Призрак-лицедей

Ленора Глен ОФФОРД "ПРИЗРАК-ЛИЦЕДЕЙ"

Нью-Йорк, 1959


Что жизнь? всего лишь призрак-лицедей,
кумир на час подмостков... Уж о нем
ни слуху и ни духу... Сказка ли
Из уст безумца - все в ней шум и ярость,
но смысла ни на грош...

 "Макбет",V,5


ГЛАВА 1

И в самый первый раз она не ускользнула от внимания Барби – там, на газоне, у задней стены фестивального амфитеатра. Одна-одинёшенька под палящим солнцем орегонской глубинки в обрамлении совершенной синевы полуденного июльского неба. Увитая плющом выгнутая бетонная громада совершенно подавляла деви-чью фигурку, одновременно придавая ей особую изысканность. Таково и было первое впечатление, оставшееся у Барби, хотя впо-следствии она пыталась уверить себя, что сразу почувствовала некую мрачную ауру, обволакивавшую незнакомку…
Внизу у стены стоял немолчный гвалт, поднятый возвратившимися членами труппы Шекспировского Фестиваля – вполне дружеский и даже сердечный, но способный обескуражить любого новичка. Один из распорядителей, встречавших Барби, попытался поддержать с ней непринуждённый обмен мнениями, но было вид-но, что сие положено ему по штату, и с той же целью он торопится к остальным. Тогда Барби указала на стоявшую поодаль девушку и очень к месту заметила: «держу пари, ещё одна новенькая! Стоит пойти пообщаться, а ко всеобщему торжеству и ликованию, мы присоединимся чуть позже».
И по проходу меж кресел она зашагала к цели, длинноногая платиновая блондинка с курносым большеротым личиком комеди-антки, избалованной вниманием
 – Барбара Уайет из Беркли, – с ходу представилась она. – Я смотрю, ты тоже первый сезон в труппе?».
Девушка видела, что подходят именно к ней, и отреагировала полусмущенной улыбкой.
– Да, – подтвердила она с готовностью. – Я тоже калифорнийка: Маргарет Ленокс из Стретлайн-колледжа.
– Да-да, – протянула Барби тоном, долженствовавшем озна-чать: уж наслышаны о вас, ещё как наслышаны!
Она хорошо знала, что сей колледж расположен неподалёку от Санта-Барбары, но во всей красе предстал фактически лишь после щедрых финансовых вливаний одного из нефтяных магнатов. Стретлайнский Женский Гуманитарный Колледж! У него отменная репутация его стандарты необычайно высоки – как для преподава-тельского корпуса, так и для учащихся, а соответственно – и окла-ды, и плата за обучение. В менее престижных учебных заведениях о нём неизменно упоминали не иначе как о «плюшевой школе». Но Маргарет Ленокс совершенно не соответствовала общему представлению о «плюшевой» студентке.
– А погодка просто божественная, – чисто механически заметила Барби, в то время как ее глаза и мозг пытались усвоить и обработать только что полученную информацию. – Вот вчера, когда я выезжала, Беркли было совершенно не видно из-за тумана.
В действительности, как она убедилась, это Ленокс отнюдь не была малышкой, скорее, среднего роста, и довольно стройная. Даже глядя на неё в упор, не сразу можно было заметить, что и сложена она великолепно, а черты лица весьма гармоничны. Всё портил только невыразительный цвет волос. Стрижка до плеч, примечала Барби, волосы некрашеные, – такие, что и сказать нечего, глаза – светло-карие, кожа гладкая, но довольно бледные. Пытливый взгляд Барби отметил, что розовое хлопчатобумажное платьице де-вушки – при том, что выглядит нарядно и хорошо сидит, – ничем не отличается от миллиона подобных, предлагаемых в университет-ских магазинах по всей стране за двенадцать долларов и девяносто пять центов, и что её белая сумочка и сандалии вычищены до бле-ска, хотя и несколько потёрты…
– Я знаю, – отвечала Маргарет Ленокс. – Я как раз проезжала мимо…
– В самом деле?! Ах да, конечно же тебе пришлось – волей-неволей, но ты ехала вчерашним поездом? Когда в Дансмюре пере-саживались на автобус, я всё выглядывала, кто из пассажиров «тя-нет на Шекспира».
– И я была в Дансмюре, да и как его миновать, если добира-ешь сюда с юга! Правда, я прибыла на подводных крыльях, часа в три утра, – девушка улыбнулась, как бы подсмеиваясь над собой. – Я так волновалась, что спать не могла, сморило уже здесь. Всё утро прокемарила в парке на скамеечке …
У неё был прекрасный голос, но для Эшландского Фестиваля это не в диковинку. Снизу от сцены как раз и доносился один пре-красный голос за другим по мере того, как все новые и новые уча-стники прибывали на место и поочередно приветствовали друг дру-га. Уже собралось человек сорок-пятьдесят, но в сравнении с пус-тынным залом на тысячу мест, они представлялись всего-навсего жалкой горсткой.
Маргарет Ленокс несколько отстраненно поглядывала в их направлении, и Барби предложила спуститься вниз и пообщаться кое с кем из новоприбывших.
– Не теперь, – отвечала Маргарет – и, забавно заведя глаза горе, добавила. – Мистер Верхувен уже внёс меня в списки, как толь-ко я прибыла в театр. Думаю, я уже зачислена.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – подхватила Барби, усмеха-ясь.
Она знала, что только в этом году Питер Верхувен, руководи-тель прославленной Восточной Театральной Школы собирался вы-ступить на Фестивале в роли режиссёра-постановщика. То было как бы его первое знакомство с новым «материалом», с которым ему предстояло работать.
Отобранные по заявлениям, фотографиям и рекомендациям известных режиссёров, участники труппы съезжались со всей Америки, так что полагаться на новичков было делом весьма рискованным.
– Я сама себя не узнаю, – несвязно продолжала Барби, – но так хочется узнать, что обо мне понаписали мои профессора в своих рекомендациях! Ты ведь видела бланки, а? Полная свобода выбора! С ума сойти – а что, если они напишут, допустим, «небрежна»?! И это – о сценической речи! Или скажут о стиле, что он – прозаический?! И что ты – прирождённая истеричка! Естественно, мы и представление не имеем о содержании, но разве тебя не пробирает озноб при одной мысли об этом?
– А представь, если твои любезные приятели распишут тебя как вторую Катарину Корнелл, а ты окажешься сапог сапогом? – мрачно продолжила ее собеседница. Ещё одна про-боб-лема того же свойства.
– О, так ты любишь Пого*?! Тогда мы уживёмся! А что мне действительно нравится, так это работа над костюмами! Таким образом, из меня вполне может получиться весьма посредственная актриса, зато со всеми удобствами.
– Что-то я сомневаюсь, – сказала Ленокс и бросила на неё восхищённый взгляд. – В этих засекреченных письмах, должно быть, самые добрые отзывы; в противном случае никого бы из нас…
Она замолчала, и с лёгким вздохом огляделась по сторонам.
– Я так благодарна судьбе уже за самую возможность побы-вать здесь, увидеть всё собственными глазами. Ну разве это не чу-до?!
