Кое-что о цыплятах-гриль
На танцполе было не протолкнуться. Музыка играла на полную мощность. Басы бились где-то внутри грудной клетки и сердце подпрыгивало в такт.
Вокруг толпились расслабившиеся сотрудники. Генеральный, Юр Палыч, лихо отстукивал чечетку каблуками, периодически вскидывая вверх мощные руки. Его эстетски-розовая рубашка взмокла под мышками и на спине, полуразвязанный галстук сбился набок.
Финансовый директор, худой и нескладный в офисе, видимо, тоже принял на грудь немалое количество «Отвертки», и теперь плавно топтался на месте, игриво поводя плечами и кося взглядом в сторону Аллочки, главного бухгалтера.
Та же, в обнажающей плечи серебристой кофточке, танцевала танец «а-ля Шакира». Кофточка колыхалась, финансовый директор косил взглядом все сильнее и сильнее.
Думаю, у него были все шансы стать постоянным клиентом офтальмологической клиники, если бы Аллочка, весь вечер не отводившая глаз от Игоря, директора Томского филиала, не расставила все точки над i. В горячем латинском па она бросилась в сторону Игоря. Игорь, трезвый, как стеклышко, еле успел подхватить Аллочку у самого пола. Он аккуратно поставил ее вертикально, поправил съехавший рукав серебристой блузки. Улыбнулся и двинулся сквозь толпу в мою сторону.
А я, гордая и неприступная, в платье из синего шелка с разрезом до середины бедра, пила свежевыжатый гранатовый сок. Я сидела за барной стойкой, наблюдая, как рушатся табу, и наигрубейшим образом попираются моральные устои сотрудников нашей еще юной, но очень перспективной компании. Рядом обнимался по креслам наш молодняк, потягивая коктейли и наблюдая в перерывах между шепотками и лобызаниями за весельем руководящего состава.
Я же находилась где-то между усиленно молодящейся прослойкой руководящих и бестолково-инициативным большинством исполнителей. То есть, мне было 32, я была замом начальника отдела по работе с корпоративными клиентами, и, хотя уже не сплетничала по углам с молодежью, толпиться среди потеющих тел на танцполе мне тоже не хотелось.
Из-за поворота коридора появилась Надежда Семеновна, начальник отдела сбыта. Она суетливо поправила прическу, одернула блузку на груди, искоса взглянула на меня. Глаза ее подозрительно блестели. Встряхнув головой, Надежда Семеновна втолкнулась в пляшущую толпу.
Следом из-за угла коридора появился Михалыч, сисадмин. Он похлопал себя по нагрудному карману, разыскивая сигареты, жестом попросил прикурить. Я толкнула в его сторону зажигалку, и та заскользила по барной стойке. Михалыч поймал зажигалку, прикурил и тем же путем отправил ее назад. Он отошел в сторону и с размаху вклинился в гущу тел на танцполе.
Я хрюкнула соломинкой. Молодцы. Жаль, что на корпоративные вечеринки не принято приглашать супругов. Эдуард смотрелся бы здесь очень эффектно. Мы станцевали бы медленный танец, потом целовались бы в кабинке мужского туалета, все сильнее и сильнее давая волю рукам… Потом ехали бы домой, но, конечно, не доехали бы, остановившись в каком-нибудь темном и безлюдном месте...
Несмотря на свой недавний сорокалетний юбилей, мой гражданский супруг даст фору многим моим коллегам.
Я болтала соломинкой в бокале, мечтая, когда почувствовала прикосновение руки на своей талии. Степан Сергеевич, зам генерального, мое вечное мучение корпоративных вечеров…
- Сашенька, давайте потанцуем? – прошептал он мне прямо в ухо, обдавая мою щеку бананово-ликерным дыханием.
Я покачала головой, отрицая всякую возможность танца с ним.
- Сашенька, не надо, Вы разбиваете мое сердце… Один танец…
Его рука ненавязчиво легла на мое бедро. Я еще раз покачала головой, положила на стойку деньги и встала со стула. Пришло время уходить. Этот банный лист так просто не отлепится. Уже у самого выхода меня догнал Игорь. Он слегка запыхался, и неловко улыбался. Я остановилась.
- Я… я просто хотел Вам сказать, Александра Станиславовна…
Он замялся. Я удивленно приподняла одну бровь. Неужели еще одно признание? Не похож Игорь на сходящего с ума от любви.
