Деловые отношения

Кто только не поднимал тему «Секретарша – начальник». Кто только не рассуждал о том, «как это плохо» и «как это непристойно». И, в конце концов, кто только не обвинял начальника и не лил (не очень много, правда) грязь на «золушку-секретаршу». Однако все зависит от того, как посмотреть. Иногда, ведь, и начальник не такой уж злодей, и секретарша при нем «ничем таким» не занимается, а так… свою работу выполняет в соответствии с контрактом...

***

– Сексом заниматься будем?

– Да, конечно.

Я думала, что если это произойдет, то начнется как-то по-другому. Но отступать, нарушать слово – не в моих правилах.

– Когда?

– Сейчас.

Был разгар рабочего дня, и поэтому предложение начало принимать нереальные для меня формы.

– Где?

– Здесь.

Мы были в кабинете, причем не в его и, естественно, не в моем. Хозяин, толстый и шумный человек, удалился за какими-то бумажками, которые не успел приготовить к нашему приходу, удалился с уверениями, что сию минуту вернется – нам не придется долго ждать.

– Как?

– Вам не кажется, что Вы задаете слишком много вопросов? – в его голосе проскользнул первый за все время нашего знакомства намек на эмоцию. Похоже, он удивлялся моей «нерациональности».

– Да, конечно. Я подумала…

– В моем присутствии Вас никто не просит думать. Думаю я, Вы – делаете.

– Сообразите что-нибудь. Вы же умная женщина, – он явно льстил.

«Умная женщина» застыла посередине кабинета с поднятой в нерешительности рукой – то ли блузку расстегивать, то ли туфли снимать и вообще… «Он что, не понимает, что сюда в любой момент может кто-нибудь ворваться?» – панически семафорило в моей голове. Его подобные мысли, похоже, не беспокоили.

Это был странный человек. Мы познакомились с ним, потому что мне нужна была работа, а он мог ее дать. Работа была высокооплачиваемой и интересной – это была моя работа. И я согласилась на все условия.

Условия были таковы: он – начальник, я – его секретарь, личный секретарь, то есть работаю не на государство, не на фирму, а на него, лично на него; мне дается полная самостоятельность в вопросах, не требующих совместного решения, но в его присутствии мы играем только по его правилам – существует лишь его мнение, я имею одно право – с ним соглашаться; вместе мы только работаем, что я делаю вне работы, его абсолютно не интересует, и меня не должна интересовать его личная жизнь; у нас сугубо деловые отношения, но в случае необходимости он оставляет за собой право на интимные встречи, которые будут оплачиваться по отдельному тарифу.

С тех пор прошло чуть больше месяца. Чего я только не наслушалась! Что для «этого сухаря существует одно – работа»; что он ни на что не реагирует, ни на мужчин, ни на женщин, «значит не гомик даже, а просто импотент»; что «он способен на одно – перегибать палки и ломать людей»; и что «нет в этой машине ничего человеческого».

У меня к нему не было претензий – он делал дело, я была при нем, и мне с ним было спокойно. Он ни на йоту не отходил от условий первой нашей беседы. И у него, судя по всему, ко мне тоже не было претензий, а сексуальных – подавно. Я уже начала подумывать, что «интимные встречи» – это не более чем чашка кофе в обеденный перерыв. Вот и на тебе!

– Раздеваться не нужно, – его голос был мягким, – не время и не место.

Я, наверное, начала краснеть. И этот жар пополз вниз: с лица на шею, плечи… Заложило уши, все звуки доходили словно через вату, и легкий звон. Ненавязчиво закружилась голова. Такое бывает, когда засыпаешь, или очень высокая температура.
– Раздеваться Вам – нет необходимости. Я сделаю все сам. Вы просто расслабьтесь, – слова звучали не требовательно, а как-то очень равнодушно.

Его явно не тревожила слегка приоткрытая, чуть поскрипывающая дверь, из-за которой доносился гомон приемной большого начальника. Он вел себя так, как будто это нормально, а меня все больше привлекала сюрреалистичность происходящего. Внутри тела включился доныне неведомый механизм и начал отсчитывать какие-то свои секунды и минуты. Время остановилось, хотя по-прежнему где-то тикали часы, но делали они это с неохотой и очень медленно.