Никто и не думал возражать. Фестивальный театр располагался на небольшом плато всего в квартале от Главной улицы Эшланда и нижнего конца Литийского Парка. Вершины величественных старых деревьев нависали над овальной стеной и высоченной елизаветинской сценой, ещё далее зеленели склоны гор, покрытые хвойным лесом. Сама сцена занимала изрядную долю внутреннего пространства, причем авансцена с низким ограждением располага-лась под открытым небом. Центральная игровая площадка имела крышу на столбах, белёные стены были крест-накрест обшиты ко-ричневым брусом по обе стороны балкона, который назывался the inner abone***, а the inner below *** в самой глубине сцены выглядел настоящей пещерой.
Барби взирала на голизну обшитых тёсом стен как любящая мамаша на своё взлохмаченное дитя.
– Нельзя сказать, что в таком состоянии сцена выглядит чересчур романтично, – заметила она. – Я-то всё ещё вижу её такой, какой она станет к самому открытию.
– Ты и прежде бывала на Фестивале?
– Только в качестве зрителя.
– И на что это всё похоже?
– На что?! А ты разве об этом ничего не знаешь?!
– Ну, кое-что, – Маргарет Ленокс закрыла глаза и вздохнула, потом принялась монотонно бубнить. – Эшландский Шекспиров-ский Фестиваль является старейшим в западном полушарии. Он целиком посвящён постановке шекспировских пьес на елизаветинской сцене, – именно той, для которой они были написаны. Будучи некоммерческой структурой, Фестиваль не выплачивает участни-кам никаких гонораров, актёры и технические работники прибыва-ют в Эшланд за свой счёт…
– Перестань, прошу тебя! Ты меня просто убиваешь! – взмо-лилась Барби, задыхаясь от смеха. – Неужто весь справочник вы-зубрила?
– …они совместно несут бремя больших и малых ролей истинно шекспировского репертуара.
– Лично мне больше всего нравится то место, где говорится о стипендиях, – искренне призналась Барби. – Конечно, двадцать баксов в неделю далеко не состояние, но разницу сразу почувствуешь.
– Так много? Эта часть от меня ускользнула, вот уж не знала... Впрочем, какая разница, всё равно здесь я за свой счёт.
Вот мило, подумала Барби, и как это много говорит о Стрэтлайнском Колледже. Она с изумлением уставилась на собеседницу.
– Как?! Ты приехала сюда наобум, представления не имеешь, во что все это выльется и, плюс ко всему, сама же за все платишь?! И ради чего? Пытаешься принести всю себя в жертву во имя любви к Барду?!
Странная перемена произошла с Маргарет Ленокс. Как волной смыло всю улыбчивость, открытость и готовность к сопереживанию.
– Я и так слишком многим пожертвовала, чтобы приехать сюда, – холодно сказала она и замерла, отчужденно уставившись в пространство.
И что я такого сказала, в немом изумлении спрашивала себя Барби. Боже мой, ну кто бы мог подумать, что она способна так вдруг уйти в себя и захлопнуть дверь перед самым твоим носом! На взгляд Барби, таковая способность была достойна самой жгучей за-висти, ибо сама она не умела замыкаться в себе, ей не доставало самообладания, то и просто выдержки.
Тем временем некоторые из участников шумного сборища внизу отделились от толпы и явно вознамерились присоединиться к двум обитательницам газона. Находиться в центре пристального, а особо – мужского, внимания было совершенно естественным для Барби Уайет, тем не менее, она следила за подходившими с боль-шим чем обычно вниманием. Как раз того, на чье появление она втайне надеялась, среди них не оказалось. Возможно, впрочем, он еще не приехал.
Да и какая разница, когда он прибудет. На людях она никогда не позволила бы проявиться тому несколько старомодному, но за-вораживающему чувству, которое внушал ей Ричард Стивенс, ее соученик по факультету драматического искусства, правда двумя курсами старше. Ибо, как она себе представляла, он даже и не до-гадывается об ее существовании.
И вот подошедшие, среди которых затесалась-таки парочка девушек, окружили их плотным кольцом. Последовали приветст-вия, представления, непременные остроты. Наставшее за всем этим молчание вполне уместно нарушила Маргарет Ленокс.
– Всего несколько минут тому назад я пыталась выведать у мисс Уайет, на что же похож наш Фестиваль, но она так и не на-шлась, что сказать.
– Рассказывать можно просто часами, – резонно ответствовала Барби, адресуясь главным образом ко вновь прибывшей аудитории. – В итоге, каждый находит ответ сам по себе, но все равно, это не сравнимо ни с чем! Никакой другой театр, никакая трактовка Шекспира.… Так ведь?!
 Обступившие энергично закивали, изображая полное внима-ние.
– Каждый год одно и то же: зритель валит сюда толпами, но новеньких сразу можно отличить, – продолжила Барби. – Вид у них совершенно обалдевший, да и теряются во времени и пространст-ве… судя по тому, что они говорят.
– Находятся и такие, которым не нравится, – вступил в разго-вор один из молодых людей, мистер Риллер, деликатно намекая, что речь идет о явных сумасшедших; потом задумчиво прибавил: – Впрочем, и среди актеров попадаются подобные. Но они долго не задерживаются.
– Я и сама готова преисполниться праведного гнева и все бро-сить, – сказала Барби, усмехаясь. – Если только мне не достанется моя возлюбленная ведьма в «Макбете». Как насчет того, чтобы дать мне такой шанс и никому более не пробоваться?
– Их там три штуки. И все достанутся тебе, – сказала пухлень-кая простушка Генриетта Прист.
– Что? А почему бы и нет?! Если носишься по сцене как ош-паренная, вещаешь на разные голоса…. Не забудьте, я помогаю костюмерам, и одна пьеса – это все, на что я могу рассчитывать! Если, конечно, не понадоблюсь на роль леди Макбет или Виолы….
Тут уж рассмеялись все за исключением Маргарет Ленокс.
– Виола! – мечтательно произнесла она. – Есть ли на свете ак-триса, не мечтавшая сыграть именно Виолу?! Главная роль у Шек-спира – даже выше, чем Джульетта или Клеопатра!
– И ты не заявлялась? – спросила еще одна из девушек.
– Нет, нет! – подавив легкую гримаску, заторопилась Маргарет. – Я заявлена на одну из статс-дам в «Ричарде II-м» и, может быть, на Кертис в «Строптивой». Если только они решат, что будет играть женщина. В общем, любой эпизодик, лишь бы втиснуться….
Вместе со всеми они стали спускаться к первым рядам, и Мар-гарет еще раз, почти с жадностью, окинула взглядом далекие скло-ны гор, причудливую архитектуру театра и стенЫ, его объемлю-щей. В ее мозку отчетливо пульсировало: «Последний взгляд на мир прекрасный».
– Какой прелестный, совершенно особенный маленький ми-рок. Провести здесь все лето было бы сущим блаженством, – почти шепотом произнесла она.
– Вполне реально, – отреагировала Барби. – Коль ты согласна на любой эпизод, тебе, можно сказать, уже повезло.
– Звучит обнадеживающе, мисс Уайет.
– Еще раз, Маргарет: меня зовут Барби! Здесь фамилии не в ходу…
И в пику этому заявлению от входной двери тотчас донесся мужской голос.
– Приветствую вас, мисс Уайет! – и снова: – Мисс Уайет?! Ведь я не ошибся?
