Последний танец для Иалдабаофа

Круглое гладкое поле залито светом разноцветных огней. Где-то во тьме за ними прячутся лица зрителей. Мой партнёр «выводит» меня к ним и мы разжигаем румбу. Сквозь лучи света мелькают пропитанные добродетельным снисхождением лица. Мы описываем круг: его каблучки задорно стучат об пол, подпевая поскрипыванию моей коляски. Вот он дёргает мои руки и притягивает моё крепкое тело к себе: обнимает, приподнимая из инвалидного кресла. Я прижимаюсь на миг лицом к его вспотевшей шее, оставляя след косметики и блёсток. Из зала слышится искалеченный на тысячу мотивов возглас восторга, каким обычно со смехом приветствуют впервые залаявшего щенка. Мой партнёр крутит коляску, то отталкивая, то вновь приближая к себе. Восторженный ветер ласкает мои собранные назад волосы. Не без удовольствия я замечаю, как крепкие руки моего партнёра каждый раз на секунду дольше замирают на моих плечах, или лишний раз тёплой дорожкой проскальзывают по спине.
Танцы. Великолепные латиноамериканские танцы способны пробудить в мужчине страсть даже к такой калеке как я. Только тут – на сцене – наступает миг, в который я становлюсь настоящей женщиной. И когда в конце он приникает ко мне, я ощущаю, как, страстно шурша воздухом вдоль моего уха, он молит меня, словно богиню, снизойти к нему. Но кончается танец, и обман обнажается: от предвкушения любви остаётся только пот, сбивчивое дыхание и усталость. Он снова видит во мне только лишенную возможности ходить калеку, и взор любовника заслоняет сострадание. Но я всё прощаю, потому что этот мужчина хотя бы на полторы минуты был мой и всем своим телом желал меня.
Другое дело публика – я ненавижу их. Это лицемерные лживые мрази, которые, преодолев отвращение, пустили нас на свой праздник лишь затем, чтобы перед друг другом и самими собой выглядеть преисполненными сострадающей добродетели. Они ещё более жестоко поступают, чем те, кто тычет в меня пальцем на улице. Намного хуже: они подсаживают на наркотик мига полноценной жизни. А платить за это приходится унижением и примирением при всех со своей болезнью. Ведь у меня был шанс вновь встать на ноги, но я пожертвовала этой возможностью ради исполнения детской мечты: танцевать, танцевать… Они не хотели выпускать меня на сцену, когда я была здорова, красива, крепка телом и изящна, словно упругая лента. Конечно: совершенная женская красота унижала, освещая своим блеском ихнее убожество. Влюблённым в собственное уродство красота не нужна. Им доставляет удовольствие, глядя на меня, осознавать своё справное здоровье. В конце каждого выступления, аплодируя, все подымаются на ноги, чтобы лишний раз убедиться в своей нормальности, в отличие от комично-ирреального зрелища царящего на сцене.
Конечно, я знала чего ожидать. Но, чёрт возьми, почему бы не погрузиться в самую пучину отвратительной грязи, ради того, чтобы лелеять внутри себя яркую звезду восторга? Я была готова к этому, но теперь я чувствую, что моя звезда воссияла для нечто большего: чтобы наказать этих проклятых слуг какого-то извращённого божества. Я должна освободить эту звезду, чтобы они больше не гноили её в своей грязной яме, за унижение, кормя топливом роста и света.
Но вот снова: танго, румба – наше выступление сегодня закончится раньше времени, потому что мой любимый уже на исходе сил ведёт моё вдвое отяжелевшее кресло. Внизу из-под красного праздничного балдахина раздаётся тиканье, отсчитывающее момент, когда моя звезда вспыхнет и вознесётся на небо.






06.01.07 16:28 – написано под впечатлением от конкурса латиноамериканских танцев, в котором участвовало спортивное общество инвалидов.