- Будьте осторожнее.. пожалуйста… Сейчас не самое удачное время для автомобилистов…
Игорь развернулся и скрылся за дверью клуба. А я осталась стоять на пороге. В туфлях, платье и накинутом на плечи полушубке. Странное предостережение. Что он имел в виду?
Я свернула с проспекта во дворы, намереваясь сократить дорогу. Развязка неделю, как ремонтировалась, и ближайший разворот был не скоро. А мне хотелось поскорее добраться до дома, в теплой ванне смыть с себя весь этот дым, запах разврата, потом лечь в постель и спокойно дождаться Эдуарда. Наверняка он еще на работе.
Я положила руки на руль, поворачивая влево. «Завтра надо сделать маникюр», - подумала я. –«И в солярий пора бы уже сходить…». Мой Ниссан медленно полз по двору. Я потянулась к пачке сигарет на соседнем сиденье, как вдруг почувствовала удар о капот. Нога автоматически нажала тормоз, машина остановилась.
Щетки суетливо бегали по стеклу туда-сюда, туда-сюда, сметая налипшие на стекло растаявшие снежинки. За окном была темнота, фонари не горели. Мыслей в голове – ноль.
Я спустила стекло и высунула голову в окно. Во дворе было тихо и темно. Лишь тускло моргала лампа возле подъезда вдалеке. Снег сразу же облепил лицо, размазывая тушь, попадая в рот. Фары образовали световую дорожку, в которой беспрестанно кружились снежинки. Слева, возле бампера, лежал какой-то темный предмет. Предмет пошевелился и издал невнятный звук. Я сбила человека!
В панике я дернула дверцу машины. Запищала сигнализация. Я судорожно нащупала кнопку отключения, выскочила на улицу. Что делать? Что делать? Я его убила!
Человек, кряхтя, поднялся и сел. Отряхнул снег с куртки, с волос, поморщился.
- Вы живы? Как Вы? Что-нибудь болит? – приплясывала вокруг него я.
Человек поднял голову и посмотрел на меня. Боже, совсем еще мальчишка. Волосы торчком, слипшиеся от снега ресницы. А от волос тянется по лбу тоненькая темная струйка. Только этого не хватало.
- У Вас что-нибудь болит? – повторила я свой вопрос.
Мальчишка медленно покачал головой и улыбнулся.
- Идти сможете?
Он снова кивнул и начал неуклюже подниматься на ноги. Но тут же оперся рукой о машину и тяжело задышал.
- Садитесь в машину. Я помогу.
Я обняла его за плечи, поддерживая. Высокий, выше меня, тоненький и легкий, как тростинка, он пошатывался, но упрямо шагал вперед.
Я смахнула с переднего сиденья тюбики помады, расческу, фантики от конфет и усадила пострадавшего в машину. Села рядом.
- Где здесь больница, черт побери?
Я вглядывалась в номера домов, названия улиц, вывески, но они сливались в одно яркое шевелящееся пятно. Искоса, я снова бросила взгляд на мальчишку. Наверное, 22-23 года. Парень молчал до тех пор, пока я не остановила машину и не нажала на гудок. Би-и-и-и! – разнеслось по ночной улице. Би-и-и-и!
- Вы что? – мой спутник с удивлением повернул голову ко мне.
- Ничего! Я волнуюсь, переживаю, что человека сбила. Вдруг что-то серьезное?
Ищу для него больницу.. А человеку все равно, он катается!
Мальчишка молчал, лишь хлопал глазами.
- Где здесь травмпункт? – рявкнула я.
- Понятия не имею! – хмуро ответил он. – Меня, кстати, Александр зовут.
- Замечательно!
- Не надо меня в травмпункт. Я в порядке. Можно лучше назад? Я там цветы забыл.
- Какие цветы? – опешила я.
- Обыкновенные. Розы. Девушке нес.
Я вздохнула и завела мотор.
- Показывай дорогу.
Он открыл дверцу с намерением выйти.
- Ты уверен, что все в порядке? – спросила я.
Он кивнул.
- Подожди.
Я залезла в сумочку, вытащила из кошелька несколько долларовых банкнот и засунула Шурику в руки.
- Это еще зачем? – удивился тот.
- Затем. На всякий случай.
- Моральная компенсация? Мне не надо.
- Тебе не надо, а меня совесть сожрет. Бери, пока дают. - Я запихала скомканные бумажки в нагрудный карман его куртки. – Шурик!
Он ушел. Тихо щелкнули, закрываясь, фиксаторы дверей. Я с облегчением вздохнула. Посмотрела, как Шурик бредет по дорожке, собирая свои розы.
