Белая тропа

Январь. Мороз. Деревня. Пахнет зимой, свежестью и топящейся баней. Белая тропа. В белом снегу с голубоватыми тенями, отбрасываемыми краями, тропа, выкопанная в снегу, ведет вниз к ручью.

Эльвира шагает к ручью, аккуратно ступая по тропе. На ногах галоши, на тело, поверх домашнего халата, наброшена куртка. Солнечные лучи щекочут глаза. Эльвира невольно улыбается. Январский мороз щиплет ее щеки и нос. На голову повязан ситцевый платок. Мороз не дает расслабиться. Эльвира накидывает капюшон.

На белом снегу то там, то здесь поблескивают отдельные снежинки, как будто радостно приветствуя Эльвиру. Голые ветви деревьев отбрасывают голубоватые тени. Голубоватые тени отбрасывает бревенчатое ограждение, отделяющее этот участок земли от соседнего. На этом месте огород. Под снегом дремлет чернозем. Каждое лето здесь сажают картофель, лук, свеклу, капусту и другие овощи. Сейчас земля отдыхает под покровом белого снега.

За спиной Эльвиры дом бабушки и дедушки, коровник, сараи, бревенчатые сооружения, дрова, прикрытые снегом.

Она спускается к самому помосту. Это маленький деревянный дощатый помост, сделанный для бытовых нужд много лет назад. Такой помост был у каждого края огорода, который спускался к ручью. В былые времена в этом ручье полоскали белье. Ручей узенький и извилистый, его поверхность отражает деревья. Вода в ручье родниковая. Она ледяная и летом, и зимой. Течение в ручье сильное. Зимой он не покрывается льдом.

На серебристо-сером фоне водной глади воды красуется белоснежный ствол березы, элегантный изгиб которого похож на осанку балерины. Береза, белая, стройная, высокая, стремящаяся ввысь макушкой, на фоне серых веток кустарника и тополей вызывала восхищение. У Эльвиры захватывало дух это сказочное зрелище.

Эльвира легонько, осторожно, будто боясь потревожить чувственную березу от зимнего сна, прикасается ладонью к ее стволу. Такой гладкий, приятный на ощупь. Такой родной.

В детстве Эльвира каждое лето приезжала в деревню помогать бабушке с дедушкой по хозяйству, более всего в огороде.

Когда сажали картошку, на огородах была вся деревня. В мае бывало еще прохладно, и Эльвира, по настоянию строгих стариков, вынуждена была одеваться тепло в нелепые деревенские вещи, которые скрадывали ее узнаваемые очертания. Со спины ее совершено нельзя было узнать. А спереди выдавали только большие, наивные и как будто слегка возмущенные широко распахнутые карие глаза.

К соседям сажать картошку тоже приезжали внуки. Мальчишки. Эльвира тщательно следила за тем, чтобы те вообще не видели ее лица. Она не хотела, чтобы соседские пацаны знали, что эту нелепую девочку в нелепой одежде зовут Эльвира. По большому счету ей не было дела до этих мальчишек. Она не знала ни их имен, ни их возраста. В жаркую же пору Эльвира могла позволить надеть привычные шорты и майку. На голове была какая-нибудь панама, спасающая от солнцепека. Когда девочка замечала появление на соседнем участке ребят, она старалась делать свою работу так, чтобы быть повернутой к соседнему огороду спиной и оставаться неузнаваемой. Это было странно, потому что соседские мальчишки никогда не знали ее в лицо. Они любопытствовали у своей бабушки о том, сколько внуков у соседей и откуда те приезжают. Внуков в общей сложности было много, и соседская бабушка, прежде чем говорить что-либо конкретное о них, расспрашивала свою соседку, бабушку Эльвиры.

