Шесть месяцев

Бланка

Пятница, 7е сентября, 4.00 am:

Она сидела у окна, каждые несколько минут поворачиваясь к двери, то ли ожидая, что он войдет, то ли собираясь вырваться из комнаты отеля и отправиться на его поиски самой. В затишьи между этими внезапно налетающими позывами к действию, она думала. Звучало это примерно так: «Бред...это просто бред...». После чего следовал новый припадок, взгляд скользил по отражению в черном окне, где видно было большую часть комнаты и дверь. «Бред...» Она очень устала, но пересекла ту черту, когда усталость толкает ко сну. Воспалившийся мозг пылал и не давал покоя обессилевшему телу. «Бред...» Она сняла очки, закрыла глаза и положила пальцы обеих рук на лоб. Помогло. «Бред, бред, бред...»,- затихло эхо. Теперь наконец можно было сосредоточиться и вспомнить, заново почувствовать его прощальное объятие. «Все же хорошо, что оно было таким коротким»,-медленно, с паузами между словами, произнесла она мысленно. Четыре долгих месяца ее никто так не обнимал. «Хорошо, оно было таким коротким...»,- вернулась она к той же мысли, на этот раз произнеся ее шепотом. И тут же пожалела. Вспышкой пронеслось в голове: «Бред!». Глаза против ее воли скосились на отражение двери в окне, ей показалось, что ручка медленно поворачивается. «Но ведь он даже не знает номер моей комнаты... о, господи». На прощание он поцеловал ее, где-то около уха, через копну ее вьющихся волос. И сказал: «До встречи, я уверен, мы обязательно еще встретимся.» Так и сказал. И ушел. А через час он уедет, ему надо куда-то лететь.

Ник

Понедельник, 3е сентября:

Он приехал в этот город на короткое время по работе, в первый раз после полуторалетнего перерыва. Зажатый между двух рек, город тянулся на несколько километров вглубь от их широкого устья, переходящего в залив моря. На автобусной остановке он присоединился к шумной толпе школьников. Подкатил тяжелый double-decker. Один за другим цепочка школьников и он, как замыкающий, проследовали мимо водителя, каждый вывалив кучку мелочи на кассе, и зашагали по крутой лестнице на верхнюю палубу. Конечно, ведь оттуда лучше видно! Автобус долго возил его по городу, медленно приближаясь к точке назначения. Он увидел все.

Улицы, бывшие единственными свидетелями его падения, смятения и отчаяния. Странно было видеть их вновь, слабо изменившимися, и совершенно очевидно, неузнающими его. Он смотрел, не пропуская деталей, пытаясь увидеть отражение нового себя в зеркале своего прошлого, пытаясь понять, что исчезло и что все таки осталось в нем от того, кем он был. Около полутора лет назад, в солнечное апрельское воскресение он брел по этим самым улицам и ему казалось, что он умирает. Он пришел к ней домой, собрал все свои вещи, попрощался и уехал на вокзал. Женя почему-то плакала, пока он собирался. И он по привычке ее утешал. Пока он ждал поезда, от нее пришло сообщение на мобильный, что-то вроде «прости, что сделала тебе так больно». Весна была в разгаре, цвели вишни. Семь с половиной лет его жизни обратились в прах в одно мгновение. Сегодня автобус торжественно провез его через весь город, напоминая, направляя ход мысли, насильно заставляя снова пережить то, что случилось не так уж давно. Безуспешно. Он сошел на остановке с твердой уверенностью, прошедшей неожиданное новое испытание и получившей новое подтверждение: он не умер, он выжил!

Четверг, 6е сентября:

Старинный южный английский городок. Памятник значительному англо-саксонскому королю на центральной улочке, древний колледж и огромный, еще более древний, собор. Он приезжал сюда вместе с Женей 5 лет назад. В собор не попали, тот реставрировался. Теперь ему очень хотелось туда сходить, и из трех предложенных на выбор экскурсий он выбрал ту, которая давала больше свободного времени, чтобы посетить тысячалетний храм. Ту же (явно непопулярную) экскурсию, что и он, выбрала маленькая немка с красивыми вьющимися русыми волосами. Потом оказалось, что год назад она сильно повредила колено, упала с велосипеда где-то в горах, и теперь могла пойти только на эту прогулку по городу. Все остальные экскурсионные группы должны были взбираться по крутым ступеням под крышу собора, что эта девушка явно была не в состоянии сделать.