И тут же вздрогнула от звонка телефона. Звонил Эдуард. Очень переживал, где я.
Я успокоила милого, бросила телефон рядом и стала искать сигареты. Нагнулась, вглядываясь под соседнее сиденье, когда услышала стук по стеклу. Я снова вздрогнула, подняла голову. У машины стоял Шурик и барабанил пальцем по стеклу.
Я спустила стекло.
- Чего тебе?
- Забыл спросить, как Вас зовут?
Я нервно засмеялась.
- Александра. Мы тезки.
Шурик широко улыбнулся, помахал мне рукой и ушел.
А в понедельник я проспала на работу. Первый раз. Как ни странно, несмотря на бурные выходные, коллеги уже были на работе. Отделы суетились. Бегали туда-сюда сотрудники с кипами документов, сидели на стульях, ожидая заказов, курьеры.
- Алесанра Станславна, зайдите к Юр Палычу, он ждал Вас, - протрещала скороговоркой рыжая тощая Марго и проскользнула мимо, разговаривая с кем-то по мобильному. Трезвонили телефоны, пищали факсы, мерно стрекотали принтеры. Я шагала между людьми к кабинету главного.
- Первое предупреждение, Александра. Я знаю, Вы опытный сотрудник, и примете меры, чтобы впредь такого не случалось. – Юр Палыч завершил монолог и снял трубку с разрывающегося на столе телефона, кивком головы показывая мне, что аудиенция окончена.
Я недоумевала. Откуда могла появиться недоделанная работа, если в пятницу я сделала отчет и сохранила его на рабочем столе своего компьютера? Я знала, что это первое, что я отправлю утром своему главному. Я накинула сумку на спинку стула, повесила полушубок на вешалку рядом со столом, включила компьютер. Отчета на рабочем столе не было. Не было его и в корзине. И не в одной из папок моего компьютера. Не было отчета в локальной сети. Отчет бесследно испарился. Что за чертовщина?
Я открыла дверь ключом, предвкушая несколько часов тишины, расслабление в пенной ванной, какую-нибудь комедию по телевизору… Весь день я снова делала этот отчет, трижды будь он проклят! Но дом встретил меня запахом одеколона Эдуарда и дымом его сигарет. На кровати стоял чемодан. А сам Эдуард, с намыленными щеками выглянул из ванной. В ответ на мою поднятую бровь он махнул рукой, сейчас, мол, все объясню.
Все оказалось куда как странно. Коллега Эдуарда сломал ногу два дня назад. И теперь пропадает отличная путевка, а поскольку Эдуард, как и его коллега, любитель горных лыж, и ноги у него все целые, то отдыхать за коллегу поедет Эдуард.
Мы очень разные, я и мой мужчина. Он крепкий, сильный, его одеколон пахнет морозной хвоей. Он жаждет зимы, холода, который щиплет за щеки и белого снега. Он любит экстремальные развлечения – горные лыжи, сноуборд, прыжки с парашютом и прочие будоражащие кровь виды отдыха. Летом он страдает и мечтает, чтобы оно закончилось поскорее, ему плохо, душно, жарко.
А я – я наслаждаюсь каждым лучиком солнца. Весной я подставляю им лицо, кожей ощущая, как теплеют щеки, с каждым днем все сильнее и сильнее. Я часами могу бродить по морскому побережью, могу нырять, плескаться в море, могу «дохлой рыбиной» валяться на песке, прожариваясь до самых косточек. Я обожаю лето, я люблю обволакивающую мозг жару, лишающую городских жителей злости и торопливости – этих новоприобретенных качеств человека двадцать первого века. Мне не нужно экстрима – я люблю море. Мне не нужно холодов – я все время мерзну зимой.
Но я понимала Эдуарда. Он все лето мечтал покататься, а этой осенью-зимой он так и не смог никуда выбраться.
Черт с ним, всего-то один праздник Нового Года без любимого. Переживу. И я пошла на кухню варить Эдуарду кофе.
У нашего поцелуя-на-прощание был привкус кофе. Эдуард улыбнулся мне и зашел в лифт. Я закрыла за ним дверь, прошла в кухню, прикурила сигарету. Зазвонил телефон. В трубке был скрип и скрежет, потом короткие гудки - потом связь прервалась. Я включила телевизор и поудобнее устроилась на диване.
