Шепот Глубины

Маленькое предисловие от автора.
Эта история имеет мало общего с реальностью. Но в ней, как во всякой сказке, есть намек.
 Если кто-то его увидит – я очень рада. Подробнее об этом – в начале второй главы.
Кроме того, важно заметить, что эта история построена на фрагментах и понять о чем она достаточно сложно.
Не забудь дать свои комментарии и оценки – мне это важно.
Я надеюсь, что что-то у меня все же получилось. И это что-то можно назвать «произведение»…
А. А.


Глава первая. Лето. Знакомство. Сестра.


Она шла по набережной. Одна. Почему ты остановился? Зачем? Сейчас ты вряд ли смог ответить на этот вопрос. Да и спроси тебя тогда – ты бы только пожал плечами.
Ты притормозил.
Девушка, а почему Вы одна гуляете? – заговорил ты с ней.
А почему Вас это интересует? – улыбнулась она.
Нет, она не была сногсшибательной красавицей. Она была обаятельной. Ее зеленые лукавые глаза, ее золотистые волосы, ее улыбка, чуть сдержанная, смущенная. Все в ней было – обаяние.
Это довольно странно, согласитесь: красивая девушка гуляет одна ночью. Неужели не боитесь грабителей, насильников или там маньяков?
Боюсь, что мне нечего терять, - и лукавый блеск в глазах сменила грусть.
Может подвезти Вас куда-нибудь? Садитесь, - предложил ты.
Собственно меня некуда подвозить. Так что – нет, спасибо.
Тогда просто прокатимся, садитесь.
И она села.
Потом, среди тысяч случайностей ты будешь искать ту, где твоя машина сломается еще у клуба, где друзья не отпустят тебя с вечеринки, где у кого-то нашелся аспирин…
У Вас что-то случилось? – спросил ты, заметив тень грусти на ее лице.
Нет. Нет…
Тогда почему ты грустная?
Мы уже перешли на «ты»? – приподняла она брови, хотя ни капли не была удивлена.
Ну да.
Хм… Ладно.
Так почему ты грустная?
Давайте, то есть давай не будем об этом, ладно?
Хорошо, тогда о чем поговорим?


Она достала из сумки сигареты.
Можно покурить?
Да, конечно, - ответил ты и протянул ей зажигалку.
Она прикурила. Затянулась.
Посмотрела на тебя. Будто приглядывалась. Будто изучала. Будто хотела запомнить получше твое лицо.
Ты смутился и посмотрел на себя в зеркало. Все как обычно. Узкое лицо, прямой нос, чуть длинноватый, на твой взгляд, нос, серые глаза, ресницы, темно-русые волосы, выглядывающие из-под бейсболки.
Молчание. И тягостное, и легкое. Молчание. Она вертела в руках зажигалку. И нашла то, что ты прятал. Ты помнишь? Порошок в хитроумно сделанной зажигалке.


 
Отсюда и начался твой путь. Ты сам его выбрал. Среди тысяч дорог твоя та, на которой слишком много ледяных стен.
Отныне она – твой проводник. Часто неслышный и невидимый, порой жестокий и властный. Слепой проводник, не увидевший твоих терзаний.
Как удалось ей взять верх над тобой, таким свободолюбивым? Какие слова шептала тебе, как уговорила, а может приказала бросить то, что являлось таким спасением?
Всего лишь несколько фраз. Не обидных, но даже теплых. Их хватило тебе с лихвой.
 
 

Да, да, действительно отдохнуть стоит. Да, пригород просто идеально. Конечно, я на все согласен.



Вы едете по трассе.
Там, в твоем доме живет кто-нибудь?
Нет. Сейчас нет. Когда-то там жила… - она вдруг замолкает.
Кто?
Сестра. Моя старшая сестра.
А сейчас? Переехала?
Что-то вроде того.
Понятно, - и ты понимаешь, что больше говорить тут не о чем, а она отворачивается к окну.



«Как же я любила тебя! Да что скрывать – люблю до сих пор. Я знаю, знаю, что ты тоже меня любишь. Знаю, что «где бы мы ни были – вместе». Но все же между нами – бездна.
Скажи, как можешь ты обманывать?
Как можешь ты знать о страданиях и обманывать?
Когда-нибудь ты поскользнешься на слезах своих жертв, я боюсь. Мне страшно, слышишь?
Пусть сейчас листва на деревьях прошелестит, что мне страшно. Пусть ветер бьет тебе в окно: «Мне страшно» Пусть все напоминает тебе об этом. Ничто, родная моя, не остается без ответа. Как мне тебя спасти?»

Ты мечтаешь любой ценой заполучить свою долю родных ощущений. Но нет привычного телефона, любимой зажигалки с вечным запасом, ничего нет.
Тебя гложет ярость. А она спокойно заваривает зеленый чай. Ты не готов крушить все на своем пути, лишь бы добраться до кокса. А она кидает перед тобой ручку и бумагу, небрежно бросив: «Начинай писать». Ты рвешь бумагу в клочья. Он кидает новый лист.
Мне надоело. Все. Наигрались. Хватит. Я еду в город, - срываешься ты.
Ключи от машины на полке. Все к лучшему, я не общаюсь с трусами и слабаками, - говорит она и продолжает готовить чай.
И ты попался. Попался на ее крючок.
О ком это ты?
Ты все прекрасно знаешь. Ключи вон на той полке.
Ты садишься обратно за стол, берешь в руки ручку.
я знала, что к тебе это не относится, - говорит она и уходит в сад накрывать на стол.

После обеда вы пьете чай в саду. Она звонко смеется над твоими шутками и смотрит ласково.
И ты таешь. Будто минуту назад ты был из снега, а она солнышком в зеленом море ее глаз растопила тебя.
_________________

«Любовь моя! Где ты сейчас? Как ты? Это тревожит меня. Сердцем своим, уставшим от разлуки, чувствую, что ты жива. Я будто вижу, как ты плачешь, вижу каждую слезинку, поблескивающую на твоих щеках. Ах, если бы я была Музой, я поднялась бы к тебе из бездны, с самых глубин Ада, утешила бы, крылом собрала бы драгоценные капли твоих слез и целовала их, как верующие – кресты.
Я вижу твои сны. Они странные, радость моя, они – кошмары. Прошу тебя, как сестра может просить сестру, как люди молят своего Бога, остановись! Хватит лжи и воровства! Я – исчадие ада – умоляю тебя, стоя на коленях – погаси тот одинокий жадный блеск в своих глазах…»
_______________________

А белый лебедь на пруду
Качает павшую звезду,
На том пруду
Куда тебя я приведу…
Вы сидите на лавочке у озера. По ровной глади воды – два белых лебедя.
Часто здесь бываешь?
Раньше я любила сюда приходить.
Если бы я жил где-нибудь здесь, я бы приходил сюда с тобой каждый-каждый день. Любовался бы на птиц. На закат.
И, правда, красиво. Эти лебеди… Они всегда здесь вдвоем. Но один из них должен когда-нибудь улететь…
С чего ты взяла?
Из двоих кто-то должен улетать первым. Так устроено мироздание.
… И пока тебе не скрещу на груди персты
О проклятье у тебя остаешься – ты
Два крыла твоих, нацеленные в эфир
От того, что мир – твоя колыбель и могила – мир, - вдруг произнесла она.
Это ты к чему?
Да, так, воспоминания…

_________________________

Вальс.… Сами небеса играли вальс. То был адский вальс небес.
Старшая протягивает руку младшей. Две параллельные прямые сходятся в одной точке. Ладонь к ладони.
Может вальс?
Да, пожалуй.
Кивок. И кивок в ответ. Сестра крепко сжимает ее пальцы и кажется, что каждая косточка сейчас рассыплется в прах.
Шаг. И будто сама смерть отстукивает ритм. Черное платье сливается с небом.
Поворот. И они в огненном кольце напряжения. Рывок. И младшая в объятьях старшей. Над бездной из растоптанных звезд.
Поцелуй. – Знаешь в чем счастье? – В чем? – Всегда вести в вальсе…
_________________________

Она лежит, укрытая одеялом. Золотые волосы разметались по подушке, глаза закрыты, ресницы чуть подрагивают. Одна рука покоится на ее груди, другая – откинута в сторону – будто она танцует вальс сама с собой, думаешь ты. Солнце запуталось в ее волосах…
Ты встаешь с кровати и ложишься с ней рядом.
Вот она, так близко, так рядом, почти твоя…
Она проворачивается к стене. Теперь ты видишь ее спину, неприкрытую одеялом. Она вздрагивает
Нет, нет, - повторяет она, будто ловит кого-то руками.
Тише, тише, - шепчешь ты ей и гладишь по голове.
Она засыпает и снова погружается в сон. И ты уходишь вслед за ней.
________________________

«Здесь все по-прежнему. Все по-прежнему ждет тебя. Ждет твоих шагов и твоего смеха. Часто идут дожди, стараясь почувствовать тебя. И я жду. Жду твоих объятий. Жду поцелуя. Жду твоей теплой руки. Я жду, когда два солнца будут освещать мой мир»
________________________

Ты открываешь глаза. За окном утро уже заиграло всеми красками. Ее нет рядом.
Она в саду. В маленьком черном шелковом халатике в красном кресле. На столе – пепельница и чашка с горячим чаем. В одной руке – сигарета, в другой – книга.
Давно встала? – спрашиваешь ты.
Достаточно, - говорит она, - наливай себе чаю, присоединяйся.
Ты киваешь головой. Но не идешь за чаем, а смотришь на нее. Ты думаешь о том, что сейчас подошел бы к ней. Взял бы ее на руки. Отнес бы в комнату. Снял бы с нее черных халатик, который даже на половину не прикрывал ее стройные загорелые ножки. Положил бы ее на кровать…
Эй, ты что? Заснул?
Ты разворачиваешься и уходишь обратно в дом, с мыслью о том, что вероятность увидеть все скрытое халатиком, а так же все скрытое ее сердцем несоизмеримо мала. Ее просто нет…
______________________

