Плыву в тоске необъяснимой...

Твой Новый год по темно-синей
Волне средь моря городского
Плывет в тоске необъяснимой,
Как будто жизнь начнется снова,
Как будто будут свет и слава,
Удачный день и вдоволь хлеба,
Как будто жизнь качнется вправо,
Качнувшись влево.

И. Бродский.

Трек первый – The Cure “Lullaby”.Я.

And I feel like I'm being eaten by a thousand
Million shivering furry holes and I know that in
The morning I will wake up in the shivering cold
And the spiderman is always hungry...

В ночном городе становится особенно грустно.
Вельветовые полотна дорог, расшитые ярко-красными и ярко-желтыми огнями-стразами. Утекающие асфальтовые реки габаритных огней. Белесый снегопад засыпает на черных переулках. Снежная пыльца у меня на ладонях. В белой дымке задыхаются и тонут жаждущие счастья лунатики.
Рвусь в тело города. Он проглатывает меня на ближайшей остановке. Мохнатый железный тарантул тащит добычу в своей утробе по паутине городских дорог. Город голодных людей.
I am hungry. Мне тебя мало. Совсем не хватает. Живу в Африке собственных чувств, питаясь только мыслями о тебе.
Люди – пингвины неуклюже ползут по замерзшим лужам. Выскребают себе дорогу к дому. Руки в карманах, руки в пакетах. Вопросительные знаки с сумками.
Куда иду?
Кому я нужен?
Потерянные билетики, варежки, монетки, взгляды, мы. Мысли слились в твой образ. Разные интерпретации нашего счастья. Я брежу. Брожу по туловищу автобуса, не могу найти себе места.
Из узорчатого квадрата омнибуса смотрю на проплывающие мимо бетонные коробки. Под ногами – рев мотора. «Не реви! Ведь я же не реву!» Дрожь по всем металлическим конечностям машины.
На обочине темная фигура пускает в железный шатер неба белые змейки сигаретного дыма. Щелк. Кадр «Грусть и сигареты» 2006 год, развивающейся декабрь. Над городом повисло никотиновое облако, навеянное горьким и удушливым одиночеством.
No smoke, no miserable.
Ты тоже вышел покурить?
Из узорчатого квадрата омнибуса смотрю на проплывающие мимо бетонные коробки, в которых пульсирует электрический ток, заполняя окна желто-лунным светом. В нем купаются люди. Они целиком предоставлены этой зиме.
Счастливы ли они?
Любят ли они?
Автобус печально плывет в снегу. Я.
Я люблю играть в ночном городе с горящими окнами. Дом – полотно, ночь – художник, электрический свет - акварель.
Присмотрись – и увидишь много всего интересного! В этот раз я разглядела ящерицу, 52, половинку сердца…указатель в небо, динамит, ключик, ракету, рыбий хвост.
Половинка сердца. Лови! Слова на ветер. Слушай их. Я играю ими.

Город – грязная елка, оставшаяся с прошлого года. Сияет в холодной тьме. Город – растаявшая зимняя сказка, укутанная блестящей мишурой, дождиком, гирляндами.
У неба есть звезды, у города – огни, у тротуара – следы от ботинок и только у меня нет ничего, кроме тоски по тебе.

Остановка, остановка, остановка. Остановка сердца. Вдох. И…

Я
лю
блю

те
бя
…
….
………………
…………………………..Опять бьется. Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

«Кто в сердце живет?»
What does my heart feel so bad?
Почему небо голубое?
Почему птицы летают так высоко?
Почему дождь льется без музыки?
Почему я не сказала тебе, что ты нужен мне?
Почему так больно?

It cures my heart, when I hear the lullaby of the city.

Трек второй – Lamb “Gabriel”. Люблю.