Когда Эльвире было восемнадцать лет, она уже начала замечать, что среди соседских внуков есть один высокий, говорящий возмужавшим голосом. Она тайком поглядывала в сторону соседского огорода, когда слышала его голос. В один жаркий день, пропалывая картофельные грядки, когда девушка была прямо возле бревенчатого ограждения, разделявшего два огорода, она подняла голову от грядки, чтобы смахнуть со лба скопившиеся капли пота, и увидела загорелого мускулистого парня. Он тоже был возле бревенчатого ограждения. Ограждение было сделано из двух длинных параллельно расположенных друг к другу бревен, приколоченных к невысоким бревенчатым столбам. Парень и девушка хорошо видели друг друга. Она уставилась на незнакомого соседа своими карими широко распахнутыми глазами, и обнаружила в тот момент, что у юноши тоже большие глаза с длинными темными ресницами, но не карие, а зеленые. Она также заметила, что он красив. Красивые полные губы, аккуратный нос, темные волосы, загорелая кожа. Как только девушка обнаружила для себя красоту парня, ею овладело смущение. Она быстро отвела взгляд в сторону и собралась, было, уйти попить воды, только бы не стоять на этом самом месте. Парень тоже все это время пристально на нее смотрел. Он не проронил ни слова. В эту минуту голос дедушки оказался спасительным для Эльвиры и губительным для соседского парня. Все в округе знали, каких строгих правил был дед Ибрагим.

Эльвире запрещалось ходить гулять по вечерам с деревенской молодежью. Она могла только сидеть возле ворот, на скамейке, прямо под окнами дома, как и другие ее двоюродные сестренки. Дед Ибрагим имел обыкновение выглядывать в окно время от времени, проверять, на месте ли внучки и с кем они, до тех пор, пока те не зайдут домой. В то же время, задерживаться на скамейке очень долго дед не позволял. Он высовывался в окно или же выходил из дома и велел внучкам заходить в дом и ложиться спать. Ослушаться никто не мог. Деревенские мальчишки боялись деда Ибрагима, и обходили стороной заветную скамейку.

Дедушка с бабушкой после ужина любили выходить на улицу и сидеть на этой скамейке. С ними выходила и Эльвира, желая не обидеть их и составить им компанию. Так случилось, что вечером того дня, когда девушка глаза в глаза увидела понравившегося теперь уже ей парня, к ним на скамейку пожаловала соседка, его бабушка. Она узнала, что имя загорелого красавца Рустем, а по возрасту он моложе ее на два года. Она смутилась. Он выглядел значительно старше. Рослый, мускулистый, а взгляд его такой мужественный.

Рассказ бабушки Рустема о том, какой он трудолюбивый парнишка, какие старательные его родители, и как много они помогают ей по хозяйству, Эльвира слушала спокойно, надев маску безразличия, глядя на зеленую траву, росшую перед скамейкой, на дорогу, на играющих друг с другом собак, на прохожих, на холм, перед которым располагался дом.

В это самое время из ворот соседнего дома вышел Рустем. Парень стоял на дороге, словно ожидая кого-то, смотрел на ту скамейку, где сейчас сидела его бабушка, где также сидела и Эльвира. В сумерках девушка не разглядела в нем того молодого человека, приведшего ее в смятение днем. У Эльвиры было слабое зрение. Она не носила очки. Девушка этого стеснялась. Очки у нее имелись на случай необходимости уточнения расписания поездов, или списывания записей с доски на занятиях в университете.

По вечерам окружающие объекты становились более расплывчатыми. Эльвира могла не увидеть, где очертание дома, а где ограда палисадника. Для нее было привычным не различать лица людей на расстоянии далее четырех метров. Ей казалось, что окружающие точно также не могут разглядеть ее, если их не может разглядеть она. Девушка осознавала нелепость своего отношения к восприятию ее другими людьми, но это было только на уровне логики, а не на уровне интуиции, которая была движущей Эльвиры. Понимать и чувствовать не одно и то же. В идеале ощущения должны совпадать с логическими суждениями, но когда такое не происходит, преобладают ощущения. Это была природа Эльвиры, которую она, неверное, не могла изменить, а впрочем, она и не пыталась.

