Таня и Бархат

Таня заглянула в овчарню, чтобы убедиться, что все овцы выгнаны. Так и есть: помещение пусто. Однако что-то резало глаза, вызывая у нее впечатление, что не все в порядке. Оставалось только понять, что именно. Таня еще раз окинула взглядом и только теперь поняла, что предмет ее настороженности находится у стога сена.
- Что там? – крикнул дед Ефим, вынося из сарая лопату.
- Волк, - крикнула в ответ Таня, помедлив.
- Быстро закрывай дверь на замок и зови дядю Володю, чтоб убил, - изменившимся голосом потребовал дед, продолжая вынос орудий труда.
Таня тут же засомневалась: существо, которое по словам деда было обречено на смерть, навряд ли так уж смело можно было назвать волком. Выгадав момент, когда Ефим наконец отправится на поле, она несмело заглянула в овчарню. Существо все еще сидело и щурилось на солнце, выглядывающее из маленького окошка над дверью.
Девочка тихонько свистнула, чтобы привлечь его внимание и замахала руками в сторону приоткрытой двери. Но это было даже лишним: серый малыш, размером с крупную кошку и так уже пристально смотрел на нее огромными печальными глазами.
- Выходи, выходи скорее, - заговорила она как можно ласковее и отчетливее, - давай, выходи…
Малыш прислушался к голосу человека. Конечно, он ничего не смог разобрать, но по ее резким жестам понял, что его пытаются прогнать. На секунду он подумал о том, что это хорошая идея, но вовремя вспомнил, что мама строго наказала его не двигаться с места. Поэтому он продолжал тихо сидеть, неуклюже перебирая передними лапами, чтоб не затекли.
Таня отчаянно взглянула на волчонка: с минуты на минуту вернется Ефим, а с ним, возможно, и Владимир, а уж они-то точно не пощадят его. Она уже мысленно представляла себе, как дядя Володя достает любимое охотничье ружье, поглаживает его черный ствол, заряжает и целится малышу между глаз. Громкий, на всю деревню выстрел, лужи крови, и одним невинным существом на земле станет меньше… девочку передернуло от этой мысли.
Уже где-то вдалеке послышались тяжелые шаги деда Ефима, поэтому действовать нужно было быстро. Недолго думая, Таня пробежала через всю овчарню к стогу, схватила пискнувшего от неожиданности щенка и опрометью бросилась со двора, стараясь, чтобы малыш не был заметен.
Малыш уныло взглянул на руки девочки, сжимающей его в стальные тиски и задумался: в принципе, ее следовало бы укусить, но родной запах молока, который источало все ее существо, немного убаюкивал и убивал всякое желание причинять ей боль.
Сидя в густом кустарнике, печальным желтым взглядом провожала бегущее дитя человека большая серая волчица. Мысленно она благословила девочку на присмотр за малышом, и, когда та скрылась за поворотом, понуро поджав хвост, нырнула в глубину рощи. Времени было мало. Она должна была срочно вернуться в лес…
…Последние шаги до калитки родного дома дались Тане тяжело. Во-первых, бежала она без малого полкилометра, а волчонок весил по меньшей мере килограмма три. А во-вторых, она еще не знала, что скажет, когда войдет, и поэтому сердце взволнованно билось.
На террасе, переделанной уже давно умелыми отцовскими руками из темных узких сеней, царила прохлада, хотя в окно еще с утра упрямо заглядывал жаркий солнечный луч. Вытерев пот со лба, Таня взялась за ручку двери в комнату, мысленно загадывая, чтобы Кости не было дома.
Сердце упало. Брат как раз сидел за столом и доедал вчерашнюю картошку. Не хотелось портить ему аппетит, но было уже поздно.
- Кого притащила? – осведомился Костя, вытирая руки о полотенце.
- Костя, сначала послушай меня…
- Да никак волчара, - нахмурился парень и взял из рук сестры совсем разомлевшего щенка.
- Понимаешь… - начала было Таня, но Костя ее перебил.
- Неси откуда взяла, - он небрежно повертел пушистый комок, - еще не хватало волка в дом впускать. И так всякого добра полно.
Что правда, то правда. Две кошки, девять овец, три козы, дюжина кур… с тех пор, как двенадцатилетняя Таня и ее семнадцатилетний брат остались без отца и матери, всякой живности, водворенной в дом заботливыми руками девочки, находилось место в доме. И каждый раз Костя намекал, что пора остановиться. Волчонок стал последней каплей.
- Выслушай меня! – закричала наконец Таня. Из больших голубых глаз брызнули слезы, - я нашла его на овчарне у деда Ефима. Если я его верну, его застрелят. Раз он был один, значит, матери у него нет, он сирота!
Брат поморщился: слово «сирота» всегда больно его задевало, и Таня это знала. Было, наверное, не очень тактично с ее стороны так говорить, и она в ту же секунду поняла это. Но отступать не собиралась.
- Он будет жить здесь и точка!
- Послушай, - зашипел Костя. Он уже начал действительно злиться, - если тебе совесть позволяет ставить наши с тобой жизни, а заодно и жизни наших зверей-кормильцев под угрозу, то пусть он хоть на печи спит!
- Когда ты привел бешеного быка, я ничего не говорила, - уже сквозь рыдания процедила девочка.
- Но быка-то нет! – Костя повертел перед ее лицом растопыренными пальцами.
- Ты дал ему шанс.
Наступила пауза. Костя был вынужден признаться себе, что на этот раз сестра одержала победу.
- До первого укуса, - проворчал он и вышел из дома. Таня проводила его посветлевшим взглядом.
«Сначала имя!.. – подумала Таня и тут же усомнилась, бросив взгляд на жалобную мордашку малыша, - нет, все-таки, сначала нужно покормить». Она отправила новоиспеченного питомца в уже известный ему подол и направилась в хлев. Сняв с крючка на стене маленькое ведерко, девочка отперла дверцу стойла любимой небольшой козочки Даши, стараясь действовать как можно тише, чтобы не напугать нервное животное. Даша взглянула на маленькую хозяйку светло-серыми глазами и спокойно переступила с ноги на ногу, терпеливо дожидаясь дойки. Таня засучила рукава и, присев на маленькую скамеечку рядом с козой, уже собиралась начать привычную процедуру, как из подола, выкатился щенок и начал барахтаться, дергать всеми четырьмя толстыми лапами, стараясь перевернуться со спины. Таня с улыбкой стала наблюдать за его забавными попытками.
Волчонок, в последний раз тряхнув непослушными конечностями, наконец принял привычное положение. Принюхался: вроде и молоко, да не свое, не материнское. Не волчье… но голод, мучивший его еще с утра, все же оказался сильнее недоверчивости, и, недолго думая, он неуклюже просеменил прямо к объекту, источающему столь соблазнительный запах. Козочка, все это время внимательно наблюдавшая за дергающимся лохматым комочком, увидев, что он самый уже гордо топает прямо к ее вымени, удивленно отпрянула, но, в ту же секунду почувствовав на спине легкую руку хозяйки, быстро успокоилась и стала ждать дальнейшего разворота событий.
Ждать долго не пришлось: малыш быстро сообразил, что надо сосать, чтобы поесть и уже через мгновение с громким чавканьем лакомился козьим молоком. Таня, заставив себя оторваться от этой милой картины, заглянула в глаза любимицы. В них читалось не меньшее умиление, чем испытывала сентиментальная Таня.
Желудок, казалось, до краев наполнился живительной влагой. На языке еще держался приятный сладковатый привкус молока. От такого простого счастья подкашивались усталые лапы и слипались веки. Не в силах больше сопротивляться усталости, волчонок лег на сено и прислонился отяжелевшей головой к теплой ноге козочки. Та после «волчьей дойки» уже ничему не удивлялась…
Таня аккуратно провела ладонью по серой шерстке малыша, от треугольных ушек до кончика коротенького хвоста. Тот даже не шевельнулся. Вот теперь можно было со спокойной душой подумать о кличке. Она еще раз погладила вздымающийся пушистый бок и задумалась. Не смотря на то, что это детеныш волка, чья шерсть по жесткости стоит на втором месте после медвежьей, щенок показался ей необычайно мягким. «Бархат… я назову его Бархат…» - мелькнуло у нее в голове.