Пустое маршрутное транспортное средство двигалось по 17 маршруту. Водитель, кондуктор, бабушка в грязном пальто, спящий бомж и я ровно в 17:17 пересекли улицу Профсоюзную и остановились возле парка Немцова.
Железный тарантул выплюнул меня на улицу. Горьковато-холодный воздух, набросившейся на меня в дверях омнибуса, комом встал в горле и на протяжении всего вечера не давал мне свободно дышать.
«Как жаль,
что тем,
чем стало для меня
твое существование,
не стало
мое существованье для тебя».
Или, может быть?..
Я не знаю. Сжимаю губы.
Я плыву в тоске и неизвестности.
Я прячу в глазах слезы, но ветер вырывает их.
Я иду там, где светло-синие светлячки на деревьях создают людям настроение приближающегося праздника, где бесконечные фотовспышки и крики «Улыбаемся!»
В ночном городе хочется особенно улыбаться. Я не улыбаюсь без тебя.
Вдруг мне становится хорошо. Как будто ты подумал обо мне.
Мы делим с тобой покрывало одного неба.
Через небо сердцами перестукиваемся.
Мы плаваем в море одного города.
Мы…
Мы есть.

Я цепляю на мохнатый воротник дубленки маленькие снежинки-брошки. Волшебно. Я ловлю их губами. Они, как пузырьки в бокале шампанского, играют в желтой иллюминации электрических фонарей. Бесцветный ветер кружит их в воздухе. Снежинки тают на губах. Целуют меня в губы.
Я думаю о тебе.

I can fly
But I want his wings
I can shine even in the darkness
But I crave the light that he brings
Revel in the songs that he sings
My angel…

Я почти дошла до речки. До ручки. До моста Влюбленных.
Я могу любить, мне просто нужен ты.
В который раз запускаю в проволочный космос эти три беспомощных слова: ты, мне, нужен.
«Ты мне нужен».
Я не могу заменить собой весь мир, и этот мир не сможет заменить мне тебя.
Как жаль…
…

В ночном городе становится особенно одиноко.
Пустые небеса. Снежинки крошат темноту. Подо мной – замерзшая стена реки, отштукатуренная снегом. Кучерявые облака на синем ватмане.
Небо – кофе с ломтиком лимона. Я пытаюсь выпить это небо, но оно слишком горькое.
Я замерзаю. Пднимаю воротник, и 1000 брошек своими иголками впивается мне в шею. Ааа! Если бы ты был рядом…

Трек третий – Moby “Porcelain”. Тебя.

И почему ты не звонишь мне?
Может быть, потому что думаешь, что я позвоню тебе, ведь ты сам мне дал свой номер телефона, и я записала его в свою записную книжку? Ты, наверное, не знаешь, что перед самым Новым годом я закатила истерику своему письменному столу, кровати и стулу из-за того, что я дурочка и не умею говорить людям о своих чувствах, поэтому я удалила твой номер телефона, решив, что все окончательно и бесповоротно испорчено? Да, недавно сам Джордж Буш вручил мне почетную медальку с надписью: «Теперь она самый большой кусок идиота во Вселенной». Но откуда мне было знать, что чудо произойдет?
Теперь мне ничего не остается, как опереться головой на ладонь и пить медленными глотками горько-холодный воздух ночного неба, прикидывать на глаз то пространство, которое разделяет нас и писать о том, как ты мне нужен.
А еще думать. О светло-синих светлячках, о соли на руке, о клее, который нашла у тебя на окне, об опрокинутом стакане сока, о твоей футболке, о пиджаке, висевшем на шкафу, о синем полотенце в ванной, о шторках на кухне, о шапке с косичками, о брутальном подъезде, о том, что я дура.

In my dreams I'm dying all the time
As I wake it's kaleidoscopic mind
I never meant to hurt you
I never meant to lie
So this is goodbye
This is goodbye

Что это? Грусть? Возможно.
Нет одиночества больше, чем память о чуде.
Я сижу у окна, поджав колени, и смотрю на небо. Не боюсь показаться слабой. Я смотрю на ночное небо. Может быть, этот железный кусок темно-синий атмосферы подарит мне целое небо счастья?
Небо – символ вечности и единства.
Ни звезд, ни слез.
Я хотела написать о том, как люблю тебя, а написала о том, как плохо без тебя. Но мне стало легче.