Вечер выдался теплый. К старикам подходили другие жители деревни. Под предлогом уступить одному из них место, Эльвира с облегчением ушла. Она не пошла в дом. Спать еще не хотелось. Читать настроения не было, хотя Эльвира любила книги и всякий раз, собираясь ехать в деревню, брала с собой что-нибудь почитать. Старики не понимали ее увлечения чтением, считая это занятие попыткой избежать важной работы по хозяйству. Эльвира вышла в огород и пошла в излюбленное место – к ручью. Она быстро прошла по узкой тропинке между грядками, подошла до того места, которое было засеяно люцерной, где тропика обрывалась, и уже медленно, аккуратно, избегая топтать траву, спустилась к самому ручью. Ближе к берегу росла крапива. Эльвира носила шлепанцы, в которых стопа была не защищена. Галоши она не любила. В них было жарко, и они неуклюже волочились по земле, потому что не подходили девушке по размеру. Сочные листья крапивы щекотали ее стопы и жалили только в случае, если нога ставилась неаккуратно. Эльвира знала особенности поведения крапивы, ее нрав и старалась быть деликатной по отношению к строптивому растению. Вчера прошел дождь. Бережок был еще сырой. Земля была скользкая. Девушка взялась левой рукой за ствол березы, которая росла прямо возле самой воды, будто ива. Любимая береза Эльвиры. Такой нежный, шелковистый на ощупь, беленький ствол, с оттопыривающимися завитками мягкой тоненькой бересты. Держась крепко за ствол березы, слегка присев, Эльвира поставила правую ногу на помост, левая оставалась на бережке. Земля была очень сырая и очень скользкая. Колени девушки были согнуты, она попыталась присесть на корточки, но расстояние между ногами было слишком велико, чтобы позволить ей это сделать.

Смеркалось. Верещали сверчки и кузнечики. Вода была темная. На противоположном берегу из-за высокой травы виднелись мелкие огоньки в доме. Еще там топили баню. Дым из трубы нес приятный аромат. Запах топящейся бани разбавлял приятный аромат сена, который летом окутывал деревню. Девушка наслаждалась спокойствием того пейзажа, который открывался ее взору, продолжая оставаться в неуклюжем положении, с одной ногой на помосте, с другой на берегу, держась левой рукой за ствол березы. Она уже присела на корточки, нога, которая была на бережке, медленно соскальзывала вниз к помосту. Резкое движение могло привезти к тому, что Эльвира села бы прямо на грязную поверхность берега или соскользнула бы в сторону, в воду. Девушка напряглась, затаила дыхание. Меньше всего в этот момент она хотела появление дедушки, который мог невзначай, взбреди ему в голову, прийти туда, проверить, где внучка. Хорошо бы старикам просидеть на скамейке подольше.

С левой стороны заросли кустарника. Темные. Особенно темными они кажутся сейчас, темным вечером. Боковым зрением девушка улавливает какое-то движение в той стороне, где растут кусты. Какая-то тень. Какое-то шевеление. Наверное, мерещится. В таком неудобном положении всякое может померещиться. В эту же минуту она слышит легкий хруст веток и шорох листьев. На мгновение Эльвире становится не по себе. Внутри все съеживается. В ручье водились утки. Она обычно видела их после того, как сначала слышала, как они плескались в воде. Утки часто проплывали мимо их огорода, поплескивая в воде и покрякивая. Наконец, усилием всего тела, девушке удалось притянуть правую ногу к помосту и поставить ее рядом с левой ногой. Колени уже затекли от того неудобного положения, в котором она пробыла те несколько минут. Эльвира выпрямилась. Посмотрела в сторону тех кустов, где ей показалось что-то. Ничего. Только темнота. Ветви кустарника не различимы друг от друга. Слабое зрение. Эльвира всматривается в воду. Замечает течение в месте изгиба ручья. Напротив нее вода кажется недвижимой. Там ручей занимает более широкое пространство между берегами. Тишина и спокойствие.

- Привет. – Мужской голос за спиной Эльвиры.

Девушка вздрагивает, спина ее холодеет. Холод подбирается к затылку. Ей кажется, что волосы прилипли к голове. Ужас сковывает ее тело целиком. Незнакомый мужской голос у них на огороде, прямо за ее спиной! Так поздно гости не приходят. А если и приходят, так не ходят к ручью. Она стоит на месте, без единого движения. Кричать бесполезно. Ручей так далеко от дома, что ее крик скорее услышат жители противоположного берега. Пытаться убежать невозможно – она стоит на помосте. Прыгнуть в воду? Она ледяная. Родниковая. Может свести ногу. Глубину Эльвира тоже не знает. Говорили, что в этом ручье тонули люди. Это только видимость – то, что ручей узкий. Местами он глубок, а дно его вязкое, да и деревья и кустарники, растущие на берегу, имеют свои корни глубоко не только в земле, но и на дне ручья. Ноги могут зацепиться за них, запутаться, холодная вода тем временем скует мышцы, и все – конец. Когда Эльвира в детстве думала о том, какой способ смерти был бы для нее предпочтительнее, а какой самый мучительный, она решила для себя, что самым страшным было бы гореть или тонуть. И то, и другое, вселяло одинаковый ужас. Тонуть представлялось ей мукой. Смерть от нехватки воздуха, оттого, что в легкие попадает вода, холодная, с запахом водорослей, грязная, казалась невыносимо мучительной.