Ночью мне снился Эдуард. Он катился на лыжах по склону горы и на ходу собирал в снегу розы. У роз были острые длинные шипы, но Эдуард улыбался и махал мне рукой. У Эдуарда толстые вязаные варежки, шипы не смогут причинить ему вреда.
А наутро я вновь не обнаружила своего отчета. Кто-то явно строил мне козни. Но кто? И с какой целью? По-моему, пора обращаться в детективное агенство.
Еще мне нужно подумать, где и с кем теперь отмечать праздник, я неожиданно осталась одна. Марго позвала меня курить. А в курилке совращала на сплетни о Надежде Семеновне и сисадмине Михалыче.
- Не знаю, - сказала я, - Ничего не видела.
Докурила сигарету и вернулась в кабинет. Возле моего стола стоял Степан Сергеевич, грубо отвергнутый мной на корпоративной вечеринке. Неужели это он причастен к исчезновению отчета? Степан Сергеевич повернулся ко мне, смутился, спрятал руки за спину.
- Э…. Сашенька… - промямлил он.
- Да? – включила я свою внутреннюю змею, почти прошипев вопрос.
- Сашенька. Я хотел пригласить Вас отметить Новый Год со мной…
И откуда, откуда он может знать, что Эдуард улетел ночью? Я покачала головой.
- Извините, у меня есть планы на этот вечер.
Степан Сергеевич растерянно взглянул на меня и ретировался, а я углубилась в работу.
Все время трезвонил телефон, кто-то ходил мимо стола, разговаривали коллеги вокруг. Я смотрела на монитор с морской заставкой, а перед глазами стояла картинка – сидящий на снегу Шурик в свете фар от моей машины. Он поворачивает голову и смотрит на меня, а сверху на Шурика падают снежинки. Видимо, сон навеял. Как он сейчас? Надеюсь, все-таки, что он не пострадал.
Когда я вышла из офиса, моей машины на стоянке не оказалось. Вот это новости.
Я точно помнила, где оставила ее, но теперь на этом месте стоял темно-синий внедорожник Шевроле.
В тот день я поехала домой на такси. Милиция завела дело, пообещав принять все меры к тому, чтобы моя машина нашлась. В страховой компании, куда я подала заявление об угоне, пожимали плечами.
- Нисан не входит в число рисковым марок автомобилей. На них не требуется никаких дополнительных противоугонных систем, кроме звуковой сигнализации. Странно. Но бывает, бывает и такое. Не волнуйтесь. В любом случае, она была застрахована, и Вы получите денежное возмещение – успокаивали меня в компании.
Но я уже понимала, что со мной происходит что-то странное.
Новый Год я отметила у мамы, тихо и по-домашнему уютно. Мы ели салаты, пили шампанское, вспоминали разные смешные случаи из детства. Мы легли спать около пяти и проспали почти весь первый день Нового Года.
Через неделю вернулся Эдуард. Его как будто подменили. Внешне он был такой же, но все чаще я заставала его, задумчиво уставившимся в окно, или ловко набиравшего кому-то СМС-сообщение. Я каждый день ходила на работу. Начальству почему-то взбрело в голову перевести меня в рекламный отдел.
Мы долго спорили о том, нужны ли слова в рекламе. Я упорно отстаивала свою точку зрения – в рекламе не нужно название, не нужны телефоны и адреса. Важно узнавание. Но директор рекламного агенства вместе с начальником моего отдела в два голоса утверждали обратное. Только рекламные слоганы помогут нам раскрутиться.
Как ни странно, работы прибавилось. С утра до ночи звонил мобильный, появилось множество незапланированных деловых встреч по выходным. С Эдуардом мы встречались глубокой ночью, или рано утром за кофе. Я перестала видеться с друзьями, ходить в кино. Даже на секс не оставалось времени и сил, до такой степени я была погружена в работу. Все продолжалось бы в таком ритме и дальше.
Если бы однажды вечером на очередной встрече в ресторане, я не увидела Эдуарда за соседним столиком с молоденькой розовощекой блондинкой. Я улыбнулась ему, продолжила ужин, решила все деловые вопросы и вызвала такси.
А дома… дома оказалось, что в нагрузку к путевке коллеги Эдуарда прилагалась та самая розовощекая блондинка. Коллега должен был ехать кататься на лыжах с ней, а поехал Эдуард. Как ни странно, я не злилась, я даже не ревновала. Я очень устала и хотела спать. Поэтому я выключила свет и уснула, а Эдуард остался на кухне, курить и думать у открытого окна.