Девушки дружно рассмеялись и согласно обернулись к его об-ладателю. Как повезло, подумала Барби; не хватало еще, чтобы он застал меня врасплох! Ей так и не удалось перерасти чувство, вну-шенное Риксом Стивенсом.
А вот и он сам: каштановые, чуть тронутые солнцем волосы, худое загорелое лицо, освещенное неожиданно серыми глазами, внимательный взгляд которых способен доставить такую сладкую боль… Взгляд – всегда чуточку сверху вниз, что неудивительно – с его ростом, его улыбкой.
– Она самая, – вполне хладнокровно ответствовала Барби. – Спасибо, что не забыли….
– Сей белесый конский хвостик?! – искренне удивился он. – Да никогда в жизни!
– Маргарет Ленокс, – представила она. – А это Ричард Сти-венс.
Все еще посмеиваясь, Маргарет выпрямилась, посмотрела на него в упор и – о чудо! – вся она источала невесть откуда взявший-ся, почти осязаемый шарм. Чисто автоматически Барби отметила, как Рикс уставился на Маргарет, как его серые глаза вполне ощу-тимо расширились. Совершенно не обращая внимания ни на за-урядную внешность, ни на простенькое платьице, он глядел на нее, не отрываясь, как бы обнаружив то, что, возможно, давно искал.
Что ж, Рикс отнюдь не ее собственность. Хорошо еще, что во-все не забыл, хотя и приветствовал ее как старая дева свалившуюся на голову, давно забытую племянницу. А когда вся труппа собралась на регистрацию, он уселся между ней и Маргарет, выставив в проход своим длинные ноги и "очень по-джентльменски", как полагала Барби, ни одной из них не отдавал предпочтения.
Вообще говоря, дни, подобные этому, имеют тенденцию надолго запечатлеваться в памяти – вплоть до мельчайших деталей. Запах молодой зелени и даже проточной воды, свежей стружки и дыма; щедрое солнце на лицах, самая интонация голосов и приливы радостного возбуждения в ожидании чего-то чудесного и неизве-данного. Основу труппы составляла молодежь, но и более зрелые участники явно пребывали в состоянии радостного предвкуше-ния….
Питер Верхувен и в роли режиссера-постановщика выступал, по своему обыкновению, спокойно и доверительно, что отнюдь не мешало ему держать ситуацию под полным контролем и достойно парировать немногочисленные реплики с мест. Подобно остальным Барби прислушивалась к выступлению как бы сквозь сон и все же с достаточным вниманием. Речь шла о необходимых предосторожно-стях. Участникам труппы надлежало заботиться о своем здоровье, ибо замены сопряжены с определенными трудностями, если вооб-ще возможны… ответственно относиться к предписаниям руково-дства, не пропускать репетиций… поддерживать традиционно-дружеские отношения с местным населением….
 – И что сие означает? – прошептала Барби в самое ухо Рикса.
 – Не шляться по городу нагишом, – в тон ей отвечал он. –Особо, в нетрезвом виде….
 На все время подписания контрактов, праздного шатания под стенами театра и последовавшего банкета Маргарет Ленокс остава-лась вместе с Барби, что не оставляло(?) сомнений в ее лояльности. Как оказалось, она обладала отменным аппетитом и живым, нена-вязчивым остроумием. В итоге у Барби сложилось о ней весьма оп-ределенное впечатление, впоследствии подтвержденное: новенькая весьма опрятна и весьма ограничена в средствах – даже притом, что большинство труппы совсем не помышляло сорить деньгами.
Матушке и отчиму Барби, то есть Джорждии и Тодду Мак-киннонам, доставляло особое удовольствие поддразнивать ее «хро-мыми дворняжками». И она, всегда – с возмущением, отказывалась признать за собой такую слабину, говоря, что просто терпеть не может, если кому-то приходится унижаться. Так получилось и на этот раз. Маргарет Ленокс ни от кого не просит помощи и уж на-верняка не причинит лишних неприятностей. Но не означает ли это, что Барби думает, прежде всего, о себе?! Как бы то ни было, еще задолго до окончания вечеринки она предложила Маргарет пере-браться к ней на снимаемую квартирку из расчета, соответственно, половинных расходов.
Наступил тот ужасный момент, когда в чужих глазах читаешь, насколько предложение было кстати, и Барби испугалась, что Мар-гарет вот-вот рассыплется в благодарностях. Однако та отвечала на удивление достойно и независимо: «Можно попробовать… на пару неделек. А там посмотрим, что из этого получится». Вот вам и «хромые дворняжки»!? Такая могла бы и охрометь, но дворняжкой никогда не станет!
Но кто же она «такая»? Разумеется, кроме того, что актриса?..
И лишь когда они пожелали друг дружке спокойной ночи и отправились – каждая в свою спальню, что само по себе казалось чудом для столь крохотной квартирки, – лишь тогда Барби поняла, что знать ничего не знает о своей новоиспеченной подруге. Поняла, что от ворот поворот получила как раз тогда, когда – с самыми лучшими намерениями! – попыталась что-либо о ней выведать. «Я же не шпионка, в конце-то концов?!» – пыталась она убедить самое себя, чувствуя, что щеки все еще горят. Вполне можно было ожи-дать, что они найдут, о чем поговорить, как только доберутся до места, распакуют багаж и придут в себя. Две совершенно взрослые молодые особы в неформальной обстановке…. Разве они не собирались жить под одной крышей?!
Совершенно ясно, допустим, что навряд ли сыщешь явных злодеев из числа прибывших сюда на целые двенадцать недель для работы ни за что ни про что, только из любви к Шекспиру. Скорее всего, она неправильно меня поняла….
Но чего же такого я могла ляпнуть, простонала про себя Барби, что опять заставило ее захлопнуть створки?! Она снова и снова вслушивалась в собственный голос (как бы со стороны, как бы раз за разом прокручивая магнитофонную запись…). «Да, это моя матушка… отлично смотрится, не правда ли, а ведь ей уже за сорок!.. Смешно сказать, но когда я была маленькой, она выглядела куда как хуже… Просто день и ночь!.. Они с Тоддом поженились, когда мне было восемь, и с того дня она только молодеет!.. Ты могла слышать о Тодде, есть такой комедийный сериал о сыщике Гар-рингтоне Гарте… Да-да, со стариной Вудро Вильсоном Бартоном в главной роли, тот самый!... Так вот, Тодд – автор сценария… Он, слава Богу, пошел в гору – после стольких лет… Ты знаешь, и там отзывы были неплохие, но говорить о деньгах было бы, по меньшей мере, бестактно… »
А вот что она сказала уже к концу: «Они собираются сюда, но будут позже, к концу августа, когда пойдут спектакли… А твои ро-дители приедут?..» И внешне совершенно спокойно Маргарет отве-тила ей: «Мои родители умерли… БЫ… узнай они, что я выйду на сцену».
Барби могла бы поклясться, что вторая часть фразы была при-думана на ходу, когда Маргарет спохватилась.… Ну и что же плохого в том, что ты сирота?..
Но уже самой своей интонацией Маргарет четко дала понять, что настало самое время малость прикусить язык на сон грядущий, и Барби сразу решила, что именно так и следует поступить. В конце концов, налет таинственности только придаст некую пикантность их общению…
– Догадываюсь, кто она такая, – пробормотала Барби, улыба-ясь сквозь сон. – Эшландский резидент Бэконианского общества...
