Божья помощь

Канглы завизжали, застучали саблями о щиты. Крестовая рать молчала. Лишь священники принялись служить молебен о ниспослании победы.
Седой воин пригладил усы и ткнул соседа в бок:
-- Эх, до чего же ладно поют.

-- Слеп был я, но прозрел! Господь отворил глаза мои, дабы знал я, куда направить стрелу и меч! Явился он в сиянии небесном и рёк, что осенил благодатью пророка Азекию! И тот, кто пойдёт за пророком, спасён будет! Идите же под знамёна войска святого, войска праведного! Несите веру в земли дикие и грешные!
Человек кричал ещё что-то, но владыка Валериан не стал слушать, ушёл с балкона.
-- Что скажешь? – поинтересовался король Жизномир.
Владыка пожал плечами:
-- Слова примитивные, но доходчивые, многие люди примут.
-- Слова тут при чём!? Чудо ведь! Слепец прозрел!
-- Подозреваю, он и раньше не сильно тьмою взгляда тяготился. Иначе бы сейчас жизнью наслаждался, а не ерунду всякую нёс.
-- Что ты говоришь, владыка? Человеку видение было.
-- Либо надоумили, как пожить сладко, не особо при этом напрягаясь.
-- Разве может лгать узривший Господа?
-- Узривший – не может. Вот только проходимцы проходимцами редко представляются. А этот что-то до копья и меча не рвётся, более языком предпочитает.
-- Наверное, слово сейчас нужнее. Не ты ли говорил, что подчас оно сильнее оружия действует?
-- И не я один, увы, это понимаю, -- пробормотал владыка, наблюдая, как всё больше народу собирается вокруг прозревшего слепца. – Эх, придётся и мне высказаться.
Юный монарх понимал, что будет сказано на ближайшей проповеди, потому спросил осторожно:
-- Разве можно против святого дела?
-- Что, никак славы захотелось? – усмехнулся владыка. – Мечом помахать, подвигов великих насовершать? Чтоб не хуже отца с дедом.
В самую точку попал. Предки славно поработали, оставив Жизномиру сильную страну и миролюбивых соседей. Казалось бы, укрепляй да благоустраивай, и вспомнят потом о тебе добрым словом. Но юность признаёт лишь воинские подвиги, и король не понимал, почему владыка упускает такой шанс. Вот только воля последнего много значит, и быть Жизномиру лишь с кучкой охотников, ежели старик серьёзно воспротивится. А хотелось большое войско: с ним и славу добывать сподручнее, и среди могущественных соратников не затеряешься.
-- Дело богоугодное зовёт, -- соврал король. – Желаю нести свет истинной веры.
-- Неси. В монахи, потом мешок за плечи, и иди куда хочешь.
-- Я – король. Сам ведь не пустишь.
-- Да. Ибо нужен ты здесь, а не где-то.
-- А если ты не прав? – робко спросил Жизномир.
Ибо предположение такое было кощунственно. Но гром не грянул, владыка Валериан не обиделся. Лишь усмехнулся:
-- Всякое возможно. Но только не сейчас. Нечего ради ерунды жизнью рисковать.
-- Ерунды!?
-- А чего же ещё. Ишь, заладил: богоугодное, богоугодное. Господь учит нас миру, разве будет он именем своим войны затевать? Уж коли свербит, иди с проповедью да смирением. А силой веру насаждать – только лицемерие плодить. Что есть грех очень тяжкий.
-- Но люди же идут.
-- Идут. Одни – дураки вроде тебя, что считают, будто добро и спасение навязать можно. Сам ведь готов уже канглов бить и разорять, дабы познали они свет истинной веры. Только вот что, кроме жажды мести, канглы познают?
-- Я буду милосерден.
-- А другие? Коим плевать, что у нас с соседями прочный мир установлен. Им отступать есть куда. А тебе? Спокойствие страны готов нарушить ради вредоносной затеи.