«Твое счастье стало бездной между нами. И мгла глубины разошлась. Ты спишь на правом берегу, а я на левом…
Тебе не должно быть больно. Не упадет ни одного перышка с твоего уже совсем черного крыла. Ты просто устанешь и закроешь глаза.
А все увидят дождь и радугу. Все увидят твои крылья белыми, как первая сирень, как первый снег. Крылья белого лебедя. Пусть будет так. Пусть счастье останется счастьем, а бездна – бездной»

Она сидит у камина и бросает конверты в огонь. Ты садишься с ней рядом. Берешь из стопки, что лежит у ее ног, один.
Можно?
Читай.
«Люди слишком глупы и они за это платят. Я лишь играю роль палача. Я наказываю их за глупость. Они лишь отделываются легкой депрессией и лишними часами на работе.
Ты же знаешь – я не причиняю особого зла.
Прости меня, если больно, если ночью не спишь, прости, если видишь кошмары, прости!
Ведь ты же простишь? Ты единственная бабочка – радость в тяжелом ночном воздухе. Часто в своем сне я вижу тебя. Вижу тебя в этом черном платье. Вижу звезды, твои и мои. И, так же как и раньше, я веду в вальсе»
_______________________

Ты стоял в коридоре своей квартиры, будто незнакомой. В кармане огнем горело письмо, которое ты незаметно вытащил из ее стопки – напоминание, что она рядом – не отправленное письмо.
Ты чувствовал ветер, влетающий через открытую форточку в кухне и холодный кафель под ногами.
Слушал, как надрываются оба телефона.
Был последний день лета, когда ты понял, что ты на самом деле жив.
«Ты ушла куда-то, а я – здесь все стою и смотрю тебе вслед. Я считаю мгновенья. Минуты.
И падаю – ты не вернешься, наверное.
Тебя звезды на небе и в море ждут. Тебя лебеди ищут – по ветру.
И солнце с луной не хотят больше сменять друг друга.
Это падает небо мне прямо на грудь.
Это ты навсегда оставила нашу дорогу.
Это боль, что я чувствую, говорит мне – жива»


Глава вторая. Осень. Сказочник.

- Я расскажу тебе сказку. Это не так важно – о ком она. В каждой сказке есть доля истины. Как в каждой жизни есть немного чуда. Весь вопрос в том, замечаешь ли ты это или же нет.
Не высматривай ничего специально.
Те, кто видят, счастливы так же, как те, кто и не смотрит.
Просто наблюдай. У сказок есть чему поучиться.



1.
Вы никогда не смотрите под ноги.
Вы не считаете нужным смотреть. То есть смотреть вы считаете нужным, но вот видеть – нет.
Хотя это не так уж и ужасно.
Я – это часть дороги. Особо важная часть. Та часть, где вам мало, что может угрожать. Теоретически.
На самом деле всем и всегда что-то угрожает.
Я помогаю тому, что помогает вам. Без слов и движений. Я молча лежу на земле. Я с ней связанна.
Вам все равно, о чем я думаю и мечтаю. Вы редко замечаете меня, а если замечаете, то тут же и забываете о моем существовании.
Но я тоже не запоминаю каждого из вас. Лишь некоторых, особенных.
О них я думаю. О них мечтаю.
Я читаю их жизнь.




Он смотрит на меня задумчиво. Будто пытается что-то вспомнить. Так на меня часто смотрят. Я уже и привыкла.
Он изменился. Очень изменился за то время, что я его не видела.
Стал спокойнее и мрачнее.
Но, главное, он стал замечать меня. И, как сейчас, замирал на одном месте и смотрел.
И все читается у него в глазах. Там читается мое любимое хокку:
В изнеможении опускаюсь я на землю,
Закрываю глаза, чтобы не видеть:
Страшно когда дождь смешан с солнцем…
Так тяжело ему.… А он уже спешит дальше, к своим делам, девушкам, друзьям…



2.
Единственный мой друг – один старый городской сумасшедший. Вот уж кто любил меня по-настоящему! Он иногда приходил ко мне ночью и ложился рядом, широко раскинув руки как крылья.
Он был такой разный, но такой естественный.
Он мог придти в дорогом, с иголочки костюме, до блеска начищенных ботинках и черной старой шляпе, а мог надеть старые рваные джинсы с написанными черным маркером цитатами из песен Фредди Меркури, сверху нацепить длинную, до самых колен, светлую рубаху, поверх натянуть оранжевый свитер и зеленый пиджак и повязать шею старым клетчатым шарфом.
Он ловил в воздухе какие-то непонятные мысли. Шевелил губами и чертил странные формулы. Он слушал тишину дороги. Мечтал.
Долго и упоительно строил воздушные замки, а потом рушил их в одну минуту.
Был соткан из противоречий. Был подвластен настроению. Был опутан странностями и таинственностью. Он шептал о вечности и скуке. Веселился, глядя на случайных прохожих, смотрящих на него с недоумением.
Он мог часами читать стихи, и именно он привил во мне страсть к японским хокку.
Он знал, что я – живая. Я - лишь нарисованная бабочка на дорожной «зебре».
Я – живая.




Он – становится живым. Взгляд его с каждым днем приобретает все большую осмысленность. Но временами в его глазах мелькает ярость.
Я вижу, как он мучается терзаниями. Желает получить то, что запрещено.
Он бьет руками стены. Кусает до крови губы. Не спит ночами. Стонет от невыносимости. Встает на подоконник.
Но каждый раз, и все с меньшими усилиями одергивает себя. Он понимает, что так нельзя. Нельзя жить и ничего не чувствовать. Даже я – простая нарисованная бабочка – это знаю. А он – человек – пришел к этому только сейчас, прожив достаточно и пережив немало. Чудно!
Он идет мимо меня рядом с какой-то девушкой. Он зря боится ее. Но не зря трепещет перед ней…



3.
Вечность идет рядом со мной,
Как дождь неразлучный с небом.
Но обе мы – одиноки.



Вечность, - говорил он мне, - живет в каждом из нас. С рождения. Нет-нет, это не душа. И тем более не есть желание порождать себе подобных.
Это просто вечность.
Она лезет во все наши дела, во все переживания, в каждую нашу клеточку. Ведь недаром каждого преследует странное убеждение, и даже заблуждение, что он - вечен. Что вечны все и всё, кого и что он любит, к чему привык.
Ах, как жестока она, эта вечность! Как обманчива!
Ведь люди – умирают, вещи – имеют обыкновение неожиданно и безвозвратно исчезать. Но вечность всегда будет, на то она и вечность.

Я слушала моего друга и думала о людях.
Они казались мне еще более странными, чем когда бы то ни было. Чудно! Думать что все – вечно!
Я никогда раньше не думала о вечности.
Мне вполне бы хватило нескольких минут, а то и секунд. Ведь о вечности, вероятно, думает только тот, кому есть, что терять, пусть это он сам.
А что могу потерять я? Только небо, что надо мной.
Не так уж оно и дорого…

 Он тоже так думает. Мой любимый прохожий. Не так уж оно и дорого – это небо. Слишком все сложно и слишком тяжело. С небом можно расстаться.
Не так-то это и просто, думала я, для тебя, прохожий. Не так-то это и просто. Если только на словах, а на деле….
Лампы в твоих глазах вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут.… Слишком часто ты о ней думаешь. Слишком мало времени ты уделяешь тому, что так же стоит твоего внимания.
Иногда ты ненавидишь ее. Смотришь на стайку бабочек кружащихся рядом с ней в самый разгар осени и ненавидишь ее. И, может быть, не зря…

4.
Сегодня все прохожие говорили о войне. Загадочной войне.
Чудно! Чудно и странно, что люди порождают, а затем умерщвляют друг друга.
Мой друг тоже говорил мне о войне. И о той, где убивают тысячи, и о той, где убивают лишь себя.
Убивают за другую точку зрения, невзаимные чувства, иной разрез глаз и просто так.
Чудно! Ведь сердце у всех одного цвета!

- Я говорил о вечности. Но сказал не все.
Вечность – не знает счастья, а счастье – не знает вечности.
Но на войне есть и счастье, и вечность. На войне вообще сходятся все самое противоречивое на свете. Любовь и ненависть, друг и враг, счастье и вечность.
И солнечное счастье от мучительной вечности отделяют – насмешка Всевышнего – какие-то две с половиной секунды. Этому учит война, - бормотал седой старик, лежа рядом со мной.
Тогда в первый и последний раз я слышала, как он плачет.
Уже успокоившись, он сказал мне:
Ты лежишь здесь днями и ночами. Ты помогаешь людям. Казалось бы – где тут помощь? Но она – есть, и она – велика! Ведь великое часто в малом.
А я.… А я ни на что уже не гожусь. Да и не годился никогда. Я просто странный старик, так ничего толком и не сделавший за свою жизнь.
Я – всего лишь странный старик.

И он замолчал. Вспоминая, должно быть, то, что он сделать не успел и то, что сделать все же удалось.

5.
Ему все не удается быстро справляться с собой. Хоть иногда он вполне успешно борется со своей неожиданно возникнувшей яростью.
Я видела в его глазах события последних дней. И эту странную ночь.
 Как он стоял среди всех этих людей, которые бьются в едином ритме, как будто сектанты на мессе. Он знал, что ничем не отличается от этих людей. Он говорит, как они, живет, как они, двигается, как они. Это и его жизнь. Но чувства уже стали другими. Они появились…
Все та же ярость поглотила его, застлала ему глаза.
Еще одна ненужная звезда должна была вспыхнуть на его небосклоне, еще одна звезда, которая через несколько часов погаснет навсегда и будет висеть ненужным воспоминанием …

«Я еду по пустой дороге. Рядом спит девушка из клуба. Я уже успел забыть ее имя. Оно потерялось где-то в пустоте ее неоновых глаз. Где-то в запотевших стеклах моей машины. Мне кажется, что я болен. Что она заразила меня – я чувствую неоновую пустоту в своей душе. Рядом с усталостью. Усталость осушила тот котел из ярости и страсти, что бушевал во мне всю эту ночь»

Пустота ночной дороги. Лампы погасли. И только бабочки кружатся в темных витринах.