Что будет, если ее попытаются изнасиловать?

Страшно.

Это не смерть, но это для нее было страшно.

Эльвира в свои восемнадцать лет была девственной. Строгое воспитание родителей и ее внутреннее тяготение к чистой, непорочной жизни сложили в ее восприятии картину идеальной невесты и идеального жениха, в которой для идеальной невесты обязательна была невинность.

Неужели сейчас эта картинка разрушится? Неужели ее испортят грязные, грубые руки? Неужели? Почему она? Почему не те шумные девчонки, бродящие вечерами по улицам, громко хохочущие, надевающие короткие юбки, накладывающие яркую косметику на глаза и губы? Почему она? За что? Где же Всевышний?

Она решила. Она будет сопротивляться до последнего. Будет кричать, вырываться, кусаться, постарается ударить его промеж ног, да как можно сильнее. Главное, чтобы он не попытался ее утопить. Это вселяло в нее невыразимый ужас.

- Эльвира?

Он знает ее имя. Это знакомый ей человек? Откуда он здесь сейчас? Она оборачивается. Над ней возвышается фигура мужчины. Темно. Мужчина приближается. На Эльвиру смотрят большие, широко распахнутые глаза. Эльвира не может вымолвить ни слова от изумления. Рустем. Что он делает тут, на их огороде? Если дед увидит парня, ему несдобровать.

- Почему ты здесь? Почему одна? – Продолжает разговор Рустем, разговор, который Эльвира еще не решилась поддержать.

Она очень скромная девушка.

От Рустема веет спокойствием и уверенностью. Эльвира чувствует, рядом с ним безопасно. Он, вероятно, хороший парень. Тут же она вспоминает, что он моложе ее на два года, и что его бабушка в дружеских отношениях с ее стариками, как и другие соседи. Ей становится легко.

- Я просто очень люблю ручей, это место. Мне здесь нравится. Подумать, помечтать, глядя на воду.
- Мне тоже нравится у ручья, но у нас уже нет помоста. Бревна у основания прогнили. Его разобрал мой отец, чтобы мальчишки не пытались на него залезть и не упали в воду. Вдруг простудятся, заболеют, - Рустем улыбается, выдавая тем самым нелепость своих слов. Мальчишки закаленные. Они каждый день в жару плещутся в ручье, когда взрослые не видят. С их стороны дно неглубокое и давно исхожено.

Рустем подходит ближе к помосту и садится на корточки. Эльвира облокачивается о бревенчатые перила помоста.

- Откуда ты приехала?

Эльвира рассказывает о себе, о тех местах, где она родилась и выросла с родителями, о том городе, где она учится и живет теперь в общежитии.

- Ты очень красивая.

Рустем смотрит ей в глаза. Эльвира смущена. Она тоже смотрит ему в глаза и не отводит взгляда. Разве так должна вести себя девушка?

- Ты давно мне нравишься.

Как это – давно? Когда он успел ее разглядеть? Они никогда прежде не видели друг друга так близко. Это у Эльвиры слабое зрение. Это она не различает вдали людей. Рустем весь первый месяц лета наблюдал за девушкой, когда только та была в огороде. Он нередко приходил к ручью со стороны своего огорода и через ветви кустарника смотрел на Эльвиру, сидящую на помосте, болтающую ногами, обмакивающую стопы в воду, вертящую в руках кусочки нежной шелковистой бересты. Девушка его не замечала. Рустем видел, как Эльвира, бывало, днем перед обедом спускалась к ручью, и тоже шел туда вслед за ней. Бревенчатая ограда не была препятствием для проникновения на соседнюю территорию, к тому же ограда не доходила до самого края берега. Там, где ограда заканчивалась, начинались те самые заросли кустарника, через который парень и наблюдал за девушкой днем. Сейчас же он просто перешагнул через нижнее поперечное бревно ограждения, нагнувшись под верхним бревном.