-- С нами пророк Азекия, коему дан был наказ божий. Он не даст свершаться непотребному, проведёт через испытания к победам во имя торжества веры.
-- Хитёр. Испытания не забыл. Чтоб, значит, если не выгорит, развести руками, на волю божью сослаться. Мол, не получилось, грешны, плохо старались. Попробуем ещё раз.
-- Да, пророк Азекия не оставит святого дела, какие бы трудности его не ожидали.
-- А с чего, собственно, бросать? Коли в битве – последний, при дележе – первый, прибыльное и безопасное занятие выходит.
-- Если пророк и печётся о чьём-либо благосостоянии, то лишь бога и церкви.
-- О себе, поверь, тоже не забывает. С церковью прав, ибо дело надёжное, та верных слуг не забывает. Что до бога, -- владыка усмехнулся, -- оному непрошенные помошники безнадобности. Требуют больно много.
-- Разве можно требовать у бога?
-- У бога – нет. А вот от его имени… Вот тебе и другая шруппа людей: которые в походе приобрести желают. Не спасение, что-то более материальное. Земли, золото. И твой Азекия средь них первый. Ему бы купцом быть, а не души спасать, так торговаться умеет.
-- Его возвышенные слова поднимают тысячи!
-- А приземлённые обещания – десятки тысяч. К тому же не обманешь – не продашь. Дураки – они завсегда надобны: идут первыми и погибнуть не боятся.
-- Выходит, коли умный, то вор? Никто же противу пророка Азекии не говорит. Знать, прав он.
-- Ну почему же. Говорят, очень даже говорят. Только потом особо говорливые помирают. Кто по странной болезни, а кому иноверцы горло перережут. Даже странно: как человек о вреде похода в дальние страны глаголит, так оттуда убийцы прибывают. Словно им война нужна не меньше, чем нашим ревнителям.
-- Бог затмил разум врагов наших.
-- Тогда б уж и дух смутил, чтобы сдавались сразу.
-- Кто знает.
-- Все знают. Иначе бы не собирали столь великого войска.
-- Так не дашь благословения? – печально спросил король.
-- Вряд ли.
-- Хоть приглашение пророка Азекии прими. Желает он убедить тебя в благости дела святого.
-- Точнее, в том, что затеянное им дело является святым, -- уточнил владыка Валериан. – Отчего же, посещу его. Дело бесполезное, да интересно на сие светило посмотреть.
-- Услышьте же, услышьте пророка Азекию! – пробилось с площади.
-- Вот неуёмный, -- пробормотал владыка. – Послушаем. И ответим.
Он задумался, принялся что-то бормотать себе под нос, рассеяно благословил окружающих и вышел. Мыслями Валериан, похоже, уже беседовал с пророком. И Жизномир надеялся, что разговор пройдёт успешно. Подозвав слугу, король приказал:
-- Незамедлительно скачи к преподобному Азекии, скажи, что владыка согласен на беседу. Добавь ещё, что я смиренно прошу о встрече. Сразу после.

-- Благословляю вас на дело святое.
Жизномир упал на колени, опустил голову. Не удержался, украдкой глянул назад: как там друзья. Никто не замешкался, все ждали благословения. Цвет молодого рыцарства, и первейший среди них – граф Иларь Лайсо, первый приятель короля ещё с детских лет. Из старших – никого, эти ждут, что владыка скажет. Оно понятно: привыкли к миру, привыкли к канглам, веское слово нужно, чтобы старое решиться порушить, королевской воли не хватает. А без стариков особо не повоюешь. И, принимая благословение, король Жизномир надеялся, что пророку удалось ещё одно чудо, незаметное, но очень важное.
-- Поднимитесь, дети мои, -- сказал Азекия, закончив. – Не буду вас терзать: побеседовав со мной, владыка Валериан признал правоту нашего дела.
Все не встали, вскочили.