Как известно, лучшие мысли приходят в голову спонтанно. Так и сейчас. Не стоило даже пытаться думать о имени дальше. На языке так и крутилось первое имя. Бархат так Бархат. Щенку было все равно: он спал крепким сном младенца и ему снилась зеленые кроны деревьев, желтые глаза матери и ее низкий родной голос, называющий его ласково: «малыш»…
…Волчица бежала через кусты, не оглядываясь. Боль сдавливала горло, дышать было тяжело, ветки хлестали по морде. Потерять единственного сына было для нее равносильно смерти, но сына больше с ней нет, а она жива. Несправедливо. Около пригорка она остановилась и взглянула на свой хвост. Во время бега ее так и грызло ощущение, что чего-то не достает. Так и есть: кончик отсечен, кровь по-прежнему идет. Лизнув пару раз ранку, волчица встала и продолжила торопливое движение в глубь леса, где поджидала ее стая.
…Таня открыла окно и прислушалась: откуда-то издалека слышались грубые мужские голоса, но говорившие еще не появились на горизонте. Было понятно, что они направляются именно в деревню, так как с каждой секундой их говор становился все громче. Наконец, с десяток мужиков, одетых в не по сезону теплые куртки с рюкзаками и ружьями и ведущие позади себя двух низкорослых коней, обогнули пригорок, и девочка смогла их как следует рассмотреть. Сразу в животе неприятно похолодело: такой толпой и в такой одежде могли быть только охотники. В голове мелькнула мысль, что они пришли за щенком, но Таня тут же отбросила ее, понимая, что они не могли знать, где он может быть. Почти наполовину высунувшись в окно, она продолжала с замиранием сердца наблюдать за действиями охотников и прислушиваться к их разговорам.
- Черт знает что, - раздался голос одного из мужиков совсем близко, - всю ночь по лесу шлялись, а толку? Стая как будто испарилась. Даже на след не напали.
- Да ладно тебе злиться-то, - успокаивал его другой голос, уже менее грубый, - не вчера, так сегодня. Главное подготовиться получше.
- Да, сегодня ночь холодную обещают, - поддакивал третий голос, хриплый и высокий.
Таня на секунду отвлеклась от подслушивания и бросила взгляд на небо. Действительно, на горизонте темнела гряда черных туч. К ночи она должна была затянуть все небо. Что ж, оставалось надеяться, что хоть это помешает охотникам добраться до волков прежде, чем они успеют уйти из этого леса.
Раньше судьба диких обитателей леса ее не сильно волновала, больше внимания она уделяла своим, домашним питомцам. Но сегодняшняя находка перевернула все ее представление о их значимости. Теперь она душой болела не только за малыша, но и за его собратьев.
А в это время охотники продолжали разговор о вылазке прошлой ночью.
- Меня не столько интересуют взрослые, сколько старик и мелкий, - услышав последнее слово, Таня невольно вздрогнула, и по ее спине пробежал холодок, - я точно знаю, чего хочу. Хочу повесить их две шкуры у себя дома на стену.
Впечатлительная Таня чуть было не выдала себя криком, но вовремя зажала рот ладонью. Ее богатое детское воображение рисовало страшную картину заготовки шкуры волчонка и последующее ее пребывание на чьей-то стенке.
- Матерого тебе не добить, - с сомнением отнесся к словам приятеля тот, что две минуты назад его успокаивал, - его уже лет семь поймать не могут.
- До того, как за это возьмусь я, - сердито отрезал мужик с грубым голосом.
- Ну хорошо, - уклончиво произнес хриплый, а что ты с мелким сделать собираешься? Мамаша-то его, небось, запрятала куда.
- Они не настолько умны, как ты думаешь, - захохотал собеседник, - будь уверен, волчица не станет отделять щенка от себя. Сейчас главное найти ее, а уж до мелкого недолго будет добираться.
Голоса замолкли. Таня сползла с подоконника со смешанными чувствами. С одной стороны, ее еще не отпускало неприятное ощущение после услышанного, с другой стороны, ей немного полегчало от того, что малыш пока находится в безопасности. «В конце концов, - сказала она себе, - не вечно же будут эти нелюди рыскать по лесу».
…Этой ночью она долго не могла заснуть: ее мучили мысли о том, каким образом мог оказаться волчонок в овчарне средь бела дня. За весь день этот вопрос ни разу не приходил ей в голову, поскольку заботы о хозяйстве и тревога за жизнь малыша просто не давали ей задумываться об этом. Но теперь, когда ей не нужно было никуда бежать, ничто не отвлекало ее, мысль о таинственном появлении щенка не давала ей покоя. Множество невероятных и, порой, совершенно абсурдных вариантов она перебрала, прежде чем остановилась на более правдоподобном – мать малыша, почуяв погоню за стаей, подкинула сына в ближайшее укрытие в надежде на его спасение.
Если бы она только знала, как близка она была к разгадке…
…Волчица вильнула обрубленным хвостом и снова ринулась в небольшой овраг: дыхание гончей, которое она ощутила мгновения назад на своей спине, все еще казалось ей невероятно близким. Но бояться уже было нечего: она была уже за добрую сотню метров впереди, собака свернула с пути и, потеряв след, возвращалась мелкой рысью к хозяину. Пробежав еще немного, волчица остановилась и перевела дыхание. Оцарапанный о колючие ветви хвост снова начал кровоточить, но сейчас было не до него. До уха долетали далекие крики загоняющих, грохот десятка ружей, истошный лай становился все громче, а это означало, что охотники снова приближаются…
…Едва Таня успокоилась на мысли о щенке-подкидыше, как внезапный гром выстрела заставил ее испуганно вскочить с кровати. Волчонок, мирно сопящий у нее в ногах, от такого резкого движения проснулся и, сонно причмокивая, подошел к девочке. Его, казалось, тоже пугали приглушенные звуки стрельбы, поэтому он, поставив короткие лапы на подоконник, прижался теплой головой к Таниному плечу. От такого поступка малыша, ей стало немного легче.
Так и не удалось заснуть ей в эту ночь: слишком много волнений и страхов атаковало ее. Но даже с рассветом желания поспать хоть часок, как это бывало всегда, не возникло. Тяжело вздохнув, Таня сняла с крючка у двери связку ключей и, тихо ступая, стараясь не разбудить брата, направилась в хлев.
Как и вчера вечером, серый мохнатый клубочек неуклюже проследовал за ней и наелся до отвала. Наблюдая за тем, как малыш исступленно глотает козье молоко, Таня немного успокоилась, а еще спустя некоторое время, к ней вернулся обычный позитивный настрой и спокойствие.
Но спокойствия много не бывает. Ближе к полудню, как и вчера, из-за пригорка послышались грубые мужские голоса, но на этот раз смеялись они еще больше и громче. Убедившись, что малыш все так же крепко спит, уютно свернувшись клубочком на сене в углу хлева, Таня осторожно, но плотно закрыла дверь и уселась на освещенное жарким летним солнцем крыльцо, делая вид, что ничего не знает. Для усиления эффекта обычной деревенской картины, она подозвала к себе свою кошку и начала играть с ней травинкой, в то же время внимательно прислушиваясь к голосам и время от времени поглядывая на горизонт.
Таня бросила еще один мимолетный взгляд на поворот тропинки и обомлела: все те же десять охотников, с теми же лошадьми, в той одежде направлялись к соседнему дому. Но не налегке… через плечо четверых были перекинуты четыре серых тяжелых безжизненных тела. Из пастей некоторых капала темно-багровая кровь, обозначая еле заметным пунктиром путь охотников.
Девочка в страхе зажмурила глаза. Она не первый раз в жизни сталкивалась с кровью и не в первый раз видела жертв охоты. Но вид именно этих животных, чьи тела безнадежно свисают с широких плеч варваров, вызывали у нее не жалость, а настоящий страх и ощущение беззащитности, безвыходности. Таня всегда была стойкой, сильной девочкой, но сейчас все страхи, не появлявшиеся до этого момента, устремились наружу, все слезы, не выплаканные раньше, брызнули из глаз.
Заметив всхлипывающую девочку, охотники перестали смеяться и удивленно переглядываясь, устремились прямо к ней.
- Что плачешь, маленькая? – погладил ее по голове тот, что вчера успокаивал грубого, его голос был уже до боли знакомым. Таня еле заметно высвободила голову из-под его руки.
Слезы сразу пропали. Нужно было срочно придумывать отговорку, да пореалистичнее, чтобы они оставили ее дом в покое, и не дай бог их собаки не нашли волчонка. Окинув беглым взглядом двор, Таня просияла и указала пальцем на растущий рядом с домом тополь.