– Раздеваться Вам? Зачем? У Вас настоящая фигура. Это ни под какой одеждой не скроешь. Вы и сама – настоящая, – его речь обволакивала и чувствовалась кожей. Каждая фраза проникала глубоко. Может быть, в душу? И этим ласкала тело. Я напоминала себе едва родившегося тонконогого жеребенка, который, впервые увидев человека, принял его как всемогущего, справедливого Бога. Похоже, таковым сказочно быстро становился для меня шеф, потому что он был уверен. Уверен в себе, уверен во мне, уверен в том, что если он что-то задумал, то ему никто не помешает.

– Ну что же Вы: Устраивайтесь. Стоя Вам вряд ли будет удобно.

Я оглянулась. Лечь было не на что, кроме пола и пары столов. Вариант «лечь» не подходил еще и потому, что на мне была светлая блузка, на которой жутким пятном смотрелся любой намек на грязь. Значит, мне надо примоститься, не стоя, не лежа и явно не сидя, потому что он по-прежнему стоял, никак не проявляя желания взять меня на руки.

– Что? Отложим на следующий раз?

На письменном столе было много различного хлама. На журнальном – стояла ваза с цветами, и опереться на него, даже руками, без катастрофических последствий я не могла. Стулья и кресла мне тоже не внушали доверия – они были слишком легкими и могли наделать довольно много шума. Оставался только столик-тумба. На такие обычно ставят либо телевизоры, либо аудиосистемы, но этот пустовал.

– Следующий раз – это следующий раз, а сейчас – это сейчас, – я постаралась произнести это медленно и с расстановкой, чем вызвала легкую улыбку на его губах.
– Приятно иметь дело с логически мыслящим человеком.

Его слова упругой волной вошли мне в затылок, потому что я, круто развернувшись, пружинистой походкой хищника направилась к обреченной жертве, парализованной недвижением, – столику.

Дрожь предвкушения разбегалась по моему телу. Я чувствовала себя животным, грациозным животным, то ли тигром в тайге, то ли – пантерой в джунглях. Одно несомненно – я вдруг стала кошкой, которая гуляет сама по себе, потому что ей так нравится, и которой везде удобно, потому что она сама выбирает место, и которая ничего не боится, потому что она всегда на своем месте – в своем лесу, в своем мире или со своим… хозяином.

Голоса в приемной были для меня шумом ветра, который приятно щекотал и бодрил. Я устроилась очень удобно. Ведь кошка по-другому и не умеет.

Я подошла к столику, вспрыгнула на него, одновременно сбросив туфли, стала на колени, затем села на пятки так, что ноги от кончиков пальцев до колен касались стола, и на них приходилась вся тяжесть тела. Коленки плотно держались вместе. Я прогнулась, так, что тело, шея и голова составили прямую линию.

Сзади послышался шум. Это подошел он. Но не ко мне – к двери. Раскрыл ее довольно широко и бросил раздраженно повелительно:

– Нельзя ли потише?!

Секретарша нашего хозяина что-то жалобно пролепетала в оправдание. Он же в ответ лишь демонстративно захлопнул дверь.

Ни звука. Я чувствовала, что он на меня смотрит. Смотрит, потому что ему нравится то, что я делаю, нравится, как я это делаю. Может, и я ему нравлюсь?

Я подняла руки, сложив ладошки, и стала медленно наклоняться вперед, пока руки не коснулись поверхности стола, а пальцы намертво не уцепились за его край. Почему я так делала – я не знала. Тело продолжало вытягиваться, слегка прогибаясь. Наконец, подбородок уперся в коленки, а лоб в стол. Я замерла. Он за мной наблюдал, не покидая своего поста у двери.

– Вы готовы?

– Да.

– Вы в этом уверены?

– Да.

– Тогда начнем, – это он сказал, уже аккуратно задрав мне юбку и приступая к более интимным частям женского туалета. Все движения его были точно рассчитаны. Никаких судорожных жестов, указывающих хоть на какое-то возбуждение. Даже дыхание не участилось – легкое, как у ребенка во сне.

Я никогда не относила себя к категории легко возбудимых женщин. Весь мой сексуальный опыт, ограничивавшийся несколькими годами неудачного замужества, указывал на то, что я представляю довольно-таки сложную проблему для мужчины в этом плане. Я ложилась в постель, и всегда только в постель, после долгой осады и с единственным желанием – удрать побыстрее в ванную.

