В фиолетово-голубом

2

***

…В фиолетово-голубом цвете скалы отблески луны лезвиями разрывают в ночи путь. Не бойся. Иди. Иди сквозь стену камня, ибо, освещённая луной, она не более чем нагромождение бренных вуалей. С каждым шагом свет Пути будет становиться всё ярче – это хорошо. Но не обманывайся, ибо это лишь образ Света, пропущенного сквозь лживую материю. Справа и слева меж занавесями виднеются весёлые пиры, тихие просторы и чудеса света. А ты иди. Ты не должен обманываться их ложным великолепием, ибо на самом деле меж занавесей сияет чёрная бездна. Да! Вот её сияние: оно зовёт, но следует ступить хоть на шаг, и ты провалишься в вечную бездну, где твою душу будут насиловать демоны великолепия.
И вот мы приближаемся к последней вуали. Все наши воспоминания о преходящем будут принесены в жертву, ради искупления страха перед грядущим за бренной занавесью. Вот: отбросив её, ты вдруг окажешься во тьме. Ты должен понять, что свет, струившийся сквозь вуали был лишь слабым намёком на Истинный Свет, который ярок настолько, что по сравнению с привычными иллюзиями кажется непроглядной тьмой. Якорь памяти уже отстёгнут – отбрось и страх свой, ибо ты на верном пути и бояться больше не следует. Просто иди. Иди во тьме. Иди по узкой дорожке, повисшей над тьмою. Но будь осторожен: если Ты засомневаешься, то мгновенно провалишься в бездонную Бездну, стены которой тьма, и сгоришь там Чёрным Пламенем.
В этой Бездне души людей. И каждый в бесконечном падении находится на своём уровне: выше или ниже остальных, в зависимости от веса души. Если вдруг влюблённые оказались на разных уровнях падения, то один из них может ловить души других, есть их и опускаться ниже, а другой напротив – пусть соблюдает пост и подымается. И так встретятся влюблённые, но в соитии сразу же погрузятся на самое дно Бездны. Если один из них ужаснётся, то они сгинут. Но, если дальше последуют вспышка оргазма, осветившая всю Бездну, тогда эти двое благословенных вознесутся выше других и будут мгновение пребывать Над. Так была рождёна твоя душа, но это бесконечное падение теперь не для Тебя.
Не спрашивай, чем эта тёмная Бездна отличается от темноты меж вуалей – тьма и там и там, но эта тьма не стремится наполниться тобой: она просто есть, распростёртая грозящая и потому путь наш пролегает над нею и дальше. Наконец мы входим в Обитель…