- Мой котик залез на дерево, а спуститься не может…
Ей было не очень приятно врать, а ведь она отлично знала, что именно Васька из всех их кошек один умеет спускаться с голых стволов деревьев. Но чего только не скажешь ради спасения нового любимца…
Охотники проследили направление ее пальца и увидели топчущегося высоко на ветке черно-белого пушистого кота, который, заслышав незнакомые голоса, действительно замешкался и грозил сорваться вниз. Один из мужчин снял с себя куртку и полез на дерево, остальные за ним внимательно наблюдали снизу, про себя умиляясь наивным слезам девочки. Последняя старалась не смотреть в их сторону: ей хватало того, что из-за отсутствия ветра и невыносимой жары запекшаяся кровь убитых волков распространяла вокруг себя кисловатый тошнотворный запах. Только на секунду взглянула она на серые распластанные тела несчастных животных и тут же отвернулась. Однако ей этой секунды хватило, чтобы иметь представление о том, какими они были до кончины.
Мужчина ловко подхватил ничуть не сопротивляющегося кота и благополучно спустился на землю. С улыбкой протянул начинающее волноваться животное маленькой хозяйке и повернулся к приятелям.
- Ну что, займемся добычей, а потом на боковую. Умаялся я за ночь, - остальные бурно выразили согласие и двинулись к соседнему дому. Таня, поглаживая кота, сосредоточилась, напрягая слух до предела.
- Эх, хороша была охота! – хлопнул в ладоши Хриплый (так обозначила их про себя Таня), - всю стаю не перебили, но зато потом будет что пострелять.
- Не так уж и хороша, - проворчал Грубый, - ни матерого, ни малявку не прибили.
- Мамаша-то, поди, поумнее будет, чем ты ожидал. Волчонка с ней не было… - с этих слов Таня превратилась в один большой слуховой аппарат и жадно впитывала в себя всю получаемую информацию.
- Небось он с кем-то другим бежал, иначе бы его мои легавые нашли.
- А может, это и не та волчица-то была? Может, мы не ту гнали? – предположил Хриплый.
- Да брось ты, - отмахнулся Грубый, - эту я ни с кем не спутаю. Я ей четверть хвоста в прошлый раз отстрелил, а та, что мы загоняли, как раз с обрубком бегала.
Таня вздохнула с небольшим облегчением: мать Бархата жива, за день она и ее стая могут уйти далеко от леса.
Весть о том, что мать малыша видели вчера в лесу, еще раз опровергла вчерашнюю догадку о том, как он оказался в овчарне – получалось, что, потеряв волчицу, он не мог сам прийти в деревню. А от живой матери он не мог никуда деться – эти животные слишком внимательны к своим отпрыскам. Теперь Таня еще сильнее склонялась к версии о подкидыше.
Дверь соседнего дома громко хлопнула и на крыльцо вышло человек пять охотников. Перебрасываясь редкими репликами о прошедшей ночи, они направились к колодцу, который находился как раз напротив запертых дверей хлева. Они уже начали было набирать воду, как послышался характерный скрежет когтей по дереву и проснувшийся от громких голосов волчонок, не дождавшись ответа, заскулил на весь двор. Таня побледнела…
Охотники насторожились и прислушались, пытаясь понять, откуда идет звук. Когда стало ясно, что протяжные завывания доносятся из хлева Таниного дома, мужчины забыли про воду и, подозрительно поглядывая на маленькую хозяйку дома, искусственно-слащавым голосом задали вопрос, которого она боялась больше всего.
- Что у тебя там? – Таня поежилась, замечая, что собеседники смотрят на нее как можно более пристально.
Ей уже начинало казаться, что они и без объяснений все поняли. Мысленно она прокляла ту минуту, когда Бархат проснулся и попросился наружу.
- Щенок, - соврала девочка, вызывающе отвечая на разоблачающие взгляды охотников. Сейчас ей уже было все равно, что о ней подумают: главное – спасти малыша.
- Щенок? – недоверчиво переспросил один из мужчин и глянул в сторону хлева, - дашь посмотреть?
- С этим сложнее, - смутилась Таня и опустила голову. Охотники покачали головами.
- Маленькая, а такая недоверчивая. Мы же только что тебе с котиком помогли, а ты даже щеночка показать не можешь.
Отпираться больше не было смысла. В таком случае охотники бы точно заподозрили ее во лжи, хотя она была уже почти уверена в последнем. С тяжелым сердцем она достала ключи, нарочито громко и долго отпирала замок. Пять широких лиц, пахнущих лесом и потом, наклонились над самой ее головой, следя за каждом движении девочки.
Таня толкнула дверь. Она легко поддалась и, скрипя, отъехала на петлях внутрь светлого помещения хлева. С быстротой молнии Танин взгляд пробежался по широкому полу и стогу сена. Волчонка нигде не было… девочка облегченно вздохнула и повернулась к своим мучителям, разводя руками.
- Нет его… может, вам послышалось?
- Охотникам никогда не слышится, - буркнул самый высокий и прошел вперед, к стогам. Остальные проследовали за ним.
Таня снова сникла: если у нее еще и оставалась надежда на спасение Бархата, то теперь она рухнула: единственным местом, где мог спрятаться малыш, был как раз стог сена.
Мужчины переглянулись. Почти одновременно им пришла в голову мысль о том, что лишняя собака им не помешает.
Подходя к стогу сена, охотники, честно говоря, ожидали увидеть беспородную собачонку, но то, что предстало их глазам, когда стог был отодвинут, выходило за все рамки.
Из сумерек на мужчин смотрели огромные печальные глаза. Мокрый нос, несоразмерно большой двигался вверх-вниз, стараясь понять, с хорошими намерениями пришли люди, или нет. Короткий хвостик нервно заметался, поднимая с дощатого пола клубы сенной пыли. Один из охотников чихнул, и маленькое существо юркнуло обратно в сено. Таня ахнула.
Пару недель назад ей довелось зайти к соседям, чей сын был ее другом детства. Слово за слово, и в разговоре промелькнуло упоминание о том, что их собака ощенилась, причем малыши абсолютно не похожи на мать. Почему-то у девочки в памяти осталось, что весь выводок безжалостные хозяева утопили, но здесь, прямо перед ней сидело вещественное доказательство того, что всех щенков истребить им так и не удалось. Белый в черную крапинку щенок с черными обвислыми ушами и тоненьким крысиным хвостиком вероятно, уже не один день прятался у нее в хлеву.
- Девочка, - наконец произнес один из охотников, - это же пойнтер… ну, может, не самых чистых кровей, но все-таки…
- Продай, а? – взмолился другой. Остальные закивали в знак одобрения.
- Берите, - отвлеченно отозвалась Таня, успев подумать, что щенку здорово повезло, что он смог уйти от неминуемой смерти и теперь обретет хороших хозяев.
Проводив взглядом радостно переговаривающихся охотников, Таня, бледная, как мел, села на пол. Если пищал щенок, то куда мог деться волчонок?...
Она оглянулась назад и заметила, что во второй, не используемой двери хлева внизу проделано небольшое отверстие. В Таниной памяти весьмя отчетливо всплыли воспоминания о том, как они с Костей выпиливали этот лаз для кошек, количество которых тогда превышало полдюжины и которых было просто невозможно всех уместить на зиму в доме. Тогда это здорово помогало. Однако теперь Таня весьма жестоко отругала себя за то, что после сокращения числа усатых питомцев не заделала дырку. Да, это был ответ на вопрос.
Однако осознание того, что волчонок чудом избежал встречи с охотниками, ее ничуть не успокоил. Бархат мог выбраться отсюда уже как минимум час назад. В лучшем случае, он бы убежал в лес. Но, что более вероятно, он мог заплутать на участке кого-нибудь из соседей. Такая перспектива заставила девочку вздрогнуть и вытереть холодный пот со лба.
Пока Таню одолевали всякие негативные мысли и домыслы, она и не заметила, как облокотилась на уже знакомый стог сена. В ответ на это движение, старый пол скрипнул. Таня двинулась еще раз, чтобы проверить, откуда был звук: не дай бог пол прогнил. Но на этот раз все было тихо. Девочка нахмурилась и вновь устремила ничего не выражающий взгляд на известную дверь хлева. Скрип раздался еще раз, но теперь Таня была более чем уверена, что это не она. Осторожно, на цыпочках она обогнула стог и схватилась за голову, охнув, сама не зная от чего скорее: от волнения или вмиг переполнившей ее радости.
Как оказалось, пол действительно прогнил в одном месте, и короткая, но довольно широкая доска почти под самым стогом отсутствовала, открывая изумленному взгляду девочки зияющую дыру. Кому, как не ей было известно, что под ней скрывалось ни что иное, как полое пространство, где по ночам так любили сновать крысы до того, как до них добрался молодой лохматый боец Васька. Из густой темноты на Таню взглянули два удивленно-испуганных желтых глаза и вскоре в луче света показалась серая притупленная мордашка. Маленький розовый рот открылся и издал звук, который Таня поначалу и приняла за протяжный скрип. Сомнения, терзавшие девочку до этого, улетучились: это был Бархат.
