спокойной ночи

Нина захлопнула дверь квартиры и выскочила на лестницу. Глаза хотели света, но вокруг была только темнота. Нине было страшно и немного сладко – при каждом торопливом шаге острая заноза удовольствия – необъяснимого и злого – чуть больнее впивалась в сердце. Лестница была темной. Нина бежала вниз – пятый этаж, четвертый, третий, второй. На первом остановилась, задыхаясь, застегнула куртку, завязала шарф. За тяжелой дверью подъезда завывал ветер. И там, конечно, тоже было темно. А глаза просили света. Нина толкнула дверь и вышла на улицу. Белые пятна фонарей светили сами по себе, снег белел, но улица была темной-темной. В фиолетовом небе плавало фарфоровое блюдце луны, посверкивая белым боком. От всех этих белых пятен рябило в глазах, но глаза просили света, а света не было, была темнота. Нина медленно оторвала руку от двери и как будто провалилась. Лишилась надежного укрытия. Отдалась на волю судьбы. Теперь все будет хорошо. Все будет хорошо?

Обычно Нина просыпалась под утро, немного раньше будильника, оттого что ей приснился сон. Всегда один и тот же сон. Сколько она помнила себя – всегда этот сон. Темнота, всю жизнь окружавшая ее, вдруг рассеивается, медленно, постепенно расступается и все вокруг оказывается светлым-светлым. Нина никогда не видела, как выглядит свет, только в этом сне. Сон мучил ее, изводил. Там каждый предмет светился, там свет шел отовсюду, там всё было – свет… Почему она никогда не видела этого света в реальном мире, почему только во сне? Нина просыпалась окрыленная, но стоило ей открыть глаза, как их заполняла окружавшая всё темнота. Свет исчезал. Она больше не могла вспомнить, как это выглядит, не могла увидеть снова. «Теперь до следующего утра», -- думала она и терпеливо ждала звонка будильника, чтобы встать. Сначала она вставала, чтобы пойти в школу, потом – в институт, теперь вот уже несколько лет – на работу. Она почти не замечала разницы. Всё было таким темным, не различить ни лиц, ни слов, ни движений.

Если пытка длится двадцать с лишним лет, к ней привыкаешь. И Нина привыкла ориентироваться в окружавшей ее с детства темноте. По очертаниям предметов, по голосам, интуитивно, сначала осторожно, потом всё смелее. Она улыбалась шуткам, смеялась над анекдотами, хмурилась, если ей что-то не нравилось, она была обычным человеком. Как все. Да, совсем как все. Пытка стала привычной, темнота стала обычной, а свет… А свет был только сном. «Снится ли им тоже сон? – думала Нина, вглядываясь в лица одноклассников, однокурсников, а теперь вот – коллег. – Знают ли они, что свет – существует? Если свет существует, почему его нет в том мире, в котором они все живут?»

Небо было фиолетовым, в небе плавала луна. Всё было темным. Как обычно. Обычный день. Но сегодня заноза в сердце болела сильнее. Всё сильнее и сильнее с каждым нининым шагом. Всё сильнее и сильнее.
Она села на трамвай. Он звеня повез ее к метро. В трамвае сидело несколько человек в темной одежде с темными лицами. Темные всклокоченные волосы мужчины, гладкие темные косы молодой женщины – ее темный взгляд скользнул по нининому лицу. От нее исходило темное чувство. Нина поспешно отвернулась. Пустые сиденья с темной вытертой обивкой, кое-где ободраны. Темные немытые окна. Низкий хриплый голос отрывисто объявлял остановки. Вечность, это длится вечность, казалось Нине. Вечность закончилась. Люди вылезли из трамвая на темную улицу и повалили в метро. Темная движущаяся масса. И падает беспомощно снег.
Нина почувствовала, как щиплет в глазах. Слезы просились наружу. Горячие, светлые слезы. Нина шла внутри темного животного, внутри массы, переливающейся в темный тоннель, и плакала. Сжимала в карманах кулачки. Если бы она могла видеть свои глаза, она бы узнала в них тот свет, который так часто видела во сне. Ее глаза светлели и светлели, а сердце ныло. Ноги привычно делали шаг, шаг, шаг, шаг. Она уже почти ничего не видела. В ее глазах было слишком много света, а вокруг было слишком много темноты. Шаг, шаг, шаг, шаг. Еще один шаг, чтобы войти в поезд – бац – двери съехались за спиной с оглушающим стуком. Нина оказалась в вагоне, почти слепая, со светлыми своими глазами, полными слез. Что же дальше, о, что дальше?

Во сне иногда она слышала голос. Иногда шепот, иногда песню. Были такие сны – Нина видела губы, произносившие слова, но голоса не было. Сны с голосом были очень редкими и особенно мучительными после пробуждения. Во сне Нина была рядом с кем-то, кто-то был рядом с ней. Нарушалась вдруг гармония привычного одиночества. Появлялась гармония новая. Полная перестройка инструмента. Нину во сне и наяву гоняли из строя в строй. Наяву натяжение было сильнее, струны звучали резче, сильнее, напряженнее. Но все-таки гармонично, чисто, правильно. Во сне струны отпускали, натяжение ослабевало, голос шептал слова. Иногда снилось даже, что ее руки касается рука. Живая теплая рука другого человека. В этой гармонии было новое чувство. Нина просыпалась в темноте, тело ее было мягким, а душа смятенной, потрясенной – не только ее глаза видят иногда этот свет. А может быть… может быть те, другие глаза, чужие глаза, глаза кого-то, кого она ни разу не видела (только губы, только пальцы, только прядь волос иногда) – эти чужие глаза возможно видят этот свет каждый день. Всегда. Может быть, эти другие глаза никогда не видели темноты, в которой живет Нина.