Через месяц мы уже жили отдельно. Эдуард остался там, где жил. А у меня появилась однокомнатная квартира в старом четырнадцатиэтажном доме спального района. Меня окружали соседки-старушки и молодые пары с орущими детьми и колясками.
Деньги, полученные за угнанную машину ушли на ремонт, туда же утекала и зарплата. Я перестала ездить на такси, ходить в ночной супермаркет за мороженным и виноградом. В общем, жизнь кардинально изменилась и продолжала меняться не в лучшую сторону. Я просыпала на работу. Не помогали ни два будильника, ни телефон. Видимо, сказывались месяцы недосыпаний. Стресс и усталость накапливались, накапливались, накапливались. Теперь я спала в метро утром, спала вечером, засыпала на работе. Я ничего в жизни больше так не хотела, как спать. Даже влюбиться. Ничего.
Я перестала спорить о том, что для рекламы важен хорошо узнаваемый цвет, я не мечтала о море. Я хотела только спать и есть. На работе начались перешептывания за спиной, странные паузы, когда я входила, молчания и недоговорки. Мне было все равно, я так устала, что, казалось, нет на свете той силы, которая сможет вернуть мне меня. Даже приближающаяся весна не радовала.
Шел снег, заканчивались деньги, дома меня ждала гречневая каша и пара новых фильмов. Я выключила компьютер и вышла из кабинета. Хотя бы раз уйду с работы пораньше.
Я стояла у выхода из подземного перехода и завороженно смотрела на плакат, перетягивающий шоссе. Шумели машины, шли мимо люди, чавкал и хлюпал под их ногами тающий снег - жизнь не стояла на месте. А я все стояла и смотрела на эту перетяжку. Ни одного слова не было на ней, только синие пушистые облачка на оранжевом небе. По всей длине только небо и облака. Все-таки они убрали все свои слоганы и сделали так, как советовала я. Получилось неплохо, честно говоря.
Меня вывел из этого предкоматозного состояния длинный гудок автомобиля. «Дай дорогу!»- словно говорил он.- «Дай проехать, идиотка». Огромный черный Мерседес, словно какое-то чудовище из ночных кошмаров, надвигался на меня, сигналя изо всех сил.
Мерседес полз по тротуару, игнорируя все правила дорожного движения. Люди, словно горох, бросались врассыпную, едва завидев его. И только я, разиня, заглядевшаяся на оранжевое небо, вовремя не заметила и не уступила дорогу этому чуду техники.
«Би-и-и-и! Би-и-и-и-и!»- не унимался Мерседес, ожидая моего ему робкого повиновения. Я посмотрела на него, сдула со лба челку, нежно улыбнулась и подняла вверх средний палец правой руки. Я была столбом, я была каменным изваянием, я поклялась себе не сходить с места, что бы не случилось. И я выполнила бы свою клятву даже, если бы Мерседес надумал задавить меня.
Открылась дверца со стороны водителя автомобиля, и из темного нутра пахнущего одеколоном и кожей салона, появилось упитанное розовощекое лицо. Чуть позже взгляду открылся и сам хозяин его хозяин. Это был грузный мужчина в темном дорогом костюме. На том месте, где у красавцев, посещающих меня во сне, были ровные кубики пресса, у мужчины был даже не живот, а брюхо - огромное, с рубашкой, разошедшейся посередине. Мужчина направлялся ко мне, и лицо его не выражало ничего хорошего. Но, видимо, я твердо решила принять сегодня смерть, если не от колес Мерседеса, так от кулака его обладателя, потому что не сделала даже слабой попытки скрыться с места преступления.
Волей-неволей разглядывая выглядывающий из-под рубашки мужчины живот цвета майонеза, я стояла на месте и молчала. Не опуская при этом средний палец руки. Вокруг начинали скапливаться прохожие. Хорошо же все это, должно быть, выглядело со стороны…
Вдруг я почувствовала, что мои ноги уже не стоят на тротуаре, а бороздят пятками снежную слякоть возле бордюра, и кто-то тянет меня назад, ухватив за подмышки. Я завертела головой, пытаясь обернуться, но налипшая на глаза челка мешала это сделать. Краем глаза я заметила, что мужчина, который столь угрожающе надвигался на меня несколько секунд назад, садится в свой Мерседес.
«Боже, ведь он не такой уж и старый. Скорее всего, мой ровесник» - промелькнуло у меня в голове и скрылось. А я вновь завертелась, извиваясь ужом и пытаясь выскользнуть из чьих-то рук, сжимающих меня чуть выше груди.