С громким вздохом облегчения, нечаянно вырвавшимся из груди, Таня вытащила неуклюжего питомца из западни и прижала к себе покрепче. Что только не передумала она за эти несколько минут... сама себе она дала обещание, что больше не оставит малыша одного. Хватит с нее волнения и страха. Больше им ничто не угрожает. Главное - пережить охотничий сезон. Бархат, словно прочитав ее мысли, доверительно ткнулся мокрым носом в щеку маленькой хозяйки и позволил себя немного потискать, прежде чем вернуться на ее руках в дом.
В доме Бархату нравилось. Пожалуй, даже больше, чем в хлеву. Тепло, чисто, тихо. Только Даши не хватает. Что ж, у него вполне хватало времени навещать ее раз по пять раз на дню. Юная хозяйка потакала ему почти во всем, и он за все то короткое время, которое провел под ее присмотром, ни разу не чувствовал сильного голода, как это раньше нередко бывало с матерью.
Вспомнив о маме, малыш вздрогнул. Черно-белые (да и какими они могут еще быть у волков?), невообразимо яркие воспоминания захлестнули его, заставив изрыгнуть из короткой пасти громкий дребезжащий вой.
Таня мгновенно оторвалась от чтения книги, взятой у знакомого-дачника, живущего через три дома от нее, недоумевая, что подтолкнуло волчонка запищать. Сидя в оковах толстых кирпичных стен, она больше не боялась разоблачения, теперь ее грызла совсем иная тревога. То, что малышу показалось воем, а девочке – писком, могло быть ни чем иным, как зовом природы. Такая мысль почти сразу посетила ее, и в сердце скользнул липкий холод. Что, если за множество миль отсюда этот клич услышит родная мать волчонка? Что, если целая стая вернется за ним – ведь волки не бросают своих? Что, если, откликнувшись протяжным воем, волки позовут за собой сына стаи и ночью щенок покинет теплый дом, отправившись навстречу лесу – и опасности?
Неизвестно, что терзало ее больше – осознание возможности угрозы настоящей опасности или перспектива потерять то малое, что уже заняло решающее место в ее судьбе и в ее душе – любовь к чужому детенышу. Так или иначе, девочка поплотнее закрыла все двери, окна и ставни и только несколько минут спустя осмелилась заглянуть прямо в глаза своему подкидышу.
Внутри все похолодело. Это были не глуповатые и немного скошенные к центру глазки детеныша животного. На Таню смотрел абсолютно осмысленный янтарный взгляд. И девочка была готова поклясться, что он говорил: «не бойся. Я с тобой. И буду с тобой, потому что так решила стая. Так решила мама». Едва малыш успел подумать об этом, как из его груди снова вылетел стон. Но на этот раз последний. И взгляд тотчас изменился. На почти прежний. Все такой же косоватый, но уже более выразительный. Или просто Таня научилась его понимать?..
Эта ночь была поразительно похожа на предыдущую, хотя Таня уже немного спокойнее реагировала на далекие звуки выстрелов, доносимые эхом. Что же до Бархата – он и вовсе сегодня спал крепким младенческим сном, что еще более успокоило девочку. Значит, прижился.
…Под елью волчица затаилась. Проводив настороженным взглядом промчавшихся мимо мокрых от росы легавых собак, она еще на минуту задержалась. Прикрыла веки, чтобы скрыть сверкающий желтый взгляд. Прислушалась: нет ли погони. Все тихо. Можно выбираться. Лишь потянула она переднюю лапу, чтобы ступить на тропинку, как что-то сзади крепко ухватило ее за обрубок хвоста и с силой вздернуло вверх.
- Ага! – выкрикнул пронзительный голос где-то около уха.
Отвратительное чувство вместе с прилившей кровью наполнило ее голову. Она попалась. Она! Попалась! Так просто и так глупо! Нет, этого не может быть, это просто плохой сон… но во сне не бывает боли, а сейчас, когда этот верзила держит ее за хвост вниз головой, ей не просто больно, ей невыносимо больно. Значит, ей все-таки это не снится. Попыталась развернуться. Куда там! Толстые грубые пальцы держат уверенно и очень крепко. «Это конец» - подумала она. И еще она подумала, что главное она уже сделала – малыш жив и в безопасности.
Перед глазами уже встал непрозрачный туман, слух сильно притупился. Собрав оставшиеся обрывки сил, волчица резко изогнулась и наугад рассекла зубами воздух над собой. Пасть тут же окропилась чем-то теплым и солоноватым. И почти сразу о ее затылок ударилось что-то холодное и твердое. Вымученно оглянулась - земля. Лишь через несколько секунд, когда она пришла в себя и когда все органы чувств вернулись в рабочее состояние, волчица поняла, что свободна. Это было невозможной удачей: на прежнем месте, в кустах стоял охотник, только ниже, чем прежде - согнулся, прижимая к груди окровавленную руку. Мимолетного взгляда хватило, чтобы понять, что, несмотря на серьезный вред, который она причинила своему мучителю, ей все еще угрожает опасность. Поэтому, недолго думая, она юркнула в заросли на противоположной стороне тропинки и скрылась в густом мраке ночи.
Охотник, простонав от невыносимой боли еще минут пять, наконец, двинулся по направлению к выходу из леса, где его уже поджидали товарищи. Да, было невозможно глупо хватать хищника за хвост. Рядом покорно шла толстоватая гончая Карма, которая все это время даже не пошевелилась, чтобы догнать упущенную волчицу. "Моя школа, - угрюмо подумал охотник, поглядывая на питомицу, - хоть бы раз без моей команды что сделала..."
Вдали засветились огоньки фонарей. Все выжидательно смотрели на приближающегося товарища. Лишь когда он вошел в неровный ареал света, на лицах охотников появилось удивленно-испуганное выражение, которое обычно появляется при созерцании последствий миновавшей опасности. Голова незадачливого охотника лихорадочно заработала. Если он расскажет им всю правду о происхождении его травмы, он не только прослывет среди них слабаком и глупцом (коим, кстати, как получалось, и являлся), но и кем-то вроде предателя: ведь он из-за своей недалекости упустил мечту всех, буквально из собственных рук... Нужно было что-то срочно придумывать. На заданный без прелюдий вопрос, ответ пришел неожиданно, и охотник тут же пожалел, что сказал то, что сказал:
- Меня укусила Карма.
Среди охотников воцарилось молчание. Все с напряженным недоумением смотрели на лениво вывалившую язык гончую. Та явно парила в облаках и ее вовсе не интересовало всеобщее внимание к собственной персоне. В темных больших глазах поблескивало четкое отражение луны.
- Да ну, ребят, ну как она могла так хозяина цапнуть? - неуверенно протянул один из товарищей, - вон какая спокойная...
- И непрдедсказуемая, - добавил другой, после чего молчание возобновилось.
Охотник стоял, явственно ощущая, как где-то в груди поднимается тяжелый ком. Он смотрел на Карму, которая до сих пор мечтательно разглядывала небесное светило, смотрел на своих друзей. Он уже почти забыл о том, что из рваной раны на руке по-прежнему течет кровь.
- Что ж, - произнес, наконец, хриплый голос откуда-то слева, - если что-то делать, то решать надо сейчас. Мы теряем время.
"Ничего, ничего не делать" - мысленно взмолился охотник. Но было уже поздно.
- Ее надо уничтожить. Возьми мою двустволку, - обратился Хриплый к нему, - и дело с концом. Давай, давай, не трусь.
"Не трусь" - застучали металлическим эхом в висках охотника последние слова. Послушно, словно он был марионеткой, протянул руку, зарядил ружье, отошел на несколько шагов, направил дуло на голову цели...
...И тут произошло то, чего охотник боялся больше всего: собака обернулась. Кофейные глаза, в которых секунду назад отражались отблески луны, теперь смотрели на него, на обожаемого хозяина. Она - он точно видел это! - подмигнула ему, словно говоря: "хозяин, я всегда, всегда была верна тебе. Я не сержусь на тебя за то, что ты предал. Спусти курок. Не трусь, хозяин."
"Но... у нее же щенки" - пронеслась в голове спасительная ниточка... и тут же оборвалась, когда на плечо охотника упала тяжелая ладонь товарища.
- Я знаю, о чем ты думаешь, дружище, - проговорил он серьезно.
