О подростковой прозе

В настоящее время книжная индустрия переживает бурный подъем. Книжные прилавки буквально давятся от всевозможных книг: от фривольно-детективного чтива в дешевых переплетах до увесистых фолиантов, стоящих порой не одну тысячу рублей. Такое разнообразие радует. Лет 15-20 назад подобное могло привидеться только в мечтах. Теперь же рынок тонко реагирует на вкусы и возможности читателей. Бедные не гнушаются книжонок, отпечатанных на газетной бумаге, богатые готовы раскошелиться за цветастые и роскошные альбомы. Но самое удивительное не то, что книг так много, а то, что людей читающих не становится меньше. Это несмотря на пессимистичные пророчества о конце бумажной книги, что книги электронные совместно с видео- и аудиопродукцией вытеснят вскоре книгу как таковую в никуда, в захолустье. Однако книжные магазины полны покупателей. Не только за книгой технической и учебной. В разделах художественной классики также толпится народ. Все же много приятнее ощутить в руках заветную тяжесть даже старой книги, вдохнуть неповторимый запах печатного слова, чем всматриваться в мелкий экран КПК и скучно листать мертвые, электронные страницы.
Что покупают современные читатели? Из прозы – Акунина, Лукьяненко, Бушкова, Брауна, Коэльо. Не говорю уже о серии иронично-детективных писательниц – Донцовой, Устиновой, Поляковой, Марининой. Конечно, берут и более серьезную литературу – Веллера, например. Но сколько не искал не смог обнаружить прозы, посвященной подросткам. Не беру в счет фэнтэзи. Его как раз много. Роулинг, Крапивин, Емец… И… только. За этой пестротой не видно может быть самой важной серии книг – о современных 13-16 летних подростках. Наших российских. Я не против фэнтэзи. На определенном уровне подобные вещи очень даже неплохи – побуждают детей мыслить шире, необычно, позволяют почувствовать грани добра и зла. Но именно на определенном уровне и для определенной возрастной категории. Дело в том, что дети по мышлению и развитию очень неоднородны. Недаром их подразделяют на дошкольников, на младший, средний и старший школьный возрасты. Увлеченность фэнтэзи, как правило, присуще младшим и средним школьникам – от 7 до 13 лет. С переходом в старшие классы интересы детей начинают кардинально меняться. Ощущается увлечения реальной жизнью. Фэнтэзи уходят на второй план, а иной раз выбрасываются в стан никчемных бредней. Подросток – 14-16-летний человечек – начинает активно самоутверждаться. Он словно пробуждается от сна и тщательно пытается отделить подлинное от ложного. Разум подростка еще не крепок, эмоции плохо сдерживаемы, внутренний стержень – его воля, воля к добру и справедливости, - подобно ростку, пробивающему асфальт, яро утверждается в жестком мире. Страсть, упорство, максимализм – непременные орудия подростка. Очень сложный и одновременно интересный возраст! Тем не менее, для старших подростков не нашлось ни одной книги. Не пишут о них. Не хотят или.…
Но не все так плохо, как кажется. Не буду говорить за всю Россию, но, по меньшей мере, в Екатеринбурге здравствуют и работают несколько интересных писателей, которые в своем творчестве уделили и уделяют немалое внимание подростковой теме. В свободной продаже их книг не найти. Хотя бы оттого, что издаются мизерными тиражами по 100-200 экземпляров. Магазины принимают очень редко. А вот библиотеки, слава Богу, - охотно. Например, в Муниципальном объединении библиотек на Антона Валека, 12. Нередко проходят встречи писателей со школьниками и их учителями. Некоторые произведения изучаются на уроках литературы. Обсуждаются, пишутся сочинения.… И это замечательно. С писателями других регионов встретиться маловероятно. А тут можно воочию увидеть тех, кто создает замечательные книги! Прежде всего, это Александр Папченко, Евгений Лобанов, Елена Палтусова. К большому сожалению, А. Папченко встреч избегает. Откровенничать не любит. Весь выразился в книгах. Только Лобанов и Палтусова завсегдатаи екатеринбургских библиотек. О чем они пишут?