6.
Связанные руки – еще не повод останавливаться. Отсутствие крыльев – еще не значит, что ты не можешь летать. Недостатки не говорят об отсутствии достоинств.

Ах, как мне хочется лететь далеко-далеко, вцепившись лапками в гриву ветра, вместе с другими бабочками, что стайками порхают иногда надо мной. Они с интересом смотрят на меня и шепчутся. Но я слышу, чтоґ они говорят. Чудноґ! Они говорят, что я красива. Спорят, почему я лежу на земле, а не парю в воздухе. Они хотят подружиться со мной и летать ввысь, к крышам, где воздух – чище, а солнце – ближе, хотят смотреть сверху вниз на большой город и маленьких людей.
Они нашепчутся вдоволь и улетают.
Мне становится тоскливо.
И только мой друг мог разогнать эту тоску.
 Он молча ложится на холодный асфальт, раскинув руки как крылья. Он просто лежит рядом, а мне уже становится легче.
Мы думаем каждый о своем.
Мечтаем.
Летаем.


Его шаги стали тяжелее.
Мой прохожий, кажется, разучился летать. Вот он идет, чуть опустив голову. Смотрит исподлобья.
Он думает, что ему отвратительно тяжело работать без крыльев.
Чудно! Где же прятал он свои крылья?
Он думает, что его слова теряют остроту.
Но разве это так страшно?
Что такое слова по сравнению с возможностью молчать?
В молчании смысла много раз больше, чем в словах. В молчании открывается то, что никогда не будет описано словами.
Но моему прохожему важно говорить…

«Как это все достало. Раздражают все эти люди, переходы. Операторы. Режиссеры. Черт их всех побери. Заорать? Сразу заберут…. Отстранят…. Молчи… »



7.
- Все предопределено. Все мы – короли на шахматной доске. Мы короли – и нами играют. Жизнь – трагикомедия. Трагикомедия с множеством случайностей. Случайностей, без которых жизнь имела бы совсем другой оттенок. И все они, случайности, происходят не просто так.

Я не могла понять этих слов моего друга раньше, да и не понимаю сейчас. Но они навсегда врезались мне в память.
Случайность? Со мной не бывает случайностей. Вся моя жизнь – дорожная «зебра», прохожие и проезжающие по мне машины.
А с тобой? С тобой, прохожий, бывают случайности?
Да, конечно, да. Ведь случайность – твоя встреча на набережной. Она оставила отпечаток в твоих глазах. Все твои встречи, вся жизнь, как и моя, как и кого-то другого – всего лишь случайность. Ты король, которым играют.

Случайность?
Мой единственный друг – старый городской сумасшедший – закончил свой путь на дорожной «зебре», ночью, расправив руки, как крылья.
Он всегда уходил ровно в шесть часов утра. Случайностью, случайностью роковой, стали забытые дома часы. Скрежет тормозов. Две с половиной секунды. И он остался в вечности пустой ночной дороги.
Мы – короли. Короли, которыми играют случайности.



8.
Я бы запела, если бы увидела крыши. Эти странные, загадочные крыши. Серые, черные, мрачные, но такие манящие…
Где-то на них сидит мой старый друг и смотрит на меня.
Как это радостно должно быть – познавать то, что было неизведанным! Как это было бы волшебно – ловить эмоции, запутавшиеся в паутинах проводов и антенн, летать и петь!
Посмотреть на свое отражение в темных окнах, узнать себя, ощутить!
Как жаль мне тех, кто не желает этого.

Мне было жаль тебя.
Ты стал меняться, и, казалось бы, это прекрасно!
Как радовалась я, как сладко мне было, что, наконец-то, ты увидишь нечто большее, чем просто серую дорогу и свою блестящую машину!
Но я вижу, что все новое в твоей жизни – боль. Боль, что ты наносишь сам себе. Боль и совсем немного радости.
Я – нарисованная бабочка, но и у меня есть сердце. Маленькое, радостное, влюбленное сердце. Там нет боли, есть только грусть. И я бы поменялась с тобой – так мне жаль тебя…


Сердца меняются.
Меняются сердцами.
Казалось бы – всего лишь чувство…




Дожди в эту осень отчаянно заливают землю. Люди бегут куда-то, отчаянно спешат. Лампы вспыхивают и гаснут. Вспыхивают и гаснут звезды. Вспыхивают и гаснут жизни.
Это незаметно никому.
И никто не заметит исчезающую, блекнущую с каждым днем бабочку на дорожной «зебре». Никто не знает, о чем и о ком она думает. Какие ее мечты и чувства. И, может, она думает о тебе. Неважно кто-то ты, кем работаешь и насколько ты одинок. Важно, что ты не замечаешь – кто-то, пусть просто нарисованная на дороге бабочка, думает о тебе.


 
 10.
Мне отвратительно грустно – мы не увидимся завтра, прохожий.
Я неизлечимо больна.
С каждым днем мне все хуже и хуже.
С каждым днем я все больше думаю о моем старом друге и о вечности.
Скоро я стану ее частью. Стану вечностью,… наверное, это прекрасно. Нет-нет, мне совсем не жаль исчезать.
Ведь в вечности я буду не одна.
В синей, глубокой вечности никто не одинок…



Осень заканчивалась проливными дождями и мерзкой слякотью на дорогах.
Все обыденно этим утром. Душ, чистка зубов, кофе, сигарета, недоеденный бутерброд на завтрак, дорога до автостоянки, шумные улицы, постоянные пробки, поиск места для парковки у телецентра.
Но чего-то все же не хватает. Что-то упущено сегодняшним утром.

Прошло достаточно времени с одной маленькой случайности. Жизнь потихоньку налаживается.
Больно и немного радостно.
Многое сделано. Еще многое предстоит.

Ты часто видишь ее. Гуляешь с ней. Ходишь в рестораны и клубы. Знакомишь ее со своими друзьями. Слушаешь истории о ее друзьях.
Вспоминаешь ваш вчерашний разговор. Она рассказывала о своем друге сказочнике и его последней сказке. Сказке о бабочке…


Глава третья. Зима. Ты.

Перед тобой, как перед мальчиком Краем из известной сказки, сложенное из льдинок одно лишь слово Жизнь. Тебе осталось совсем немного. Разобрать сою «жизнь». Растопить этот лед. Всего тринадцать кусочков льда. А кажется, что – вечность.

ДЕТСТВО
Все начинается с детства. Даже мир. Детство прекрасно во все времена года, а зимой – особенно.
Ты приходишь домой насквозь мокрый и довольный. Карманы доверху набиты белым хрустящим снегом.
Идешь сразу на кухню и вываливаешь снег на тарелку, выжимаешь туда заранее очищенный мандарин. А потом ешь одно из самых вкусных лакомств на свете – хрустящий мандариновый снег.
На кухню заходит мама и кричит, что так и заболеть недолго. Но все же пробует твой мандариновый снег.
И вы наряжаете вместе маленькую елку. А потом ты загадываешь желание.
Услышать звонок в дверь, открыть и увидеть папу. Папу, которого ты еще никогда не видел. Пить с ним чай на кухне и рассказывать, что во дворе ты один из самых сильных и смелых. Что вчера вы с ребятами играли в хоккей, и ваша команда выиграла. Что ты жутко соскучился и очень ему рад.
Вы с мамой пьете чай на кухне и едите пирог.
Смотрите старенький телевизор.
А за окном идет снег. И тебе жаль, что он не мандариновый. И жаль, что папа снова не придет.



День выдался нелегким. Съемки задержали на целых два часа. Пробки казались бесконечными. Шел мокрый, противный снег и безумно хотелось спать. Хотелось побыстрее оказаться дома, где теплая постель и горячий чай…

ДОМ
Дом – это запах виниловых пластинок, горячего бульона и дешевых маминых духов. Дом – это старый потертый диван и тумбочка с тремя ножками. Дом – это скрипучий подоконник и заклеенный цветочный горшок, пятна зеленки на полу и барабашка в духовке.
Там, где самое дорогое – мама.
Твоя маленькая крепость, где ты и хозяин, и слуга, и страж.
Когда ты уезжал в Город он провожал тебя до порога родными запахами. Ты не был там с тех пор, как умерла мама, а он, наверное, так и хранит для тебя все, что ты любил – старый футбольный мяч, виниловые пластинки, фотографии, коллекцию небывалых эмоций и запах маминых духов.
Дом – страж твоих воспоминаний.
Дом полон тебя, но пуст.

Теперь твой дом в сердце Большого Города. Он просторный и светлый. Там есть большая кухня, совмещенная с гостиной, вполне просторная спальня. Там плоскоэкранный телевизор и ноутбук. И диски стопками высятся на подоконнике. Там на стенах висят фотографии твоих друзей.
А в ящике тумбочки, что стоит у кровати, фотография мамы на старом обветшалом диване, в темной однокомнатной квартире, там, где твой истинный дом.



 
Наверное, одного неудачного дня для тебя небесам показалось недостаточно. И теперь каждый день – деталька от полноценной машины кошмара.
Ты чувствуешь, что плечи скоро прогнутся под завалом работы, голова разлетится на кусочки от непонятных мыслей, а сердце…
Что уж скрывать от самого себя - сердце остановится от тяжести воспоминаний. И может быть, поэтому ты так часто набираешь ее номер.
Да.
Привет.
Привет, как дела?
Отвратительно, а ты как?
А у меня все совсем неплохо. Стою в магазине, елку покупаю.
Ясно, а я еще не купил. И вообще…
Чувствую, плохо тебе, да?
Я же говорю – отвратительно. Слушай, ну на фига все это, а?
Если не можешь добраться до конца – вернись к началу.