От его красоты у Эльвиры перехватило дыхание. Минуту назад ею обуревал страх насилия, теперь же она испытывала странное чувство смущения и притяжения.

- А ты? Откуда ты приехал? – Сбивчиво спрашивает Эльвира, чтобы как-то нарушить нарастающее смущение и напряженное притяжение между ними.
- С Севера. Из Тюмени.

Рустем проучился в девяти классах школы и продолжает учебу в техникуме в здешних местах.

Эльвира испытывает радость, которая пока ей самой непонятна, и тут же задает вопрос, способный, как ей кажется, скрыть ее заинтересованность в том, чтобы Рустем чаще был в этих краях:
- Почему ты не хочешь учиться там?
- Мне не нравится там климат, погода. Здесь лучше. Я давно хотел, чтобы мы переехали сюда, но родители там работают, уехать не могут. У меня такая возможность появилась. Я хочу жить здесь.

Он рассказывает о том, как выбрал техникум, в котором теперь учится, что для него это была возможность уехать из холодного края, не продолжая учебу в десятом и одиннадцатом классе в местной школе. Это, конечно, не университет, но важно с чего-то начинать.

- Ты очень красивая. У тебя такие глаза! – Рустем произносит эти слова и смотрит на Эльвиру все с большим восхищением.

Снова ее сковывает смущение.

- Мне пора возвращаться. Уже поздно. Дедушка с бабушкой начнут волноваться. А если дед придет сюда, - Эльвира вытягивает шею и смотрит в направлении тропы, но с помоста не видно, идет по ней кто-либо или нет, - нам обоим придется очень туго!

Рустем улыбается, поднимается с корточек, оглядывается.

- Давай завтра вечером на этом же месте? – Он смотрит на Эльвиру умоляюще.
- Давай, - она отвечает незамедлительно и сразу после сказанного смущается. Опускает глаза.
- Давай в десять?
- Давай.

Девушка возвращается бегом по тропе, не оборачиваясь, всеми силами желая, чтобы Рустем вернулся к себе и не оказался замечен дедом.

- Где была, Эльвирочка? – Спрашивает дед, пытливо глядя ей в глаза.
- У ручья, - спокойно и хладнокровно отвечает Эльвира, удивляясь собственному спокойствию.
- Любишь ручей? Молодец. Только поздно ведь уже.
- Да. Но там так хорошо, что забывается время.
- Да. Ну ладно. Иди, ложись.
- Спокойной ночи, дедушка.

В ту ночь Эльвире не спалось. Ее сердце бешено колотилось от волнения и замирало, когда она вспоминала красивые черты Рустема. Она не переставала произносить про себя его имя. Его бархатный голос, его притягательный взгляд, ее ощущения…
Она вся извертелась - сна ни в одном глазу.

Девушка тихо встала, накинула какую-то куртку поверх ночной рубашки, первой попавшуюся под руку, вышла. В конце концов, она же может захотеть в туалет.
Она вышла в огород. Темно. Небо усыпано звездами. Луна полная. Смотрит в направлении ручья. Нет, к ручью она спускаться не станет. Боязно, да и не за чем.

- Эльвира! – Слышится шепот из-за забора.

Девушка оборачивается и видит Рустема. Она подходит к забору. В самом начале это сплошной дощатый забор. Оказалось, одна доска его не прибита у основания и вращается вокруг верхнего гвоздя, которым приколочена к верхнему несущему бревну. Парень ловко перебирается между двумя другими досками, отогнув эту.

- Что ты здесь делаешь? – спрашивает Эльвира.
- Я не мог уснуть. Я вышел к тебе.
- Но я…
- Ты ведь тоже сюда вышла!
- Я… Я пошла в туалет, – слукавила девушка. – А тут такое небо, все звездами усыпано. Я не удержалась, чтобы не полюбоваться. Такая красота!
- Да, очень красиво и романтично.

Тут Эльвира почувствовала, что Рустем держит ее за руку. Он стоял так близко к ней, что его глаза под светом луны казались бездонными озерами, в которых ей захотелось утонуть.