Рассказы и повести А. Папченко главным образом рассчитаны на подростков 10-13 лет, но в отличие от крапивинских героев они более непосредственно приближены к жестким реалиям современной жизни. Папченко знает детскую психологию в совершенстве. Память о детстве не затерялась в кущах нажитого опыта. Он, умудренный жизнью легко мыслит детскими категориями и создает свой особый, как говорит Владислав Крапивин о нем, «папченковский» мир. Образы детей просты и естественны. За ними не видно автора, он сам среди детей: их душа, их мысли и чувства. В своем единственном сборнике «Принцип Портоса или Последний свидетель» Папченко собрал повести и рассказы о детях, попавших в разные жизненные ситуации, живущих в разных социальных эпохах. Оттого отчетливее выявляются их неповторимые индивидуальности, характеры, глубина еще не созревшего детского сердца. Главным образом, Папченко пишет о детях восьмидесятых годов прошлого столетия. Правда, действия в цикле «Мы – инкубаторские» можно отнести и к более ранним годам, а повесть «Под босыми пятками Бога» отчетливо переносит нас в хаос Смутного времени девяностых. Тем не менее, восьмидесятые – жесткое перепутье между догнивающим прошлым и еще неясным, пугающе смутным будущим, - основное пространство «папченковского» мира. Погружаясь в этот мир и примечая в конце рассказов даты их создания, читатель невольно соотносит героев с тем временем. Пик «перестройки», неясность и тревога перед павловскими, а затем гайдаро-чубайсовскими реформами, а тут у Папченко, как впрочем, у многих подростков того времени – сказка детства. Прочитайте «Принцип Портоса…» или «Невероятного Кольку и великолепную Кэт в своих лучших приключениях» и, в особенности, «Веселые каникулы» - тяга к приключениям, заразительный детский юмор, солнечный уют и ощущение защищенности охватят вас и помогут хоть на время оторваться от «взрослой» жизни Суета неведома подростку. Он – вольное существо. Изобретательное, озорное, охваченное исследовательским духом. Он активно осваивает окружающее пространство, воплощает свои фантазии в жизнь и, естественно, сталкивается с миром взрослых, суровой и, подчас, по-волчьи жесткой реальностью. В повести «Принцип Портоса…» эта реальность еще вдалеке, призрачна и практически неощутима. Вот девочка Саша из-под Славутича. Суперчистюля. По мнению главного героя – занудливая, манерная девчонка, «ошибка природы». Дети очень прямолинейны. Компромиссы не их стезя. Что думают, то и говорят. Живут крайностями. Для них нет каких-то срединных понятий. Белое и черное. Только с возрастом набираются «взрослых» премудростей. А пока… Их качает между самоотверженной добротой и жестокостью. Девочку Сашу ребята приняли в свою игру, хотя с нескрываемым ехидством отмечают ее «выходки». Но едва узнав об оправдывающих причинах ее болезненной чистоплотности, главный герой дарит старый экспонометр, установленный на делении 11. Ее реакция поразительна: «Какой у вас низкий фон!» Бедная девочка приняла приборчик за дозиметр. Вот оно последствие взрослого баловства с атомом! Несмотря на то, что вся повесть пронизана искрящимся юмором, малые вкрапления о где-то бурлящей бедами жизни вносят минорную тональность. Смешно и грустно одновременно. Почти, как в жизни.
Читая Папченко, убеждаешься, что читать о детях полезно не только детям, но и взрослым. Хотим мы или не хотим, бытовая суета заедает. Вечная занятость отрывает нас от собственных чад. Мы перестаем понимать их, а они, в свою очередь, встречая вечное непонимание и самые различные требования, замыкаются в самосозданном мирке. Отдаляются. Может быть безвозвратно. Не в этом ли главная причина всех конфликтов «отцов и детей»?