"О, нет, не знаешь" - подумал охотник.
- ...Но лучше, если ты убьешь несколько бешеных собак сейчас, чем когда они покалечат твоих детей.
Перед глазами охотника моментально встала привычная картина его маленьких сына и дочки, которые с радостным визгом обнимают Карму за шею, а она ласково фыркает и проводит мокрым широким языком по их растянутым в улыбке физиономиям...
"Не трусь".
"Я не трушу, - убеждал себя охотник, до боли в пальцах сжимая приклад, - просто не хочу делать ей больно". - Он посмотрел на опущенные собачьи уши и понял: уже сделал. Уже сделал нестерпимо больно.
"Не трусь".
"Я не хочу ее убивать. Я не хочу ее лишаться. Я знаю, что поступил подло, знаю, что предал..."
"Не трусь".
"Я не трушу, - чувствуя, что подкатывают слезы, повторил охотник, - я просто не хочу..."
"Не трусь".
- Я не трушу!!! - выкрикнул он и с силой сжал пальцы.
Грянул выстрел. С Кармой было покончено. Дрожа и рыдая, охотник упал на колени перед питомицей, обнимая теплую мохнатую голову из которой сочилась кровь, неистово целуя обмякшую морду.
"Молодец. Не струсил".
Где-то в километре от поляны, поймав пролетавшее эхо человеческого крика, горестно поежилась волчица.
Утро выдалось на редкость теплое, хотя солнце еще не выглянуло из-за облаков. Таня приоткрыла один глаз и бросила взгляд на большие стенные часы с маятником, доставшиеся их семье еще аж от прабабушки, и которые, не смотря на свой солидный возраст все еще исправно работали не хуже новейших швейцарских. Половина шестого. Пора вставать. Девочка опустила босую ступню на дощатый пол и тут же с громким шипением отдернула: Бархат, который уже битый час под кроватью терзал старую калошу, увидев аппетитный объект, не выдержал и впил свои зачатки зубов в хозяйскую пятку.
А Таня, продолжая сидеть на кровати, уже вовсю улыбалась: такое пробуждение не исключало наслаждения. Укус вряд ли можно было даже в шутку назвать укусом - так, пустяки. Игрушки. "Ну совсем щенок" - подумала Таня и заулыбалась еще шире.
- Что за торжество сегодня? - поинтересовался вошедший в комнату Костя. Он уже выгнал скотину на лужайку и теперь стряхивал с одежды приставшую шерсть.
Таня вспыхнула: говорить о фокусах Бархата она побоялась - помнила слова брата о первом укусе. Но и ответить что-то надо было. "Так ты меня вообще в глаза лгать научишь" - мысленно отругала она любимца, а вслух произнесла:
- Да так, с волчонком играю, - и вопросительно посмотрела на Костю.
- Нашли друг друга - вам бы только игры да шалости, - попробовал он было нахмуриться и не обращать внимания на весьма красноречивую мимику сестры, но в результате улыбнулся сам, - ладно, вытаскивай своего возлюбленного, будем его собачьей грамоте учить. Авось чего полезное вырастет.
Таня запустила руку под кровать и почувствовала, как снова краснеет от удовольствия: Бархат, по-детски причмокивая, принялся вылизывать ее пальцы. Аккуратно взяв волчонка за загривок, девочка вытащила его на свет и залюбовалась. И было чем! Всего за эти пару дней, которые малыш провел у нее, он успел сменить детский светлый подшерсток на более темную и жесткую шерстку, его по-щенячьи пухлая и плоская мордашка немного вытянулась и заострилась, тем самым сделав ее обладателя более пропорциональным (он уже перестал быть похожим на головастика), а глаза из желтого перекрасились в цвет, похожий на цвет некрепкого чая: уже и не детский желтый, но и не карий, какой бывает у взрослых волков.
Не сразу оставив малыша наедине с братом, Таня вышла на крыльцо и полной грудью вдохнула в себя плотный от недавних дождей летний воздух. Уловила в нем несильные сладковатые ароматы ранней ромашки и зверобоя. Прищурившись, девочка отметила, что вышеупомянутые цветы и вправду уже распустились, и стебли вовсю наливались зеленью, а бутоны - сочными, яркими красками. "Еще пару недель и можно начинать сбор" - подумала Таня.
Непростую науку сбора и заготовки различных трав и кореньев она переняла от покойной матери еще совсем ребенком. Самые сложные способы были записаны в отдельную тетрадь, до каких-то секретов приходилось докапываться самой путем экспериментов, но, так или иначе, в последние годы это вовсе не составляло для нее никакого труда. Напротив, Таня научилась находить в этом поистине кропотливом труде свою нотку прелести.
Все еще раздумывая над предстоящими делами, она подошла к алюминиевому умывальнику, висевшему на специально приспособленном столбике рядом с домом и, окатив лицо порядком остывшей за ночь водой, не вытирая его, хотя полотенце висело тут же, на гвоздике, неторопливо двинулась к домику деда Ефима. С тех пор, как в доме появился Бархат, она еще ни разу не заходила к соседям, и уже, честно говоря, успела соскучиться. Ефима Таня любила. Ему уже давно перевалило за восемьдесят, но он на этот возраст не только не выглядел, но и, по-видимому, себя не чувствовал, поскольку почти в одиночестве вел хозяйство, и вел его хорошо. Но лучше всего у него получалось рассказывать всякие интересные истории о прошлой его жизни, об устоях тех времен, о лесе и его обитателях и о дальних странах, в которые Таня, впечатленная рассказами, уже грезила попасть.
Вот и сегодня, управившись со своими хозяйственными обязанностями, едва дождавшись вечера, когда все жители их деревни собирались в своих домах за свистящими чайниками, а кое-где еще даже и самоварами, девочка отправилась к деду Ефиму.
- А вот помню, когда голода наступили, ходили мы с одним моим товарищем в самый дальний и темный лес, что почти рядом с городом, - прикончив последний блин со сметаной, заговорил наконец старик, - ну, нужда была, понимаешь? В наших-то непойми что стряслось - в одну зиму все вымерло, на следующий-то год все в норму вернулось. А в тот год - ну хоть ты тресни - ни грибов, ни ягод, ни дичи, ни деревьев каких приличных даже. Вот, значит, зашли, походили, набрали что нужно, а идти обратно невозможно - темень кругом, хоть глаз выколи. Так и легли прямо на земле, головы на тюки свои положили и спим. Спим, значит, а я чую, кто-то шевелится рядом, по кустам рыскает. Лежу и думаю, будить мне товарища или нет. Решил подождать. Глаза открываю, смотрю - батюшки! Лисенок в рюкзак мой мордой тычет. Я-то сразу понял, чего он там нашел, подошел тихонько, приоткрыл сумку и стою, наблюдаю. А он хитрый. Зырк в мою сторону - и шажок к рюкзаку делает. А я стою рядом и наблюдаю. Он опять - зырк глазенками на меня и опят шажок делает. А я его не трогаю. Так вот и осмелел, подошел, вытащил хлеб, сидит, довольный, жует. Когда доел, сел и смотрит на меня. И я сел. Смотрю - а он носом-то водит по сторонам, да все ко мне тянется. Ясное дело, руки хлебом пахнут. Ну, я ему оставшиеся припасы отдал, пущай, думаю, маленький ведь...
Таня прикрыла глаза и представляла себе картину, которую описывал дед. И на душе теплело и теплело от осознания того, что она не одна так к диким зверям относится, что нашелся наконец человек, которому можно доверить ее тайну, да еще какой человек!
- А у нас дома волчонок живет, - разомлев от теплого чая и доброго рассказа, промурлыкала Таня.
- Ай, выдумщица, - покачал головой Ефим, улыбаясь то ли ее наивным фантазиям, то ли каким-то своим посторонним мыслям.
- Да нет, правда... - пожала плечами Таня, постепенно спускаясь с небес на землю. Только сейчас ей пришло в голову, что дед может и не поверить.
- Да ладно врать-то, - уже менее мягким тоном отозвался собеседник.
- Не вру, ей-богу... - уже совсем неуверенно пробормотала девочка.
- Бога мне еще тут поганить будешь! - прорычал вдруг старик и стукнул кулаком по столу, - а ну, пошла отсюда! Пошла, пошла, - и замахнулся на маленькую испуганную соседку удачно подвернувшимся под руку березовым веником, - и чтобы не показывалась мне тут со своими глупостями, покуда не позову.