Его губы были мягкие, нежные, такие теплые и такие… приятные на вкус.

Это был первый поцелуй Эльвиры. Внезапный поцелуй.

Эльвира была девушкой строгих правил. С молодыми людьми вела себя очень сдержанно. На тех дискотеках, которые устраивались в общежитии, где она жила, она не позволяла ни одному парню целовать себя во время медленного танца. Поцелуи во время танцев были общепринятым явлением, Эльвира, однако, противилась этого общепринятого. Она многое не принимала из существовавшей вокруг нее системы. Девушка даже не называла свое имя тем кавалерам, что приглашали ее танцевать. Лишь однажды она раскрыла свое имя парню, который завел с ней разговор на общей лестнице, которую Эльвира мыла по очередному дежурству. Однажды этому же парню она позволила помочь донести тяжелую сумку с продуктами, привезенными из родительского дома. Они стали приятелями. Парень часто попадался ей на пути в общежитие из университета. Он был старше ее, но она не знала точно его возраста. Ей казалось, он был значительно взрослее, и потому девушка остерегалась его. Она соблюдала какую-то незримую дистанцию, общаясь с ним.

Теперь все происходило легко и непринужденно. Губы Эльвиры откликнулись на нежный поцелуй Рустема. Девушка забыла о том, что не умела целоваться. К тому же, сейчас она уже умела. В этом не оказалось ничего сложного.

Вдруг Эльвира осознала, что происходит. Ее посетило опасение, что дед мог проснуться, захотеть в туалет, в конце концов, и сейчас он, возможно, стоит и наблюдает за ними под светом луны. девушка ощутила, как холодок пробежал по ее позвоночнику. Она обернулась. Никого не было. Рустем продолжал держать ее за руку. Он все понял.

- Спокойной ночи, моя Эльвира. Завтра в десять, на нашем месте.

Он пробрался обратно промеж досок в заборе, закрыл тайный ход, а Эльвира спешно вернулась к крыльцу и еще стояла там, глядя на звезды, унимая неистовое биение сердца.

Наутро она едва открыла глаза. Умывание холодной водой должно было взбодрить, но не тут-то было. Днем разыгрался взявшийся ниоткуда ветер и принес сильный ливень. Девушка вспомнила скользкий бережок и подумала о том, что вечером нужно будет надеть галоши. На огород в тот день она не выходила. Вечером снова пошел дождь. Это был не ливень, а порывистый ветер с дождем. К ручью она пойти не могла. Она вышла на огород, ожидая увидеть, как Рустем откроет тайный ход в заборе. Она стояла, а ветер бросал капли дождя ей в лицо. Эльвира начала зябнуть. Рустем не появлялся.

- Ты что здесь стоишь, Эльвира? - Окликнул ее дедушка.
- Уже иду, - ответила девушка и вернулась в дом. Она не собиралась ничего никому объяснять. Дождь тоже по-своему ей мог быть приятен.

На другой день сохранялась такая же ветреная погода с моросящим время от времени дождем. Эльвира была хмурая. Подходя к туалету, она смотрела в сторону забора.

Девушка не находила себе места. Вечером, не понимая для чего, она вышла на улицу, за ворота. Эльвира оглядела окрестности. На улице не было ни души. Даже собаки куда-то запропастились. Она подошла к краю палисадника, к той скамейке, что была под окнами. На ней сидел Рустем. Эльвира застыла на месте от неожиданности.

- Вчера мы уезжали в гости в соседний поселок. Вернулись поздно, уже после десяти. Я подумал, что в такую погоду ты все равно не пришла бы, и не нужно было. Надеюсь, ты не ходила к ручью?
- Нет. – Удивление девушки только возрастало.
- Я соскучился. – Молодой человек поднялся со скамьи и взял Эльвиру за руку. - Я так хотел тебя увидеть. И ты тоже? Ты ведь знала, что я здесь?
- Я? Нет. Откуда я могла знать? Я просто так выглянула. К нам должна прийти тетя, а ее все нет и нет, вот я и вышла посмотреть, не идет ли она. – Эльвира придумывала на ходу и сама не понимала, почему так боится признать, что Рустем прав.

