовку включенной!
- Внутрь! Внутрь! Внутрь!
- Пирог подгорит!
Последние слова были заглушены звуком. Звуком одновременно оглушительным, стирающим в порошок барабанные перепонки и, вместе с тем, чуть слышным. По крайней мере, он не заглушал роя голосов в сознании Хильды. Звук был очень низким, и если бы Хильда не была в курсе, что породило его, она пребывала бы в совершеннейшем изумлении, ибо в природе такого быть попросту не может, а человечество еще не изобрело устройств, способных ТАК звучать. Или уже изобрело... В воздухе свинцовым эхом повисли слова: "Пирог подгорит... Пирог подгорит... Пирог подгорит... Пирог подгорит...". Внезапно толщу баса разорвали высокие ноты, очень высокие, на пределе слышимости, затем уже приевшаяся барабанная дробь, которая на этот раз звучала во сто крат громче и увереннее, как бы празднуя свое долгожданное воцарение, конец утомительного ожидания конца... Затем раздался стук колес поезда. Конечно, Хильда знала, что ближайшая железнодорожная станция расположена в 3 километрах к северу, да и наверняка машинисты сейчас тоже сидят по бомбоубежищам. Но первое сравнение, которое приходило в голову, когда она слышала этот звук - поезд. Столь же назойливый, приторный, заполняющий все свободное звуковое пространство ритм металлических колес по металлическим рельсам, но на тысячу порядков назойливее и приторнее. И громче. "Пирог подгорит... Пирог подгорит..."


13.18.13
ВЫПАДЕНИЕ

Все закончилось так же внезапно, как и началось, если не внезапнее. Небольшой взрыв, который по оглушительности явно не мог состязаться со своими предтечами. И все. Тишина, Тишина, которая все еще звенела, стучала, пищала, вопила, хрипела, басила, гудела... Послышалось пение птиц. Игра на акустической гитаре. Странно, радио осталось на веранде...
Супруги понемногу оправились от испуга.
- Ух ты! Я... Я полагаю... что это было именно то, - мужской голос звучал неуверенно. Неуверен он был в большей степени в своей способности и, главное, в своем праве звучать.
- Это было ярко?
- Да, ужасающе. От этих... От этих бомб ужасающие вспышки. Слышишь? Это собака!
Вдалеке действительно послышался вой собаки. Было в нем что-то крайне противоестественное, несвойственное голосу животного, настолько человеческое, что холодная дрожь пробирала...
- А как будет выглядеть выпадение, дорогой?
- Выпадение? Глава правительства пренебрег упоминанием о его внешних признаках. Я предполагаю, это будет немного похоже на снег, только серое. Очень тихо. Я предполагаю, что после бомбардировки все предпочтут подольше понежиться в постели.
Снова завыла собака. На этот раз к ней присоединилась еще одна, с другой стороны. Ее вой был таким же странным.
Хильда втянула воздух.
- Ужасный запах горелого.
- Ну да. Так и должно быть. Это логично...
Хильда снова принюхалась.
- Похоже на... жареное мясо.
- Да, похоже. Я предполагаю, что у народа воскресный обед несколько ранее, чем обычно. В связи с непредвиденными обстоятельствами...
Внезапно острое чувство тревоги пронзило атмосферу разговора, которую никак не удавалось разрядить.
Прозвучали раскаты грома. Странно, но гром показался ласковым и успокаивающим.
- Туча подходит. Похожа на дождевую. Теперь у нас будет запас воды, дорогая.
- Ты думаешь, ничего, если мы будем пить дождевую воду?
- Ну да, естественно. Нет ничего чище, чем дождевая вода. Это всем известно.
Тут Хильда изменилась в лице.
- О, посмотри! - муж не узнал ее голоса, который был больше похож на давешний вой собаки, нежели на обычный спокойный говорок Хильды, - Мои волосы выпадают!


13.20.34
ВОЛОСЫ ХИЛЬДЫ

Безразличие. Апатия. Спокойствие. Самоуверенность. "Мои волосы выпадают..." Тишина. Глубина. Задумчивость. Равнодушие. "Мои волосы выпадают..." Мягкая, бархатная мелодия саксофона. Размеренные ударные, тарелки. Вялый синтезатор. Робкая электрогитара. "Мои волосы выпадают..."
Мужской голос. Слова молитвы.
"Да избавлюсь я ото зла, и да пребудешь ты со мной во веки... во веки веков... эээ... Положи меня на... на ... на... злачные пажити... Я... Я дальше не знаю..."
"Это было прекрасно. Правда. Положи меня на злачные пажити..."
Голоса задыхались.
"Ооо да, да... Войду в долину тени смерти..."
"Не надо больше... Не надо..."
Самоуверенность. Спокойствие. Апатия. Безразличие.
Акустическая гитара.


13.24.46
СЛОЖЕННЫЕ ФЛАГИ

Баю бай, детка
На кроне дерева...
Когда дует ветер,
Колыбель качается.
И детка, не могу смотреть, как ты срываешься,
Уж лучше предстать перед Всевышним, нежели существовать еще один день.
Эй, Джо, куда направляешься ты
С ружьем в руках?
Ты можешь вкусить месть,
Но тебе не станет от этого легче.
В жизни должно быть нечто большее, нежели несколько удачных ударов,
И нескольких неудачников,
И сложенных флагов, и труб,
И барабанов.
Мы с тобой стояли за кулисами,
Внимая актеру второго плана,
Декламирующему наши жизни
На какой-то старой сцене.
И детка, как оказались эти фразы так далеко от нас?
Настигнут ли они тебя на дне?..
Эй, Джо, куда направляешься ты
С этой догмой в голове?
Ты можешь отстоять свою правоту,
Но твои дети останутся мертвы.
Опусти занавес,
Мыльная опера обязательно должна завершиться,
Пока не подул холодный ветер...
Эй, Джо, куда направляешься ты
С ружьем в руках?
Ты можешь вкусить месть,
Но тебе не станет от этого легче.
Опусти занавес,
Мыльная опера обязательно должна завершиться,
Пока не подул холодный ветер...
Баю бай, детка
На кроне дерева...
Когда дует ветер,
Колыбель качается.
В жизни должно быть нечто большее, нежели несколько удачных ударов,
И нескольких неудачников,
И сложенных флагов, и труб,
И барабанов.


13.29.32

Пение птиц. Азбука Морзе.

Благодарности
Спасибо Раймонду Бриггсу, Джимми Т. Мураками и Роджеру Уотерсу.

30 октября 2005 года