 

*) Pogo was a daily comic strip by Walt Kelly as well as the name of its principal character. en.wikipedia.org/wiki/Pogo

Уолт КЕЛЛИ (1913-1973) - художник, политический карикатурист. В 1935-1941 гг. работал на Уолта ДИСНЕЯ. ПОГО - знаменитый герой серии одноименных комиксов (в ряде ежедневных изданий с начала 1940-х - почти до конца жизни), содержащих элементы острой политическай сатиры курса консерваторов. Самая знаменитая его фраза: "Наконец-то обнаружен враг, он - это мы сами!"

ГЛАВА II

– В ту самую минуту, как я попала сюда в прошлом году, – рассказывала Барби, и ощутила весь ваш аромат, то сразу решила – вот мое духовное прибежище!
На следующее утро после регистрации она стояла в дверях костюмерной, жадно вдыхая причудливую смесь запахов старого дерева, самых разнообразных тканей, нафталина и машинного масла. Даже диковинные бледно-зеленые маски на полке для реквизита имели театральный запах папье-маше.
Из-за своего рабочего стола под лампами дневного света ей приветливо улыбался Джордж Фосетт, главный и единственный костюмер Театра. Скрытый живописными развалами реквизита, старых костюмов и новых материалов, он был уже, что называется, по уши в работе. Эскизы для костюмов предстоящего сезона были прикноплены к задней стене, закрывая ее почти целиком.
– Аж слюнки текут! Последняя вещь, над которой я работала, была «На дне», сплошь сапоги да лохмотья.
– Просто не представляю себя ни на каком другом месте! – заявила Нина Фосетт, жена и главная помощница Джорджа. – Такое чувство сопричастности, ведь мы в курсе всего, что происходит. Случись что, именно к нам бегут поделиться. Я подозреваю, нас просто жалеют, ведь мы взаперти. А с другой стороны, тут прохладней, чем снаружи.
– Своего рода помесь, – предположила Барби. – Храмовой исповедальни и деревенского колодца.
Фосетты посмеялись и согласились.
Мастерская располагалась непосредственно за кулисами, всего футах в шести, и посему как магнитом притягивает любителей посплетничать. Не успела Барби как следует усесться на предложенное место и примериться к пристоящей работе, как в дверь просунулась чья-то голова и возбуждённый голос с чувством глубокого удовлетворения доложил, что Ле Брюна, (одного из трёх режиссёров) уже успели вывести из себя, и он дал волю праведному гневу, а ведь сезон ещё даже не открывался. По пятам за ним примчался следующий, чтобы сообщить, что одна из прошлогодних актрис осталась в Техасе и готовится стать матерью в то время как некий Том Дурбин твердо решил вернуться – даже после всего, что случилось! «Теперь понятно, что Нина имела в виду – пробормотала Барби.
– Вряд ли ты сегодня прослушивалась, – заметил Джордж. – Тогда не вижу смысла браться за работу, пока со всем не покончишь.
– Тут такое происходит, жаль время убивать на пробы...
– Немедленно на сцену! – с нарочитой суровостью потребовал Джордж, но шепотком прибавил: что, боишься?!
– А вы как думаете?! – сказала Барби, поднимаясь, чтобы уйти.
Прослушивание, как она знала понаслышке, а вскоре убедилась на собственном горьком опыте – было дело убийственным, особенно в первый день, посвященный так называемой «произвольной программе» – отрывкам из пьес, в которых претендент ранее принимал участие. И не то, чтобы атмосфера была неблагожелательной, далеко не так. Все дело было в тишине зала, чужих лицах, застывших в ожидании, короче говоря, в том, что прочие члены труппы были слишком поглощены собственной участью, чтобы расщедриться на аплодисменты.
Правда, одна из соискательниц, весьма симпатичная молодая особа по имени Цецилия Бредроу исполнила сценку из «Пигмалиона» с подлинным блеском. Ее проводили овацией, после чего зал вернулся к могильной тишине и пережевыванию отрывков из «Ануя», «Фрая» и «Теннеси Уильямса». Барби тотчас пожалела, что не приготовила ничего, кроме выхода Дото из «Феникса», но менять что-либо было слишком поздно. В итоге, она взобралась на сцену и нечто там исполнила, сама удивляясь тому, что несет и как она докатилась до жизни такой.
Некоторые, впрочем, засмеялись. И Маргарет Ленокс в том числе, с благодарностью отметила Барби. И тотчас решила, что и сама останется, чтобы оказать новенькой моральную поддержку.
Ранее в узком кругу Маргарет говорила, что ее отрывок будет из пространного монолога Гедды Габлер. После минутного, но всеобщего замешательства малышка Хенни Прист простодушно выпалила: «Неужели вы ставили эту «Гедду Габлер» у себя в колледже?», на что Маргарет весьма сухо отвечала, что речь идет всего лишь об учебном этюде.
Памятуя об этом, Барби следила за действиями своей новой подруги со все возрастающей тревогой. В конце концов, сцена – далеко не учебная аудитория, да и Ибсен в переводе восемьсот девяностого года – совсем не выигрышная вещь для первого знакомства, а в особенности от того, что с ним вытворяла Маргарет; кровь просто стыла в жилах. Доморощенное шаманство, какая-то сентиментальная чушь, говорила себе Барби, испытывая почти физическую боль от увиденного.
Не совладала с нервами?!
Нет, даже этим не оправдать такой полный провал. Неужели такому учат на знаменитом драматическом факультете Стретлайн-колледжа?! И ужасное первое впечатление сопровождается неотвязчивым вторым, для которого даже слов с ходу не подобрать…
С того места, где она сидела, хорошо была видна реакция режиссера-постановщика, всех троих.
Аскетичный профиль Питера Верхувена, внимательно изучающего стопку бумаг, должно быть, рекомендаций Маргарет Ленокс, потом он, как бы не веря собственному слуху, недоуменно переводит взгляд на исполнительницу…. Роберт Арчер, неотрывно взирающий на сцену, подперев голову рукой…. Порывистый Ле Брюн; его лицо, искаженное мучительной гримасой, которую, как надеялась Барби, со сцены не было видно.
Но и сама она не видела лица Маргарет. Повинуясь благому порыву, Барби проскользнула сквозь большие ворота амфитеатра и заспешила к двери, ведущей на сцену. К ее вящему изумлению уже на полдороге обнаружилось, что вышеозначенная Гедда покинула площадку, совершенно не будучи обескуражена случившимся, и что она же, упомянутая Геда, расположившись на газоне – в тенистой его части, еще именуемой «Зеленым Залом», –как ни в чем не бывало репетировала с Риксом Стивенсом сцену, в которой тому надлежало появиться чуть позже…
И Барби поспешила укрыться в благословенном полумраке костюмерной, где для нее уже отложили массу работы, где бойко стрекотала машинка Джорджа, хладнокровно расправляющегося с плащами и прочими предметами гардероба, не требующими индивидуальной подгонки. Тотчас заявились две симпатичные девчушки из местных, по виду – старшеклассницы, светленькая и темненькая. Начав с жалобы на то, что их примерка назначена на самое горячее время, когда прослушивание идет полным ходом, они с азартом принялись обсуждать уже самый ход Фестиваля, состав исполнителей, текущую погоду – словом, все, что приходило в голову. Попутно Барби была поставлена в известность, что она имеет дело с ветеранами труппы: уже третий год подряд они работают статистами, а иной раз перепадают и настоящие роли – с репликами.