Подросток – существо крайне свободолюбивое, анархичное. Между тем, самоутверждаясь в неприятии какой-либо власти над собой, легко преклоняется перед вымышленными или реально живущими людьми. Но «легко» не значит, что подросток готов подчиниться любой сильной личности. «Легкость» в самозабвенности и добровольности. Если полюбился герой, то весь, без остатка. И не потому, что его навязали, а в силу его собственного выбора. Питер Пэн, Гарри Поттер, русские богатыри или музыкальные поп-, рок-дивы проходят чередой перед ним. Сегодня один, завтра другой. Такая легкость перехода от кумира к кумиру не говорит еще о шаткости подростка. Нет. Он весь в поиске и познании. Когда он говорит, что больше никто ему не нравится и не полюбится, кроме как пирата Джека Воробья, это означает, что на данном отрезке жизни он скрупулезно впитывает пиратскую удаль, находчивость, смелость. Подростка увлекают близкие ему по натуре личности. Изначальная анархичность влечет к схожим персонажам. Пираты, славные своей тягой к вседозволенности еще терпимый вид кумиров. Хуже, когда подростка увлекают нынешние бандиты. Первые – из области легенд, вторые – кровавая реальность современности. Подросток по сущности романтик. Лучшие писатели это знают. Помните романтика Александра Грина? Его «Алые паруса» пришли к нам из прошлого века. Пусть не современные, но гибкое сердце подростка легко воспринимает сказку. И творит ее сам.
«Понарошку приключения не дела¬ются. Героев понарошку не бывает. Забудь свои детсадовские замашки!» - назидательно говорит Витька из «Принципа Портоса…» главному герою повести. Подросток-творец пытается не просто играть «в пиратов», «в бандитов», «в сыщиков» и т.д., а стремится все сделать «взаправду», пусть и по книжкам, как Витька. Кстати, здесь автор показывает градацию подростковой психологии – одному достаточны «понарошные» приключения, другому подавай все «по-взрослому». Многое, конечно, зависит от воспитания. Творческие порывы подростка можно пустить на самотек, остальное будет зависеть от почвы, в которую они западут. К сожалению, сумбурное течение жизни обычно сносит эти творческие зерна в мрачные клозеты воровской романтики. Сумеют ли родители направить их в созидательные почвы? Нелегко. Проще бывает и вовсе загасить всякое творчество – запретами, «ежовыми рукавицами», а в результате вырастить тихое, но инфантильное существо. Общеизвестный факт, что многие великие люди в детстве были непослушными, а в школе учились на двойки, главным образом из-за поведения. Им пророчили никудышное будущее. Конечно, это не значит, что все школьные хулиганы – потенциальные гении. Просто к творческой личности нужен иной подход, не всеобщая гребенка запретов. Будущие Эйнштейны противятся уравниловке. За свою неординарность одариваются непониманием, насмешками, наказаниями.
Стихия ребенка – игра. Для подростка она максимально приближается к жизни. Внутренний мир го расширяется, соприкасается с внешним. Растут силы, крепнет воля. Он жаждет воздействовать на окружающую среду – «перевернуть» мир и получает великое удовольствие, когда игра им лично начатая приобретает серьезный, «настоященский» оборот. Когда по чистой случайности упавшая лестница разбивает банки с вареньем, Витька успокаивающе шепчет: «Без ущерба — это не приключение, а
цинизм». Подросток азартен. Но чувство ответственности – туманно. Скорей всего навязанное родителями, чем осознанное. Однако, столкновение с миром взрослых стряхивает многие детские иллюзии. Когда отец главного героя, Макса, регистрирует ружье, чтоб отразить нападение мнимых воров (именно в их качестве выставляли себя подростки), Витька только радуется: «Это уже на что-то похоже. Появляется огнестрельное
оружие. А то я уже начинал чувствовать себя