Рустем смотрел на нее взглядом, полным нежности. Неожиданно он расстегнул куртку, обхватил девушку руками, прижал к себе и окутал курткой. Эльвира прижалась лицом к его груди. Так тепло, так уютно, а дождь пусть себе стучит. Ее уже не беспокоило, что в окно может посмотреть дед Ибрагим. Дождь придавал девушке необъяснимую уверенность. В этот момент Рустем был важнее всего на свете для нее.

Потом были жаркие дни и ясные вечера. По вечерам у ручья Эльвира и Рустем сидели на помосте и разговаривали. Он рассказывал о своих увлечениях, о планах на будущее, интересовался, что думала об этом Эльвира, и какие планы были у нее. Они сидели бок о бок, Рустем обнимал Эльвиру за плечи, она склоняла голову, прижималась щекой к его плечу, сильному, теплому. Он всегда брал ее за руку и во время того, как они разговаривали, нежно поглаживал ее ладонь.

Лето закончилось внезапно. Последнего запланированного свидания у ручья не получилось. Родителей Эльвиры и ее пригласили в гости родственники из другого села, куда они уехали и откуда уже не вернулись в эту деревню.

Встречи с Рустемом остались тайной. Его и ее.

Весь год воспоминания о встречах с Рустемом не давали ей покоя. Девушка стала меняться. В городе, где Эльвира училась, у нее появился приятель, с которым она начала встречаться. Он приглашал девушку в кино, в кафе – это было очень приятно. Она познакомилась с его друзьями, компания ее отлично приняла, она чувствовала себя комфортно в их обществе. Вечера она проводила уже не за чтением книг. Они ходили вместе на дискотеки в клубы, которые казались такими модными Эльвире. Время от времени Эльвира испытывала острую тоску по Рустему, по прикосновению его руки, по его объятьям, по его нежным поцелуям.

Следующей весной Эльвира не поехала в деревню на посадку картофеля. В университете она обзавелась новыми друзьями. Ее приглашали в гости, и она решила сменить обстановку и поездить в гости к тем, к другим. Эльвиру стали интересовать новые знакомства, новые места, новые впечатления. Она стала получать удовольствие, оттого что оказывалась в центре внимания в той или иной новой компании. Девушка была начитанна, и могла быть приятной собеседницей любому. Она уже стремилась вникнуть в интересы девушек и парней, с которыми заводила общение.

В деревню она съездила всего на одну неделю в августе. Работы на огороде не было. Ту, что была, делали исправно младшие двоюродные братишки и сестренки.

К ручью Эльвира спускалась каждый день. Не по часам, а когда удавалось. Рустема не было. Наверное, он встретил другую девушку и решил забыть их романтичные встречи. Эльвира думала так, тем временем не оставляя надежду увидеть его.

Снова учебный год. Учеба была интересна девушке. Она была прилежной студенткой. Бралась за подготовку докладов, рефератов с энтузиазмом.

Зимой того года родители Эльвиры ездили в деревню на неделю. В конце февраля, когда Эльвира была у родителей, мама сказала ей, что соседский внук Рустем уже давно спрашивал ее адрес, куда можно написать письмо, и что она дала их домашний адрес. Она сказала, что приходила его бабушка и просила передать для внука адрес Эльвиры, будто тот неоднократно ее видел и слышал о ней много хорошего и хотел бы с ней познакомиться. Бабушка Рустема очень хвалила внука. Говорила, что парень легко совмещает учебу с работой и уже неплохо зарабатывает. Мама Эльвиры очень хотела, чтобы ее дочь встречалась с хорошим серьезным парнем и вышла бы за него замуж.

- Ну и что, что он тебя моложе. Попробуй, начни с ним общаться, может, он тебе понравится, – мама пыталась убедить дочь.
- Ладно. Пусть напишет. Я, в общем-то, не против. Конечно, у него не высшее образование будет и живет он в другом городе. – Девушка изо всех сил старалась не показать своей радости.
- Ну и что, что не высшее. Он, может, по жизни умнее любого образованного будет. Откуда можешь знать?