Все еще трясясь и тараща глаза, Таня выбежала из когда-то такого гостеприимного, сегодня ставшего чужим дома и со всех сил устремилась по извилистой дорожке к своему. Сколько лет она знала деда Ефима, а что он такой истовый христианин, узнала только этим вечером. Кроме того, она еще не вполне понимала, за что он на нее так ополчился, ведь говорила она истинную правду...
Добежав до калитки своего дома, Таня остановилась. Только теперь ей стало окончательно ясно, какую неисправимую ошибку она совершила. Из-за собственной невнимательности она не только лишилась хорошего друга, но и сама подвергла чудом спасенного и утаенного от посторонних глаз волчонка серьезной опасности. Больше всего она боялась, что ее слова выйдут за стены дома старика. Пусть даже он и расскажет об этом, как бы насмехаясь над глупостью и наивностью девочки, но охотники-то шуток не понимают. Особенно когда речь идет о желаемом объекте.
От этих мыслей Тане стало совсем плохо. Что делать? Как отогнать от себя беду? "Никак" - пронеслось у нее в голове, и кровь бросилась ей в лицо, подгоняя к глазам предательские слезы беспомощности. Правильно говорят: слово - не воробей. Нужно было думать раньше.
Тихо, чтобы не разбудить похрапывающего на печи брата, она прокралась к своей кровати и, уткнувшись лицом в подушку, затряслась в безудержном плаче. Она была зла на себя и на весь мир, она боялась охотников, боялась лишиться малыша. И когда последний ткнулся холодным носом в мокрую щеку хозяйки, это не только ее не утешило, но, напротив, вызвало новые и новые потоки слез.
Бархат не понимал, что происходит. В нос забивались крупные капли, он чихал и отфыркивался, беспорядочно молотил лапами по подушке, стараясь тем самым привлечь внимание хозяйки. Но безрезультатно. Девочка продолжала странно содрогаться, отворачиваясь от любимца, из ее глаз продолжала течь вода. Он не знал, что это такое. Ему были незнакомы человеческие эмоции. Однако одно он понял точно: хозяйке плохо. Не то что бы он осознал, для чего предназначаются человеку слезы, более того, он даже так и не узнал, что это вообще такое. Но каким-то особым чувством ему было открыто, что в такие минуты люди подавлены и расстроены, и что им как никогда нужна помощь кого-то очень близкого.
Таня проснулась, когда в окно над ее кроватью уже вовсю светило солнце. Приоткрыв распухшие от вчерашних слез глаза, девочка заметила, что комната пуста. Нет ни брата, ни Бархата. Не хватало еще чего-то. Какой-то вещи... Таня села и опустила на дощатый пол ноги. Уже было забыв про разговор, почувствовав непривычный холод дерева, такой похожий на влажную прохладу раннего летнего вечера, она вспомнила все...
Огненная вспышка резанула ее разум почти одновременно с глазами. В комнату вошел Костя, держа в руках начищенный до нестерпимого блеска медный таз. Так вот чего не хватало...
Не обращая внимания на испуганную позу сестры и на то, что она пытается закрыть глаза ладонями, Костя, как ни в чем не бывало, поставил только что внесенный в дом предмет быта на пол, потянулся, будто после долгого сна, и сел на стул.
- Вот. Решил продать, - пояснил он, отвечая на немой вопрос Тани, кивком головы указав на таз.
- Зачем? - не поняла Таня.
Таз достался от деда... нельзя сказать, чтобы она была подвержена культу старины, но большинство вещей, доставшихся их маленькой семье от предков, действительно бережно хранились на полках, стенах и в кладовых, либо использовались в хозяйстве. Вот и сейчас, смотря на простой, старенький, почти незаметно подмятый с одного бока таз, Таня недоумевала, с чего это вдруг брат решил продать столь нужную вещь. Да и не верилось, что на такой сомнительный товар нашелся покупатель.
- Затем, что другого такого шанса уже не будет, - пожал плечами Костя, - один человек предложил мне за него неплохую сумму, сказав, что ценит старинные вещи и за такой экспонат готов идти хоть на край света.
- Так и сказал? - ахнула Таня.
- Именно, - лицо Кости расплылось в довольной улыбке, - мы-то думали, что это простая лоханка, а оказалось - историческая ценность...
- Погоди, хочешь сказать, что он действительно дорогой? - девочка все еще не верила своим ушам. Утреннюю тревогу как рукой сняло.
- Ну да. Кто знает, сколько еще поколений до деда полоскало в нем свои тряпки...
- И то верно, - Таня задумалась, но всего на минуту.
В этот момент ей в голову пришел вопрос, который должен был пролить свет на внезапное появление в их глубинке знатока реликвий. Не меняя сосредоточенного выражения лица, она встала с кровати и, направившись к выходу вдоль стены, спросила:
- А что за человек-то позарился на наше имущество?
- Да, мужик из соседнего дома, - невозмутимо ответил Костя, - приезжий...
Таня побледнела и медленно осела на пол. Снова охотники...
...В комнате было пусто и светло. На стенах, обитых вагонкой, золотились теплые лучи солнца. Все разошлись по своим делам. И только один человек все еще не мог покинуть эту комнату. Впрочем, он не покидал ее уже второй день - с того момента, как вернулся из леса. Охотнику было невыразимо плохо.
В глазах все еще стояла та памятная лунная ночь, когда он совершил несколько грехов сразу. Грехов, которые он себе, наверное, всю свою жизнь не сможет простить. Он солгал во имя корысти. Он предал. Он убил... и не просто убил. Если бы он стрелял в собаку, которая ему незнакома, он бы забыл о ней уже через пару минут. Но он стрелял не просто в собаку, а в СВОЮ собаку, в ту, которая его любила, и которая ему верила. В ту, которая через неделю должна была ощениться... он не просто лишил свет доброго, спокойного, абсолютно ни в чем не виновного существа, он принес в жертву своей гордыни сразу пять или шесть жертв. Он одним движением пальца уничтожил мечту собаки стать ласковой и любящей матерью, а себя - возможности остаться честным с собой и другими людьми, душевного спокойствия и чистой совести. Как он теперь посмотрит в глаза своим детям?..
Луч скользнул по стене, метнулся на плечо охотника и плавно передвинулся на его щеку, словно пытаясь поддержать его своим теплом. Но тщетно. Мужчина оставался недвижим. Тогда луч двинулся к его ладони. Но и это не принесло результатов. Еще немного помучившись над каменным истуканом, который всего пару дней назад был человеком, причем всегда таким улыбчивым и доброжелательным, в том числе и по отношению к солнцу, он, наконец, потерял всякую надежду и переместился на пол, а через минуту и вовсе погас. Небо затянули большие серые тучи.
Дверь со скрипом отворилась и в комнату вошел, насвистывая какую-то непонятную мелодию, товарищ этого самого "истукана". Он был в самом что ни на есть хорошем настроении.
- Все скучаешь по своей легавой? - поинтересовался он скорее ради того, чтобы привлечь внимание сожителя, нежели оказать ему какое-нибудь содействие, - да ладно тебе дуться, все ты правильно сделал.
"Много ты об этом знаешь" - подумал охотник. А товарищ тем временем продолжал:
- Перестань валять дурака, поедем в город - купишь себе сеттера. Вот уж собака - так собака.
"Не нужно мне никакого сеттера" - вздохнул охотник, продолжая сохранять молчание и неподвижность.
- Знаешь, как на волков с ним хорошо ходить? Довелось мне как-то поработать с сеттером. Не охота, а сказка просто.
"Не хочу я никакой охоты больше".
- А то и борзую можно, а? Что скажешь? - бестактно допытывался товарищ.
- Пошел к черту, - отрезал охотник и вернулся к прежним раздумьям.
- Ну, как хочешь. Дело твое, - тон собеседника оставался невозмутимым, - а я вот лично уже получил то, о чем и мечтать не мог, - он ждал от друга расспросов, но тот только приподнял брови, показывая тем самым, что внимательно слушает, хотя на самом деле было трудно понять, так ли это в действительности.
Смятение, вызванное столь холодной реакцией товарища, длилось недолго, потому счастливый обладатель желаемого предмета невозмутимо продолжал:
- Да, я действительно нашел в этом захолустье одну вещь, которая меня прямо-таки порадовала соотношением, как говорится, цены и качества. Все-таки, как ни крути, соседи - народ сговорчивый.