– А вы знаете, – задыхаясь от возбуждения, говорила одна Джорджу Фосетту, в то время как Барби пыталась снять мерку с ее ускользавшей руки, – что две студентки Питера Верхувена из Театральной школы подписали выгодный контракт на все лето, их взяли в сезонную труппу на льготных условиях?!
– Нет, – заинтересованно ответствовал Джордж. – А вам откуда известно?
– Он только что получил телеграмму. Говорят, стоит поступить в эту Школу – и все, считай, ты уже состоялся! Правда, с момента поступления придется работать на профессиональной основе. Как вы думаете, он может рекомендовать кого-нибудь из нас? Бен говорит, что эта девица из Южной Калифорнии, Маргарет какая-то, уже обратилась к Питу с такой просьбой.
– И как вам это нравится?! – не сдержалась Барби. – Ведь она – моя соседка, а я и знать ничего не знаю о подобных амбициях.
– Добро пожаловать в костюмерную, – проворчал Джордж, склоняя над машинкой свою седеющую голову. – Здесь вас и оденут и разденут – все в два счета!
Вдруг та, что потемней, так завизжала, что все присутствующие невольно вздрогнули.
– О-ой-ой!! Что, что здесь такое?!
Как оказалось, она обнаружила жуткие бледно-зеленые маски, которые еще утром попались Барби на глаза.
– Они здесь с прошлого сезона, – пояснил Джордж. – Изготовил один из технарей и притащил сюда на пробу. Это – маски для ведьм из «Макбета». Да-да, Лори, примерь одну, но смотри, поосторожней!
Лори живо подскочила к зеркалу.
– Полный мрак!
И действительно, на взгляд Барби, испугаться было чего. Глазницы, сделанные из красной рефлекторной ленты с прорезями для глаз, придавали маскам самый жуткий и отвратительный вид.
Светленькая девушка, Бетси, без всякого почтения отнеслась к техническому решению. Весьма строго она заметила, что подобный дизайн невыгоден для исполнителя, ибо только скрывает мимику.
– Уверена, «Макбет» выйдет на все сто! А что-нибудь ужасное случится, как вы думаете? – с придыханием добавила она. – Я слышала, что «Макбет» приносит одни несчастья, что ни одна постановка не обходится без происшествий, даже несчастных случаев, а порой – с трагическим исходом…
Ох, молодо-зелено, – сокрушенно вздохнул Джордж. Откуда вам знать, что за все двадцать два года истории Фестиваля «Макбета» ставили трижды, и все, слава Богу, пока живы.
В едином порыве все четверо потянулись, чтобы постучать по дереву.
– Хорошо, – согласилась Бетси, светлея лицом. – Но не забудьте, что за кулисами ничего из «Макбета» цитировать не полагается!
Они дружно рассмеялись и. довольные собой, покинули мастерскую. Барби и Джордж невольно улыбнулись друг другу.
– И всякий мнит, что ярмарку играют для него, – вздохнул Джордж. – Да-да, цитата, но совсем не та, что ты подумала.
Тотчас на пороге возникла девушка постарше, уже из труппы, и стремительно проследовала в дальний угол за вешалками, откуда немедленно донеслись горестные всхлипывания. Однако, вскоре она заявилась на свет Божий и, вытирая лаза, заявила, что сама себе загубила всю сцену, и снова исчезла, уже за порогом.
Меж тем Барби тихо-мирно готовила примерочную картотеку, совершенно не подозревая, что через какие-нибудь пять минут ей суждено будет допустить самую невинную оговорку, оказавшую существенное влияние как на них с Маргарет, так и на ход Фестиваля в целом. Она едва не оставила Маргарет Ленокс одну на туго натянутом канате, по которому той предстояло идти с завязанными глазами, причем не одну неделю; все же, даже имея выбор, Барби согласилась бы, что именно так и следовало поступить.
До конца жизни ей так и предстояло пребывать в неведении относительно того, что случилось бы, позволь она Маргарет действовать по собственному плану и спокойно исчезнуть, ускользнуть, уйти в никуда…
Дверь распахнулась и как бы дуновением теплого ветерка явилась светловласая Нина Фосетт. Бодрая, дружелюбно настроенная, она явно не стеснялась очевидных проявлений своей первой беременности.
– Что я видела: чудо, просто чудо! – воскликнула она, не успев переступить порога. – Неужели не слыхали?! Ничего? Такой смех в зале, а аплодисменты – просто шквал! – и все этой парочке! Это сцена с кофейником из «Жизни с отцом», все так легко и непринужденно! Какая жалость, что вы проворонили…
– А мы тут, между прочим, как каторжные, – с прискорбием заметил ее супруг. – Ни на шаг от намеченной цели.
– Ну, зачем же так, сразу по больному? Я все поняла с полуслова, – парировала Нина. – Но действительно, в этом Стивенсе есть что-то такое… Ты ведь знакома с ним, Барби?
– Да уж, хорош, – отвечала Барби. – Как и всегда, впрочем… Правда, «Отца» я пока не видела.
– Дело даже не в том, что он делал сам по себе, хотя все очень к месту и достаточно смешно, – Нина взяла один из прошлогодних костюмов и принялась распарывать швы. – Вся штука в девушке, которая ему подыгрывала! Джордж, еще утром она появилась в самой занудной сцене из «Гедды Габлер»; было нечто ужасное, никто не знал, куда глаза девать. Признаться, поначалу я думала, что Стивенс-бедняжка завалится только потому, что она рядом с ним на сцене. А потом, – она вышла как Винни, – все и началось. Уже с третьей фразы она настроилась, и пошло – что ни жест, то в самое яблочко! Она была хороша, скажу я вам, а уж как они чувствовали друг друга! Можно подумать, что сезон вместе отыграли… Барби, ты случаем, не сидишь на моих ножницах?!
– Но как же так? А почему утром… что такое с ней случилось? – онемевшая было от изумления забормотала Барби, передавая ножницы.
Нина с ходу, но весьма компетентно принялась ровнять обтрепанный край.
– Возможно, она из тех, кому необходим партнер, иначе им не раскрыться. Но ощутив поддержку, она уде на коне. А эти двое, я вам скажу, смотрелись будьте-нате! – она вывернула камзол наизнанку и принялась за плечевой шов. – Но каким образом тот, кто минуту назад казался совершенно беспомощным, вдруг оказывается способен на такое, я отказываюсь понимать! Казалось, в первый раз она сама стремится к провалу.
От удивления Барби даже приоткрыла рот. Как эта мысль и пришла ей в голову утром, но была отвергнута как совершенно нелепая.
Что ж, – продолжала Нина, – в том то и прелесть: что ни год, то своя…. А что у нас с примеркой, Барби? Проверь, пожалуйста, список.
Сей момент, – Барби попыталась сосредоточиться. – Уже семеро…. Нет-нет, восемь человек!
– Всего-то?! Из пятидесяти пяти, – простонала Нина. – А кто заходил, пока меня не было?
– Тони Риллер, Луиза Парис…. – припоминала Барби. – Еще Цецилия Бедроу….
– Цецилия Как?! – фыркнула Нина.
– Б - Р - Е, – начала Барби и запнулась. Слишком растерявшись, чтобы отделаться шуткой; она почувствовала, как наливается краской, и смущенно забормотала. – Боже мой, чистый Фрейд.... Должно быть, вчера мне запало в голову….