Письма Рустем так и не написал. Эльвира мучительно ждала от него весточки. Ни новые знакомства, ни дискотеки, ни походы в кино, ни ухаживания ее нынешнего приятеля не позволяли ей забыть Рустема и встречи у ручья. Бывали недолгие промежутки времени, когда девушке казалось, что она абсолютно счастлива и должна быть довольна всем, что имеет в жизни. Эльвира держалась уверенно в любой компании, и, казалось, получала удовольствие от общения. Эти промежутки сменялись глубоким чувством тоски по тем чистым от притворства, полным романтики отношениям с прекрасным человеком. Именно прекрасным он ей запомнился. А те условно дружеские отношения, которые теперь были у девушки с многочисленными ровесниками, требовали от нее неосознаваемого напряжения.

Следующим летом Эльвира поехала в деревню. Спрашивать о Рустеме у кого бы то ни было она боялась. Ни в первый, ни во второй, ни в третий день, ни на вторую неделю пребывания в деревне, девушка не видела Рустема. Она целыми днями была в огороде, делала все, что только было возможно, лишь бы дольше там находиться. Она уже носила очки. Перестала стесняться. Она постоянно смотрела на соседний огород, но там были другие мальчишки, те, что помладше. Рустема не было.

Однажды вечером за чаем, придав своему тону как можно больше безразличия, Эльвира как будто между прочим спросила у мамы о том парне, что спрашивал ее адрес.
- Что-то он мне так и не написал.
- Дочь, ты знаешь, его ведь этой весной призвали в армию. В Чечню.

Девушка не может вымолвить ни слова.

Ей вдруг стало страшно стыдно за то, что прошлым летом она ездила по подругам, что она встречалась с тем парнем, которого вовсе не любила, а лишь испытывала легкую симпатию, и который дарил ей удовольствия в виде походов в кино, кафе и на дискотеки. Возможно, прошлым летом у нее был шанс возобновить встречи с Рустемом. Возможно, он обиделся на нее и теперь не желает ни видеть, ни слышать ее. А то, что он спрашивал ее адрес, так ведь это, наверное, давно было. Мать Эльвиры только зимой была в деревне и только тогда его бабушка смогла спросить у нее адрес для внука. Может быть, когда мама передала для парня адрес, тот уже передумал писать Эльвире письма и принял решение вычеркнуть ее из памяти.

- О его службе известно что-нибудь? Как он там?
- Вроде, нормально было. Бабушка его говорит, что уже месяца два ничего о нем не слышала. Родители-то на севере. Знает только, что парнишка в Чечне.

Сердце Эльвиры сжимается болью сожаления и тоски.

- Говорят, в горячих точках срок службы сокращается до года, - добавляет мама.


Помост присыпан белым снегом. Эльвира приближается к нему. В галошах, как в одну из встреч с Рустемом, когда после дождей было очень грязно, только теперь она идет не по грязи, а по белому снегу. Она наступает на помост сначала правой ногой, не держась за ствол березы. Затем ставит левую ногу. Галоши скользят. Ее левая нога соскальзывает вниз, в мягкий пушистый снег. Галоша заполняется снегом. Стопа ощущает холодок. Здесь уже вода. Ледяная. Серебристо-серая гладь воды, едва волнуемая течением, отражает деревья, растущие на том берегу, с которого ступила на помост Эльвира. Среди серых стволов и веток белый изогнутый ствол березы.

Эльвира хватается левой рукой за любимый ствол березы. Куда же без нее, без родной березоньки? Кто же спасет-то? Губы Эльвиры касается легкая улыбка. Держась за березу, она, не медля, возвращается с помоста на берег, снимает галошу с левой ноги и вытряхивает из нее снег. Хорошо, что воды зачерпнуть не успела. В такой мороз было бы не кстати!

- Вот ты где! А я тебя потерял. Ты не утонула тут? – Муж улыбается и берет ее за руку. – Какая холодная. Ты что, снежки лепила?
- Нет, что ты! Просто без перчаток. Ильнурчик уснул?
- Да, спит. Надо ему тоже ручей показать, чтобы знал, кому он обязан своим появлением на свет.
- Покажем, обязательно, но не зимой же!
- Почему это не зимой?
- Рустем, он маленький еще. Сейчас холодно, да и что он поймет!
- Все он поймет. А что холодно, так мы его укутаем теплее.
- Ладно, уговорил. Как проснется, познакомишь его с ручьем. Тогда уж и с березой заодно познакомь!

05.01.2007