Окаменелый облик охотника при слове "соседи", казалось, слегка ожил, пришел в движение, но уже через мгновение он опять впал в глубокую задумчивость. Правда, на этот раз его занимали иные мысли, нежели несколько минут назад. "Не те ли это ребята, что недавно нашим щенка подарили?.. если да, то удивительно: сначала собака, потом еще что-то..." - и не успел он подумать об этом, как товарищ, словно читая его мысли, разъяснил:
- Не далее как сегодня с мальчонкой соседским столкнулся, он как раз из огорода выходил. Смотрю - а он в руках таз несет, медный. Пригляделся я - батюшки! Работа прошлого века! А парень глазастый, видит, что я заинтересовался, он возьми и предложи мне купить. Не буду же я шанс такой упускать! Уговорились на цене вдвое ниже той, что я думал уплатить. Чем не праздник, а?
 Охотник поморщился.
- Хам, - просто и вполне серьезно ответил он. Улыбка сразу исчезла с лица собеседника.
- Это еще почему? Сделка есть сделка.
- А детей надувать не стыдно? - проворчал охотник и, кряхтя, впервые за эти два дня поднялся с кровати и вышел из дому, чтобы оставить ошарашенного товарища наедине с его мыслями и совестью.
Таня еле пришла в себя после услышанного. Она уже была почти убеждена в том, что это злой рок, который ее преследует и он намеревается преследовать ее по крайней мере до конца лета. Дальше будет осень, а потом зима, и снова будет открыт сезон охоты. А это значит, что, если Бархат до сей поры у нее уживется, то ее (и его, соответственно) ждет новая пытка, только во много крат большая, чем теперь, ведь к этому времени несмышленый угловатый малыш превратится в большого оформленного волка.
Волка... Таня еще и еще раз повторила про себя это слово. Она впервые за эти дни осознала, кем на самом деле был ее любимец. Осознала, но ничуть не усомнилась в правильности решения, принятого в тот день на овчарне деда Ефима.
Словно услышав ее мысли, Бархат, до того слонявшийся по террасе от угла к углу, толкнул носом дверь в комнату и затрусил к хозяйке. Достигнув желанной цели, он приподнялся на задние лапы и ткнул большим мокрым носом в мягкую щеку, как делал всякий раз, когда хотел есть. Мгновенно все мрачное, что к тому времени уже успело скопиться в голове девочки, улетучилось, и она, обхватив любимца за пухлый животик, который бывает у четвероногих, когда они еще совсем малыши, направилась в хлев.
Вопреки недовольству Тани, медная семейная реликвия была продана. Так, вражеский кошелек обогатил бюджет сирот. И, несмотря на тщательную подготовку охотников к ночным вылазкам, их попытки с каждым разом имели все меньший и меньший успех, пока, спустя почти неделю после описанных выше событий, они и вовсе вернулись, не увидев даже кончика волчьего хвоста. Посовещавшись, они решили сделать перерыв сроком дней в сорок, чтобы встревоженная стая имела возможность вернуться в окрестные леса. Это последнее решение всерьез огорчило жадного до денег хозяина арендуемого охотниками дома и немало порадовало Таню. Наконец-то она могла вздохнуть чуть свободнее. Для нее наступило время, почти лишенное постоянного страха за жизнь малыша.
А между тем Бархат все рос. Большие щенячьи уши уменьшились в сравнении с размером головы и приобрели четкую треугольную форму, округлый нос заострился и чуть вздернулся вверх, лапы стали тоньше и длиннее, куцый короткий хвостишко распушился и вырос в длину, уже более походя теперь на настоящий хвост. Словом, недавний ребенок стал подростком, что так же было на руку маленькой хозяйке - ведь именно в этом возрасте волки более всего похожи на заурядных дворняг. А это значило, что вылазки на воздух в дневное время теперь не исключались, тогда как раньше их прогулки ограничивались только пространством, огороженным высоким, из неотесанных досок, тыном, да и то лишь глубокой ночью, когда все деревенские "совы", наконец, исчезают в своих домах.
Но, вместе со всем этим, Бархат изменился не только внешне. Для начала, он перешел с жидкой пищи на твердую, начал питаться грызунами-вредителями, которых ловил в подвале, мясом и костями, которыми его любовно снабжала Таня, а также некоторые соседи, которые с радостью избавлялись от этого добра, даже не интересуясь, с какой целью девочка их уносит домой. Не пренебрегал и вегетарианской пищей и порой уединялся где-нибудь с толстой морковкой или яблоком и самозабвенно и аппетитно хрустел ими на весь дом. Впрочем, свою первую кормилицу он также не забывал и с удовольствием пил из миски козье молоко. Но вот что странно - только то, которая давала Даша. Кроме того, будучи умным животным, он в рекордные сроки обучился всем командам, которые только вспомнил охотник до наставлений и воспитания Костя.
Иными словами, из непонятного и, вроде, бесполезного несмышленыша, Бархат превратился в незаменимого в хозяйстве, верного и доброго пса.
Так, день за днем, неделя за неделей, летело время. Обитатели небольшой тихой деревни и заметить не успели, как солнечное лето сменила прохладная осень, а она, в свою очередь, учтиво уступила дорогу ранней зиме. И только Таня с замиранием сердца каждый день вслушивалась в тишину мирной провинциальной жизни, вздрагивая всякий раз, когда вдали рокотал мотор. Прошло уже достаточно времени, но охотники не спешили возвращаться. «Готовятся» - с ужасом думала Таня.
И была права. За все время, что они провели вдали от леса, произошло немало изменений. Некоторые обзавелись хорошими поджарыми гончими, среди которых присутствовали даже борзые, кто-то сменил старое ружье на крупнокалиберную двустволку новой модели, кто-то еще раз вдоль и поперек изучил все, что касается охоты на волков. У каждого из них в душе теплилась надежда, что за предстоящую зиму они перебьют всю стаю. И каждый с благоговением представлял, как собственной рукой уложит матерого вожака или короткохвостую волчицу.
И только один человек ничего не предпринимал. Это был тот самый охотник, по своей глупости (или все-таки трусости?) лишившийся верного спутника, незаменимого друга. Он продолжал целыми днями просиживать в комнате, снятой на время их подготовки, не решаясь даже на полчаса отлучиться домой, хотя он был совсем недалеко. Он просто не знал, как посмотрит в глаза жене. Не знал, что скажет детям.
Наконец, настал тот день, когда все было готово, и охотники, погрузив рюкзаки в багажник, заняли свои места в фургоне, предвкушая долгую и веселую поездку.
Бархат, которому было уже без малого десять месяцев, и который, будучи размером с хорошую овчарку, теперь выглядел, как настоящий взрослый волк, и умещался разве что на полу, мирно спал на террасе у двери. Внезапно он поднял голову и навострил уши. По спине у Тани пробежал холодок, как только до ее ушей донеслось мерное ворчание мотора. Худшие опасения сбылись. Охотники вернулись. По многоголосому заливистому лаю, она поняла, что собак теперь с ними чуть ли не вдвое больше. От этой мысли девочку бросило в дрожь. Мало того, их возвращение оказалось невероятно своевременным: лишь неделю назад по ночам стали слышны отдаленные признаки волчьей стаи. До тех пор все было тихо.
По ее сознанию моментально пронесся ворох спутанных мыслей. Одновременно подумалось и о том, что теперь она должна быть крайне осторожна в действиях, и о том, что ее брат сейчас на пасеке, что за картофельным полем, а это без малого полтора километра от их дома, и что он еще не знает о вновь нагрянувшей опасности. Совсем сбитая с толку таким количеством информации, Таня растерянно вздохнула и, опустившись на пол рядом с красавцем-волком, принялась ждать возвращения брата. Все-таки он был старше ее и мог посоветовать хоть что-то дельное.
Брат вернулся через полчаса. Одного взгляда на соседний дом ему хватило чтобы понять все: и лишние замки на пристройках, и мрачное настроение сестры, и отсутствие приготовленного обеда на столе. Покачав головой, Костя сам вытащил из-под лавки кастрюлю, сполоснул ее водой и, присев на скамейку, принялся чистить картошку. Таня, кротко опустив глаза, все еще не выпуская шерсти ласкающегося к ней Бархата из рук, подошла и села рядом.
- Что теперь делать? - брат неопределенно пожал плечами.
- Не выпускать, что еще тут сделаешь...
- Он уже не маленький, сутками дома держать нельзя, а этим нелюдям и по ночам не спится.
- У нас нет другого выхода, - ответил Костя, немного подумав, - его в любом случае нельзя ни на минуту выпускать на улицу. Ты сама только что назвала причину. А я тебе еще могу сказать, чем это все грозит.
- Не надо, - замахала руками Таня.
Ее детское воображение уже и без описаний брата нарисовало полную картину расправы сначала с волчонком, а потом и с ними самими. За укрытие врага деревни...
- Значит, будем прятать. Пока это еще возможно...