***

…Видение растворилось. Перед Бет в очередной раз раскинулся поглощающий человеческую душу пустынный горизонт. Утро. Беспощадное жирное солнце ещё только взбирается на вершину голубой бездны, поэтому воздух опьяняюще свежий. Ветром всё равно нанесло колючего песка в тщательно подворачиваемые рукава и штанины, кроме того Далет вляпалась во что-то белое на песке, похожее на желе.
Пару часов, пока солнце повышало градус, все сидели и набирались сил, чтобы пережить очередной день. Это было время затишья, напоенноё горечью по предстоящим адским мукам. Затем золотой диск всплывал на морскую поверхность. В каждом месте, где проходил солнечный луч воздух вздымался столбом кипятка. Зной беспощадно загонял всех в горячий песок, который лишь в коричневых глубинах был на пару градусов прохладнее. Ядовитый пот стекал градом, разъедая кожу. От жары начинались галлюцинации. Солнечная лепёшка ползла медленно, лишая тем самым малейших представлений о времени, секунды которого отмеряли льющиеся капли пота. Вокруг каждого, кроме трёх голов зарывшихся в песок товарищей, была только бескрайняя однообразная пустошь, поэтому пространство осознавалось лишь вертикально: песок, воздух, небо. В горизонтали не было ни птиц, ни облаков, ни дюн, ни растений, ни даже насекомых – просто запёкшийся песок, протянувшийся во все стороны света.
В эти часы тяжелее всех приходилось Гимелю. Он словно верблюд накопил за три десятилетия жизни горы жира, обвисшие на всём теле. И в нормальных-то условиях ему приходилось с трудом носить всё это, а тут к собственному весу прибавлялись килограммы песка. Его торчащая на поверхности голова то и дело заходилась сухим кашлем, затем Гимель терял сознание и толстые губы трепыхались в неразборчивом бреду.
Бет понимала, как ему тяжко переносить всё это, ведь она в свои сорок четыре года теперь столкнулась с теми же проблемами. Правда Бет ни разу не теряла сознания – женщины выносливее мужчин, когда сталкиваются с продолжительными нагрузками.
Они уже давно забыли, когда солнце уступает небо свету звёзд. Единственные часы сначала запотели, так что ничего нельзя было разобрать, кроме нервирующего тиканья, грохочущего в тишине пустыни. А потом стекло и вовсе лопнуло, циферблат вздулся, навсегда затормозив торопливые стрелки. Поэтому наглое солнце теперь само решало, когда ему уходить на покой. Но, наконец, это случалось и головы в песке начинали шевелиться: поджаренные мышцы ныли, высохшая кожа на лице трескалась и сочилась кровью. Стоило больших усилий вытянуть из-под песка руки, сложенные параллельно телу, а затем и поднять самого себя из ямы. Но когда это случалось, наступал миг ликования, поивший замученное тело силой: на дне ямы под каждым из них собирался профильтрованный одеждой и песком пресный пот. Тут, конечно, Гимелю и Бет везло больше всех – из-за огромной массы тела они сильнее потели и могли теперь досыта напиться. Однако Бет поступала как заботливая мать и делила излишек своей воды между остальными.
Напившись самой вкусной в их жизни воды, они на время, пока жестокое солнце заходило, поливая усталую пустыню кровью, ложились отдохнуть. Нет, спать больше не хотелось – все уже выспались днём, пребывая в бессознательном полубредовом состоянии, а теперь просто естество требовало дать понежиться в удовольствии утолённого желания. Это были замечательные минуты, когда душу не дёргали спазмы тела, а разум впитывался огромным диском горизонта – в это время каждый отдыхал и набирался сил больше, чем от дневного сна.
После этого все подымались в путь. Только на этот раз если даже измученное тело Далет и брело, то для неё самой никакого пути не было - взор затмило видение, будто открылась дверь и…

***

…Это Обитель света: он отражается от сферических стен и своей белизной раздвигает их границы до бесконечности. Свет исходит от человека, сидящего посреди Обители. Он настолько безмятежен, что вместо его дыхания слышится шорох пучков света. Именно этот источник света всё время манил нас к себе. Это он продел сквозь нашу пустоту нить жизни, которой тянул к себе. Он открывает глаза: весь свет мгновенно устремляется в их глубины – и теперь можно видеть черты лица этого человека. Он – это я, сидящий напротив. Я смотрю на него, он смотрит на меня – и только так мы существуем: два сна друг друга. И вот, когда весь свет окончательно провалился в мои голодные глаза, мы исчезли. Два стали единицей.
Свет полнит нутро. Он пронизает его Святым Светом. И дух начинает расширяться, давая свету места и заполняя собой Бесконечность. Весь Мир в тебе, а ты в каждой вещи: Вселенная, Пространство, Время. Даже Боги. Ты един в соитии со Всем. Ты Земля – и твои раны болят от паразитирующего человечества. Ты космос – и твоё ледяное дыхание сковывает свет уже потухших звёзд. Блаженство – страдание, верх – низ. Всё есть ты. Так ни всё ли равно: что есть что? Спустись вниз: трепыхайся в грязи, питайся испражнениями – проси больше и больше, чтобы утолить голод своего сладострастия. Поднимись на самый верх и наслаждайся видом гниющего трупа своих идеалов. Нет просто противоположностей. Противоположности заключают в себя противоположное. Всё это пышет, дышит и крутится в ядовитом клубке. Но ты не бойся: даже яд его не страшен теперь, ибо свой разум ты оставил, как оставляет Плотник молоток, построив дом. А теперь прими и обратное. Разрушь Дом. Погрузи Мир в пучину ядовитой грязи. Смети шпили горделивых человеческих памятников! Съешь солнце и затми небо тучами, поросшими от сырости мхом. Собери весь гнев, всю силу и выжги Землю. Преврати в весело кружащуюся под тёмным небом золу детей, женщин и воинственных мужей. Пусть дикий вопль станет гимном боли. Пусть сам Иисус поймёт, что нет другого Бога, кроме Апокалипсиса! Жги, жги. Трави и вырывай с корнем всю жизнь. Заставь плавиться и растворяться в дыму всё неживое. Пусть барабанит Смерть в ворота Жизни. Пусть упадут на колени люди. Пусть земля от барабанного боя содрогнётся и раздробит им кости. Жги, жги! Жги даже когда мёртвые устанут вопить от боли…