-- Я тоже рад победе духа святого над дьявольскими наваждениями, затуманившими ум владыки, -- продолжил пророк. – И коль главное препятствие позади, думаю, время сесть и обсудить детали.
Он опустился в кресло, и тут же за спиной встали четверо монахов, принёсших паланкин с Азекией. Словно пророк боялся, причём не чего-то конкретного, смять служителей божьих не составляло труда, будь у них даже дубьё под рясами, просто боялся остаться без защиты.
“Неужели трусит? – подумал Жизномир. – И клятву о неприкосновенности зачем-то взял.”
Первоначально он собирался сесть рядом с Азекией, теперь почему-то передумал, устроился напротив. Пригласительно махнул рукой, и рыцари расселись справа и слева.
-- Негоже, -- пробормотал пророк, но развивать не стал. – Теперь мы братья во святом деле, и должны стоять друг за друга, помогать всем и делиться всем. Приступим же.
И началось: воины, деньги, припасы, сейчас, потом. Пророк Азекия решил как можно полнее использовать новооткрывшиеся братские чувства.
-- Святое воинство будет здесь через два-три месяца, -- перешёл он наконец к главному.
-- Почему не раньше? – удивился Жизномир.
-- Сговориться никак не удаётся. Дьявольские козни, мешает сей враг рода человеческого святому делу. Но молитвами да смирением преодолеем мы преграды, и месяца через, -- пророк воздел очи потолку, пожевал губами, -- скорее, всё-таки три, встретите вы братьев своих. Тогда и начнём с божьей помощью. Канглы погрязли во тьме и невежестве, пора уж пролить на них свет истинной веры.
-- Может, обойдёмся без войны? Служители господа уже давно несут слово этим варварам.
-- И как успехи?
-- Не очень, -- признался король. – Но есть. К тому же у нас мир. Я мог бы попробовать договориться о пропуске святого войска через их земли.
-- А если откажут?
-- Тогда…
-- Откажут. Господь сказал мне, что люди сии крепко опутаны сетями дьявола и не поддадутся мирным увещеваниям. Рвать придётся, и спасибо скажут дети их за спасение своё.
-- Хорошо, я немедленно разорву договор.
-- Незачем, незачем. Пусть надеются, что минует их гнев господен. Но неизбежна кара, с огнём и мечом придём мы к идолопоклонникам. И дойдём до пределов, кои установил Господь. И то, кому уготовано пасть, получит награду на небесах. Те же, кто дойдут, вернутся домой в почёте и славе. На землях освобождённых установится царство истинной веры, и многие достойные примут под свою руку новую паству, дабы наставлять и помогать.
“И кому определять достойных, как не пророку,” – подумал Жизномир.
Он почему-то почувствовал себя дураком. Одним надлежало дойти до победного конца и вернуться, другим – править новоприобретёнными землями, и величество, похоже, определили в число первых.
-- А кроме награды на небе не полагается ли ещё оная на земле? – сказал король.
Все удивлённо воззрились на него. Особенно – пророк Азекия. Тот, правда., быстро справился, кивнул благодушно:
-- Из имения неверных некоторое себе взять – греха нет. Не забывайте только на богоугодные дела жертвовать.
-- Имение земельное тоже?
-- Земля – от бога.
-- Всё от бога.
-- Да, сын мой. Но не каждому дано благотворно распорядиться некоторыми дарами.
“Всё уже поделили,” – решил Жизномир.
Вслух сказал:
-- Даже мне?
Соратники смотрели с непониманием и укором. А Азекия… Так, словно узрил перед собой вместо восторженного щенка намеревающегося ухватить лакомый кусок шакала.
“Волка,” – поправился король.
Так было приятнее для самолюбия.
Уважительно, в общем, смотрел пророк Азекия.
-- Ужель, будучи государём и радетелем веры, не отношусь я ещё к числу достойных? – напомнил Жизномир о теме разговора.
-- Ваши владения и без того велики, -- ответил пророк.