Пожилой гид в синем строгом пиджаке подобрал их крохотную по сравнению с другими группу в саду позади собора, и экскурсия началась. Их медленно повели по старинным улицам городка. Он смутно припоминал детали, думая о том летнем дне 5 лет назад, когда вместе с Женей они неспеша прогуливались по этим же посыпанным гравием дорожкам. Как же все было удивительно таким же вокруг и абсолютно другим внутри! Теперь, 5 лет спустя, Женя жила в городе в 10 минутах езды отсюда. Тогда ей не захотелось переезжать в эти места, что-то не понравилось. Теперь нравилось, наверное, все.

Экскурсовод наконец-то покинул их на входе в собор. Группа тут же распалась, все разбрелись кто куда. Он в который раз отметил про себя, что даже самая приятная компания (в этот раз – русоволосая немка Бланка) не может заменить ему наслаждения одиночества, которое он испытывал в таких местах. Ему хотелось остановиться, сесть на скамью и замереть, не видеть, не осязать. Что происходило с ним в такие минуты было неочевидно даже ему самому. Он вдыхал ароматы благовоний и запах старинных деревянных конструкций, заполняя, видимо, этим воздухом пустоты, черные дыры, в душе. Он не верил в Христа. Ему просто было хорошо и спокойно в этих грандиозных зданиях с высоченными потолками, к которым поднимались колонны из грубого камня. Он мог долго сидеть в полной неподвижности, слушая орган и думая о вещах, о которых в других местах думать не получалось. Вспоминал имена и лица, даты, однажды просидев так два часа в гигантском Ливерпульском соборе - единственном месте, где он мог находиться, не поддаваясь в целом гнетущей атмосфере некогда процветавшего города.

Но сегодня он пришел с маленькой женщиной, которая уже после нескольких минут, что они провели вместе начала выказывать признаки легкого внимания к его персоне. Они провели вместе целый день. Им было хорошо и легко вдвоем. Она все время держалась рядом, и они вместе вернулись с экскурсии обратно в город. Он чувствовал, как стремительно сокращается дистанция между ними, как ее близость из вежливой и формально-дружеской перерастает в эмоциональную и даже чувственную. Он вдруг понял, что имеет полную власть над тем, как разовьются события дальше. Слишком много власти. Ему было странно ощутить насколько чужие ему люди вдруг оказались зависимы от него. Утром он улетал в Москву. Там будет другая встреча, другая женщина, которая едет туда с противоположного края планеты. Едет только затем, чтобы его увидеть.

Пятница, 7е сентября:

Было 2 часа утра. Он принял решение и начал прощаться. Ему все же очень хотелось прикоснуться к Бланке, почувствовать хотя бы на мгновение ее тело, вдохнуть глубже аромат ее волос и кожи, отдать ей себя на короткую секунду – посмотри, ты это хочешь или тебе просто показалось... Он обнял ее, потом взял за руку и сказал: «До встречи, я уверен, мы обязательно еще встретимся.» Он действительно верил, что это произойдет. Это тоже было полностью в его власти. Он развернулся и ушел, даже не посмотрел назад. Каждый шаг уносил его все дальше из прошедшего дня и сырой, но все еще летней ночи. Случайные имена, лица, страны и города. Чаша, в которой он все это хранил, встряхивалась с каждым шагом, и новый слой перемешивался со старыми. Люцерн, Мюнхен, Бланка. Еще шаг, Финикс, Аризона, Света, Москва. Москва опять. Сегодня уже ему быть там. Но запах женщины, задержавшийся на его одежде, отвлек его от этой мысли…

Самолет улетал из Хитроу около 8 утра. Такси должно было приехать за ним полпятого. Он так и не лег спать. Неспеша собрался, открыл книжку, почитал, поглядывая на часы каждые несколько минут. Пора. Вышел на улицу, в утренний туман, внезапно спустившийся на остывший город. На 24/7 reception слегка удивившийся его раннему визиту клерк молча принял ключи.