Этому человеку удалось разжечь во мне желание в считанные минуты. Я думала, что уступаю ему в силу того, что дала слово. Теперь же мне хотелось одного – чтобы он быстрее, быстрее…

Он же, не спеша, спустил колготки, почти не касаясь кожи, затем трусики. Я вздрогнула, когда его руки уверенно опустились чуть пониже поясницы. Скорее…

– Не мешайте мне. Ваша задача расслабиться, – его пальцы деловито приближались к межягодичной складке. Он бережно касался моего тела, делая естественное отверстие более доступным. Когда поиски желаемого подошли к концу, он выдохнул:

– Не двигайтесь.

Единственную точку соприкосновения он взял одним распирающим движением, таким, что как только его руки плотным кольцом легли на мою талию, мое желание ринулось искать способ вырваться наружу.

Я не могла кричать или стонать, потому что за стенкой были люди. Я не могла двинуться, потому что он просил этого не делать. Я даже не могла чуть пошире расставить ноги, потому что они были во власти спущенного нижнего белья. Единственное, что было мне доступно, так это до боли вцепиться в край стола и ловить каждое движение.

Я стала доверчивой, но такой неуклюжей партнершей в этом неистовом танце плоти, который он, мой господин, исполнял с такой уверенностью и изяществом. Тело мое было послушно ему, для меня ж – невесомо. Оно хотело еще, еще, еще. Но наступило резкое «хватит».

– Замечательно, – протянул он, застегивая ширинку.

Мне захотелось дать ему пощечину.

Вместо этого мои руки одним рывком натянули стринги с колготками. Ноги – ввинтились в туфли.

– Я доволен нашим сотрудничеством, – я не верила своим ушам. Да и глазам тоже – он вынул из бумажника несколько крупных купюр!

Мне захотелось вцепиться ногтями в его лицо и медленно провести ими сверху вниз, оставляя кровавые полосы.

В приемной послышался трубный рев того носорога, в чьем кабинете мы находились. И я сделала единственное, что позволяло время, – взяла деньги и с достоинством положила их в сумочку.

Хозяин ввалился в дверь и тут же уставился на мои коленки, неся какую-то чушь насчет совместных проектов фирм – нашей и его. Галстук съехал на бок, живот бессовестно переваливался через брючный ремень, а пуговица рубашки у пупка была готова разломаться надвое. Он вроде бы говорил дело, но глаза его шарили под моей юбкой. А мой шеф заинтересованно его слушал, совсем не замечая, как это животное истекает слюной от вожделения.

Мне было до того противно, что я премило улыбалась и изнывала от желания куда-нибудь удрать. Меня же усадили в кресло с чашкой кофе. Я ухватилась за нее, как за соломинку и на время выбыла из этой гнусной реальности в мир своих грез.

Я очнулась оттого, что в голосах мужчин ясно зазвучало несогласие. Этот неприлично толстый человек, от которого разило вчерашним перегаром, сегодняшним пивом, тяжелым потом, больной печенью и дорогущим дезодорантом, не без успеха пытался диктовать условия моему шефу! Я посмотрела на это воплощение наглой самоуверенности очень недвусмысленно, он тут же поперхнулся сигаретным дымом.

Он брызгал слюной во все стороны, колотя зубами о стакан и проливая воду на рубашку. Я не могла оторвать глаз от этой картины, потому что вдруг неожиданно ясно поняла, что готова на все, даже лечь с этой тушей в постель, только бы мой… А кто мой? Начальник? Любовник?.. Только бы мой шеф не тратил себя в разговоре с подобными личностями. Я хотела, чтобы он скучающим голосом вновь спросил меня: «Сексом заниматься будем?» Спросил, зная заранее, что услышит: «Да, конечно». И чтобы это произошло как можно скорее.

***

С тех пор уже минуло больше четырех лет. Я по-прежнему секретарствую у своего шефа. Средний и младший руководящий состав по-прежнему считают его сухарем, занудой и импотентом.

Наши с ним отношения мало чем изменились. Раз в неделю, то чаще, то реже, в самых различных местах я слышу от него: «Сексом заниматься будем?» И отвечаю: «Да, конечно».

Я по-прежнему готова на все лишь бы слышать это чаще. А он? Он платит мне по отдельному тарифу! Гадина!

Однако, рано или поздно, я знаю, придет мой день, и наступит мой час – он мне за «это»… НЕ ЗАПЛАТИТ!!!