МАМА
Мама сидела вечером в тесной кухне. Пила чай без сахара. И о чем-то плакала. Тихо-тихо, так, чтобы ты не услышал. А ты стоял в проходе, за ее спиной и тоже плакал. Тихо-тихо, так чтобы не услышала она. И казалось, что плачет мама из-за тебя.
Из-за того, что сегодня ты опять разбил чье-то окно. Из-за того, что опять порвал брюки. Из-за того, что снова «двойка» в дневнике. И снова нет денег, чтобы вставить окно и купить брюки.
И каждый раз ты обещал себе, что больше так не будет. Что мама больше не станет плакать из-за тебя.
А еще ты совсем чуть-чуть подрастешь и пойдешь работать. И мама будет приходить домой раньше. И улыбаться. Ты заработаешь много-много денег и купишь ей самую красивую шубу на зиму…
И больше не будешь «балбесом» или «лентяем». И она будет тобой гордиться. Обязательно будет…
Ты подошел к ней и обнял ее за плечи. А она сказала «иди спать».
И ты ложишься на свой старый продавленный диван. С головой укрываешься одеялом и думаешь, что с завтрашнего дня все будет совсем по-другому. И мама будет самой счастливой на свете. Мамочка…
Где-то в твоем сердце она все сидит на старом табурете в тесной кухне и тихо плачет. Так, чтоб ты не услышал…




Пока ты погружался в воспоминания, город не спал.
Он как корабль качался на волнах грязного снега и полу лысых елок. Стрелял в случайных прохожих ядовитой смесью из газа и гриппа. Тонул в предпраздничной суматохе. Он был похож на самоубийцу, который уже полоснул по руке, но никак не решится взмахнуть еще раз – был отражением всех этих людей, которые дают ему жизнь.
Ты уже привык к нему.
Привык жить в преддверии катастрофы, которая каждый раз должна стать последней.
Привык к его тесноте. К его капризам и нервозности.
Привык, что в этом городе нельзя жить. Можно только выживать.



ГОРОД.
Первый раз ты встретил его весной. Когда давно прошла пора грязного снега и елочных распродаж.
Город сменил декорации и утопал в болезненно-желтых сумерках и первой сирени.
Огромный корабль, качающийся на волнах отраженного в воде света.
Он не жаловал гостей и принял тебя неохотно. И ты оказался на самой нижней его палубе, в трюме. На самом дне. И был к этому готов.
Там грязно и сыро. Там засыпаешь с запахом клея «момент», а просыпаешься под хлюпанье чьих-то носов. Там обратная сторона блестящей сказки. Честная и почти лишенная соблазнов.
Но ты поднимался все выше и выше. Как орел Джакомо из твоей любимой детской сказки.
Мечтал добраться до солнца. И поднимался все выше и выше. Беда твоя была в твоем одиночестве, и никто не защитил тебя от обжигающего света жестокого солнца.
Ты добрался до первой палубы, блестящей и роскошной. Ты лежишь на ней ничком не в силах даже оглядеться.
Ты смог удержаться на своей шестом небе, но с обгоревшими, поломанными крыльями тебе не дотянуться до седьмого.




«Скоро, скоро новый год!» кричит тебе этот город.
Кричит слишком громко, чтобы его не услышать.
В самом разгаре работа над предновогодними съемками. Все шумят, орут. Нервные и мокрые. Голодные до отдыха. Да и вообще вечно голодные.
Ты падаешь в работу как бездну, пытаясь не оставлять времени на больные воспоминания.
И мучает только один вопрос:
Почему ты ее слушаешь?
И из него вытекает:
Почему ты покоряешься ей?
И, наконец:
Как ты согласился отречься от того, что было гипсом твоим сломанным крыльям после первых полчаса знакомства?
И ответ, казалось, кружил вокруг твоей головы. Нет-нет, ты просто ищешь его там. Но, наверное, он где-то в другом месте…
И ты снова познавал настоящее, погружаясь в прошлое…



РАБОТА.
Всегда притягивала. Но вот какая именно она должна быть ты все никак не мог представить.
И даже когда дело уже дошло до выпускных экзаменов, ты толком не знал еще, кем хочешь стать.
Точнее знал, но это казалось тебе чем-то совершенно невообразимым. Сидя на экзамене по литературе ты думал, что неплохо было бы стать Мечтателем. Таким Дерзким Мечтателем. Дерзким и Мечтателем. Но такой профессии не существовало, так ты думал.
В Большом Городе думали по-другому. Там существовала такая профессия, кроме того, за нее отлично платили. Она щедро поощряла все прихоти, всё тщеславие, все безумные выходки и слова. Но взамен, как водится, забирала силы и душу.
Тебя узнают на улицах, по которым ты теперь так редко ходишь. О тебе пишут все глянцевые журналы и газеты, которые ты почти не читаешь. И, кажется, все тебя знают. Твое тонкое лицо. Глаза.
Только лицо…
Ты накормил себя до отвала этой кашей из известности и вседозволенности, приправленной кокаином, как сахарной пудрой.
И как приступы переедания заканчиваются расстройством желудка, так и ты заканчиваешь расстроенной жизнью.
Ты всего лишь дерзкий и мечтатель. Не романтик или практик, не экстраверт или интроверт, не хороший и не плохой.
Всего лишь Дерзкий и Мечтатель, чья Дерзость уже притупляется и надоедает, чьи мечты становятся все однообразнее.
Шелуха и сахарная пудра…




Как велики соблазны!
Но ты все же держишься. Хотя порой держаться – невыносимо. Нет, ты не бьешь стены, как делал это сначала. Ты не кусаешь руки и не кричишь, как делал это после. Хоть тебе по-прежнему – странно. И даже больно.
Ты просто приходишь домой, набираешь полную ванну горячей воды и ложишься в нее прямо в одежде. Стонешь от невыносимости. Ты пытаешься успокоиться страхом. Страхом, что она узнает. Узнает и уйдет навсегда.
Ты закрываешь глаза и представляешь, как она уходит. Видишь гордо выпрямленную спину. Слышишь, как разбивается о холодную землю ее доверие. Вот так она уйдет. И даже не посмотрит на прощание.
Потом ты встаешь и снимаешь насквозь мокрую одежду, натягиваешь мягкий теплый халат.
Пьешь горячий черный, как и твое настроение, кофе.
Куришь. Смотришь в черное окно.
Что ты видишь там, в отражении?
Что пытаешься понять?
А что – забыть?
Так близко с потолка капает страх. Страх вернуться в то время, когда весь мир сошел с ума…




НАРКОТА.
Голова разрывается от каких-то немыслимых голосов. Все они то кричат, то шепчут. Каждый – что-то свое. Ты бьешь по стене, по этим голосам, по всему глупому миру. Глупому миру… Глупому миру – эхом отдается в голове.
Бей, бей, бей, - шепчет один голос.
Бей сильнее! – вторят остальные.
И ты бьешь. Изо всех гребанных сил ты бьешь.
Ты в круговороте. Какие-то лица. Какие-то квартиры. Диваны в chill-out’ах, столы на кухнях. Неоновые вывески… как в страшном сне…
Они голодны и мечтают сожрать тебя. Всего. Они блестят, сверкают, манят, и ты ненавидишь их. Ненавидишь их все до единой.
У тебя кружится голова. Аспирин, анальгин, димидрол.… Как заклинание. Еще 30$. У кого-нибудь есть еще 30$?!!
Твой разум не различает действительность. Он просто твердит, что это так здорово – бить. Потому что весь мир – злой. Он – психопат. Маньяк с ожерельем из неоновых вывесок на шее.
- Бей, бей его, пока можешь, - кричат наперебой голоса.
А ты думаешь, что легко им говорить – ведь не они в круговороте.
Ты один на пустынной улице. К тебе идут какие-то люди и исчезают, как будто их и не было. Серый воздух, осточертевшее небо, разбитые в кровь руки, дома грязные и вонючие.
Земля исчезает под ногами, как стаи хищных птиц – перед глазами проносятся горящие огнями вывески.
Этот мир стоит за твоей спиной. Ты помнишь? Он маньяк. Психопат. Ты станешь его новой жертвой. Он уже вынимает свой нож…
Тебе страшно. Страшно и хочется плакать. Ты умоляешь пожалеть тебя. Ты шепчешь “нет” и кажется, что кто-то за спиной отвечает короткое “да”.
Заткнулись голоса в твоей голове.
Чувство будто долго и с упоением били.
Ты плачешь от страха и боли.
И белый, кокаиновый снег падает с неба…




И снова разбиваешь голову о вопрос: зачем тебе все это нужно? Кто она? Что в ней такого?
И возвращаешься к себе самому. И чувствуешь, что тебе действительно лучше так. Так, как сейчас.
Но что ты без нее? Что ты без этой девушки с золотыми волосами, которая чем-то, почти неуловимо, напоминает тебе маму? Она бьет тебя по рукам – потому что любит. Но любит ли?
И тысячи терзаний исполосовывают твое тело. И изрезанные сомнениями минуты больно ударяют тебя в грудь. И отчаяние зажимает в объятия при мысли, что что-то оборвется.
И тикают часы.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Это время издевается над тобой в промежутках между вашими встречами.



ОНА.
Раньше ты никогда не понимал как это – тихо улыбаться. Но она улыбалась именно так - тихо. Тишиной. Красивой, тихой, будто смущенной улыбкой.
Ты часто приходишь к ней не вовремя. Нажимая на кнопку звонка, ты уверен – она занята.
Она открывает дверь, впускает тебя, ждет, пока ты снимешь куртку и ботинки, ведет на кухню, наливает крепкий чай. И ты ждешь. Смотришь на нее и ждешь. А она пишет что-то. Какие-то длинные письма.
И ты думаешь – может когда-нибудь она и тебе будет писать письма. Такие же длинные. И, наверное, в них она будет говорить тебе, что сегодня – снег, что завтра - тоже снег. Что скоро она пойдет покупать подарки и ёлку к новому году.
У нее на кухне уже стоит ёлка. На ёлке висят большие оранжевые мандарины.
Креативно, да? – говорит она, - на самом деле у меня просто нет ёлочных игрушек – в прошлом году все разбила. С мандаринами намного лучше.
Да, наверное, лучше.
И, наверное, глупо вот так сидеть у нее на кухне и каждый раз ждать, пока она допишет свои письма.
А потом отвечать на стандартные вопросы: как дела, как съемки, как друзья, как проведешь Новый год. Тебя уже давно перестали раздражать подобные диалоги. Ведь ты знаешь, что все равно будешь их терпеть.
В кухне клубится ее нежно-предвкушающее настроение и почему-то пахнет тюльпанами.
Ты рассказываешь ей какие-то смешные истории.
Она хохочет и угощает мандаринами с ёлки.
Так уютно в этой кухне, как уютно было дома.
Ты уходишь поздно вечером и долго смотришь на светящееся окно ее кухни. И почему-то в эти минуты кажется, что сказки, наверное, существуют.