Окунувшись обратно в неподвижный прохладный воздух улицы, он пытался уловить звук или запах или хоть что-то, какой-то знак, который бы сообщил ему, что его краткое возвращение в город, из которого он бежал полтора года назад, не прошло незамеченным. Он искал этот знак вокруг себя, в застывших сентябрьских деревьях, в медленно светлеющем небе, прислушивался к далекому гулу машин на шоссе. Он искал внутри себя тоже, также внимательно прислушиваясь и приглядываясь к своим оттаивающим эмоциям. Забытые переживания не верили, что им вдруг дали свободу, и не спешили выходить наружу. Он ждал и наблюдал. Такси приехало вовремя. Знакомые повороты дороги, светофоры, вывески магазинов, памятник жертвам Титаника, огни фонарей, автобусная станция, лязг проезжающего поезда, утренний холод, “Your ticket, please”, надежда заснуть во время двухчасового путешествия в аэропорт, длинная улица, разрезающая пополам парк и наконец уносящая его прочь. Слишком быстро. Но теперь это не было бегством. Мимо мелькнули последние дома, вот уже выезд на шоссе. «Прощай опять, может быть еще свидимся» - он даже не посмотрел в окно на город, с которым прощался, просто подумал, и мысли понеслись дальше.

Бланка

Суббота, 8е сентября:

Она мало спала в последние две ночи и практически ничего не ела в последние два дня. Совершенно измученная она приехала в аэропорт с огромной сумкой, переполненной англоязычными книгами. Не заметив часовой перелет через Ла Манш, на автопилоте подобрала свой багаж в каком-то аэропорте на континенте, села в поезд, и поехала дальше, надеясь, что расстояние, отделяющее ее от произошедшего, поможет ей хотя бы на время перестать обо всем этом думать. Не помогло. Она раз за разом проигрывала детали, пытаясь услышать его голос, увидеть его глаза, прочитать что-то новое в его взгляде, который, в тот единственный день их знакомства, он не отрывал от нее ни на секунду, внимательно ее слушая.

Еле заметно покачиваясь, на мгновение взлетая и мягко приземляясь обратно на полотно дороги, поезд нес ее все ближе к дому. Она вынула из сумки портмоне со своими документами, и достала оттуда маленькую, паспортного формата, фотографию. «Карл»,- обратилась она к молодому русоволосому человеку на фотографии, «что же это такое... это же просто невозможно перенести». «Бред какой-то»,- добавила она ставшее уже привычным ей за последние два дня определение своим переживаниям.

Поезд в конце концов приехал, точно по расписанию. У нее уже созрел план. Последний час пути она проверяла время каждые пять минут, словно подгоняя стрелку часов. Добравшись наконец до дома и кинув багаж на пол посреди крохотной квартирки, она тут же бросилась к своей припаркованой неподалеку машине и помчалась на работу, молясь, чтобы там никого не было в этот поздний час в субботний вечер. Ей повезло, в оффисе было пусто. Она проверила эмэйл. Ее не было на работе больше недели, было много новых писем. В том числе пара от Карла. Она даже не заглянула в них. Как всегда, наверное, что-то обычное: об их свадьбе в марте, что-то о большом загородном доме, который им решили отдать ее родители, и который надо обставлять мебелью, красить и чинить. Это все не скоро, это когда он наконец вернется из Кореи и они встретятся в Мюнхене, через два долгих месяца. Сейчас ей было явно не до этого.

За последние два дня было только три письма от каких-то незнакомых адресатов, что-то несущественное. Она неподвижно сидела у компьютера, безвольно наблюдая за своей реакцией на происходящее. Крохотная яхта с экипажем из одного человека в пасмурный безветренный день в бесконечном темно-сером море. Почему-то ей представилась такая картина. Она поразмышляля с минуту о том, кто же она: застывшая в штиле яхта или всматривающийся до боли в глазах вдаль одинокий член экипажа. «Он ничего не написал. Наверное, мне все померещилось. Как я устала.»