***

…Далет захлебнулась неописуемым ужасом – всё нутро скукожилось и затаилось.
Кто ниспослал Это? Её содрогающийся в галлюцинациях разум? А может быть она сегодня действительно вместо того, чтобы идти вместе со всеми была Там?
Все остальные вокруг тоже начали пробуждаться ото сна после ночного перехода. У всех это происходило по-разному. Гимель очнувшись, начинал трепыхаться в мешке собственного жира, будто черепаха, перевернувшаяся на спину. Бет просыпалась с коротко вырывавшимся из округлившихся губ охом. А Алеф, открыв глаза, просто шумно выпускал ртом струю воздуха.
Вновь синяя гладь небесного океана начинала испаряться. Кромка, прилегающая к горизонту, смешалась с краем земли, будто бы там где-то далеко появилось море. А затем оно наполнялось кровью, и вот из него восходил по небесной лестнице из звёзд молодой розовый огненный диск. Опять всё начиналось с начала. Опять Далет приходилось рыть песок, выламывая об его запёкшуюся корку остатки ногтей на распухших пальцах. Это было утомительно. А когда под толщей почвы даже нельзя было пошевелиться, разум взламывали бредовые слова и туманные картины, проносившиеся мимо памяти. Далет потом казалось, что ею кто-то попользовался. Отчасти так и получалось, ведь её разум отключался, когда она стояла по шею в сухой теплеющей земле, а возвращался к пропитанному влагой измученному телу, нагруженному жгучей толщей песка. Эта злая игра продолжалась давно, но когда солнце, истекая кровью, валилось на запад, все муки истирались из памяти Далет - она зачерпывала со дна своей ямы воду и приникала к ладоням, жадно втягивая в себя влагу пополам с землёй и песком. А потом – отдых в райских кущах безразличия.
Однако же всё блаженство Далет неизменно прерывалось призывом Бет зарыть ямы и выдвигаться в дорогу. «И на кой чёрт закапывать наши ямы?» - Далет недолюбливала эту старую, большую словно дом, женщину, нянчившуюся с Гимелем, как грудным ребёнком. Возможно, поэтому её муж нравился Далет: она давно мечтала переспать с Алефом, что б хоть как-то отомстить противной старухе. Давно, но не сейчас, когда они шли по ночной пустыне в свете звёзд и блеске гранул песка. Голодной тьме простора вокруг приходилось отдавать в жертву все мысли и воспоминания, чтобы сфокусироваться и не потерять себя в безграничном пространстве тишины, нарушаемой ленивым шарканьем ног.
Всё же в таком состоянии были и свои плюсы: из-за беспамятства оно казалось Далет безвременным, мгновенным – будто бы они отправились в путь и тут же пришли. И вот уже снова подошла к концу ночь - скоро рассвет и все четверо ещё раз ложатся прикорнуть напоследок.
Дыхания вокруг замедляются и тускнеют, ровняясь с её собственным. Только Далет не спит. Сегодня она наблюдает за Алефом, не решаясь подойти к нему и отдаться. Но происходит нечто неожиданное: Алеф запускает руку в штаны и… «Это знак, - решает Далет. – Пора. Я должна сделать это, иначе никогда».
Ничего удивительного, что человек, сохранивший в свои зрелые годы такую соблазнительную внешность, не утратил и влечения. Поэтому Алеф без раздумий принял в объятия подкравшуюся молодую красавицу. Правда выпитый жарой и лишенный пустыней воображения он не проявлял особой изобретательности и двигался ровными толчками, словно упрямый бык. Но Далет всё равно затрепетала над ним, захваченная очередным видением…