дураком». О последствиях не думается. Будущее в глазах подростка абстрактно, неощутимо. Он весь в настоящем. Живет по принципу Портоса - дерусь, потому что дерусь или иначе, живу – потому что живу! Смысл жизни для него не в цели, а в самой жизни. К сожалению, для многих (и не только для подростков) вариант наиболее подходящий. «Живешь – уже счастье!» - рассуждает герой другого папченковской повести «Невероятный Колька и великолепная Кэт в своих лучших приключениях». Позиция удобная, когда все твои желания исполняются, все более-менее удается. До поры до времени. Когда мирок подростка сталкивается с ограничениями окружающего мира, когда вольнолюбие подростка втискивается в прокрустово ложе законов и традиций «взрослого» общества, детские иллюзии опадают. Не без боли. В цикле рассказов «Мы – инкубаторские» мы видим, как тяжело дети отрываются от родительского дома. Мир для них расширяется, но жестко, вынужденно, насильственно. Интернат ломает устои их хрупкого, еще не устоявшегося мирка. Заставляет силами робкого, непроснувшегося сердца выживать в чуждом коллективе. Дети жестоки. Особенно интернатовцы, детдомовцы. Обделенные любовью на атаку чуждого мира отвечают по-волчьи – оскалом. Но так же, как жизнь дети неоднородны. Случается и волчата способны на высокие чувства. Любовь как основа человеческого сердца пробуждается у одних, но беспощадно топчется другими – дикими, еще не прозревшими душой детьми (рассказ «Любовь»). Волчата уважают силу. Любовь для них сродни слабости. Чтобы быть сильным, нужно стать своевольным, наглым, грубым. В то же время нельзя сказать, что такие дети не знают жизни. В отличие от «домашних» они научены многому, остро чувствуют людей, как говорится – «ушлые». Обычные подростки перед ними сущие дети – по восприятию жизни. Между тем, это по-настоящему обездоленные дети, лишенные лучшей доли, слишком рано повзрослевшие, отравленные развратом взрослых, потому не сумевшие от него защититься. Неуравновешенная психика, бравурность или, наоборот, замкнутость – неизбежные следствия от детдомовской (интернатовской) жизни. Не оттого ли сам писатель, кстати, бывший интернатовец, не стремится на встречи со своими читателями и не желает ворошить нелегкое прошлое?
Детская проза Папченко была бы неполной без повести «Под босыми пятками Бога». Повесть замечательна тем, что автор коснулся в ней злободневневшей темы: дети 90-х. Сюжета касаться не будем, но приведем слова одного из героев: «Я не понимаю, как вы не понимаете… с. 303, 304 + О Библии – «А вы так просто делаете зло, словно до сотворения мира живете… До яблока… прямо Раскольниковы какие-то…» (Женя, пожалуйста, посмотри у Папченко эти выдержки!) Это и не удивительно. В обществе, потерявшем идеалы, рождаются соответственные дети. Дети Смутного времени.
Папченко лишь однажды коснулся эпохи Смутного времени, в остальном он едва отошел от застойных времен. Ощущается дыхание советского строя, в котором было что-то детское. Нас насильно десятилетиями держали на «детском» пайке - по количеству достоверной информации, по общению с другими странами, по выражению творческого потенциала. Создавали некое уравнительное соц. Обеспечение, порождавшее беззаботность. Вроде бы хорошо, что государство брало на себя решение множества проблем – бесплатное медобслуживание, образование, дешевый транспорт. Как чрезмерно и ревниво любящий родитель советское государство не отпускало нас на своевольные харчи, на Запад, например, следило за каждым шагом, учило какие мысли допускать, что говорить и что делать. Поощрялась лишь относительная самодеятельность – в строгом созвучии с советскими законами и советским мировоззрением. Теперь же «чрезмерная любовь» государства к собственным чадам иссякла. Мы словно щенята, выброшенные на улицу. Бесплатные услуги практически исчезли. Зарабатывай и учись, лечись, отдыхай на свое здоровье. Самостоятельность, о которой мечтали в советское время, была предоставлена нам в полной мере. Ан, нет! Опять не угодили. Привычка жить на все готовенькое не исчезает мгновенно. Детская привычка всего советского народа – молодых и пожилых, всех поколений. Не потому ли оглядываемся назад, в тихое застойное время, в солнечный раек детства? Такое ощущение, что Александр Папченко не исключение. Детские рассказы – это ностальгия о безвозвратно ушедшем прошлом, о котором на встречах с читателями память бередить не хочется. Более того, не хочется и продолжать писать о подростках. Тяжело? Безусловно.