Неожиданно, руки отпустили меня, и я чуть не рухнула носом в серебристую бумажку из-под мороженого и кучу сигаретных окурков возле бордюра. Замахав руками, чудом удерживая равновесие, я, наконец, повернулась и разглядела его.
Смеющиеся карие глаза, ямочки на щеках, щербинка между зубами. Он молча стоял, засунув руки в карманы куртки, и смотрел на меня. Изо рта его шел пар, куртка была распахнута, выставив на обозрение растянутый воротник вязаного свитера. Но все его тело, казалось, излучало жар, ему было тепло и смешно.
Моя жертва автовождения, мечта девушки-одиннадцатиклассницы, само воплощение юности и свежести, Шурик смеялся. Его смех был таким невинным и таким заразным, что я сдула челку со лба и улыбнулась в ответ.
Он осторожно взял меня за руку и потянул за собой, помогая перебраться через ограждение.
- Такая смелость заслуживает поощрения, и сейчас мы это отметим, - сказал Шурик, перешагнул через сугроб из грязи и снега и остановился, поджидая меня. .
Он снова улыбнулся. Снежинки таяли на его волосах, а я смотрела на него и молчала.
- Приглашаю Вас разделить со мной скромный ужин холостяка, - продолжил Шурик и указал рукой куда-то вправо. Я перевела глаза, следуя за направлением его руки.
«КУРЫ-ГРИЛЬ» - красовалась большая надпись наверху палатки, а за стеклом, насаженные на стальные прутья, медленно кружились золотистые поджаренные цыплята. И я поняла, что умираю с голоду.
Мы сидели на ковре, по-турецки поджав ноги, между нами, оперевшись на несколько книг, лежала дверца шкафа. Она изображала стол. А на дверце лежал золотой застекольный цыпленок. Мы ломали мясо руками, мы пили вино из прозрачных зеленых фужеров и смеялись. (О, Боже, неужели это я? На полу? Руками? И с кем? С мальчишкой! Да я старше его лет на десять! Я его едва знаю!)
- Я искал тебя, знаешь? Приходил в тот двор ночью, ложился на снег, ждал твою машину, - сказал он, прищурившись, отпивая вино.
- Шутишь?
- Нет. Я в тот вечер с девушкой окончательно поругался.
- Ой.. Из-за меня?
Он улыбнулся и молча покачал головой. Протянул мне вино.
- Я здесь недавно, еще не ни посуды толком нет, ни мебели.. только кровать да шкаф.
- Это ничего. У меня сейчас то же самое,- я засмеялась и сделала глоток вина.
Мы мыли руки земляничным мылом, вытирали их, вырывая друг у друга пронзительно-зеленое махровое полотенце с поросятами… А потом, забыв про включенную воду и упавшее на пол полотенце, долго смотрели друг другу в глаза. А потом… я помню его теплые руки, они помогали мне снять свитер, помню, как он целовал меня в затылок… помню, как, приподнявшись на локте, я разглядывала его тело. Такой же высокий и такой же гибкий, как и полгода назад, и такой юный. Что я делаю? Что я делаю? Это я?
Я проснулась и подскочила на кровати с одной-единственной мыслью в голове: Опоздала! Опоздала! От резкого движения одеяло сползло с меня, глаза открылись окончательно, и я увидела серые бетонные стены с нарисованными на них оранжевыми апельсинами. А рядом мирно спал Шурик и чему-то улыбался во сне.
В квартире было холодно. Я поежилась, протерла глаза и тихонько легла назад, под одеяло. Тотчас же сверху меня обняла теплая Шуркина рука. Он поцеловал меня в спину и снова заснул, уткнувшись носом мне в плечо. Я первый раз никуда не спешила.
На окне, кое-как закрепленные скрепками, висели зеленые-презеленые полотенца. Со стороны улицы в полотенце упирались солнечные лучи, высвечивая на полотенцах довольных розовых поросят.
Проваливаясь в сон, я даже не подумала, а каким-то внутренним чутьем осознала, что на эту работу я больше не пойду. Всех денег не заработаешь, а жизнь одна. Все еще у меня будет, и машина, и новая работа. Но главное не это, совсем не это. Главное тихо посапывает сейчас рядом и видит сладкие сны.
Мне снились поросята. Они носились по зеленой лужайке, весело похрюкивая, и милые розовощекие девушки в чепчиках наблюдали за ними и смеялись.
Свидетельство о публикации №207011000210