-- И отлично управляясь с ними, я вполне могу справиться и с большим, помочь канглам обрести веру истинную.
-- Всем? – уточнил Азекия.
-- С помощью церкви нашей, -- уклончиво сказал король.
Пророк неожиданно кивнул, раскрыл ладонь. Один из монахов вложил туда карту. С кем бы не рассчитывал встретиться Азекия, готов он был, похоже, ко всему.
-- Что ж, -- сказал пророк, -- давайте определим границы помощи. Предупреждаю сразу: вы возжелали слишком многого, сын мой, и если не проявите скромность, благое дело отложится надолго.
Жизномиру очень захотелось, чтобы навсегда. И ещё стало интересно, какими же словами этот пророк сумел переубедить многомудрого владыку.
-- Пожалуй, я сперва посовещаюсь с владыкой Валерианом, -- сказал король.
-- Как, вы ещё не знаете? – Приняв наипечальнейшее выражение лица, Азекия два раз скорбно вздохнул. – На обратном пути владыка Валериан подвергся коварному нападению подлых канглов. Те, наверное, как-то узнали о результатах нашей беседы.
-- Дьявол нашептал, -- ехидно заметил Жизномир.
Пророк не заметил издёвки:
-- Коварен враг рода человеческого.
-- Но он опоздал.
-- Господь помогает нам.
-- Особенно если направить руку его, -- король широко улыбнулся.
-- Некоторые люди способны постичь истину только после своей смерти, -- отреагировал Азекия. – Зато теперь благословляют любые добрые начинания.
Жизномир положил ладони на стол, напряг руки.
-- Неужели? – спросил он, резко вставая.
Монахи непроизвольно отступили. Пророк Азекия вжался в спинку кресла, пролепетал:
-- Что всё это значит?
-- Да вот решил получить ваше благословение. Не знаю, правда, на что. Потом придумаю.
И рыцари, верные друзья, все как один, встали, руки легли на рукояти мечей. Но поднялся и пророк Азекия. Преобразившись, он грозно рыкнул:
-- На кого руку поднял, щенок! На меня, а через меня на Господа! И низвергнут будешь через это! – Он обвёл взглядом молодых рыцарей. – Ваш король одержим дьяволом! И потому освобождаю вас от клятв верности! Убейте его и выберите себе достойного правителя!
-- Нечего мечи марать, повесить, -- резюмировал король.
Пророк не стал обманываться надеждами. Проворно переместившись за спинку кресла, напомнил:
-- Мне обещана неприкосновенность. Королевским словом.
Он знал, что сказать: клятва священна, пусть даже и вырвана обманом. Жизномир перекосился, но нашёл в себе силы произнести:
-- Пусть уходит.
-- Повесить мне нравится больше, -- заметил Иларь Лайсо.
-- Приказываю отпустить его безо всякого ущерба!
-- Хочу напомнить, ваше величество, что от клятв верности мы освобождены. Так что…
Пророк Азекия завизжал.

Канглы завизжали, застучали саблями о щиты. Крестовая рать молчала. Лишь священники принялись служить молебен о ниспослании победы.
Седой воин пригладил усы и ткнул соседа в бок:
-- Эх, до чего же ладно поют. Дьявольские отродья.
-- Да что ты говоришь, слуги ведь божьи, -- удивился тот.
-- И как ты это определил? По песнопениям да одеяниям? Господь добру и миру учит, а эти к войне призывают. И кто они тогда?
-- Так ведь не отличишь.
-- Понятное дело. Владыка что говорил? Маскирует дьявол личину свою. А за кого самое милое дело себя выдать? За бога. Слуги же его в святые отцы пристраиваются, и под это людей губят.
-- Неужели?
-- Вот деревня. На владыку руку подняли. Только он, в отличие от тебя, всяким лжесвятым не верит. Монахов оружных с собой взял, да и стража городская не дремала. – Воин гордо выпятил грудь. – Пусть стараются, не поможет. Правда на нашей стороне.