Екатеринбургский прозаик Евгений Лобанов не скрывает, что писать о современных подростках крайне нелегко. Но, между тем, увлекательно. Не по-журналистки – холодно и расчетливо. А по-человечески. Он переживает за своих героев, шереметовские «чуйвства» отсутствуют. В подростке он видит человека. Ему интересно, как поведет себя человек на лезвии бритвы, какие испытает колебания, в какую сторону качнется. На примере подростков это видно наиболее отчетливо. Это с одной стороны. С другой, Лобанов обеспокоен, что мы теряем читателей-подростков. Взрослые книги им не понятны и еще не интересны, а детские – уже не интересны. Зависнув между взрослой (то бишь классикой – современной и прошлой) и детской (сказки, фэнтэзи) литературой, подростки не находят ничего современного. Хорош Кассиль, Драгунский, Железников, Зайчнковский, но это, по большей части – наше прошлое. Иное время, иные проблемы, иные решения. Современных, тем более, екатеринбургских писателей практически нет. Этим ценно творчество Е. Лобанова. Он прекрасно понимает, что, несмотря на высокие технологии, хорошую книгу заменить ничто не сможет. Подросток, утверждаясь в мире, ищет опору – крепкую, надежную. Если книга лишена нравоучений и назиданий, и просто и непосредственно на живых примерах отвечает на насущные вопросы подростка, она может стать его верным помощником, близким советчиком, сокровенный другом.
О ком пишет Евгений Лобанов? О детях Смутного времени. Из уральцев Папченко первый начал эту тему. Лобанов продолжил. Первый рассказ о подростке он написал в 1998 году. «Инок» - первая проба по раскрытию детской психологии. Но здесь еще много романтики. Герой рассказа – Кешка, а проще – «Инок», - городской мальчишка. Совместно с геологической партией оказался в тайге. Отец поспособствовал, чтоб вкусил настоящего дела. Подросток в конфликте – с подругой, с напарницей по работе - Эльвирой Викторовной, с самим собой. Хочется одиночества или еще чего-то неизвестного? Пошел за грибами и… заблудился. А далее почти как в сказке «Три медведя», а лучше сказать – «Морозко». Набрел на избушку, в которой уже годы живет беглый ЗК - Серый. Дороги к геологам Инок, естественно, не знает. Серый принимает его за своего. Оберегает. А подросток в растерянности – чего-то он? Волнуется: «Но ведь ищут! Андрей Павлович с ума сходит, Эля уже, наверное, клянет себя за подколы в его, Кешкин, адрес. А не дай Бог, еще домой сообщили! Мать точно в больницу с инфарктом увезут, а отец будет мерять шагами квартиру, как тогда, когда они с Санькой, не сказавшись, рванули рыбачить на Изоплит. ...А если Лизка позвонит, спросит, как дела, и ей скажут, что я ушел в тайгу и меня не нашли?!» Между тем, в кешкиных мыслях сквозит нотка довольства – отдохну, мол, от всех… Примечательны напутственные слова Серого, когда он все же вывел Инока на дорогу: «Иди, Инок. Может, когда и вернешься. Бывай...» Подросток и одиночество, подросток и окружающие люди, умение построить с ними нормальные отношения. Таковы основные проблемы, поднимаемые в рассказе.
Постигая Смутное время, Лобанов меняет тональность. Романтический настрой практически исчезает, охватывает горестное, жестокое мировосприятие. В его рассказах дети – беспризорное племя, нередко при живых родителях. Нищие духом, но переполненные отбросами «взрослой» жизнедеятельности. Мысли, чувства, стремления – ниже пояса. Встречаются конечно, исключения. Но они – будто альбиносы в волчьей стае. Интересен следующий феномен. У подростков очень сильно развито стадное (кампанейское, групповое) чувство. В силу ли своей слабости и неуверенности, тем не менее, в толпе они ощущают себя героями. Коллектив для них как крыша над головой. Без него они тихая, безобидная в своем одиночестве саранча. Такие стайки были и в семидесятые, и в восьмидесятые годы. Собирались, чтобы биться «улица на улицу», «район на район». Оберегали границы своих пресловутых территорий. В детстве – это забава. В дальнейшем – передел зон влияния преступными группировками. В девяностые, когда вступил в силу рынок, страсти, будоражившие молодежь, разлились по всему постсоветскому пространству. Хаос, воцарившийся в стране затуманил головы людей и, прежде всего, молодежи, подростков. Именно такая молодежь попала в поле зрения Евгения Лобанова. Как бы самому не отравиться тем чадом, который разит от них. Не озлобиться, не удариться в беспробудный пессимизм. Но писатель справляется с собой. Проживая капля за каплей, день за днем жизнь своих героев, он остается собой – искренним, отзывчивым человеком.