 

Новый год. Он подобрался незаметно, подкрался из-за угла с удавкой из разноцветных гирлянд.
Вы сидите на кухне у Игоря и слушаете жалобы знакомой Аси на уходящий год под ритмичное постукивание ножа и периодичные звонки в дверь.
Тебе кажется, что слишком много народа на один-единстенный Новый год.
И, скорее всего, вы не услышите, как Новый год постучится в дверь и так и останетесь в старом году.
Тебе тепло и радостно, что уже сегодня ночью, возможно, кончится весь кошмар, что преследует тебя. Как и в каждый предыдущий Новый год.
Наконец приходит она. В золотистых волосах запутались снежинки, ресницы побелели от инея.
Вы идете на кухню, и из своей большой черной сумки она вытаскивает пачку сигарет и пакет с мандаринами.
Наверное, она сняла их со своей ёлки, думаешь ты.
Как назло, знакомая Ася зовет ее резать салаты и снова начинает жаловаться. Она смеется и говорит, что следующий год точно будет удачнее и Ася почему-то ей верит.
Потом президент вещает вам с плоского экрана о своей любви и врет, что в следующем году стране станет немного лучше. А ты думаешь, что лекарств от смертельной болезни страны еще не придумали.
Куранты бьют прямо по ушам. И весь мир видится до опьянения светлым через призму бокалов с шампанским.
И кто-то кричит, что пора загадывать желания…



ЖЕЛАНИЕ.
Что же ты пожелаешь себе в этот Новый год
Еще больше успеха, а с ним и денег? Просто удачи?
Это все у тебя есть. И всего вокруг слишком много. Ты думаешь, что бы она тебе пожелала: может просто счастья?
Вдруг на тебя нападает неожиданная усталость. Целый год будто падает тебе на плечи. Пульс бьется где-то в сознании.
И ты желаешь себе спокойствия.
Тихого слова «спокойствие».
И ты никогда не узнаешь, что она пожелала тебе спокойных ночей, сладких снов и немного мандаринового снега.



Хм… Красиво.… Никогда таких не встречала… - задумчиво говорит она.
- Мне показалось, они будут отлично смотреться на твоей ёлке рядом с мандаринами, как думаешь?
Это точно. Мило и оригинально. Хм.… Такие хорошенькие. Ну-ка, колись немедленно, где достал?
Сама понимаешь, где достал – там уже таких нет.
Ну, пожалуйста, ну скажи, где такую прелесть продают! – она бережно держит в руках только что подаренную тобой ёлочную игрушку – двух белых мишек, качающихся на качелях.
Не скажу. Тайна фирмы «Одуванчик».
Ой! Я же тебе еще не вручила подарок! – и она протягивает тебе большой блестящий пакет.
Ты достаешь оттуда белый мягкий свитер, такой же мягкий, как и ты сейчас.
Ничего оригинальнее я придумать не смогла, - улыбается она, - но с размером должна угадать.
Ты натягиваешь свитер на футболку. В самый раз.
Ты чувствуешь его тепло. Ее тепло.




Прошел Новый год, а за ним и десять дней отдыха. Январь доживает свои последние дни. И ты, как и все остальные, уже привык к зиме.
Город опять сменил декорации – ведь склонность к самоубийству никому еще не мешала быть модником. Теперь на нем бело-красный наряд, причем красный значительно преобладает.
Все готовятся к этому странному, будоражившему воображение празднику красных сердечек.
И проезжая мимо усыпанных кровавыми сердцами витрин ты думаешь, что может быть город влюблен. И может даже в нее. И может любовь эта несчастная. И может, поэтому город стал самоубийцей.
Но окружающим все равно до влюбленного в кого-то города. Все они ждут этого не по-зимнему теплого Дня Всех Влюбленных.
Кто-то счастлив уже. А кто-то только ждет этой непонятной эмоции, которая умещается в загадочное слово «счастье»…



СЧАСТЬЕ.
Ты когда-нибудь раньше думал, что такое счастье?
Спроси у нее, что это – она скажет: глубина.
Что такое эта глубина?
Спроси, что такое счастье у своего друга Игоря, и он скажет счастье – в непостоянстве. Когда новый день – действительно новый. Когда меняются люди, места, да и жизнь.
Твой второй друг Тима сказал бы, что счастье в красоте. И в спокойствии, конечно.
Знакомая Ася ответила бы, что счастье – когда есть, что выпить и есть, что есть.
Школьный друг Шура говорил, что счастье – это много девушек и денег, и ты был согласен с «теорией двойного «д»» тогда.
Тогда.… А сейчас? Что такое это счастье?
И разум шепчет: не думать; сердце: не чувствовать.
Если логически рассуждать, думаешь, ты, то счастье – это не жить. Отличная перспектива…
Может счастье – это просто быть рядом?
Быть рядом. Или не жить.


Вечеринка по случаю Дня Всех Влюбленных выдалась жаркой. Правда, нельзя сказать, что все присутствовавшие на ней – влюбленные, но в сегодняшнюю ночь влюблены без сомнения – все.
 В этот раз собрались у знакомой Аси. Возможно только потому, что в ее квартире стоит совершенно невообразимое количество диванов и кроватей, кроме того, из всей вашей компании у нее есть больше всех симпатичных подруг. Подруги ее, судя по всему, не отличались большой скромностью и готовы были развлечь любого желающего, чем многие активно пользуются. Но тебе не хочется бурных развлечений. Сегодня, как и вчера, как и неделю назад, как все прошедшие полгода ты занят исключительно ею.
Вы лежите на огромной тахте, невесть как оказавшейся в Асиной гостиной, и пьете виски.
Давай поговорим, что ли о чем-нибудь, - предлагаешь ты.
Например?
Ну, раз уж сегодня День Влюбленных, то давай о любви.
Начинай.
А почему всегда я? Давай-ка ты начнешь!
А я не знаю, что говорить.
Ну.… Не знаю... Ты любила когда-нибудь?
Любила.
И как?
Как будто ложишься в снег. Сначала так холодно-холодно. Потом все теплее и теплее. А потом…
Что?
Все.
Какая-то девушка танцует на столе.
Слышно, как на кухне кто-то разбил бутылку и сильно этим огорчен.
За стенкой придаются влюбленности.
И веки медленно опускаются…



«Мои друзья всегда идут по жизни маршем
И остановки только у пивных ларьков…»
Вспоминается тебе наутро.
От Асиной квартиры остались, похоже, только стены и диваны с кроватями.
Сама Ася обнаруживается в ванной. Она сладко посапывает, накрывшись полотенцем, из-под которого вылезает только темная макушка. Над полом нависает рука, сжимающая дотлевшую до фильтра сигарету.
Практически все вечеринки заканчивались для Аси именно в ванной. Да и познакомились вы, что теперь совершенно не удивляет, в ванной, где она плакала над очередной неудачей.
Ася – патологическая неудачница. Повезло ей только с одним – у нее, по странному стечению обстоятельств, с каждым днем появлялось все больше и больше знакомых, а в последствии друзей. Она – желанная гостья на всех вечеринках, которые все равно, по обыкновению, заканчиваются возле умывальника.
В комнате спит Игорь, нежно обнимая свою гитару одной рукой, а другой прижимая к себе девушку, в которую он был влюблен всю прошедшую ночь.
Гитара в его жизни, если не самая главная, то точно стоит наравне с самыми красивыми девушками мира.
Рядом, на кресле, спит Радик и что-то бормочет себе под нос. Казалось бы, в этом человеке смешались все национальности, которые можно только придумать, поэтому он носит гордое звание: «сын человечества». Радик – единственный в своем роде. Он проживает сразу две жизни вместо одной. В первой он живет как все остальные – ест, пьет, спит, общается с друзьями, трахается с девушками, а другая жизнь предназначена исключительно для сна. А спит Радик всегда один. Как объясняет он сам – для безопасности всех остальных. Наверное, поэтому две барышни, с которыми он ушел вчера в комнату, спят на кухне.
В комнате, гордо именующейся гостевой, смотрит телевизор Тим, выключив звук.
Курить есть?
Нет.
И у меня нет. Сил – встать, этого тоже нет. Придется так засыпать. А одеяла у тебя нет, случаем?
Нет.
Скучный ты. Я так не играю, - закончил Тим и тут же заснул.




Тим всегда спит сладко, так уверяет он сам. Но о себе ты бы так не сказал. Тебе теперь часто снится твой старый кошмар. С течением времени меняются лица, но суть остается неизменной. Его невозможно изгнать – это часть тебя. В нем отражается все твое настоящее.
Просто льдинка, еще одна льдинка, меняющая цвет и форму.