***

…Идёт огонь. Бежит пламя рассвета, и лёгкое шипение костра за горизонтом нашёптывает за упокой Вселенной. Теперь ты убил В Себе всё ненужное, преходящее. Теперь ты Един. И теперь пролей дождь из туч, чей мох опалило пламя. Пусть капли стремительно избивают прах и смешивают его в жижу. Пусть всё остынет в один миг – так, чтобы Земля раскололась напополам. Дождевые капли промывают воздух, и ты можешь видеть, как искалеченные души взмывают к тебе. Изнасилуй их! Изнасилуй и выброси в щель земной тверди, бушующую огнём.
И не спрашивай больше «Зачем»? Этот червь всю жизнь гложил труп твоего тела. Теперь не нужно «Зачем», так как ты стал Всем - Властвуй.
Замри.
Вот видишь? Не стало больше ни зла ни добра. Прислушайся к тишине… О да, ты слышишь? Ты слышишь теперь! Это зов, что заставлял бесполезно суетиться Жизнь. Теперь её суета не мельтешит пред глазами, не заслоняет Истины: вокруг тебя витают тучи смыслов, сеют дождь идей и с громом блещут вспышками откровений. Ты уже знаешь Всё, но нужно ли тебе это? Вот, возьми пригоршню знаний – и ты поймёшь, что это лишь мусор! Знания убивают идеал неизведанного и лишают мечтаний. Не важно: знаешь - не знаешь, понимаешь - не понимаешь. Куда главнее, что есть Ты, и Ты – это всё Сущее.
Сущее включает и тебя, иначе оно не было бы Сущим. Оно поглощает тебя, оно меняет и определяет тебя. И ты всё время бредёшь в нём, будто в раскалённой пустыне и ничего не можешь узнать, потому что ты есть дно под океаном Жизни, который словно голубые небеса: морочит тебя причудливыми формами облаков, когда всё это лишь вода, уходящая сквозь пальцы, не догадываешься ты обернуться и посмотреть на дно. Ты – это всё Сущее - вот главное и первоочередное знание, а с его помощью ты уже сможешь выудить из моря идей всё что угодно. Но зачем это море, если оно своими водами только искажает?
Не имеет значения!
Что это значит?
Не имеет значения.
Запомни эту универсальную формулу. Поверь. Ибо разделяет только глупый – мудрец не знает разницы и потому всё для него не имеет больше значения. Истинный мудрец познал майю, пёстрой вуалью завесившую нам взор. Он ищет уже вне этих слов и голос дан мудрецу для того только, чтобы вопить, пока ни лопнут связки – так что не верь мудрецам. Потому что мудрецу остаётся лишь изрыгнуть всю ядовитую грязь, что тухнет внутри него! Изрыгнуть с такою силой, чтобы само его естество вывернулось и разорвалось в клочья, ибо мудрец понимает: существование лишь прах и тлен. А его собственное существование тем более.
Истину найдёшь ты только по другую сторону жизни, но там истина тебе нужна уже не будет, ибо касается она только жизни.
Где нет жизни – там всё истинно…