О подростковой прозе Лобанова можно писать отдельную статью. Многое подсмотрено в жизни, осмысленно, понято. Кое-что уже отмечалось в иных работах – мной и другими критиками. Потому подробно касаться сюжетов его вещей не будем. Отметим основные, наиболее яркие, направляющие. Прежде всего, это «Птенцы асфальта»: одноименная повесть и цикл рассказов, повесть «Малолетки», книга рассказов «Сеть». Перед нами короленковские «дети подземелий» на стыке тысячелетий. Взрослые, ошарашенные рыночными переменами на детей глядят сквозь пальцы. Нервные, напуганные, уставшие что они могут дать своим чадам? Так дети предоставляются самим себе. Издерганные, замкнутые (для взрослых), потерявшие доверие ко всем и всему подростки прорастают сквозь буйные заросли взбалмошной жизни. Автор не любит повторять сюжеты. Пройденное, изученное не интересно ему самому. Кроме того, читателя нужно заинтриговать, взволновать. Несмотря на разнообразие сюжетов, их пестрота может утомить. Лобанов берет психологией. Вскрытие характеров героев – главная изюминка писателя. Потому сюжет для него не самоцель. Основное для него показать разнообразие человеческих решений в различных жизненных ситуациях. Показать мир подростка, внутренний мир, не менее богатый, чем внутреннее естество взрослого. Какие проблемы волнуют Лобанова. Прежде всего, беспризорность и преступность подростков, бездомные, побиравшиеся на помойках, живущие в подвалах, на кладбище («Я жду тебя, Весенний», «Птенцы асфальта»), малолетние проститутки «с Щорса» («Малолетки») – основные герои. Конечно, об этом много говорится с экрана телевизора, освещается в криминальной хронике, пишется в желтой прессе. Смакуются подробности преступлений, а в журнальчиках фривольного содержания («Криминальное чтиво» и т.п.) преступность героев сюжетов скорее оправдывается, нежели осуждается. Почитаешь такое на досуге и сам захочешь «острых ощущений»! Лобанову это не интересно. По пути, который не помогает молодежи, а, наоборот, разлагает духовно он не пошел. Его путь – сопереживание. На рассказах Лобанова остро просматривается одно явление – энтропия или, иначе, разложение. Рано или поздно государство ли то, семья или человек, лишившись внутреннего стержня, низводятся к хаосу. Государство постигает экономический или управленческий кризис, семья распадается, опустившийся человек становится вечным бомжем. Все это грани энтропийных процессов, подстерегающие любого из нас. Мир не стоит на месте, весь в движении, но лишенный внутреннего порядка движением своих разнородных частей подминает слабое. Детей, например. Так, нередко именно дети становятся заложниками наших амбиций, нашей безответственности, нашего инфантилизма.
Дети и обезумевшее общество, дети и Город, дети и ничего не могущие поделать родители – темы, мимо которых Евгений Лобанов пройти не может. В его рассказах отчетливо видно пронзительное одиночество подростков. Вызванные на свет Божий волей родителей, они как бы забыты – совсем или частично. Льдинка («Льдинка»), Жилка, Фетка, Пышка, Рыжик («Малолетки») и даже из вполне благополучных семей – Лиза («Подарок»), Катенок («Последняя детская смена»), Ритуля («Мамино выпускное платье»), Анита («Ушел. Не ищи…») – страдают от одиночества. Одни оттого, что не вписываются во взрослую жизнь с ее волчьими законами, другие – из-за невозможности поладить со сверстниками, иные – из-за отсутствия к ним любви родителей. В результате – разлад, конфликт, вынужденное и скоропалительное решение: выход на панель, бегство из дома, самоубийство. Подобно слепым котятам дети мечутся в поисках некоего выхода, о котором не имеют определенного представления. Вспоминается врач, который, восстанавливая зрение людей, обращает большое внимание на психологический настрой пациента. Он утверждает, что, например, близорукость есть результат душевного бегства от действительности. Человек не хочет видеть окружающий мир и тем невольно настраивает глаз на близорукость. Не потому ли и дети, убегая от реальности в мир надуманный, виртуальный становятся близорукими, но духовно? Бездуховность означает отсутствие совести. Понятия о добре и зле притуплены. Но свято место пусто не бывает. Совесть замещена или замещается эгоизмом. Подобно вампиру настроенный на неограниченное потребительство, он стремится подчинить себе окружение. Устанавливает свои законы и правила, исполнять которые ему самому не всегда хочется. Жизнь для него игра, ответственность за которую ему неведома. Подростки – истинные ницшеанцы. Девиз: «Все дозволено!» - любимый. Полную уверенность во вседозволенности они ощущают в виртуальном мире. Искоренить противников, почувствовать себя суперменом, обрести друзей, стать богатым – все возможно в игре или в Сети. В Интернете online можно общаться, говорить откровенно, ощущать себя самодостаточным. Не то, что в реальной жизни. Она пугает («Сеть»).