СОН
Звон барабанов и ты спускаешься по веревочной лестнице. Все вокруг залито золотом с багряными оттенками, с румянцем из суетящихся людей.
Ты попадаешь в муравейник…
Вокруг тебя прыгают жонглеры, перебрасываясь фарфоровыми тарелками, рычат львы и тигры, забытые дрессировщиками, а те в свою очередь наперебой пристают к маленьким коренастым женщинам.
Как искры салюта над головой кружится серпантин из опилок.
В углу силач прижимает к стене акробатку в ярко розовом костюме, а на ногах ее почему-то гири.
Туда-сюда носятся клоуны в красных париках, с паралоновыми дурацкими носами и с вечной пугающе-больной улыбкой на устах.
Все крутится и вертится, как заводная карусель. Со всех сторон чьи-то сладострастные жадные стоны, обиженный рев животных.
Ты так мал, а вокруг все такое огромное. И твоих сил хватает только на то, что бы тихонько шептать «мама».
Вдруг ты видишь, как в тумане этой суматохи выбегает из зала чей-то темный силуэт. Знакомый тебе силуэт.
В отчаяние ты бежишь за ним, пробиваясь сквозь толпу одурманенных людей. И впереди, уже совсем близко, зияет дыра пустого темного холла.
Ты бежишь по мрачным коридорам, преследуемый истеричным хохотом пьяных и вдруг врезаешься во что-то.
Перед тобой стол. Простой черный стол. А за ним в черной шляпе и темно-фиолетовом плаще ехидно ухмыляется чернобородый фокусник. Ты чувствуешь, как под его взором немеет тело и тяжелеет голова. Он буравит тебя взглядом и молчит. Снимает свою шляпу, засовывает туда руку, по самый локоть, и достает небольшой кинжал. Кидает его в тебя. Кинжал со свистом проносится мимо, чуть задевая твое плечо, и втыкается в стену за твоей спиной.
Взмах руки – и перед тобой твое собственное лицо. Тебя настоящего. И снова кинжал пролетает мимо и вонзается в стену.
Все новые и новые лица, и каждый кинжал заставляет все внутри тебя сжиматься от непреодолимого страха.
Новые и новые кинжалы не попадают в цель.
Теперь перед тобой Ее лицо. Оно появляется и сразу же исчезает. И ты уже уверен, что на этот раз кинжал попадет в цель, как вдруг фокусник начинает плакать.
Ты чувствуешь, как тяжесть отпускает тебя. Тело становится привычно легким. И последний кинжал поражает тебя в грудь…



Все кинжалы пролетают мимо тебя. Все, кроме одного. Кинжал, что поражает тебя в грудь, принадлежит твоим самым мрачным чувствам и мыслям…




Если ты действительно спишь, то, рано или поздно, ты неизбежно проснешься. И наступит новый день. За ним еще один и еще один. Эта череда снов и новых дней – ужасно утомительна и, кажется, длится целую вечность. И опять сегодня…



 
Сегодня зима уже пошла на убыль. Сегодня твои воспоминания – а, точнее, их острота – стремятся вслед зиме. Сегодня чувствовать легче: ты привык уже к ветрам и порывам, гуляющим где-то в твоей грудной клетке. Сегодня ты говоришь свое усталое и нерешительное «нет» наркотикам. Сегодня твое тело и разум обессилены. Сегодня ты зачем-то купил Ницше в магазине.
Ты все так же встаешь с утра. Пьешь кофе, поеживаясь и зевая, едешь работать. В перерыве обедаешь наспех. После, вечером, ты с кем-то встречаешься, говоришь миллионы ненужных слов. Потом ты падаешь на кровать и слушаешь. Ты слышишь чей-то шепот в тишине. Забытый, но отчаянно знакомый.
И падает снег за окном. И город режет одну вену за другой.




Ты похож сейчас на этот город. Ведь ты тоже режешь себе вены. Растапливаешь свой лед. Осталась только одна льдинка – воспоминание – ты сам.


ТЫ САМ
Ты чувствуешь себя молоком. Как в песне. Молоком, которое только что вытащили из морозилки. И все ждут, когда же оно разморозится, станет чуть теплее. И ты тоже этого ждешь. Когда же кто-нибудь выпьет тебя
Смешно – оказывается, даже у молока есть свой комплекс неполноценности: ты чувствуешь, что как молоко ты прокис.
Даже обидно.
Теперь ты точно знаешь: тебя попробуют, но пить не будут – кто пьет прокисшее молоко!
Тебе так плохо от этих мыслей, что хочется разлиться. Распластаться белым пятном на полу и смотреть на потолок. Вырваться из этой разноцветной кружки.
И ты чувствуешь, что скоро тебя выльют в раковину и навсегда о тебе забудут, но отчаянно не хочется в это верить.
Видно тебя поставили под лампу – тебе невыносимо жарко.
Жарко…
Лед превращается в воду. Теперь вода это часть тебя. Вода и глянцевый мандариновый снег.
И так хочется плакать от слабости, от невыносимой тоски.
От того, что «жизнь» такое короткое слово – кажется вечностью.


Глава четвертая, предпоследняя. Весна (одна весенняя неделя). Художник.

История из понедельника
Художник был воистину красив. Он был из тех, кто доводил ее до предела. Предела чувств. Сама не зная причины, она ассоциировала чувства, возникающие при виде него, со смесью ванили, карамели, корицы и никотина. Да, он приносил ей сладость. Поразительно легкую, воздушную сладость.
Целыми днями они рисовали. Словно кисти и краски были частью их тел. Будто палитра заменила их глазам солнечный свет и ночную тьму. Точно картины – и есть их сны.
Дорисовав картину, они, опустошенные и довольные, падали в черно-белое море диванных подушек и курили, так, будто еще минуту назад они сжимали друг друга в объятьях, а тишину, вместо шелеста кистей, разрывал их нежный шепот.


Картины их были пропитаны соблазном. Самое противоречивое и непостижимое сливалось на ярких полотнах. Они сумели достичь того эстетического совершенства, которого трудно достичь в реальной жизни.
Но главное, у каждой картины была своя история. Она сама придумывала их.
Излюбленной ее историей была история об Ангеле и Демоне. Ангел воплощает в жизнь последнее желание Дьявола, лишая себя крыльев, пожалев его и отдавшись ему.
Она рассказывает, а художник смотрит на нее своим грустным, задумчивым и теплым взглядом. Она говорит с надрывом, но тихо, почти шепотом. Они оба устали. И оба пропитались соблазном и противоречиями из темной комнаты на картине. Так близко они были к белым крыльям. Так тесно было в нарисованной комнате.




А где сейчас этот твой друг художник? – спрашиваешь ты.
Сейчас? – переспрашивает она. – Он ушел.
Ушел куда?
В глубину.
И снова глубина. Она снова говорит это слово.
И ничего не подарил на прощание?
Подарил. Тюльпаны и ту самую картину.
Почему же я ее не видел?
Она стоит у меня дома. Я покажу тебе ее потом, если захочешь.
Я надеюсь, - ухмыляешься ты и засыпаешь.

Мысли из ее вторника.
Она убрала ее, чтобы не видеть. Чтобы не помнить. Она не любила зеркала. Картина была зеркалом. Зеркалом, где то, что хочется видеть. Зеркалом, где то, чего нет.

Художник показал ей многое.
Он показал ей, как нырять в звездной небо, показал, как красивы голые стены, как сладостны маки. Но, главное, он показал ей ХАОС. Абсолютный. Наполненный Абсолютной Истиной. Глубиной.
Он научил ее видеть глубину. В палитре.… В лепестках.… В воде.… В глазах…
Он научил ее не любить зеркала.


Его вторник и немного из ее прошлого.
Тело еще болит. Голова кажется воздушным шариком, сдувающимся с садистко-медленной скоростью. Горло режет тысячью острых лезвий.
Щелчок замка.
Она заходит неслышно. Мягко ступая по черно-белому кафелю, она, должно быть, думает, что ты спишь, надеется разгадать твои сны.
И вот ты видишь ее. Ее волосы горят золотом даже в столь серый день. Она легко одета: черные брюки до колен, черная футболка, стянутая широкой атласной лентой, пиджак и мокасины. Она источает весеннее тепло. Вслед за ней врывается аромат весеннего воздуха, сирени и ее любимых тюльпанов.
Доброе утро, - говоришь ей ты.
Она вздрагивает.
Доброе утро, - отвечает она, - как самочувствие?
Уже немного лучше, но все равно хреново…
Ничего, скоро поправишься. Я принесла тебе океан вкусностей! И еще кое-что…
Ты замечаешь большой пакет в ее руках. Внутри большой плоский прямоугольник.
Это картина? – ты приподнимаешься в попытках разглядеть получше.
Да, это она.
Покажи скорей! – умираешь от любопытства, которое мучает тебя, как щекотка.
Ну нет. Сначала завтрак, - улыбается она и уходит на кухню, унося с собой пакет.

Ты нашел в себе силы встать и теперь смотришь, как она наливает молоко с медом в большую белую кружку, напевая что-то себе под нос.


Она наливает молоко с медом в большую белую кружку, напевая что-то себе под нос. Затем забирается с ногами на белоснежный диван и протягивает кружку художнику.
Что ты будешь делать, если я умру? - вдруг спрашивает она.
Я заставлю небо пролиться дождем из лепестков мака. А потом умру тебе вслед…

Что будет, если я умру? – ни с того ни с сего, спрашиваешь ты.

Звон разбитого фарфора. И молоко большим пятном расплывается у ее ног.
Откуда такие мрачные вопросы? – тихо спрашивает она.
Просто интересно.
Будет небо. И солнце будет. А еще весна. Только без тебя.
А ты будешь?
Я? Я буду всегда, - отвечает она и начинает сосредоточено вытирать пол тряпкой.

Она приносит тебе молоко и тосты с джемом.
Уже не хочется? – спрашивает она и тут же поправляется, - Так, как раньше?
Да, тебе уже легче. Намного легче. Да, жизнь действительно изменилась. Почти.

Наконец она приносит пакет и достает оттуда картину.
Картину в черной готической рамке.
С полотна на тебя смотрит она. Чистым волнующим взглядом. И ты понимаешь, что она смотрит в глубину. В глубину тебя.
За ее спиной открытые всему миру – крылья. Обхватив ее сильными руками, прильнув устами к ее груди – юноша. Дьявол. Он красив. У него тонко очерченное лицо, короткие, кучерявые волосы цвета песка, задумчивый, чуть лукавый, взгляд.
По его щеке чуть затронутой румянцем, катится слеза. Кристально-чистая.
Это он? Это Художник?
Да, это Художник.
Ты не можешь оторвать глаз от этого маленького мира. Тебе кажется, что видно сотни тысяч эмоций в сжатом воздухе, пропитанном странной любовью.
Что ты чувствуешь?
Страх.

Мысли из его среды.
Одна слеза, приковывающая взгляд. Один суровый, усталый взгляд.
Одна комната, в которой сбывается вся несправедливость мироздания.
Одно зеркало, где отражаются все самые сокровенные желания.
Пороки и долги.
Счастье и вечность.
Глубина.