– И что же такое туда запало? – полюбопытствовала Нина.
– Дело в том…. У нее такие… своеобразные ноги. Я… вчера мы вместе купались, и я обратила внимание…. Знаете, как это обычно бывает…. Что за несчастье, когда у такой красивой, такой яркой актрисы, как она….
– Ну и что там у Цилии с ногами? – заинтересовался Джордж. – На сцене они вполне смотрятся.
– От колена и выше они… идут как бы дугой, – выдавливала из себя Барби. – И еще, они такие… как бы узловатые.
– Бедняжка! Но она в курсе, я надеюсь?
– Да как сказать?! Мне кажется, что именно о собственных ногах выше колена у наших девушек весьма смутное представление. Все, что прикрыто, не вызывает особого беспокойства. А помимо всего прочего, в бермудах она смотрится отлично.
Фосетты с пониманием переглянулись, потом Нина спросила:
– Ну, и как же прикажете ее величать? Цецилия Бермудроу?!
– Девочки, прошу вас! – взмолился Джордж, запуская машинку. – Давайте чуточку сбавим обороты.
Тем не менее Нина дружески подмигнула, давая понять, что все принято к сведению. Барби почувствовала себя уверенней, но далеко не до конца.
Так или иначе, костюмерам такие сведения необходимы, но Барби предпочла бы не служить первоисточником….
…………………………………………………
Гроза, добравшаяся до них через горы к вечеру следующего дня, – вечеру, отведенному на читку «Двенадцатой ночи», – сослужила, как ни странно, добрую службу. Полсотни человек, втиснутых в ограниченное пространство при максимуме дискомфорта, не могут долго оставаться чужими друг для друга.
На передник авансцены ливень обрушился тяжеленными холодными струям, отливавшими серебром в холодном же свете прожекторов. Под ненадежным прикрытием навеса вся труппа, сгрудившаяся в кулисах представляла собой причудливую мешанину разноцветных плащей и накидок.
– Как думаешь, Пит нарочно все это подстроил? – обратилась Барби к соседке. – Он ведь любит порассуждать об esprit de corps. Что ж, он добился своего – видок у нас почище, чем у сардин в банке.
Сие легкомысленное замечание было услышано молодым человеком по имени Дан Квин; последний мгновенно воодушевился и во всеуслышанье заявил, что если только de corps будет столь привлекательным, то лично он, например, ничего против не имеет.
– Только присядь ко мне на колени, Барби Уайет! Уж мы не дадим друг другу замерзнуть!
Уклоняясь от его требовательной руки, Барби вежливо отказалась:
– Вам точно не понравится! Дама моих габаритов способна вызвать у вас мгновенный паралич всех конечностей.… Боже мой, опять протечка! Все внутрь – бегом, бегом!
Казалось, настало столь желанное время для магии – как черной, так и белой, – но, возможно все следовало отнести на счет внезапной перемены погоды. Вот Цецилия Бредроу в роли Виолы читает свой текст с изумительным чувством ритма, легкий звенящий голосок ее поднимается все выше и выше, как шарик в фонтане; со своими бронзовыми волосами в мельчайших дождевых брызгах она выглядит ожившей рождественской открыткой. Вот сэр Эндрю Тони Риллера, записной весельчак и стареющий проказник в миниатюре. А вот Рикс, каким-то чудом возвращающий отвергнутому Орсино живые человеческие чувства – в отличии от его чиновной ипостаси, именуемой Герцогом.
– Так-так! Неплохо бы еще чуть больше Орсино, ты согласен, Рикс?! – приговаривал Питер Верхувен; потом заглянул в записи. – Теперь прошу внимания! Что касается Виолы, то я хочу, чтобы читали все женщины – вне зависимости от уровня претензий. Итак, начинаем с «Я перстня не вручала ей». Барбара Уайет, прошу вас!
Столь ужасен был пронзительный визг, сорвавшийся с уст Барби, что ни сразу, ни впоследствии никто так и не поверил, что причиной сему послужила всего-навсего струйка ледяной воды, совершенно не ко времени низвергнувшаяся ей за шиворот. На волне искреннего, но не вполне уместного веселья, она протолкалась через толпу, да еще и втиснулась на скамью между здоровенным Тимом Дурбином и малышкой Хенни Приист. Такова крадкая предыстория чтения Виолы – возможно, худшего за всю историю Фестиваля. Подвиг Барби еще попыталась повторить Хенни, приглашенная следующей, причем не удержалась и начала со столь же пронзительного визга, чем еще глубже ввергла коллег в пучину безудержного веселья. Даже Пит Верхувен не сдержался; это чувствовалось по его голосу, когда он приглашал Маргарет Ленокс. Смех еще не улегся, когда Маргарет начала:
«…У моего отца была
Дочь, и она любила человека,
Как, будь я женщиной, и я, быть может,
Любил бы вас».
Веселье прекратилось само собой, прежде чем подошла к концу вторая строка; и был слышен только ее чистый голос. Читавший с ней на пару Рикс Стивенс вступил почти шепотом, как бы опасаясь разрушить чары: «Скажи мне эту повесть».
Далее следовали еще девять стихов и, пока они длились, Барби буквально не ощущала ни занудной дроби дождя, барабанившего по сцене, но слепящего света прожекторов высоко над ней. Равным образом растворились и ее товарищи; каждый их них – вероятно, наедине с самим собой – пребывал в далекой Иллирии.
Потом, с последней беспечной репликой Виолы сцена завершилась, и промозглая реальность окружающего мира вернулась на свое место. Питер Верхувен тряхнул головой, как бы пытаясь избавиться от наваждения, но аскетичное лицо его не отразило никаких эмоций.
– Благодарю вас, – сухо сказал он и обратился ко всей труппе:
– Внимание! Объявляется перерыв!
Уже за кофе, в благословенном тепле ночной закусочной, Маргарет Ленокс все еще не могла прийти в себя и расспрашивала всех подряд: «Ну и как? Все было в порядке?»
– Потрясающе! – безапелляционно заявила Барби. – Аж дрожь пробирает, а такое со мной не слишком часто случается. Понять не могу, как у тебя это получается!
– Сама не знаю, – отвечала Маргарет. – Все дело в самом Шекспире, есть в нем что-то такое: берет и не отпускает.
– Взяла б тебя с ходу, будь я на месте Пита, – пискнула Хенни Приист, притиснутая к самой стене в полутьме открытой кабинки.
– На месте Пита, я бы еще подумала, – задумчиво возразила Маргарет. – Цилия была великолепна. А еще у нее все так весело получается, ведь «Двенадцатая ночь» – это, прежде всего, комедия.
Барби огляделась по сторонам, дабы убедиться, что ни Цил, ни ее ближайшая подруга Патси Ундервуд не смогут ее расслышать.
– А мне представляется, ты ее сделала! История любви – вот что главное!
Мисс Приист, время от времени отвлекаясь на кофе и пирожок, немедленно приступила в пространному анализу всей ситуации. По ее мнению, несомненное обаяние трактовки, предложенной Маргарет, заключалось как раз в том, что очевидными становятся все ипостаси Виолы. Девушка притворяется юношей, даже говорит как они, но вместе с тем остается девушкой настолько, что Орсино должен был непременно разглядеть это, да и разглядел бы, не быдь он столь упертым. Она так рассердилась на Орсино, что пристукнула чашечкой по столу и чуть не пролила кофе.