 Не в меньшей степени эта проблема взволновала другого екатеринбургского прозаика – Елену Палтусову. Повесть «В игре» - яркое откровение о подростке, ищущем опору в виртуальном мире.
В естестве подростка все бурлит - мы говорим: «гормоны играют», идет генеральная перестройка, а пробуждающиеся силы им еще не освоены. Он чувствует это, но ничего поделать с собой не может. Прежние детские установки терпят крушение. Он начинает видеть слабости взрослых (прежде всего, своих родителей), сухость и равнодушие окружающего мира. Отсутствие прежнего внимания к себе угнетает подростка. Он не привык, чтобы к нему относились как к взрослому. Ломается детская привычка опираться на родительское плечо. В результате, с помощью пробуждающихся сил происходит естественный поиск новых жизненных опор. Так юношеская любовь становится путеводной звездой в бурном океане «взрослой» жизни. Однако на пути очень много подводных камней, как поведет себя подросток при столкновении с ними? Любовь героини рассказа «В игре» - безответна. Первые страдания подростка особенно тяжелы. Любовь, не находя выхода разрушает человека, тем более подростка. Сила такой мощи ему еще неведома. Совладав ею, он поднимется на новую ступень. Не совладав – останется на уровне детства. Но Верецкий не замечает толстушку Валю. Что делать? Выход отыскивается спонтанно. Широкая компьютеризация решает эту проблему довольно быстро. Мир виртуальный, как суррогатный вариант мира внутреннего доступен сейчас многим. Интернет, компьютерные игры – соблазн велик! Купив ребенку компьютер, родители рискуют отдать его в рабство машине. Что такое ПК? Это источник высокочастотного электромагнитного поля, имеющего свой ритм, своеобразное мышление, правила. Подвергаясь постоянному многочасовому влиянию этой чуждой энергии, ребенок легко может впасть в патологическую зависимость от нее. Этому способствует увлечение играми. Чуждая энергия становится приятной, даже необходимой, поскольку сопровождается прекраснейшей приманкой в виде компьютерной игры. Не происходят ли какие-то кардинальные изменения в энергетике, то бишь в нервной системе, ребенка? Похоже, исследователи подбираются к этому. Об игромании, как реальном феномене, уже говорят серьезно. Так вот, компьютерная игра для подростков, помимо всего, есть тот мир, куда можно спрятаться от скучной и агрессивной действительности. Валентина «В игре» так и делает, незаметно увязая в любимой игре СимСити. Ее влияние отражается на снах, затем переходит на реальную жизнь: «Выхожу на улицу, и она кажется мне продолжением игры. Люди с застывшими лицами, каждый движется в том направлении, куда указывает ему невидимая стрелка. Если присмотреться, жизнь - это тоже игра, только с улучшенной графикой.
Моя стрелка указывает на школу. И я против своей воли направляюсь туда».
Или «ко мне подлетел Трофимов. Перегородил дорогу и с возмущением спросил: «Ты че здесь ходишь?» В игре можно было бы поставить на паузу и обдумать ситуацию…»
«Иногда жизнь кажется бессмысленной затеей», - размышляет героиня, - «а иногда становится похожей на игру, где заранее продуман каждый шаг. Кто-то сильный и властный видит всех на мониторе компьютера. Он один знает правила игры и потому имеет над нами власть: навязывает свою волю и принуждает совершать разные, бывает, даже странные поступки. А иначе как объяснить все, что с нами происходит?!»