Четверг.
Обещай мне, что ты никогда не уйдешь.
С чего мне давать такие обещания?
А почему бы тебе их не дать?
Объясни по-человечески, что именно ты от меня хочешь?
Хочу, что бы ты не уходила никогда надолго.
 Я не могу тебе этого обещать.
Я все время хотел спросить тебя. Почему тебя так взволновали мои проблемы тогда, прошлым летом? Мы ведь даже знакомы-то толком не были.
Они взволновали тебя. Тебя, а не меня. Я просто помогала тебе, вот и все. Мне не стоило этого делать?
Нет, почему же стоило. А зачем мне нужно было вспоминать всю свою жизнь?
Ты сам этого хотел. Ведь свою жизнь вспоминал ты, а не я.
Тебе нечего на это ответить. Ведь она права. Возможно.

Пятница.
Она пришла всего на час. В очередной раз за эту неделю заставила тебя пить таблетки и какие-то микстуры.
Потом посидела с тобой еще немного и ушла.
С ней что-то происходит в последнее время, замечаешь ты. Она стала молчаливее. И во взгляде та же грусть, что была там, когда ты встретил ее впервые.
И смотрит она так же, как и тогда, летом, в первые минуты вашего знакомства – будто пытаясь запомнить получше.
Ты гонишь прочь от себя нехорошие мысли и отвратительные подозрения.

Воспоминания из ее пятницы.
Художник задумчиво смотрел на нее.
Если бы ты знала, сколько ты делаешь для меня. Если бы ты знала, как ты прекрасна. Посмотри на себя в зеркало. Там ты увидишь самое прекрасное, самое чудное и нежное создание на свете. Мое Вдохновение. Мое все. Если бы ты знала, как я…
Она ненавидит зеркала.
 
Мысли из его субботы.
Одна весенняя неделя рядом с ней. И ты можешь надеяться, что не безразличен. Это смешно! Ведь скоро год, как вы общаетесь почти каждый день – ты не можешь быть ей безразличен.
Не можешь? Или хочешь так думать?
Странный год. Так много эмоций, чувств, историй, ненависти и чего-то нежного. Так много ее. Слишком много. Она заменила тебе все. Почти все.
Но что-то все же происходит.

 
Воскресенье.
Она уходит поздно вечером. На тумбочке горячий чай и таблетки.
С трудом поднимаешься с кровати и подходишь к картине, прислоненной к стене. Как ты делаешь это каждый вечер.
Ты садишься прямо на пол и смотришь.
Фигуры на ней будто ожили, и можно увидеть, как колыхается красное пламя факелов, отражаясь в ее золотых волосах.
И снова ты не можешь оторвать глаз.
И, впервые за эту неделю, ты решаешь посмотреть на обратную сторону холста.
Там надпись, сделанная ее рукой:

«Сверху звезда смотрит на меня, а я качаю ее пальцем. И на крыльях птиц я лечу сквозь дождь – в солнце, прыгаю я в дождь, дождь – мой рай, как близок он!
Ты держишь меня за руку, а я поднимаюсь в небо: теперь я не с тобой, но я в тебе. Но ты не чувствуешь меня, а только шепот крыльев слышишь. Дождь за окном твоим, я – где-то сквозь, я вне. И каплей на окне – я здесь, с тобой мой друг…»

Тебе трудно дышать. Ты чувствуешь страх. Страх упасть в глубину без нее.


















Глава последняя, разбитая. Она. Указания.

1. О СНАХ Я живу в их снах. Знаю их изнутри. В снах сокрыты все их тайны, все потери и все желания.
Там прошлое и будущее живет в настоящем.
Это замочная скважина, через которую слышен отзвук страхов и надежд.
А мне… Мне снится лес. Листва, смешанная с золотом. Быстрый серебреный ручей. Поющие птицы. Птицы с обрезанными крыльями. Я иду босиком по теплым лужам, по воде, в которой ничего не отражается. Я знаю, что впереди меня кто-то ждет. Томительно. Но я не спешу. Нет сил спешить, как и нет сил любоваться золотым пейзажем. Я знаю, что не дойду. Что я проснусь через десять шагов.
И просыпаюсь.
За окном поднимает голову рассвет. Он отражается в моих слезах.

2.ОН К НЕЙ
Скажи мне, почему я слышу твой голос? Кто ты? Зачем ты пришла? И за какие грехи?
Задыхаешься. На пол капает кровь с разбитых кулаков.
Все смешалось в твоей голове. В глазах какие-то предметы, связанные спутанными нитками.
Где-то капает вода. Слышен глухой треск разрывающихся нервов.
В зеркале твое искореженное болью лицо сквозь белые полосы.
За все грехи…


3. ЕЕ НЕСЛЫШИМЫЙ ОТВЕТ (указание первое: простить)
Нет грехов.… Нет ни моих грехов, ни твоих, ни чьих-то еще. Но если тебе хочется так думать.… Вся жизнь – грех. Ты должен сам простить ее себе.
А это самое сложное. Поэтому я заставила тебя спускаться вниз по воспоминаниям. Ты вспомнил все, что не сумел себе простить и то, что еще предстоит.
Тебе кажется, что это должно быть стыдно – страдать и плакать, испытывать привязанность, быть неуверенным. Ты ошибаешься. Так задумана жизнь (наш главный единственный грех) – в ней нет ничего постыдного.
Прости себе все.
Забудь все, что было до.
Здесь и сейчас я еще рядом.
И ты… Ты тоже рядом со мной.

4. РАЗГОВОР С СОБОЙ
Солнце встает и заходит. День за днем.
Телефон замолчал и лишь изредка просыпается, выдавая тошнотворные трели. В квартире темнота и ты потерял счет часам. Может прошла уже неделя, а может год с вашей последней встречи.
Все зеркала разбиты, отражения – затоптаны.
Со стен на тебя с укором смотрят друзья, а в ответ им только мрачные взгляды.
Твой дом превратился в грязную темную нору, замызганную несчастьями и безразличием своего хозяина.
Иногда звонят в дверь. Ты остаешься неподвижен.
Неужели так трудно начать все сначала? Вставай, выйди на улицу…
Коротко: Нет.
Жизнь продолжается, там, за стеной, неужели ты так слаб?
Коротко: Да.
Тогда усни. Закрой глаза….


5. О СЛАБОСТИ (указание второе: плачь)
Он слабый. Все слабые.
Он боится и жизни, и смерти. Стыдится страха.
По началу он плакал. Так тихо. Что бы не слышать самому…
Плачь.… Плачь…
Это так красиво – слезы.
Сколько чувств, сколько эмоций, мыслей, мнений – в одной маленькой капле воды.
Это прозрачный мир погибших надежд.
Или самое искреннее выражение счастья.
Плачь…
Ты сделал уже так много. Ты устал. Сердце не выдерживает нагрузок.
В твоем стакане совсем немного воды.
Тебе все равно придется ее выпить.
А пока – плачь…






6. ОН О НЕЙ
Жизнь без тебя это все равно, что книга с пустыми страницами. Нет там слов о любви, выкриков ненависти или боли.
Жизнь без тебя – все равно, что улица без фонарей. Темно и страшно. И нет надежды.
Жизнь без тебя – как будто и нет этой самой жизни. Как будто есть только крыши. Я сижу на одной из них и ищу. Ищу тебя в окнах. В отражениях витрин. В безликой массе.
И порой мне кажется, что все бесполезно. Что может быть я уже мертв. И уже остановилось время. Его больше нет. И вечность просижу я на крыше, высматривая тебя.
Жизни больше нет….



7. О ВСЕЙ ЖИЗНИ
Вся моя жизнь - какой-то длинный путь, который никак не может закончится. И сотни раз я возвращаюсь к началу и сотни раз – тишина.
Я пишу стихи и сжигаю их. Как и все мои письма адресатам, до которых они не дойдут.
И вся моя жизнь от тишины к тишине. А между – искалеченные люди.
Их искалечила тишина. И я завидую им. Я наношу эту зависть самой себе. И эхом гулкий стук. Здесь есть только эхо…

8. КТО Я
Вы спросите меня: кто я? Что делаю такого со всеми этими людьми, что они идут за мной, как овцы, нашедшие. Наконец, пастуха?
Я – последний глоток воды перед смертью. Я – ветер, который держит за руку, когда сходишь с ума. И, возможно, я – это всего лишь смерть, жаждущая гибели…
Они действительно хотят меня.… Хотят идти за мной. Все они чувствуют рано или поздно. Кто-то ищет меня сам, кого-то нахожу я…



 


Я играю их жизнями. Я заставляю их возвращаться в прошлое. Чувствовать боль. Страх. Желать. Любить…
Я даю им шанс испытать все то, что нужно, чтобы в последнюю минуту в их головах пронеслось: «Жил».

9. О СЕРДЦЕ (диалог с неизвестным)
Он лежал у меня на груди. Не шелохнувшись. Он слушал…
Твое сердце…
Да.
Оно… Оно не бьется…
Оно просто устало.


Оно устало. Уже много лет прошло с тех пор как оно устало. Я не помню его стука.
Вместо сердца тикают часы. Которые никак не могут дойти до конца. Наверное, сломались. И вымерли часовщики.



10. ИСТОРИЯ СКАЗОЧНИКА
Как много их было. А память оставляет лишь самое важное. Самое печальное. И самое счастливое.
Тех немногих, кто сумел разглядеть счастье в том пути, что я им указала. В печальном пути.
Одним из таких немногих был сказочник. Он ничего не просил, но отдавал многое. Несмотря на пережитую войну, он не утратил главного: веры. Веры в сказки. И, конечно, во встречу
Я встретила его измученным поисками своего пути. Все в чем он нуждался – спутник. Один только друг, отобранный псами войны.