Ник

Суббота, 8е сентября, утро:

Вокзал был идеален для черно-белой фотосъемки: белые квадраты неба в высоком застекленном потолке, покрытом черной паутиной металлического каркаса, белый поезд у темно-серого перрона, длинный ряд одинаковых белых фонарей. Еще 20 минут. Поезда теперь ходят без опозданий. Солнечное яркое утро. В голове путаница. Такое чувство, что он уже не здесь и сейчас, в этом дне, на этом московском вокзале, а он уже заглянул в завтра и послезавтра, у него уже есть планы и живое, зовущее, реальное, осязаемое желание будущего. И все же ему надо было сосредоточиться на сейчас. То, что собиралось произойти здесь на этом вокзале имело свою противоречивую предысторию полную слез и разочарований, нерешительности и отчаяния и недоверчивого восторга dreams come true. Сейчас, в Москве, он уже не был уверен в том, что хочет этой встречи. Но еще помнил, как сильно он хотел ее совсем недавно. Точка возврата давно пройдена, он шел вперед, подталкивая себя в неизвестное, но уже неизбежное.

К перрону медленно и мягко подкатывался поезд. Нужен вагон 5. Он бросил свой рюкзак на асфальт и занял позицию, ориентируясь по разметке на краю платформы. Из вагонов замершего состава начали непрерывным потоком выходить пассажиры. Вот и она. Похожа на те фотографии, что он сделал уже почти два месяца назад. Немного бледнее, волосы короче. Худая и высокая. (Его спина сама собой выпрямилась, как будто делая его выше.) Ей помогал вынести вещи из вагона молоденький модно одетый паренек. Она взглядом указала на встречающего, паренек оценивающе посмотрел, попрощался с ней и ушел. «Привет!» Они поцеловались в губы. Он тут же начал спрашивать, она отвечать, через несколько неловких первых минут своей второй в жизни встречи они прорвались очень успешно. Тут же на помощь подоспела необходимость решать практические вопросы. Такси. Адрес. «Ой ребята, ведь это так близко отсюда, а у меня стандартная такса, я не могу брать меньше.» «Поехали, у нас тяжелые вещи.» Огромный сталинский дом на Кутузовском. «Мы будем жить здесь.» Их ждали. Подписали какие-то бумаги. Они показали какие-то свои документы. Так забавно, они граждане разных стран. Встречающий предпочел иметь дело с его документами: худеньким российским паспортом с подмосковной пропиской. «Спасибо!» Дверь хлопнула, и они наконец остались одни.

Бланка

Понедельник, 10е сентября, 5.00 am:

«Каждый раз, когда я проверяю эмэйл, я все время думаю, получу ли я от тебя письмо. Если ничего не будет, наверное, я никогда не пошлю тебе то, что я пишу сейчас, чтобы не впутывать тебя в мои проблемы.» Она перечитала написанное. «Не знаю, пошлю ли я ему это, даже если он напишет мне. Наверное, нет.» Мимо дома, разгоняясь и шумя, проехала машина. Черные дома за окном загораживали полнеба и продлевала заканчивающуюся ночь. Она оторвала взгляд усталых глаз от экрана компьютера и посмотрела на свое отражение в неаккуратно занавешенном окне. «Ну почему все так сложно. Такое странное стечение обстоятельств в тот день. Почему я должна была его встретить именно сейчас.»

Ник

Четверг, 13е сентября, вечер:

Снова вокзал. 6 дней и 5 ночей в Москве пролетели, оставив после себя клубок запутанных переживаний и ощущений. Не чувств. Он не находил в себе ничего столь сильного, что бы могло называться чувством. Была физическая усталость и волны легкого возбуждения, которые то и дело окатывали его, заставляя еле заметно улыбаться. То был лишь слабый отзвук происходившего между ним и Светой в долгие паузы между их вылазками в неудержимо сереющую осеннюю прохладу улиц. Сегодня в 12 дня они окончательно покинули свое временное убежище и стали бездомными. Последний поцелуй в опухшие от поцелуев губы, его руки скользящие по ее телу, даже не прощаясь с ним этими последними прикосновениями, просто отступая, как отлив, вдруг обнажая дно, в поверхности которого больше не отражается небо. Последний душ, последний взгляд с порога. Ничего не забыли? Нет, ничего. Лишившись дома, отправились на вокзал сдавать вещи в камеру хранения. «Слушай, а во сколько твой отец начал лысеть?» - спросила она. «Ничего себе» - подумал он - «неужели у нее уже есть планы увидеть как я буду лысеть, когда мне будет за 50?!» Он улыбнулся в ответ: «Мой отец очень долго не лысел вообще.»