Четвертым за крошечным столиком был Тони Риллер, всокий молодой человек романтической наружности, признанный комик. К ситуации он отнесся с пониманием, но не преминул изложить свою собственную версию.
– Ну, малышка, оказывается, ты у нас просто слоеный пирог, –сказал он Маргарет. – Однако, не думай, что уже постигла все вершины актерского мастерства. Ты только представь себя в пьесе молодым актером театра «Глобус». Тогда тебе придется стать девушкой, прикинувшейся юношей, притворившимся девушкой, переодетой юношей…. Короче говоря, так раздуешься, что и не откусить!
– А ты не думай, она и тут не подведет! – донесся голос Рикса Стивенса из соседней кабинки. – В таком случае, Маргарет, можешь рассчитывать на меня….
Обернувшись, Маргарет Ленокс благодарно улыбнулась ему и вновь принялась что-то высматривать сквозь залитое дождем окно закусочной, красное от неоновой лампы. Она снова обронила одно из своих странных замечаний – так тихо, что расслышала только Барби.
– Ну что я могу поделать? – прошептала она как бы в порыве искреннего раскаяния.
В самое сердце пораженная тем, как эти двое улыбались друг другу, Барби не придала сей невнятной реплике никакого значения….
………………………………
И вот настала среда, день подведения окончательных итогов, сулящий оживленную проработку ввечеру… Информаторы пачками прибывали в костюмерную, ведя своего рода прямой репортаж: Бен уже точно Мальволио, Цил в отличной форме, а Тони как пить дать получит Ричарда Второго…. Маргарет? Не горячитесь…. А что вы думаете, Маргарет снова на коне: в паре с Розиной Вильсон она всех потрясла сценой под ивами. «Она словно Джульетта, но уверенная в счастливом исходе» – таково было самое поэтичное заключение….
Среда, ближе к полуночи: для вынесения окончательного вердикта по вопросу распределения ролей оргкомитет Фестиваля удаляется на всенощные бдения. Некоторое время спустя, уже на рассвете, результаты должны появиться на доске для объявлений близ двери, ведущей на сцену. Утро четверга: участники труппы стягиваются к доске объявлений, и каждый узнает свою судьбу. Одни отходят, ликуя, другие – тщательно скрывая всю глубину своего разочарования. С этого момента их существование обретало смысл лишь внутри маленького мирка, обнесенного овальной бетонной стеной, а все, что снаружи, становилось полузабытым и весьма далеким от их реальности.
Барби прибыла к месту незадолго до девяти, когда первый ажиотаж уже спал. Не мешкая, она устремилась по проходу, ведущему от кассы театра до вожделенной двери на сцену. Самой первой она увидела Цецилию Бредроу – с такой вымученной улыбкой на лице, что Барби даже не отважилась с ней заговорить. Через пару шагов навстречу ей попались Вильсоны: Бен и его черноволосая, весьма симпатичная жена Розина. Супруги шли в обнимку, лица их совершенно одинаково светились радостью.
– Наш Макбет! – торжественно возгласила Розина.
– Славься, Тан Кавдорский! – с величайшим присутствием духа ответствовала Барби и припустила дальше.
Она уже примерно представляло, что произошло, а доносившийся из-за дверей голос только придавал ей уверенности. «Никак не могу прийти в себя», – делилась с кем-то Патси Ундервуд. – «Цилия как актриса заслуживает всяческого доверия, а роль достается другой, которой никто и знать не знает. Да, проблески таланта налицо, но…. Я бы в два счета все бросила, но Цил говорит, нет…»
Боже мой, а теперь-то что мне надо, спрашивала себя Барби, стараясь сохранить непредвзятость даже после того, как просмотрела списки и убедилась в собственной правоте. Она, можно сказать, и не сомневалась ни чуточки – судя по выкройкам Джорджа Фосетта, костюм Виолы предназначался для исполнительницы со стройными ногами.
В костюмерной Фосетты все поняли с полуслова: ну что значит каких-нибудь двадцать минут, когда спешишь принести такую новость…. Но что за рыбья кровь (sang-froid) у Маргарет; все проспать в такое утро?!
Квартирка девушек была в старинном доме на Хагардин-стрит, всего в нескольких кварталах от Театра. Барби неслась сломя голову, про себя отмечая, что непременно срежет пару секунд с любого возможного рекорда в беге на эту дистанцию. Она с разгону завернула за угол и прямиком через цветы и благоухание июньского садика подбежала к верандочке, служившей спальней для Маргарет. Легкая дверь с улицы была отперта, обычное дело для беспечной парочки, и Маргарет вполне бесцеремонно ворвалась внутрь.
Невероятно, но факт: Маргарет Ленокс все еще лежала в постели, безмолвно уставившись в потолок.
– Ну, как ты можешь?! – возмущенно начала Барби, усаживаясь у нее в ногах. – А как же списки?! И что в них, тебе тоже все равно?
– Никуда не денутся, – безмятежно отвечала Маргарет.
– Открытие сезона, а ты говоришь, никуда не денутся! От такого, детка, мне просто не по себе!
А как же удовольствие, с которым ты все это сообщаешь? – легкий серебристый голосок был преисполнен иронии. Так ты получила свою ведьму? А как дела у Рикса?
– Да, я получила свою Ведьму! Первую, а ты – Третью, а Рикс – Орсино…. И Макдуффа в придачу!...
– Отлично! – оживилась Маргарет и даже закинула руку за голову.
– А еще, ты – Виола! – Барби так и не смогла, не сумела выдержать паузу.
– Виола! – приглушено произнесла Маргарет, словно горло у нее перехватило, и рывком села в постели. Секунду она оставалась недвижной, затем выдала такую гамму эмоций, что Барби невольно припомнились уроки музыки.
– Виола, – повторила Маргарет так, словно перед ней распах-нулись райские врата. Потом выражение боли и ужаса исказило ее лицо; казалось, еще немного – и можно будет услышать скрежет захлопывающихся створок. Она рухнула на постель, спрятала лицо в подушку и простонала: «О, нет-нет!»
– О, да-да, – решительно сказала Барби. – В чем же дело, не пойму никак? Ты уже и сцены пугаешься?!
Все, что было доступно глазу Барби, то есть русый затылок своей соседки, и тот, казалось, был заряжен электричеством. Мар-гарет несколько раз тряхнула головой и сменила пластинку на: «Я же не могу! О, Барби, я не могу!»
Чтобы было чем заняться, Барби достала сигарету. Через не-сколько секунд Маргарет перекатилась на спину и глубоко, преры-висто вздохнула.
– Хорошо, – терпеливо сказала Барби. – И чего ж такого ты не можешь?
Ответ показался достаточно неожиданным, словно решение только что пришло ей в голову.
– Не могу отказаться! Как я могу претендовать на такую роль, если Цил лучше меня буквально во всем!...
– У Цил все в порядке, ей досталась Кейт в «Строптивой».
– Но если мне позволят, то и отказываться грех…. Особенно с Верховеном, так ведь? Не мне ж указывать, кого следует брать за-мен?!
– Ты хочешь сказать, – недоверчиво спросила Барби, – что весь этот шурум-бурум означает просто напросто борьбу с благими порывами?