Нет. Не такой представляла себе жизнь с волком маленькая Таня. В ее грезах она лишь резвилась с ним среди послушно склоняющихся трав, засыпала, ощущая в ладонях жесткую и теплую шерсть, такую родную, такую близкую... нет, не было в ее мечтах места ни ружьям, ни свинцу, ни охотничьему ножу. Но реальность, увы, больше благоволила как раз всем этим жестоким орудиям расправы с такими хищными, но такими беспомощными существами...
Ночь вошла в деревню резко. Почти без прелюдий. Просто как будто выключили солнечный свет и в беспорядке раскидали по угольно-черному небу смесь из колючих звезд и белесых мутных облаков. Да еще и снег посыпал...
Липкая, густая тишина сковала все окрестные дома. Только ветер изредка играл с печными трубами, как бы стараясь заглянуть через них внутрь, да издалека доносился прерывистый собачий лай. Тихо было и в соседнем доме. Охотники ушли в лес еще вечером. Медленно, словно устало, приближалась полночь.
Как только в окрестных домах все часы, опаздывая друг за другом, отбили двенадцать ударов, уже донельзя сгустившийся холодный воздух разорвал первый гром выстрела. За ним еще, и еще один. Казалось, что с каждым разом они становятся все ближе. И если бы поднявшаяся метель не скрывала от жителей деревни все, что находилось поблизости, они бы поняли, что не ошиблись. Гон стаи начался. И она со всех лап неслась сквозь плотную снежную пелену, огибая деревню...
Таня сидела на кровати, обхватив руками колени. Брат, утомленный дневной работой на пасеке, уже давно спал самым спокойным сном, которым могут спать молодые люди. А она, как ни силилась заснуть, все не могла даже глаз сомкнуть, не то, что задремать... и хотя Бархат был здесь, рядом, хотя он сидел у ее ног, прикрывая от наслаждения глаза всякий раз, когда маленькая ладонь хозяйки касалась его головы, она чувствовала на себе горячее дыхание беды, словно она уже выдала охотникам себя и Бархата...
За окном выла и рыдала метель, кидаясь в стекло смесью больших мокрых хлопьев снега и колких ледяных осколков. Трещали и стонали деревья, пригибая голые черные ветви к земле. В тон им уже где-то совсем близко надрывался хрипловатый рожок. Трубят охотники погоню. Пришло время большой охоты.
Выстрел!
Совсем близко...
Тихо.
Мимо.
Несется стая околицей. Стелятся жесткие серые хвосты по глубокому снегу. Сверкают желтые глаза. В них твердое решение выжить... Волчица бежит впереди. Рядом вожак. Бок о бок. На войне все равны. Короткий хвост за осень немного оброс шерстью и уже не выглядит как обрубок. Ну и не болит, соответственно - а значит, не мешает бежать... В ушах то и дело отдается многоголосным эхом пронзительный свист варваров, науськивающих своих гончих, бешеный собачий лай, хруст снега под лапами. Из пасти вырываются клубы пара и, растворяясь, исчезают в морозном воздухе вместе с новыми порывами ветра. Метель бушует.
Стоп!
Забор... в плотном покрывале метели они сбились с пути. Охотники совсем близко. Стая метнулась вправо. Тупик. Влево. Свободно. Вдалеке еле различимы очертания леса. Спасены?...
Выстрел.
Вой.
Кого там завалили?
Не все ли равно?...
Нет, не все равно. На войне волки - не люди. Не бросают своих до лучших времен. Ткнулась волчица носом в теплую родную кровь.
Вожак...
Только бы успеть вернуться к своим. Ждут ли?... Ждут. Они иначе не могут. Теперь только напрячь мышцы до предела и вырваться из деревни. А дальше вперед, и в лес, и затеряться среди беспокойной зимней ночи. Вперед, стая...
Девочка вздрогнула, когда рядом с ее тыном с криком упало что-то тяжелое. Первая победа охотников за ночь. И первое волчье поражение. Одного убили... больше не в силах сидеть в неподвижности, она схватила телогрейку, прыгнула в валенки и ринулась на улицу. Она должна была что-то сделать. Отвлечь их. Охота не могла продолжаться.
Ай-ай, Таня! Как неосмотрительно... дверь распахнута, в дом заглядывает краешек пурги. Снег с крыльца рвется в дом. Бархат лапами колотит калитку. Он не меньше хозяйки хочет быть там. Но по другой причине.
Мороз обжигает лицо, мокрый снег застилает глаза, сильный ветер сбивает с ног. Шаг, и еще шаг, уже близко звучат чужие грубые голоса.
Стоп... Таня запыхалась. Бежать больше нет сил. Перед ней пригорок, а дальше - черная стена леса. Волки успели?...
Волки попались. Западня. Флаги. Впервые за всю ночь стая бросилась врассыпную.
А люди нагоняют...
Темная тень в грациозном прыжке переместилась словно из ниоткуда в самый центр территории. Волки остановились. Остановились охотники. Гон завершился. Настал час расплаты.
Охотник вскинул ружье к плечу. Или сейчас, или никогда. Он отомстит за себя. Он отомстит за Карму...
Молодой статный волк чуть опустил уши и поднял взгляд. Пристально посмотрел на стоящего впереди человека.
Что такое?... неужели опять? Неужели он струсил? Охотник медлил. Секунды становились вечностью. Десятки серых животных пятились назад, к кустам и деревьям. А этот, молодой, все стоял и смотрел. Совсем не волчьими глазами...
"Не трусь"!
Стоит волк под порывами ветра, стоит, словно доверяет людям. Смотрит то ли с жалостью, то ли с укором, то ли... с любовью?...
Нет, никогда не поверит охотник в волчью любовь. Или поверит?.. В собачью поверил...
"Не трусь".
Заостренная морда идеальной формы. Треугольные уши не большие и не маленькие, как надо. Блестящая шерсть размокает от снега.
Хорошая будет шкура.
На охоте есть только два исхода: либо ты победил, либо ты проиграл. В тот раз он проигрался по-крупному. Реванш должен быть его.
"Не трусь".
Выстрел.
Все кончено. Случилось то, что должно было случиться.
В ушах раздался оглушительный звон. В глазах потемнело. Словно кто-то закрыл ладонями глаза волку. Он попытался убрать эти ладони лапой, но они его уже не слушались. Невообразимый холод вместе с тупой и страшной болью растекся по его венам. В нос забился снег. Это морда утонула в сугробе. Волк упал.
Таня сделала последние шаги и остановилась. Какая-то невидимая сила подсказывала, что дальше ей дороги нет, словно пыталась от чего-то уберечь. Она опоздала...
Тишина. Пуля победила.
Сейчас бы в пору развернуться и броситься прочь, домой, к Бархату. И так бы она и поступила, если бы внутренний голос, какой-то скрытый инстинкт не подсказал ей, что возвращаться уже не за чем. Одного взгляда на пригорок хватило Тане, чтобы понять, что больше ее дома никто не ждет.
Словно отвечая на ее мысли, с удвоенной силой взвыла метель. Кровавые брызги разбросало по снегу. Бархат хрипит, Бархат стонет. Бархат плачет. Он больше не верит людям.
А Тане?...
Волки, волки, ну что вы стоите? Чего вы ждете? Бегите отсюда, война закончена! Вы проиграли.
Нет. Свой.
Почему так недвижно и тихо стоят побежденные и победители? Чего ждут?...
На белом жестком снегу лежит серое тело. Тяжело, еще борясь за последние глотки воздуха, вздымается лохматая грудь. На ней неутешно рыдает маленькая девочка.
Уберите ребенка от хищников, это опасно. Смотрят охотники на умирающего зверя. Смотрят волки на дитя человеческое. Отомстят? Убьют?..
Нет. Своя.
Это ли конец?...
От стаи отделилась темная тень. Медленно, словно извиняясь, подошла к девочке. Строго посмотрела со своей звериной высоты. Таня все поняла.
На белом жестком снегу лежит серое тело. Кровь на груди уже остыла. Бока неподвижны. К ним приникла старая седая волчица с обрубленным хвостом. И горько плачет своими, особенными, волчьими слезами.
Не мешайте ей скорбеть по сыну.
По мокрому снегу, сквозь затихающую метель в сторону деревни шагала маленькая девочка. По ее щекам беззвучно катились прозрачные слезы. Кому они теперь нужны?.. За ней понуро брели победители сегодняшней жестокой забавы, удерживая за поводки глупых резвых собак. Вслед за ними шел охотник, все больше сутулясь от тяжести давящей на него боли.
Он второй раз совершил ту же ошибку.