Стемнело намного раньше, чем он привык за последние 3-4 месяца. Ее поезд выжидающе стоял у платформы, готовый нести любой груз, который ему доверят. Надежды, любовь, разочарования, ускользающие, теряющие очертания мечты - нет проблем, он все заберет прочь. Может быть, не все будет доставлено в сохранности к пункту назначения, что-то исчезнет, окончательно испарится по дороге, не важно. Важно было освободиться от этого груза здесь и сейчас.

Они обнялись, сквозь поцелуи сказали друг другу что-то на прощание, мало, но все равно слабо запоминающееся. Она вошла в вагон, и время приостановилось. Он чувствовал это всем своим существом, он осязал это кожей. Он чувствовал свободу: от власти времени над собой, от своей власти над временем, людьми, событиями. Несколько минут, часов или даже дней ему некуда будет спешить, его связь с окружающей реальностью будет незначительной условностью. Он наслаждался этим ощущением, осознавая его контраст с безумным, бушующим, бегущим и никуда неуспевающим ночным городом, светящимся за его спиной яркими огнями желтых фонарей и гудящих машин. Он один был неподвижен. Неподвижнее даже, чем несколько сотен людей, выстроившихся у окон вагонов в готовом к отправлению составе. Еще 3 минуты. Даже те, кого никто не провожал прижимались к окнам, пытаясь уловить последний взгляд города, притягивающего их, как магнит. Москва не отпускала их. Еще 3 минуты, а может быть даже и всю жизнь после.

Что-то странное задвигалось в груди, когда он смотрел на Свету через стекло пыльного вагонного окна. Что-то забытое, из далекого-далекого детства, стучалось о неподвижную поверхность усталости и предвкушения свободы, требуя, напоминая, призывая. Поезд тронулся, он сделал шаг как будто собираясь идти за ним, прощаясь, не отпуская ее. Она жестом показала, что этого делать не надо. Он остановился. Поезд уполз, скрылся в темноте, оставив пустую черную траншею рядом с перроном. Он взвалил рюкзак на плечи и повернулся к путям спиной. Прочь...

Посмотрел на телефон. Там было сообщение: «Nik, ia uznala ty gde-to v moskve. Dai znat kakie u tebia plany. Davai vstretimsa»…

Совпадения и случайности. Он тряс окружающую его действительность беспорядочно, одновременно рассылая импульсы во многих направлениях, забывая, куда была направлена его энергия месяц, неделю, день назад. Иногда действительность была благосклонна, реагировала, прогибалась, проминалась и, медленно выпрямляясь обратно, давала ему знать, что эффект был достигнут, он был услышан, замечен, востребован, наконец. Иногда это происходило в неожиданные для него самого моменты: поддатливость окружающего мира сильно варьировалась.

Нина ехала на урок танго. Она умела водить машину не глядя на дорогу, держась за руль и переключая передачи одной рукой, или иногда вообще без рук, набирая длинные текстовые сообщения на телефоне, и одновременно ласково дотрагиваясь до своего пассажира. Поезд, который он только что провожал еще ехал по плотной сетке привокзальных путей, он сам еще не успел уйти с вокзальной площади, а сообщения уже летели в обе стороны, и Нина ехала прямо сюда, в здание, которое он видел перед собой через дорогу. Он уже ничему не удивлялся. Принял как должное, что из всего огромного города сегодняшний вечер выбрал для нее именно этот неприглядный дом 50-60х годов, мимо которого он много раз проходил за последние несколько дней.