Он часто говорил о войне. Слишком часто. Война – это и свет и тьма. Это тот же мир, и то же время. Там просто больше стреляют. И тише дышат.
Война – это место, где заставляют ненавидеть. Место, где учишься ценить…
Там нет ни добра, ни зла.
Только ярость и грусть.
Солнечное счастье и мучительная вечность.
И люди, незнающие, равнодушные люди плотным кольцом окружившие эту войну.
Его война – война его чувств.
Как и все остальные, сказочник – солдат на войне, где только один фронт, где только одно поле боя – он сам…


Сказки всегда привносят с собой аромат грусти, чуть уловимый, совсем незаметный.
Сказки – всего лишь напоминание о том, чего быть не может.
Сказки – то, где мы можем существовать не существуя.
Сказочник… Он – самый преданный друг, самый верный товарищ, терпеливый слушатель и, конечно, превосходный рассказчик. Он один из немногих знал, чувствовал существующее в несущественном. У него только сказки и память, которую он легко бы поменял на беспамятство…

11. ОДА ТВОЕМУ ОДИНОЧЕСТВУ
Одиночество – это совсем не так страшно, как кажется. Когда ты один – ты можешь мечтать. Когда ты один – ты можешь думать. Думать свободно, не сковывая свой ум ненужными оправданиями. Когда ты один - ты не испытываешь страха. Страха за других. Ты можешь сходить с ума, никем не замеченный.
Одиночество – в этом есть своя прелесть. Только так ты способен понять себя.

И пусть твое одиночество, желаемое и наигранное, – оно остается одиночеством.
Ты внимаешь ему, слушаешь каждый его вздох, каждый его шорох. Ты поверяешь ему все свои тайны, и каждый страх, который когда-либо терзал тебя. Теперь одиночество – твой самый близкий и молчаливый друг. Не обвиняет, не осуждает, слушает. Впитывает тебя в себя.
Когда ты устаешь, и глаза твои закрываются, оно ложится у твоих ног и бормочет что-то свое. Колыбельную о том, что никому не следует знать.
Одиночество похоже на дождь. Такое же чувственное и прекрасное. Такое же мрачное и жуткое.
Одиночество – оно не оставит. Твой прекрасный, верный и молчаливый друг.

12. ПРОЩАНИЕ
Ты не можешь…
Но я должна.
Ты, ты не понимаешь? Просто… Просто позволь мне быть рядом…
Прости, не понимаешь ты Мы с разных планет.
А я… я… поднимусь в небо и долечу до твоей планеты, веришь?
Я бы поверила. Но ты продал крылья.

13. ИСТОРИЯ СЕСТРЫ
Все началось много лет назад. Когда я еще была счастлива секундами, проведенными с моим проклятием. С моей сестрой.
На протяжении многих лет мои губы проклинали ее, скучая по ее губам. Сердце шептало, что моя бесконечная тишина – это ее предательство. А мне оставалось только закрыть глаза и уходить по мыслям куда-то далеко-далеко, где не слышно эхо воспоминаний.
Самым главным ее подарком мне стала страх, что за несколько жизней перешел в безысходность и одиночество.
Всю прошлую жизнь мы были вместе. Не расставаясь ни на миг. Она была властная, сильная наглая, а я – любила. Нет, у нее не было обратной стороны, она – такая, какая есть. Но жизнь была – жизнью. Для меня самым главным ее благодеянием было то, что она позволяла себя любить. Так, как после позволяла другим я.
После своего ухода она написала мне лишь одно письмо. Через какое-то время мои руки сами бросили его в огонь. Мне казалось, что так я избавлюсь от своей тоски и смогу удержаться подле нового «уходящего». Но все напрасно.
Слишком сладкий груз – страдать и слишком тяжкий – равнодушие.
Я один на один с ее не присутствием. А она никогда не вернется.




14. ВНЕЗАПНОСТЬ
 Все всегда заканчивается внезапно. Жизнь вообще всего лишь внезапность.
Я шепчу ему что-то. Тихо-тихо. Почти неслышно. Но он слышит мой голос. Он думает, что сходит с ума. Он накачал себя кокаином. Так – что до беспамятства. Как и все остальные, он позволил эмоциям, которых так боялся, которые не подпускал, захватить себя. Отторжение эмоций приводит к их перенасыщению.
Он уже совсем близко.


15. ДИАЛОГ С НЕИЗВЕСТНЫМ
Продай мне свой поцелуй.
А что у тебя есть взамен?
Хочешь.… Хочешь нежность?
Нежность? На что она мне?
Я не знаю. Тогда… хочешь ласку?
А она мне зачем?
Просто так…

 16. О БЕЗНАДЕЖНОСТИ
 Пальцы онемели. Глаза медленно закрываются. Нет сил сопротивляться слабости.
Наверное, все случится быстро…
Мысли связываются в клубок: что напишут газеты? напишут ли? Да. Да, не могут не написать. Напишут. На всю первую полосу. И будут гадать, отчего и почему? Будут писать, какой ты был.
Какой ты был?
Глупый. А они? Что они напишут?
Смешной. Яркий, талантливый,
Дерзкий. Дерзкий, смелый.
Тоскующий.
Шумный.
Беззаботный.

Безнадежный. Безнадежный.

Вот она, перед тобой – твоя безнадежность.


17. О НАСТОЯЩИХ ГЕРОЯХ (указание третье: расслабься)
Расслабься. Пойми, что жить намного больнее. Это даже не мои слова – слова моего друга сказочника.
Твои плечи горят – ты слишком много на себя взвалил. Расслабься. Пусть все уйдет. Мы живем в грустной сказке.
И может кто-то прочтет ее и заплачет. А мы…
Просто расслабься. Разожми кулаки. Закрой глаза.
Настоящий герой умирает молодым.
По стечению мироздания.
Расслабься…


18. ОН К НЕЙ
Тишина все сильнее и сильнее. Накачиваешься коксом. Терять больше нечего. Ее нигде нет. Будто и не было. И перестаешь верить самому себе.
Вернись, вернись, вернись,… ВЕРНИСЬ!!! Слышишь? Я знаю, знаю, ты слышишь… Ты не сможешь,… не сможешь,… я смогу…

19. ЕЕ НЕСЛЫШИМЫЙ ОТВЕТ
 -

20.СЛОВАРЬ

СНЫ – вторая реальность. То, что ждут и чего боятся. Сны – насыщение. Пустотой, эмоциями, настоящей жизнью.

РАЙ – то, что есть у многих; то, что на самом деле не хотят. Рай – только цель, придуманная людьми, чтобы заглушить напрасный страх смерти. Рай – набор человеческих фантазий, незаметная панацея для души из абсолютного счастья.

АД – всего две буквы, подталкивающие группу людей страхом перед наказанием совершать правильные с общечеловеческой точки зрения поступки.
На самом деле ад – ничто иное, как внутренние терзания, противоречие чувств и мыслей, непримиримая борьба человека и того, что его окружает.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ – слово, придуманное людьми, чтобы обосновывать собственные действия. Справедливости не существует, исходя из того, что у каждого своя правда.

ЛЮБОВЬ – слово, придуманное людьми. На самом деле то, что называют любовью – мир. Мир реальности и мир ощущений. Это только обострение души и воспаление ума. Когда мы боимся и жаждем. Жаждем счастья другому.


21. О НИХ
Они все стоят рядом.
Касаются меня бесплотными руками. Обволакивают взглядами. Дразнят призрачностью. Они не существуют – всего лишь мое воспоминание.
И слышен плачь.


22. О ХУДОЖНИКЕ
Так странно смотреть в окно на дождь и не видеть твоего отражения.
Знать, что холодные капли падают на твое лицо и не чувствовать их на своем. Я не хотела отпускать его. Хотела оставить его. Но это не мой выбор. Не моя дорога…

Ему нужна была Муза. Муза, которую он никогда не знал. Которая пришла к нему лишь раз, наградив его талантом.
Виски и задумчивый взгляд. Красота и отторжение. Вот чем он был. Я пришла к нему. Стала его Музой. Зная, что Муза – навсегда. Зная, что Муза не может – не быть в нем, не поклонятся своему гению.
Я – его зеркало, но не солнце.
Он затмил всю пустоту, которой я жила. Но я все так же видела сны, где птицы с обрезанными крыльями, где я никогда не дойду до конца. Мой страх он изгнать не смог.

Он говорил мне слова на прощание. Что-то шептал, о чем-то просил. Но я ничего не услышала.
Моя память не впустила в себя тот день, когда я слышала о нем в последний раз. А от сердца осталось лишь слово.

23. О ЗАБВЕНИИ И ЗАБЫТЬЕ (указание пятое: забудь)
Забытье – так часто единственное желание.
Забудь все, что было с тобой.
Забытье – так часто просит сердце. И весь мир забылся. В его суете – его забвение. И ты забудь…
Забудь всех людей, к которым ты не имел отношения, которых не знал и не любил, которые не любили тебя. Все это обуза, ненужный тебе груз.
Забудь…
Все незначительные обстоятельства. И оправдания этим обстоятельствам…


24. ОН К НЕЙ
Я не знаю, зачем ты встретила меня. Зачем разговаривала. Зачем мучила.
Я не хочу больше помнить тебя. Не хочу, чтоб ты жила в моей памяти….

25. ПРОЩАЙ
Прощай.
Ты не был самым лучшим, но и не самым худшим моим «подопечным». Ты пережил многое с момента нашей встречи. Тебя не пришлось долго уговаривать. Ты справился, почти справился.

Прощай.
Ты уходишь, а я остаюсь. Ты растаешь, как мандариновый снег.
Ты почувствовал. Не важно, что ты не умел понять их, не знал, как их определить. Важно то, что ты чувствовал.

26. Я ЖЕЛАЮ
Я желаю тебе невозвращенья.
Я желаю тебе самого сладкого сна, сна без пробуждения.
Я желаю тебе помнить важное и ценить.
Я желаю тебе счастья.

Я желаю тебе глубины.

27. ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС
Кто ты?

28. КОНЕЦ.
Ее поцелуй застывает на твоих губах.
Какое это счастье быть рядом. Быть в глубине.



ЭПИЛОГ.
Здравствуй, - говорит художник, отражающийся в окне сквозь дождь.
Здравствуй, - шепчет она, - ты?
Я. Глубина не терпит одинокого шепота….