К тому были веские основания: Маргарет упрямо отказыва-лась смотреть ей прямо в глаза. По обыкновению, взгляд ее был устремлен мимо – на далекие горы, еще далее – на нечто тревож-ное, скрытое за ними. Неожиданно Барби решила, что знает ответ.
– Все дело в деньгах? – напрямую спросила она, но ответа не получила, лишь в карих глазах отразился непонятный испуг. – Ты знаешь, в фестивальном бюджете предусмотрен специальный фонд. Мы можем взять ссуду, а кроме того, можно урезать расходы на питание.
– Да, – отстраненно произнесла Маргарет, – специальный фонд. И как я могла позабыть? … Но я постараюсь управиться са-ма, так что голодать тебе не придется.
Она энергично тряхнула головой и дерзко прибавила, обраща-ясь к горам: «Да, конечно же, я остаюсь! Конечно же, я сделаю все, что нужно…».
– Вот и отлично, – заключила Барби. – И как благородно с ва-шей стороны, мадам Дузе! А теперь, не соблаговолите ли вы, мадам, стряхнуть гнетущее вас бремя и с легким сердцем последовать за мной в Театр. Здесь и минутки ждать не будут, как только возьмутся за ра-боту, а работать все мы будем, как последние собаки.
Маргарет снова глубоко вздохнула, потом облегченно улыб-нулась.
– Как шустрые собачки, – поправила она….

Между тем, жизнь в большом внешнем мире шла своим чере-дом: дипломаты прилагали все усилия в борьбе между народами, президенты делали заявления, учёные провозглашали всё новые от-крытия. Фестивальная труппа, ожесточённо работавшая над оформлением сцены и репетициями, была средоточием личностей, имевших весьма смутное представление о всех вышеперечислен-ных событиях. Время от времени кто-нибудь обращал внимание на отдельные заголовки или покупал газету, выходившую в Портленде или Сан-Франциско; время от времени отпускались реплики о «на-шей башни из слоновой кости», но в тоне говоривших присутство-вало скорее одобрение, чем порицание.
Например, с последнего понедельника июня Беркли, родной город Барби, жил самой настоящей сенсацией, о чём сама Барби почти неделю не ведала ни сном ни духом, а когда прочла обзор-ный репортаж с места событий, то всё произошедшее представи-лось её таким туманным, отдалённым и совершенно неактуальным.
Строительный рабочий, подрядчик и некие Адамсы, пожилая семейная чета, намеревавшаяся приобрести дом у вышеозначенного подрядчика; все они мгновенно вознеслись на самый гребень ши-рокого общественно признания, столь же, впрочем, краткого…. А наряду с ними, безымянное нечто, которому предстояло стать предметом самого пристального внимания на гораздо более дли-тельный период.
Недостроенный дом стоял почти в конце новой улицы, по плану выходившей к самым вершинам берклийских холмов. По-близости – лишь несколько обжитых строений, но подрядчик по-спешил уведомить репортёров, что это ненадолго: участки шли на-расхват, ибо удачно располагались под сенью высоченных эквалип-тов, откуда открывался исключительны вид на окружающую при-роду… Он сходу поздравил Адамсов, своих уважаемых клиентов с удачным приобретением: помимо того, что выбран едва ли не луч-ший участок, они ещё приняли верное решение не тянуть с опла-той, что оставляло им время для внесения в проект поправок по св-оему выбору.
Деревянная опалубка для парадного крыльца была подготов-лена ещё пару недель назад, но цемент пока не заливали, и, кроме грунта, внутри ничего не было. Подрядчик действовал энергично, чем вызывал невольное уважение: миссис Адамс находит ступень-ки слишком высокими? – что ж, дело поправимое; стоит вам подъе-хать с утра в понедельник, и мы сможем решить вопрос прямо на месте – какой наклон вас устроит, как всё должно выглядеть. Вы теперь хозяева!
Беседу приходилось вести среди клочьев разносимого ветром тумана. Весь месяц июнь с закатом солнца холмы затягивало гус-той пеленой, пропадавшей лишь ближе к полудню. Высоченный добродушный негр постепенно сбил почти всю опалубку; под ней оказался спрессованная глинистая почва. Наконец доска была вы-дернута, миссис Адамс указала, что да как, и он принялся снимать лишний слой, начиная с нижнего края, от самой дороги.
Лопата наткнулась на препятствие, минуту рабочий пытался применить силу, потом поскрёб глину на поверхности, нагнулся ниже… В следующую секунду он отшвырнул лопату и, дико за-орав, отскочил назад; указал на что-то пальцем и снова закричал во весь голос.
Ближе всех к нему находилась мисс Адамс, старчески-недоверчивый взгляд которой наткнулся на засыпанную землёй но-гу в нейлоновом чулке с чудом сохранившейся резиновой подвяз-кой. Престарелая леди отчаянно вскрикнула, покачнулась и свали-лась ничком прямо на разбросанные доски….
Дальнейшие раскопки велись полицией. Мёртвое тело было извлечено целиком, хотя лицу, выражаясь казённым языком прото-кола, были «нанесены тяжкие повреждения». Особа «женского по-ла, нормальной упитанности», возраст «двадцать лет или немногим более»; одета в нижнее бельё, чулки и комбинацию «качественной выделки»; рост – пять футов и пять дюймов; особые приметы – от-сутствуют «за исключением шрама после удаления аппендицита несколько лет тому назад». Цвет глаз определению не поддаётся по причине «повреждений». Волосы длиной до плеч, «крашеные, цвет – медно-рыжий; окраска (или осветление у корней) производилась совсем недавно».
Прямых «признаков того, что она подверглась сексуальному насилию, выявлено не было». Смерть наступила «по причине огне-стрельного ранения сердца», но где и когда она была застрелена, остаётся неизвестным. Тело могло быть помещено между досками опалубки в любое время после пятницы четырнадцатого июня; именно в тот день была засыпана земля, это единственная дата, в которой полиция могла быть уверена. По ряду признаков можно было заключить, что она мертва уже неделю, если не более…
Та часть публики, для которой каждый неопознанный труп яв-ляется лакомой приманкой, пришла просто в транс от подробностей с окраской волос, и самый цвет их приняла близко к сердцу. Ажио-таж умело подогревался вездесущими репортёрами, которые зачас-тили в полицейский участок, роями велись вблизи места обнаруже-ния трупа, а несчастным старикам и шагу не давали ступить. Охот-но цитировались слова миссис Адамс: «Я никогда не смогу здесь жить, никогда, никогда!»
Благодаря телеграфу и радио история получила широкое рас-пространение. О ней если не читали, то слышали в Южной Кали-форнии, Салинасе, Портленде, на пляжных курортах Орегона и в крохотных южных городишках, бывших приисках Главной Жилы. Правда, несколько дней спустя вряд ли можно было найти место, где о ней напоминали бы с маломальским интересом, разве что чисто академическим.
Даже в Эшланде, штат Орегон, иные из граждан вполне могли быть в курсе событий; увы, все они не имели никакого отношения к Фестивалю. А в труппе отрабатывали мизансцены для четырёх больших премьер, срок которых надвигался с пугающей быстротой; перетряхивали королевские одеяния и до поры до времени совер-шенно чурались публики. Эти целеустремлённые молодые люди сами затворили за собой двери своего города-крепости….