Они обнялись. Смуглая кожа, зеленые глаза, она всегда хорошо выглядела, всегда сильно моложе, чем была на самом деле, всегда меньше тридцати. В этот раз в ее лице было что-то новое: резкая морщина у губ на левой щеке, словно след от горькой усмешки. И это появилось всего лишь за несколько коротких месяцев, что они не виделись. До той последней летней встречи, когда наконец обстоятельства позволили им извлечь все возможное наслаждение из нескольких проведенных вместе часов, они мельком виделись на Новый год, и еще раз в том жутком апреле (полтора года назад), чему предшествовала бесконечная пропасть в 6 лет, когда они жили на разных планетах. На таком масштабе времени три месяца – это как-будто вчера. Тем разительнее и заметнее было изменение в чертах ее лица. Сразу стало понятно, не все было в полном порядке. Все же его умиротворенное состояние и ощущение необъяснимой внутренней гармонии, а скорее просто физическая опустошенность, не позволили проникновение эмоций извне. Он просто смотрел и слушал.

Потом, сидя с книжкой в кафе, он дожидался пока она оттанцует свой урок. Приостановившееся время медленно набирало ход. Он не сопротивлялся, наслаждаясь моментом, созерцая. Несмотря на поздний час, активность движения на улицах не стихала. Этот город никогда не ложился спать. После урока, она прихватила с собой еще одного приятеля-танцора, и они поехали по переполненному ярко освещенному Садовому кольцу. Которая по счету за последнюю неделю его экскурсия по ночной Москве. Он почти не видел город при свете дня: со Светой они обычно выходили из дома ближе к вечеру. Нинин танго-партнер внезапно оборвал разговор и попросил высадить его в ничем неприметном месте, окруженном по обеим сторонам высокими стенами домов. «Ему тут уже недалеко, его ждет дома жена» - пояснила Нина. Ее дома не ждал никто. И все же она туда ехала. Сначала по извилистой набережной Яузы, потом свернула направо, не доезжая Курского вокзала, теперь по прямой до пересечения с кольцевой дорогой, в черные подмосковные леса, по привычному пути, на этот раз в компании молчаливого пассажира, неся его назад в забытое детство и незаметно пролетевшую юность.

Пятница, 14е сентября, 1.30 am:

Черная пустынная дорога гремела под колесами, машину трясло на неровностях покрытия. «Все же много лучше, чем несколько лет назад. Здесь постоянно все меняется» - думал он. Иногда менялись даже названия улиц. Башни с оффисами, новые жилые массивы и светофоры на дорогах вырастали в его долгие отсутствия в неожиданных местах и больших количествах. Он приезжал сюда как турист, не испытывая ностальгии и никакой другой формы тоски. Он просто смотрел и удивлялся.

Или просто слушал и молчал, как эти несколько часов, что он провел этой ночью с Ниной по дороге домой. Она говорила. Он редко и односложно переспрашивал, когда нить ее повествования окончательно ускользала. «Знаешь, у меня дома совсем нечего есть.» Прямо перед выездом из Москвы они зашли в огромный пустой супермаркет и долго бродили по бесконечным проходам между стойками с продуктами, теряя и опять находя друг друга, оба поглощенные, она - выбором завтрака, он - азартом первооткрывателя и любопытством исследователя. Экскурсия закончилась, Нина покидала разноцветные баночки с йогуртами в пластиковый пакет, и они отправились дальше.

Она говорила. Он спутанно думал. Про Бланку и Люцерн, где никогда не бывал. Там рядом горы и идут дожди. В горах бывает снег. Снег бывает даже в Аризоне, хотя летом там очень жарко. Он был там два месяца назад и ему понравился простор бесконечных обожженых полупустынь-полустепей. Он ездил по ним на большом джипе с гудящим кондиционером. Если машину оставляли где-то хотя бы на полчаса, то руль и сидения раскалялись, их приходилось долго охлаждать, прежде, чем ехать дальше. Кондиционер в конце концов побеждал, но яркое солнце всегда напоминало о нещадной жаре за бортом. И все же зимой даже там выпадал снег. А летом по ночам сверкали молнии, яркие и ветвистые, за секунду охватывающие все небо огненными сетями, в следущую секунду исчезая, лишь оставляя желтые остывающие нити в ослепленных глазах. В Люцерн надо съездить. А к Нине в гости, пожалуй, не стоит идти сегодня. Все эти мысли неслись через его голову одновременно. Нина продолжала рассказывать ему про свою жизнь. Ее младшая (на 12 лет) сестра ждала ребенка. Через полгода родится девочка. Ее назовут Кристина. Он как-то был знаком с испанкой по имени Кристина. Детали разговора расплескивались, вытекали в темноту ночи, и он рассеянно наблюдал за их исчезновением. Нет, никакого желания куда либо идти сейчас - нет. Может быть завтра. Может быть.