Крайне интересное размышление. Незаметно для себя Валентина начинает ощущать иллюзорность самой жизни. «Жизнь – игра», - старая сентенция. Мир есть иллюзия, говорил Будда. Древний опыт подсказывает, что есть иная реальность, которую единственно можно назвать Действительностью. Входя в созвучие с Ней, человек перестает быть рабом земных обстоятельств, перестает быть пешкой в руках невидимого Игрока, а сам стает этим Игроком, хозяином самого себя, хозяином жизни. Валентина предчувствует это и может еще и потому отдается игре, поскольку хоть немного в ней может управлять виртуальной жизнью своей виртуальной героини (Алисы). Но дальше предчувствий девочка не идет. Игра постепенно втягивает ее в себя. Становится живой отдушиной, укромным уголком, где она может скрыться, ибо «куда не повернусь – всюду натыкаюсь на стену. Нет, я не жалуюсь. Просто всегда находятся люди, которым хочется всюду совать свой нос. Но мне нужна такая малость: спокойный уголок, где можно побыть одной. Помечтать о любви. Подумать о себе. Я просто прошу: оставьте меня! Оставьте».
Елена Палтусова – начинающий писатель. Повести и рассказы, написанные ею носят отпечаток несовершенства, не четкости. Между тем, говоря о подростках, она хорошо чувствует их психологию, легко входит к ним в доверие и тем реально способна помочь разобраться им в себе. Подростку нужен сочувствующий собеседник и пусть им станет книга, сам писатель, чем бездушная игра. Несмотря на писательскую молодость, Палтусова умеет видеть интересную, важную тему. Может преподнести ее живо, увлекательно. Правда, ощущается сильное влияние Евгения Лобанова. На определенном этапе это неизбежно. Наставник всегда чувствуется в ученике. Чтобы стать самим собой нужно время. Такое созревание нередко продолжается годы. Простое бегство от учителя к добру не приводит. Зажженный учителем светильник легко может погаснуть. Не каждый ученик самодостаточен…
Евгений Лобанов и Елена Палтусова – авторы повести «А если это судьба?..» Редкая для Лобанова романтичная вещь, но очень близкая для женской половины. Краткое содержание невелико: главный герой – ученик выпускного класса – влюбляется в молодую учительницу. Та отвечает взаимностью. После долгих мытарств, окончив школу, он женится на ней. Хэппи энд. Кстати, Палтусова не любительница пессимистичных окончаний. Она жалеет героев и желает им лучшего будущего. Лобанов не против этого, но обычно ничего не может поделать, если развитие сюжета пойдет «как в жизни», не по-американски тяжко. Написанная ими повесть довольно гармоничное творение. Как признался Евгений Юрьевич, он взялся писать только о взрослых, а Елена Юрьевна – о детях. Это примечательно. По миросознанию Палтусовой ближе подростки. Они понятней, искренней, чем погрязшие в лицемерии взрослые. Хорошо это или нет? Так или иначе, повесть читается легко. Сочувствуешь героям, злишься на их недругов, радуешься, когда все разрешается благополучно. Очень светлое впечатление. Но мог ли до мозга костей реалист Лобанов остановиться на этом? Конечно, он не в восторге от жизни, которую натворили мы с вами, но как достоверный жизнеописатель он принимает ее таковой, какая она есть и не может лгать самому себе. Не потому ли он написал вторую, еще неопубликованную часть вышеназванной повести (уже без участия соавтора), где главные герои разводятся и сходятся с подобными себе людьми? Разница в возрасте, неокрепшее (несамодостаточное) сознание подростка – сыграли, пожалуй, главную роль в печальном финале.
На этом можно остановиться. Пока. Подростковая проза екатеринбуржцев, да и не только их, переживает тяжелый период. Литература-то некоммерческая! Тем не менее, радует, что наши писатели находят силы и время, чтобы уделить большое внимание самым ценным читателям – подросткам. Они на перепутье. Им тяжелее всех.