«Сегодня я видела в метро девушку, кажется, слепую, она плакала, но, представляешь, у нее были золотые глаза… Не желтые, не светло-карие, а золотые. Светились, представляешь?». – «Тебе показалось». – «Нет!». – «Конечно, показалось, пойдем уже наконец, что ты застряла…».

Сегодня на улице дождь. Утром был снег. А теперь дождь. Нина сидит на диване и смотрит на стекло окна. За стеклом – темнота. А по стеклу стекают капли, полные света. Света вокруг всё больше в последнее время, как это странно, думает Нина. Раньше мне казалось, что свет мне только снится, но, оказывается, его не так уж мало вокруг, думает Нина. И смотрит, смотрит, как капли каждая своим кривым путем стекают вниз по стеклу. И в каждой – немного света.

«Ты сделала цветные линзы?». – «Линзы?». – «Красиво, тебе очень идет, только цвет такой странный, у людей не бывает глаз такого цвета, но очень необычно, молодец».
Линзы?
Нина сегодня вдруг заплакала. Она шла обычной дорогой, вместе со всеми, в метро и вдруг заплакала. И почти перестала видеть. Влетела в вагон и совсем ослепла. Вокруг стало очень-очень темно, не сумерки, как обычно, в которых по очертаниям, движению, звукам можно интуитивно существовать, а непрозрачная, непроглядная совершенная тьма.

«А потом к этой девушке с золотыми глазами подошла другая девушка, очень красивая, в коротенькой юбочке и в туфлях, детских, знаешь, такие все в детстве носили, с круглым мыском. Подошла, взяла за руку и вывела из вагона на следующей остановке. А выходя обернулась и посмотрела прямо на меня. И вот что самое удивительное! У этой второй девушки тоже были золотые глаза! Не карие, не желтые, а золотые!». – «Господи, какая чушь». – «Представляешь, две, две! девушки с золотыми глазами…».

Нина чувствовала, как по лицу текут горячие слезы, ей надо было подумать, как быть с этой навалившейся непроглядной тьмой. Она бы закричала, если бы раньше не видела темноты, но темнота стала такой привычной, что кричать было глупо, все живут в темноте, чего кричать-то, криком тут не поможешь, но вот как, как жить в такой тьме, в которой не осталось ни очертаний, ни силуэтов? Нина прислушалась. На нее обрушился звуковой хаос. Гремело метро, разговаривали люди, кричали дети, из сотни наушников неслась музыка. Паника накатывала волнами. Почему-то в голову снова пришло сравнение с музыкальным инструментом. Сейчас Нина особенно чувствовала сильнейшее натяжение всех своих струн. Сейчас она играла звонко, ярко, яростно. Больно. Болезненно.
Прикосновение. Не внезапное, осторожное, аккуратное, как к дикому животному, чтобы не напугать случайно. Нина почувствовала прикосновение к руке. Нежное-нежное. И тут же все стало похоже на сон. Ослабло натяжение, звуки исчезли, а глаза начали прозревать. Сначала Нина увидела руку. Потому что интуитивно, инстинктивно, по инерции опустила слепые свои глаза на руку, ощущавшую прикосновение. Сначала она увидела руку. Очень маленькую. Живая теплая рука другого человека касалась ее. И от руки исходил свет. Потом Нина подняла взгляд выше и увидела глаза. Золотые глаза – не светло-карие, не желтые, а золотые. Они светились. Чужие золотые глаза светились тем светом, который – только во сне.
«Пойдем», -- шепот раздался прямо у Нины в голове. Губы улыбались. Губы тоже светились.

«Они вышли из вагона, держась за руки…». – «Ты опять рассказываешь эту глупую историю…». – «Они вышли из вагона, держась за руки, а мне стало так любопытно, что я выскочила следом». – «И что было дальше?». – «Не слушай эти глупости…». – «Дальше? Ничего. Они исчезли».

«Тебе здесь нравится?»
«Очень»
«Хочешь остаться здесь навсегда?»
«А где мы? Что это?»
«Это?» -- легкий смешок, но вокруг всё залито светом, всё – свет…
«Где мы? Что это?»
«Это твой сон»
«Сон?»
«Сон»
«Разве нет нигде больше этого света? Только в моем сне?»
«Нет. Только в твоем сне»
«А ты кто?»
«А я… Я просто дарю людям их сны»
«Ты останешься со мной? Ты будешь смотреть на этот свет со мной вместе?»
«Нет. Я всего лишь подарила тебе твой сон. Я должна теперь подарить другим людям их другие сны»

Нина смотрела своими новыми золотыми глазами на свой новый золотой мир, полный света. Смотрела-смотрела-смотрела. А ведь не этого я больше всего хотела, думала Нина. Я хотела, чтобы она осталась со мной, думала Нина. И еще я хотела найти этот свет в настоящем мире, думала Нина.

«Она выкарабкается?»
«Не знаю. Если она очень хочет жить, то шанс есть»
«А что произошло?»
«Потеряла сознание в метро. И больше не приходила в себя. Очень странная кома»

А ведь на самом деле я очень хочу вернуться, думала Нина. Чтобы найти этот свет не во сне, думала Нина. Чтобы найти свет в других, думала Нина. Ведь видела же я свет в каплях дождя, думала Нина.

«Как она, доктор?»
«Сегодня она открыла глаза»

Сегодня Нина открыла глаза и посмотрела на врача своими темно-серыми глазами. За окном шел дождь. Капли сползали по мутному стеклу.