Бланка

Вторник, 18е сентября:

Он написал. Спросил как дела. «Дела хорошо»,- написала в ответ она - «много работы, как всегда.» Тон его был как-то особенно оптимистичен и приветлив. Он сообщил, что в октябре приедет по делам в Швейцарию и думает остаться там на несколько дней дольше, чем для этих дел необходимо. Спросил, интересно ли в Люцерне, покажет ли она ему город и что-нибудь вокруг, если он приедет. Не настаивал, был вежлив. Письмо звучало просто и искренне. Он написал первым, она так ничего ему и не отправила. Не получив от него никаких писем за первую неделю с их встречи, она решила, что надо все забыть, и что ей просто показалось. Все показалось. Не только значение слов, что он произнес, но и его взгляд, и его прикосновения, которые она теперь не совсем была уверена, случились наяву. Даже то, что чувствовала она в день их встречи, то полное смятение, что она пережила в 2-3 дня по возвращению в Люцерн. Все показалось. Она так и не отправила ему письмо, которое написала как-то на рассвете около недели назад...

Ник

Понедельник, 22е октября, 6.40 pm:

Самолет проделал путь до Люцерна минут за 15 после взлета. Несколько часов назад он ехал в обратном направлении на поезде. Теперь предоставилась возможность взглянуть на все с воздуха. Перед тем как развернуться на северо-восток, в сторону Мюнхена, где предстояло делать пересадку, самолет пролетел прямо над городом. Заснеженные горы вдали, холмы, озеро, около озера в крохотной квартирке живет Бланка. Весь выходной в Люцерне шел дождь. Весь выходной они провели вдвоем, практически все время путешествуя по окрестным деревням, заезжая к Бланке домой лишь поздно вечером. В горах дождя не было, они были выше облаков, которыми были устланы долины вокруг. “Tell him you showed a friend around. That’ll be the truth, won’t it?” Она исчезла на целый выходной, никому не отвечала, теперь нужно было давать объяснения. Ему не надо было ни с кем объясняться. Пропущенные звонки и неотвеченные сообщения на телефоне могут подождать. Ему же ждать не хотелось. Неожиданно ставшая щедрой к нему жизнь поражала и захватывала его. Он наконец обрел столь долго недоступную ему роскошь - возможность жить здесь и сейчас.

Бланка

Вторник, 23е октября, 10.30 pm:

«Да, да! Сейчас!»,- она задыхалась от забытого ощущения, которое разливалось по всему ее телу, порализуя его, от живота к ногам, и вверх, по груди, к шее. Когда волна достигла лица, ей показалось, сверкнула молния. На мгновение она ослепла. Затем последовал гром... она прижала ладонь ко рту Карла, тщетно пытаясь остановить оглушающий ее звук. Его глаза были плотно закрыты, и лицо было полно боли. Еще несколько секунд, и выражение сменилось на полную счастья улыбку, которую она увидела сквозь дымку ресниц своих полузакрытых век. Она начала дышать, с удивлением заметив, что, наверное, не дышала до этого с минуту. Карл тоже глубоко вдохнул и медленно продвинулся всем телом вверх. Она застонала и запротестовала, сначала нахмурив брови, а потом широко открыв глаза. Тут же снова их закрыла, и прошептала: «Шесть месяцев...»

«...Еще раз я такого уже не выдержу»,- закончила она мысленно.


Декабрь 2005 – Апрель 2006